Любовь

Мы все не знаем,
Что же есть любить?
Как от тех букв,
Что все пред чудом мы слагаем, –
Природа может говорить?

Я знаю, – M;lest;ba, даёт раскрыть,
Что нет возможности укрыть,
В возможностях,
Что год от года, –
Дают познать временья года.

Всё это блеф,
Когда я год за годом,
Пытаюсь разрулить всю непогоду,
Что всеми мается в твоей природе, –
Воображеньем тучи нагрузить,
Чтобы осадками меня убить.

Однако «sadet», – финнами,
Слагаются и сказками,
С чем «пой-ка» вырулит всегда прекрасно.

Не я один способен так склонять,
Когда к любви старается пристать, –
И бог, и бога благодать.
Поэтому в потоке чувств,
Меня не обуздать,
Когда вдруг понял я,
Что точно так же – ты,
Стараешься Любовь понять,
Когда всегда имеется
Какая-то от сего чувства благодать,
Что за пределами искусства.

Искусство ли искать,
Когда всё хочет выбить мою стать?

Одно могу сказать,
Что я учусь себя освобождать,
Когда во мне, тебя, – стремится
Вездесущность упрощать,
Что за пределами той сущности,
Что я навлёк на свой укор,
Что скор в моей научности, –
Разбавить вездесущий спор.

Могу, в сим токе, в пору, –
Я быть весьма двуличным.
Когда кому-то было бы приличным,
Твоё довольство одним чревом, –
Своё рожденье оправдать,
Что, впрочем, было бы отлично,
В любом временьи года,
Но прежде чем,
Я смог тебя – в себе узнать,
Не упуская, что только заблуждаясь, –
Могу тебя освобождать,
От своей роли быть комичным,
Когда к тебе весьма приличные,
Которых мне не обогнать.

Однако нам пытается всё дать понять,
Что был однажды в твоём мире тот,
Кто время утвердил,
Что мы пытаемся распять.

Отсюда романтизма не видать,
Ибо у каждого, кто смог, принять,
Что музыка потока чувств,
Способная ограждать, всех тех,
Кто за любовью видит лишь статью утех.

Поэтому, я должен бесконечно о любви писать,
Чтоб каждый смог прочувствовать,
Что если от любви пылают чувства,
То не видать искусства,
Когда искусство – может,
За гранями свободы,
Без правил и законов –
Любовь, рискнём, – обожествлять,
Когда наметился один,
Кто может разгрузить своих скотин,
Если имеется пример любви,
Которую в себе не описать.

Я разгильдяй.
Я смел иметь попытку, –
С вином любовь немного прописать.

Вернёмся к времени вопроса.

Ты любишь и могла любить от этого писать.

Мне же пришлось однажды встрять,
Что не распутать свою прядь,
Когда стабильности нет чувствам.

Все дураки, что из тебя довольны «воскресать»,
Есть то, что мы способны в мире распознать,
Когда от них – довольно спроса.
Поэтому всем кажется, лишь то,
Что от любви достойным быть покажется...
Когда в любви – все краски холодны,
Если оттенки в наблюдателях видны,
Когда, и нам, и им, – довольно различать,
От опыта приростов, что прорастают лишь из пусто.

Поэтому, мне хочется, чтоб Я взял на себя, –
Всё то, что для миров, где всё...
И так всегда... иль жду тебя,
Иль вовсе не уверен ждать тебя,
Когда в словах любви, всегда, я – не проверен.

Мы ищем, пытаясь ведать узловатостью судьбы,
Ответы на вопрос, что есть во всём произведеньи, – ...?
* * *
Вернёмся мы к вопросу «я и ты»:
Не можем даже и представить,
Что происходит,
Когда одни лишь наши новогодние мечты,
Дадут ответ на то, – что мы однажды не смогли,
Когда, кажись, – однажды, – предки помогли
Тебя со мной представить.
* * *
Так я – есть ты,
От этого, мне больше...

Постой, тебя теряю,
Ты тут и я с тобой.
Иначе я себя не знаю...
* * *
Напился я в тот день с тобой,
Когда совсем тебя не знаю.

От этого, – с одной тобой,
Себя познал, как тот дурной,
Что всячески пытается,
Измерить угол свой,
В который непонятно что –
Загнать меня старается.

Себя ли познаю,
Иль всю тебя не признаю?

Себя спасти не смог,
Когда начался тот урок,
Что шумотерапией я прозвал,
Как смог...

Ну хрен с ним,
Мож, я набрёл на те шипы,
Что растоптали твою розу?
Ведь время ж не топоним.

Есть сущность,
Что время всем уронит,
Когда эстонцу не дают омоним,
Что нейросети похоронит,
Когда во времени они довольны, –
Всю своевременность посеять многим,
Когда вся сущность от двуногих, –
Всех сподвигает лишь раздвинуть ноги.

А там и твоя роза – знак,
Когда волка лишь ноги кормят,
Которые, засунув в «кадиллак»,
Растопчут пуще всех шипов, –
Любой из знаков,
Что меж шипами – ищет одинаковых.

Непрост от сёго времени вопрос.

Я ль сущность сгустков,
Что, от твоей родни –
Исходят непонятным руслом?
Иль ты сродни моим укусам,
Что впиться так смогли,
Во все филейные фрагменты тускло,
Когда нема ключей,
Чтобы познать от родичей сий тормоз,
Что так бывает гнусно,
Признать, что нет во мне былых ночей,
Чтоб оправдать их сильный колос,
Который добывает им бичей,
Когда всей диалектики уже мне нехватает,
Чтобы смириться с волей калачей.
* * *
А если тётей Леной ты быть была довольна?
Тогда твоё знамение, как жизни проявление,
В семье лихого недоразуменья, –
Явило избавленье,
От всех кармических поползновений.

Не это ль объяснение,
Когда в любви одно лишь прояснение?

Она была весьма верна, честна
И не блудила проявленьями.
Ждала, трудилась, захворала,
И чрез предсмертный бред, –
Сестре и дочке, что-то донесла.

Наверное расставив жизни точки.