Ключ от перехода. Гл. 12

начало: http://proza.ru/2025/07/28/543


ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

     Я стоял у зеркала и критически осматривал своё отражение. Высокий… метр восемьдесят пять, а то, и все восемьдесят семь. Неплохо… В прежней жизни я комплексовал из-за своих ста семидесяти и даже втайне завидовал Володьке, большому и здоровому добряку. Это с Павликом я себя чувствовал «гулливером», хотя он и выше меня на пять сантиметров. А вот теперь и Володьку «догнал»…

    Сквозь зеркальный лёд на меня смотрело тонкое благородное лицо, слегка бледное и уставшее, с большими серыми глазами под гордой угольной бровью… Ресницы, как у девчонки… точёный, немного длинноватый, прямой нос с едва заметной морщинкой на переносице…аккуратно очерченные губы, с чуть опущенными уголками, придававшими лицу несколько грустное выражение…
Я жадно вглядывался в «себя», стараясь найти в новом теле какие-то изъяны и даже стремился их найти, и, хотя и говорят, что зеркала лгут, я верил этому отражению и даже был удовлетворён увиденным.

Волосы... Припомнив, как долго с ними возился, чтобы хоть немного походить на человека, я стащил с волос резинку и тряхнул головой. Густой, иссиня-чёрный, как воронье крыло шёлк, веером рассыпался по плечам... Зачем они ему? Странная мода… Девчонки тащатся от таких патлатых хиппарей. Бабник, значит… У того «меня», были русые волосы, ни густые, ни жидкие, совсем обычные, и стригся я коротко – устав не позволял, да и в мыслях не было отращивать подобные космы. И вновь промелькнуло чувство, похожее на досаду. После остригу, - решил я.

     Я смотрел и смотрел на свой новый образ точно под гипнозом, мне хотелось глядеть на иного себя, и чем дольше я смотрел, тем больше мне казалось, что я уже видел где-то этого человека… Нет, не в ту страшную ночь, гораздо раньше… Но где? Или это наваждение? Удивительно, но я желал, чтобы «тому» - в зеркале, сошло с рук моё убийство, хотя, чему удивляться, ведь это был я.
Попытка улыбнуться не удалась, улыбка получилась какой-то идиотской и кислой, будто меня насильно заставили съесть лимон вместе с кожурой, отчего я недовольно хмыкнул, а в голове мелькнула тревога, что из-за этой проклятой паники от переселения, я толком не видел своего тела, и дрожащими от волнения руками, приспустил брюки.
Невольный румянец окрасил бледные щёки и мне стало неловко, словно я исподтишка подсматриваю за кем-то в раздевалке.
«Это – я!» - отметил я довольно гордо, даже с небольшим оттенком зависти. – И всё же не мешало бы поправиться, а то тощ, как жердь…»
Впрочем, «тот» я, тоже был далеко не Аполлон.
«И всё же… С чего ж ты так запил-то, парень?»

Взгляд скользнул по рукам, и я присвистнул от удивления. И как я не заметил их? Холёные, гладкие… с нежной, почти женской кожей… В то же время это были мужские руки, с длинными и тонкими, сильными пальцами пианиста. Подвижные и пластичные, они казалось жили какой-то своей, отдельной жизнью от этого «замороженного» вялого тела. И раны на костяшках пропали… Удивительно, что при таком образе жизни, ему удалось сохранить руки холёными, ведь он, кажется, пил…

«А алкаш-то лопату в руках не держал, ручки берёг… Кто же он? Музыкант? Программист? Ювелир? Игрок, может? – и тут же скривился от тошнотворной мысли: «А-а-а…это же руки убийцы…» Я вспомнил свои ледяные бескровные руки и мне стало зябко.
«Да наплевать, чьи это были руки, тряпка! Его…мои… Мои это руки! И тело теперь моё!»

* * *
     «Сегодня я в ночь…Приду, как обычно…»… Я бросил взгляд на часы, висевшие в комнате над диваном – стрелка приближалась к половине десятого. А потом она вернётся и я должен буду говорить с ней о чём-то, а о чём - не знаю. Наверное, я должен оправдываться за то, что натворил, не зная толком, что натворил, просить прощения и клясться в том, что это не повторится. А что – «это» я понимал смутно. Как и смутно представлял эту женщину своей женой, и этот дом, и детей, которых мне ещё предстоит увидеть. А ведь её глаза всё ещё говорили о любви. В них ещё теплилась надежда и вера. Вера в меня, в это ничтожество, и надежда, что это ничтожество навсегда вернётся в семью. Вернётся тем, прежним, кого она когда-то выбрала в спутники жизни… И я должен стать им, этим спутником чего бы мне это ни стоило. Вернуть доверие всегда непросто, много проще его терять. Порой, приходится пройти через вину и стыд, превозмогая боль и слабость, чтобы чуть-чуть приблизиться к тому, чего ты лишился по собственной глупости. «Он» лишился, а страдать – «мне»…

Как давно он не живёт здесь и где был всё это время? Чем занимался? Кто она? Их дети… Родители… Ни имён, ни фамилий… Мне столько предстоит узнать! Я не мог разом разрубить этот гордиев узел*, мне надлежало его развязать, и развязывать постепенно, не торопясь, шаг за шагом, ниточку за ниточкой, погружаясь в чужую жизнь. Но как? Это вам не Колумбово яйцо* на тарелку поставить… Мне доступна память только одного тела, возможно, со временем я буду знать о новом «я» больше, чем сейчас, лишь бы не выдать себя. Главное найти что-то значимое, что прольёт свет на его прошлую жизнь, а теперь уже – и мою.
От этих гнетущих мыслей, что постоянно свербили в моём мозгу, я ощутил себя разбитым, навалившаяся усталость нагнала в голову пустоту с дремотой, думать более ни о чём не хотелось, хотелось лишь спать.  Потом…всё потом… Я добрался до дивана и мгновенно провалился в сон, ни на минуту, не задумавшись о том, проснусь ли после или уйду в него навсегда.

***
     Меня словно толкнули в плечо. Я вздрогнул и…проснулся. Кажется, я кричал во сне. Ужасный, леденящий душу сон приснился мне. Будто смотрю какой-то фильм, нехороший, страшный для меня, фильм. В нём я видел свою жизнь и свою смерть.
Я лежу на асфальте, застыв в какой-то странной, нелепой позе. Мои руки раскинуты, словно для полёта, но слабость не даёт мне оторваться, намертво пригвоздив к земле, и я лежу бестолково, неловко поджав ногу, и кровь от моей головы растекается по асфальту… Господи, как много крови… Врача! Скорее врача! Спасите же человека!

– Эй, парень?! - Черная фигура наклоняется надо мной. - Ты чего? Вставай! - Человек трясёт меня за плечо, потом приоткрывает мои веки, берёт за руку, очевидно, пытаясь нащупать пульс. Затем осторожно поворачивает мою голову… Он падает на колени, прикладывает ухо к моей груди… а после, сжав руками свои виски, медленно раскачивается, издавая мычащие звуки. Вскоре он умолкает, замирает на миг у распростёртого тела, затем, опасливо оглянувшись, собирает какие-то предметы и быстро уходит в ночь.
Свершившееся непоправимо, и я остаюсь лежать беспомощным и одиноким, отдавая последнее живое тепло земле, в которой скоро найду свой тихий приют. Вот только это я ухожу,…убив…себя…




*Гордиев узел — чрезвычайно сложный узел, завязанный, согласно древнегреческой мифологии, фригийским царём Гордием, а впоследствии рассечённый мечом Александра Македонского.
В переносном смысле выражение «гордиев узел» означает всякое запутанное сплетение обстоятельств, а выражение «разрубить гордиев узел» — разрешить какое-либо сложное, запутанное дело, какие-либо затруднения прямолинейным способом.


*«Колумбово яйцо» — крылатое выражение, обозначающее неожиданно простой выход из затруднительного положения.
По преданию, когда Колумб во время обеда у кардинала Мендосы рассказывал о том, как он открывал Америку, один из присутствующих сказал: «Что может быть проще, чем открыть новую землю?». В ответ на это Колумб предложил ему простую задачу: как поставить яйцо на стол вертикально. Когда ни один из присутствующих не смог этого сделать, Колумб, взяв яйцо, разбил его с одного конца и поставил на стол, показав, что это действительно было просто.


Продолжение следует…