Глава 9
Клуб «Посидим» тонул в дыму и тоске. Воздух был густым, как бульон из дешёвого пива, пота и вселенской усталости. Лампочки под потолком мигали, словно снаряды в ночном небе над Верденом. Воронежский Привет, этот румяный юноша с глазами наивного щенка, размахивал деревянным мечом, защищая «честь дамы» — Девы из Родворотни, чьё тело пахло пирогами и затхлой романтикой.
— Прочь, аристократ поганый!— кричал он, тыча мечом в грудь Поручика Ржевского.
Тот стоял, пошатываясь, в мундире, который помнил ещё Крымскую войну. Его усы — два жалких штыка — дёргались в такт хриплому смеху.
— Милочка! — грохнул он, хватая Деву за локоть, покрытый апельсиновой коркой целлюлита. — Сколько за ночь? Я плачу анекдотами и ностальгией!
Он перепутал её с Путаной из Родворотни — той самой, что пахла керосином и разбитыми сердцами. Воронежский Привет вспыхнул. Его лицо побагровело, как знамя над баррикадой.
— Это дама моей души! — заорал он, замахиваясь мечом.
Ржевский парировал удар своим клинком — обломком от декораций шоу «Твердый мотив».
— Душа? Здесь? — хрипел он. — В этом сортире? Души тут только отхожие, друг! Как и надежды!
Удары мечей стучали глухо, будто сапоги по мёрзлой земле Восточного фронта. Вокруг столпились куклы — Рио, Рита, Калдиночка. Их стеклянные глаза следили за боем без интереса. Они видели такое уже сто раз.
Мимо прошелся дорожкой медведь Эди.Его мех был свалян от времени, одно ухо оторвано в давней драке за паёк. Он остановился, подмигнул куклам и вдруг зачитал рэп на ломаном английском, бит отбивая лапой по стене:
«Yo, check the mic, one-two… life’s a fucking joke,
We dance in the circus, but we’re all broke.
Wooden swords, plastic crowns,
In this shithole town, we all drown.
They promise us glory, but give us trash,
While the big boys count their cash.
So raise your glass of cheap champagne,
’Cause we’ll never see the sun again!»
Перевод:
«Йо, проверка микро, раз-два… жизнь — гребаная шутка,
Мы танцуем в цирке, но мы все в долгах.
Деревянные мечи, пластиковые короны,
В этом дыре городке мы все тонем.
Они сулят нам славу, но дают мусор,
Пока большие мальчики считают бабло.
Так поднимите бокал дешёвого шампанского,
Потому что мы больше не увидим солнца!»
Куклы молча хлопали. Калдиночка уронила слезу — она не поняла слов, но уловила настроение.
Внезапно дверь распахнулась. В клуб влетел Корсар. Его лицо было бледным, как полотно Гойи. Он швырнул портфель на стойку и заорал в телефон:
— Не согласен! Слышите? Не согласен!— Его голос дребезжал, как пустая гильза. — Вы с Хайтамовым решили меня похоронить? Но я ещё поживу! Я…
Он оборвал разговор, швырнул телефон в стену. Тот разлетелся на осколки.
— Чёртов Хайтамов! Чёртовы куклы! Чёртов этот мир!— Он схватил со стола коктейль «Красный ураган» и залпом выпил. — Все они хотят моей смерти! Но я покажу им…
Его взгляд упал на дерущихся.
— Ржевский! Опять за старое? — зарычал он. — Прекрати этот балаган!
Но было поздно. ..
Из-за занавески появилась Путана из Родворотни. Её платье из газет «Правда» шелестело, как знамёна уходящей эпохи.
— Ржевский! Опять за дешёвкой потянулся? — пронзительно закричала она. — Я тебе покажу, где раки зимуют!
Она принялась лупить его сумочкой, набитой пустыми флаконами от духов «Красная Москва». Ржевский отбивался, но проигрывал.
— Прости, Катюх! Я ослеп от любви! — верещал он.
— Любви? Ты от самогона ослеп, шалопай!
Воронежский Привет стоял в стороне, сжимая свой деревянный меч. Его героизм испарился, как спирт со стойки бара. Дева из Родворотни уже увлекла его к танцполу — под песню «Твердый мотив» они пустились в пляс, как марионетки на нитях судьбы.
И тут запел Мессир Баэль. Его голос, чистый и леденящий, взмыл к потолку. Он пел на итальянском — арию о потерянном рае:
«O perduto Eden, o sognato amor,
Dove sei? Nel fango, nel dolore,
Tra i rifiuti del mondo e gli dei di cartone,
Noi balliamo sul ponte della follia…
Addio, addio, mia speranza,
Sei morta come l'innocenza!»
Перевод:
«О, потерянный Эдем, о, мнимая любовь,
Где ты? В грязи, в страданьях,
Среди отбросов мира и богов картонных,
Мы танцуем на мосту безумия…
Прощай, прощай, надежда моя,
Ты умерла, как невинность!»
Его фигура медленно растворялась в дыму. Куклы замерли, слушая. Даже Корсар перестал рвать на себе волосы.
Ржевский, отбившись от Путаны, подошёл к куклам. Его мундир был в клочьях, но ус по-прежнему держался гордо.
— Анекдот! — провозгласил он. — Приходит кукла к психологу. Тот спрашивает: «На что жалуетесь?» Кукла: «Меня бьют, унижают, кормят опилками!» Психолог: «А почему не уйдёте?» Кукла: «А куда? Я же прибита к полу гвоздём надежды!»
Куклы молчали. Только Калдиночка тихо всхлипнула.
Из колонок грянула песня: «Да, бахнем коктейль! группы «Твердый мотив». Мессир Баэль окончательно растворился в воздухе, оставив после себя запах полыни и звёздной пыли.
Ржевский поднял стакан с остатками коктейля:
— За нас! За тех, кто ещё может плакать! И за тех, кто уже нет!
Он выпил. Жизнь продолжалась. Как всегда — с деревянными мечами, картонными богами и вечной тоской в глазах.
«Война никогда не кончается. Она просто меняет форму. Иногда — на деревянный меч. Иногда — на коктейль в баре под песню о любви, которой не было» (из блокнота Ржевского, найденного на полу клуба).
Свидетельство о публикации №225082200434