Дорога в Россию. Глава VI. Первые неприятности

Дорогие читатели!
 
   Собирая материал для написания книги о братьях Орловых (предварительное название "Птенцы степной орлицы"), наткнулись на сведения о первой известной (императорской!) прививке от оспы в России...
   Профессиональная принадлежность одного из авторов, несомненно, сыграла свою роль в том, что возник этот рассказ. В котором все остальные герои - в том числе, блистательный граф Орлов, сама государыня-матушка Екатерина II, - герои важные, но всё же отступили на второй план!
   А первое место в сердце по крайней мере одного автора занял английский врач, доктор Димсдейл, - как собирательный образ профессионала, которых я знала немало. Умные, добрые, любящие, всепрощающие, слегка помешанные на том, что делают. Готовые ехать на край света, подвергаться опасностям ради людей чужих и своего Дела.
   Это не этническая общность - врачи. Это - профессиональная: людей, имеющих в сердце - Дело, которому служишь...

                Манана Какабадзе. Олег Фурсин.


    Несколько мгновений он стоял у окна, с каждым из этих мгновений возвращая себе достоинство и спокойствие.
 
    - I'll cut off your balls, you bastard, if anything happens to her... (42)
Чудовищный английский, шипящий голос за спиной...

    Доктор попытался развернуться к опасности лицом, но чувствительный удар в поясницу помешал ему...

    - Come outside. We'll talk there. (43)
 
     Доктор Томас Димсдейл не бывал героем никогда. Даже тогда, когда пьяный матрос в лихорадке шёл на него, размахивая бутылкой, а доктор вырубил его ударом в печень, и тогда он не был героем. Хотя бы потому, что было страшно, а герои не боятся. И в бою ему было страшно, когда он затягивал огрызок чужой отсеченной руки рукавом от своей рубашки, а из огрызка хлестала кровь... И когда он провёл инокуляцию себе, прививая оспу, - было страшно...

    Но несмотря на то, что он боялся, на помощь звать не стал. Страшнее всего было представить, что он крикнет - “на помощь!”, и все эти красиво одетые люди обернутся к нему с удивлением на холёных лицах, быть может, и с презрением... Он бы умер со стыда.

    И он вышел к Григорию Орлову - это был, конечно, фаворит государыни, и кажется, он и впрямь был настроен очень серьёзно. Не слушая сбивчивую речь доктора, который не знал вины за собою,  протащил доктора в Зелёную Столбовую, рядом лежащую комнату, мимо кавалергардов, чьи лица не дрогнули... И в руках у него был драгунский палаш с вензелем государыни-императрицы. Хорошая сталь, известная уже Европе. Разве фавориту, да хоть кому,  дозволено не разоружаться перед покоями императрицы?
 
    - Что ж делать-то мне с тобой, - бормотал по-русски Григорий, - медикус?
 
    И швырнул Димсдейла на скамью у перегородки, да так, что та уехала от доктора к стене. Бедняга едва не оказался на полу, попытался устоять на ногах...

    - Поди, не дворянин ты, зазорно мне с тобой драться... А убить-то хочется, как в бою...силушки нет...

    Доктор не понимал ни слова, но сам тон Григория был настолько угрожающ, что мурашками покрылись спина и руки. Человек, который стоял перед доктором, обуреваем был первобытной жаждой убийства, и доктор это чувствовал...

    - Vous ;tes noble? Vous ;tes au moins noble? (44) - выродил наконец французскую фразу Григорий Орлов, и выплюнул её в лицо Димсдейлу.
 
    Ответ дался доктору с трудом. Впервые в жизни он жалел, что будучи англичанином, родился не дворянином. Так он и сказал:

    - Нет, сэр, я англичанин, но не дворянин. Сожалею...

    Последовала длинная русская фраза, что переводу не подлежит.
 
    А потом - руки Орлова сжали шею доктора, и дальше Томас Димсдейл ничего толком не помнил. Кроме того самого глубокого, затяжного, счастливого вдоха в своей жизни, когда руки врага  его оставили...

    - Окститесь, граф, Григорий Григорьевич, не пущу я Вас... Столько шума, да охолонитесь же!  Сейчас ведь прибегут, да и окоротят Вас, только скандал будет... междержавный! Стой, говорю! Ну, как чувствовал, игру бросил, побежал за Вами...
 
      В крепких объятиях держал Орлова граф Чернышёв, и приговаривал:

      - То-то англичанина глазами пронзал, то-то гневался... Я и прочувствовал. Вяземскому игру оставил, обидно-то как... с государыней играть! Уж будто бы часто приходится... Эх!
 
     Не остановить бы Чернышёву, конечно, Григория Орлова. Но молчаливо, без трескотни, повис на нём и прибежавший  барон Черкасов, крепыш! Что же, Димсдейл был его прямым подопечным, и кажется, Черкасов, не сумев остановить Орлова руками, впился бы в горло зубами...

      - Вы своего добиваетесь каждый, - кричал Григорий... А коль её убьёте или как ещё повредите... Вы ж ему скажите, что граф Орлов догонит всё равно... Любую повозку в России! И не миновать ему расправы моей! скажите, что я клянусь...

     Право, и так было ясно. Без перевода. Доктор дураком не был!

     Выгнали Орлова только тогда, когда кавалергарды с поста прибежали, доложили, что государыня справляется о причине шума... Он пошёл объясняться - как всегда, будучи убеждён, что был прав, и будет понят. На прощание обозвал Черкасова “горбачом” (45),  что не произвело, казалось, на последнего впечатления. Но так только казалось.  Александр Иванович любил свою жену, и хоть привык видеть косые взгляды и слышать шепоток за спиной, но обиду считал обидой, и прощать её не собирался. Но  был терпелив, не зря проживал третье царствование...

    Потом, наедине с Димсдейлом, отправив уже Орлова восвояси, краснея и смущаясь, спросил Чернышёв -аристократ прощения у доктора. Пристукивая ногой по полу, бормотал:

    - Прощения просим. Не все мы тут такие... буйные. Это Орлов. Семейство у них такое, границ не знают. Орлы!  Граф молод, вернее, молод его титул...

     Барон Черкасов  так и прожёг посла глазами. Его собственное баронство тоже было  относительно свежим... Отец получил его при короновании государыни Елизаветы, и был малорос, - черкас. Что с того? Впрочем, сама Государыня звала Чернышёва за глаза “барином”, значит, было за что. Возносился. Но извиниться не забыл - уже хорошо. Димсдейл хоть и без титула... Кстати, а почему он без титула? Это нужно исправить.
 
    Однажды в холодный  осенний вечер у камина, когда путешествие в Россию, тем более первое (было и второе!), осталось  в прошлом, забылось и стёрлось, и дымкою времени приукрасилось, спросил барона Томаса Димсдейла его гость, коллега из Лондона:

    - Дикая, должно быть, страна - Россия?

    - Вовсе нет, живо ответил доктор. - Всё там есть для жизни, многое, чего и у нас нет.  Ах, оставьте только про парламент, не так это важно, даже для нас... Надо будет - русские заведут и парламент. Видели бы Вы ту печь...
 
     Подумав, барон добавил:

     - Не дикая. А дикие люди там всё ж встречаются... Но это нужно видеть, чтобы понять. Я не расскажу... не сумею...



                Продолжение следует ...


     Авторы приносят извинения за большое количество сносок. Как оказалось, оба любят их с детских лет! Оба утверждают, что ещё в детстве получали из них сведения исторические, иногда больше и глубже, чем в учебниках, которые грешили умолчаниями и искажениями. Если не считать английских и иных переводов (шлите свои замечания, владеющие языком, Гугл-переводы часто грешат стилистическими и прочими ошибками), можно сноски и не читать, смысл не потеряется. А нам - приятно!


   42. “Я тебе яйца отрежу, ублюдок, если с ней что-нибудь случится” (англ.)

   43.  Выходи наружу. Поговорим там.

   44.   Вы дворянин? Вы, по крайней мере, дворянин? (фр.)

   45. Барон  Черкасов  был женат на дочери Бирона,  фаворита императрицы Анны Ивановны.  Она была некрасива, дурно сложена и горбата.  К тому же, сослана и забыта вместе со своим отцом, герцогом Курляндским,  регентом России,  - новым двором, при Елизавете.  Лишь себе самой обязана тем, что вызвала сочувствие Елизаветы, перешла в православие... А там сделалась гофмейстериной императрицы, а та выдала ее замуж... Впрочем, современники считали этот брак счастливым.

   
                ***