Марк Культуры

                Один
          Скрипнув, дверь открылась. Я обернулся на вошедшего, сразу признал давнего знакомца и отвернулся. И продолжил впаривать покупателю свой товар. Покупатель был придирист, мозги делал качественно, и поэтому приходилось балансировать между тем, чтобы его послать и коммерческой выгодой.
Наконец, дядя рассчитался за свой товар и довольный, вроде как, ушел. Я вздохнул, повернулся к Марку Борисовичу и спросил:
         – Как Ваши дела, Марк Борисыч?
         Марк заходил ко мне постоянно. Практически всегда без цели, просто поболтать. Ну или посидеть просто. Он любил очень торговую суету и мог бесконечно долго смотреть, как я или мой продавец кому-то чего-то продаем. Глаза его при этом меняли свой цвет, в зависимости от градуса торговых взаимоотношений  - от почти прозрачных до бесконечно-черных (при каком-либо особо перегретом покупателе, выторговывающем каждую копейку). Бывший работник культуры. Я его за глаза так и называл - Марк Культуры.
         – Коленька, мине уже восемьдесят годов. Какие могут быть дела, когда первая половина пенсии уходит на еду, а вторая – на её анализы? Зачем Вам мои жалобы? Это не ходовой товар. Хотите услышать за чужое здоровье, идите в очередь в поликлинике и берите там все это счастье оптом. Я сегодня по очень важному делу.
          – Я слушаю Вас, Марк Борисыч.
          – Коленька, я хочу Вас спросить за автомобиль? Имеете ли Вы такую роскошь по нынешним временам?
          – Конечно, есть, Марк Борисыч.
          – Я знаю, что есть. Но мне кажется, Вам должно быть приятно, когда Вас об этом спрашивают. Так вот, я имею предложить Вам к  Вашему высокому статусу владельца дорогой машины. И не говорите потом мне, что Вы неблагодарны.  Я сегодня в хорошем настроении и готов практически задаром подарить Вам одну чрезвычайно важную вэщь.
Он бережно разворачивает непонятно откуда появившийся в его руках пакет, извлекает оттуда часы. Бережно протирает стекло и показывает мне.
         Екарный бабай. На часах написано «Патек Филипп». Часы видно поношенные, но выглядят неплохо.

                Два      
            – Представляете, Коленька, Вам ничего не надо делать даже. Просто выставите локоть из окна. Пусть солнце поиграет немного на богатом ремешке. Через пять минут в машине будет сидеть орава таких роскошных ципочек, что даже я, Коленька, на полчасика бы овдовел. А вы знаете, как я люблю свою Сарочку. Остальные женщины будут кидаться Вам под колеса и оттуда проситься замуж.
            Произнесено все абсолютно серьезным тоном, без тени улыбки. Он почти никогда не шутит, мне так кажется. Либо наоборот – шутит всегда. Сколько лет его знаю - так ничего и не понял.
            – Вы только подумайте, Коленька: часы, ципочки, маникюр, помада, машина, и со всего этого поиметь удовольствий за каких-то двадцать тысяч никому, кроме меня, ненужных денежных знаков.
               Эх, вздохнул я. Я часы люблю, ношу постоянно и у меня их несколько. Естественно, я знаю, сколько стоит «Патек».
               Но в эту игру можно играть вдвоем……..
              – Пять тысяч, Марк Борисыч.. Да и то – из большого к Вам уважения. Ваш «богатый» ремешок сильно инкрустирован царапинами, – без энтузиазма верчу я в руках ненужную мне «вэщь».
Марк берет паузу и задумчиво смотрит сквозь очки в окно.

                Три
            – Знаете что, Коленька? Я дам Вам один хороший совет, и Вам это ничего не будет стоить. Пойдите в наше ателье, спросите там тетю Валю и попросите пришить вам большую пуговицу на лоб.
            – Зачем, Марк Борисыч?  - натурально удивился я.
            – Будете пристегивать нижнюю губу. Пять тысяч за  швейцарские часы?! У меня больное сердце, не гоните мне волну на нервы…… Даже не смешите мои бейцалы. Это часы высшего сорта! Сейчас этого сорта даже детей не делают. Эта молодежь с проводами из ушей, дэбильной музыкой и отсутствием света в глазах… Её же штампуют какие-то жуткие дамы с большими губами. Сплошной брак.
                Он делает неповторимый жест рукой, означающий высшую степень негодования.
               –Коля, у меня есть пара слов за эти часы. Я всегда был человек, больной за свою работу. У меня никогда не было много денег, но мне всегда хватало. Так научил папа. Он был простой человек, невероятно культурный, но сморкался сильно вслух на концертах симфонического оркестра. Но как заработать, а главное – как сохранить, он знал. И рассказал мне. Так вот.  Папа говорил, что всегда надо дружить. Так вот, о чем это я? Да, на работе я дружил с нашим бухгалтером Дилдоджоном. Хороший был человек, хоть и иной веры.
              – Это у вас национальная идея – со всеми дружить?  - мой вопрос был без эмоций.
               – А как по- другому? Слухайте дальше сюда. Сверху у этого Дилдоджона была большая голова в очках. А снизу – немного для пописать, остальное – для посмеяться. В общем, с бабами ему не везло, страшное дело. А у меня была знакомая, Ниночка, с ней я тоже дружил. Не один раз и не два. Такая краля, шо ни дай божэ. И я пригласил ее отметить вместе тридцатилетие нашего театра. Пятого марта, как сейчас помню. И тут у нас объявляют конкурс на лучший маскарадный костюм. Ну, вы же знаете, я – мастер на все руки. Сделал себе костюм мушкетера. Чудо, а не костюм. Ниночке сообщил по секрету, что буду в этом костюме. Вы следите за моей мыслью?
                – Обижаете, Марк Борисыч. Я одно сплошное ухо.
                – И знаете что? Вместо себя в этот костюм я нарядил шлимазла бухгалтера, показал на Ниночку и сказал «фас», а сам собрался поехать в ресторан. Представляете комедию. Бухгалтер в костюме мушкетера…
                – И вот еду я в ресторан, заезжаю на заправку и что я вижу? В шикарном автомобиле какой-то незнакомой мне марки сидит обалденная цыпа и умирает с горя. Деньги у нее украли, а ехать надо. Эта дамочка просит меня заправить ей полный бак и тысячу рублей на дорогу, а за это предлагает рассчитаться очень интересным способом не с той стороны. Да, это сейчас молодежь кудой ест, тудой и любит. Коля, Вы не в курсе, что они хотят там ? Кариес? Я тогда об этом только слышал от одного старого развратника Моисея Ароновича, ходившего в дом терпимости до революции, как я на работу. В то время это считалось извращением, тем более за такие деньги.
            – И Вы решили даме помочь…
           – Это совсем не то слово. Видели бы Вы, Коленька сию принцессу  - ой-вей!!!!
           - Марк Борисыч, может без подробностей……
           - Коленька, Вы же не гэй?? – вопрос Марка застал меня врасплох.
          - Да нет….
          - Ну тогда, Коленька, Вы не должны отказываться от этой истории. Там получился такой геволт, шо Вы сейчас будете плакать и смеяться слезами. Отъезжаем мы с ней в посадочку.
           - Марк Борисыч!!!
            - Азохен вей, что она вытворяла! Этой мастерице нужно было служить на флоте – ей завязать рифовый узел, не вынимая концов из рота, как Вам перейти дорогу. Я прибалдел, что тот гимназист. Приятно вспомнить. И таки думаете шо? Почти в финале я вижу, как мою машину вскрывают какие-то три абизяны. Представляете сей момент? Я выскочил наскипидаренным и без штанов побежал спасать имущество.
             – И что? Отбили свою собственность? – мой вопрос был немного с усмешкой, хотя понимал, что смешного в ситуации было немного. Ну, я так думал.
             – Коленька, посмотрите на мою некрещеную внешность. Вам оттуда видно, что я не Геракл? Или вы думаете, они испугались моего обреза? Бандиты немного посмеялись, и я накинулся на них, как Давид на Голиафа. И за это получил монтировкой по голове. Коленька, там остался такой шрам, такой шрам… Я никогда не брею голову – не хочу, шобы мой верхний сосед Борис Моисеевич, дай Бог ему здоровья, видя, как я иду через двор в магазин, кричал со своего балкона: «Смотрите, смотрите! Лысый за семачками идёт!». Он это и так кричит, но если бы я брился, Борис Моисеевич оказался бы  не так уж и неправ. А это обидно.
         – Так она  была в сговоре с угонщиками?
          – Конэчно, была. Но эти три адиёта так поспешно погрузились в мою машину, как барон Врангель на последний пароход до Константинополя, и на первом же повороте расцеловали телеграфный столб. Тормоза отказали. А я в больницу попал на две недели.
           – Хорошо, что так обошлось.
           – Какое обошлось? Шо вы такое говорите? Я не мог работать. А на что жить, скажите мне? Но знаете что? Бухгалтер-то женился на Ниночке, и теперь у них дети. И он мне говорил спасибо.

             – Так при чем тут часы-то, Марк Борисыч? – я уже с явным неудовольствием поглядывал на оставшихся без присмотра зашедших покупателей.
            – Ах, да. Часы… Разве я не сказал? Я их отобрал у одного из разбойников. За что и получил монтировкой по голове. Ой–вей!!!!
              - Получается, Вы променяли Ниночку на часы?

                Четыре

            – Коленька, Вы исказили мне картину. Но даже если и так. Я сделал это по дружбе. К тому же, Ниночка была очень советского производства, а часы – очень  швейцарские. Улавливаете две эти крупные разницы? Вы хотите сказать, это не стоит двадцати тысяч?! За Ниночку?! Это была такая краля…
           – Думаю, стоит, – улыбаюсь и достаю деньги. – Десять тысяч, Марк Борисович. Мое последнее слово.
          – Учтите, что сегодня я не принимаю купюры, где ноль нарисован только один или два раза. Мне будет стыдно покласть их в карманы моих парадно-выходных брук. Я хочу достать при моей женщине цельную пачку и пойти с обеими в «Макдональдс».
           – Хорошо, Марк Борисович, – я протягиваю ему две купюры по пять тысяч. Он с достоинством прячет деньги в карман и уходит.
Придя домой, я движимый любопытством,  раскрутил часы.
Таки шо Вы думаете, я там обнаружил? А я обнаружил внутри современный механизм с батарейкой и надпись на крышке «Made in China».
Ну шо сказать??? Дай Бог тебе здоровья, Марк Борисович………