5. 2. Равнодушная страсть

Смятенно, без деталей,
Я только вывел на снегу:
«Наташа и Виталий»,
И больше не могу ...

               
Близился к завершению 1982 год.  Я решил ознаменовать это календарное событие посещением драматического театра и вновь посмотреть постановку «Госпожа министерша» по одноимённой комедии Бранислава Нушича. Этот спектакль мне посчастливилось увидеть ещё в премьерном варианте в 1978 году. Я решил разделить это удовольствие со своей театральной попутчицей Наташей Ходас, с которой мы познакомились на премьере упомянутой пьесы.
Позвонил ей на работу, но там ответили, что она на больничном. Ближе к вечеру зашёл к ней домой. Наташа встретила меня с радостью, как это всегда бывает после долгой разлуки. Она с удовольствием согласилась разделить со мной театральный вечер. Такая радушная встреча послужила мне утешением после всех передряг.
Наши отношения с Наташей доселе носили дружеский характер. Это был духовный роман, длившийся четыре года, который я с теплотой и воздыхательно-завораживающим трепетом вспоминаю до сих пор.
Тогда мне казалось, что наша связь так и останется на таком дружеском платоническом уровне - вроде бы «остальное» ни меня, ни её не интересовало. Но я ошибался...
После спектакля в подъезде своего дома Наташа, прижавшись ко мне, произнесла:
- Я люблю тебя! И ничего взамен не требую: ни ласки, ни тепла. Мне достаточно того, что ты есть на свете и что мы можем иногда встречаться. Разреши мне просто обожать тебя, пусть даже на расстоянии.
Это признание я воспринял несколько настороженно, но виду не подал - поблагодарил Наташу за чувства ко мне.
- Наташенька, дорогая! Ты замечательный человечек - чистый и светлый. Но я не совсем такой, каким ты меня представляешь. Грехов моих уже не счесть, а ведь мне только 27 лет. Я мчусь в развратной колеснице и не могу остановить свои сбесившиеся чувства. Мне боязно ответить тебе взаимностью, хотя этого очень хочется. Опасаюсь причинить тебе боль. Дай мне время подумать над твоим признанием и определиться со своим отношением к нему.
- Я повторюсь - ответила Наташа, склонив свою русоволосую голову к моей груди. - Мне ничего не надо, только осознавать, что ты есть где-то рядом.
Мы распрощались. И я в глубоких раздумьях побрёл восвояси...

.............

...Наташа мне нравилась, однако я не любил её и видел в ней лишь нежного друга и очень умного собеседника.
Одержимая искусством в хорошем смысле слова, она была завсегдатаем почти всех постановок областного театра. Начитанная: она знала всё и даже больше, особенно если дело касалось классики. Цитировала наизусть выдержки из произведений Шекспира и Достоевского.
У Наташи был тонкий и развитый вкус: она была поклонницей классики, не принимала нецензурных выражений и бранных слов.
Удивительными чертами её характера были аристократизм и врождённая воспитанность. Её отец происходил из дворянского рода, в числе которых значился русский поэт, переводчик, известный литературный критик, мемуарист и историк литературы, пушкинист (не называю фамилии, дабы не причинять боль родным и близким Наташи).
Родственники Наташи, проживавшие в Москве, были дружны с Владимиром Высоцким. В апреле 1979 года Наташа предложила мне побывать на его концерте, который был посвящён 15-летию театра на Таганке - обещали два билета. После концерта планировалось семейное застолье с участием Владимира Семёновича. 
В тех политических условиях, когда была развёрнута кампания по дискредитации музыкально-поэтического творчества Высоцкого, мне не удавалось глубоко познакомиться с его произведениями. Я мог похвастаться лишь отрывочными знаниями строк из нескольких патриотических песен с виниловых пластинок. Но как поэта его не знал.
Высоцкий выступал с концертом в нашем городе в феврале того же года. Но нам не удалось достать билеты. И поэтому было грешно не воспользоваться предоставленным шансом и не побывать в театре на Таганке.
Приехав в Москву, мы к величайшему нашему сожалению узнали, что билетов на концерт для нас не оказалось - их по ошибке передали кому-то из родственников. Нам ничего не оставалось, как ждать вечера в предвкушении встречи с популярнейшим артистом. Но и она сорвалась. В ходе вечернего застолья, когда побывавшие на концерте родственники вовсю его обсуждали, раздался телефонный звонок: звонил Высоцкий и извинялся за то, что не сможет приехать, поскольку был ангажирован другой компанией...
Кто-то предложил читать стихи Владимира Семёновича. Желающим раздали листы с напечатанными на машинке стихами. Каждый должен был выбрать одно понравившееся ему и прочитать его.
Мне бросились в глаза первые строки стихотворения: «Я не люблю фатального исхода. От жизни никогда не устаю. Я не люблю любое время года, когда весёлых песен не пою». Они тогда очень соответствовали моему настроению. Я вышел в соседнюю комнату и вполголоса несколько раз прочитал стихотворение, пытаясь вникнуть в его смысл.
Вошла Наташа и сообщила, что все ждут: пришёл мой черёд озвучить выбранное стихотворение. Я вернулся в зал, подошёл к краю стола и стал читать. Меня охватила волна какого-то неведомого чувства: я не слышал себя, словно был где-то там, среди стихотворных строф ...
Очнулся лишь после прочтения двух последних строк: «пусть впереди большие перемены, я это никогда не полюблю». Меня привели в чувство аплодисменты собравшихся за столом. Старший из родственников (видимо тот, который был дружен с Высоцким) подошёл ко мне, пожал руку и спросил:
- Вы знакомы с творчеством Владимира Высоцкого?
- Шапочно - ответил я.
- Удивительно! Так прочитать его стихотворение мог только сам поэт. Надо вас с Володей познакомить.
Оглядев гостей, я увидел, что некоторые вытирают слёзы. Не понимая ничего, я посмотрел на Наташу. Её глаза выражали удивление и восторг одновременно. Она подошла ко мне и обняв как-то по-матерински произнесла:
- Гениально! Тебе надо было идти в артисты, а не в военные. Подумай.

..................

С той поры прошло три года, но ничего не изменилось в моей судьбе, за исключением ранее описанных амурных приключений. И теперь я остро ощущал необходимость поддержки: мне нужно было как-то остановить моё греховное движение к одиночеству «loneliness». Мои супружеские измены приближали его неумолимо - я медленно, но уверенно погружался в пучину отчаяния и самоуничижения. Ненависть к себе, к своим поступкам нарастала, как снежный ком - самоуважение всё больше определял отрицательный вектор.
Это состояние напоминало самосаботаж, который я, видимо, использовал для преодоления стресса, вызванного событиями в семье и моим поведением вне её. Но это только усугубляло проблему и ограничивало мою способность успешно двигаться вперёд.
...Во время очередной нашей встречи я поделился с Наташей своими проблемами и опасениями. Не вспомню дословно тех фраз, которые я тогда произнёс - волновался очень, - но мне кажется, что они были схожи со словами из песни Юрия Антонова «Любимая»:

Любимая, любимая, любимая,
Спаси меня, спаси меня, спаси меня!
Мне к волосам твоим прижаться хочется,
Спаси меня, спаси от одиночества!

Наташа восприняла мою просьбу пылко и эмоционально, с каким-то вдохновенным облегчением. И ответила мне с улыбкой влюблённого человека, не скрывая нахлынувших чувств. Эти слова я запомнил:
- Милый, я не большой специалист в этом вопросе, но твой сигнал SOS приняла и попробую чем-то помочь. Доверься мне и у нас всё получится.
- Вводим режим сексуальной экономии - переходим на платоническую диету - шутя добавила она.
...Именно с этого дня мы стали с Наташей духовно очень близкими людьми. Она, словно врач, каждый день справлялась о моём самочувствии. После работы встречала меня у Дома офицеров, и мы пешком шли в сторону наших жилищ: благо они находились в одной стороне напротив территории военного училища, но с разных его сторон.
В выходные дни мы нередко посещали театр, филармонию. Излюбленным местом наших встреч был областной художественный музей, где, находясь среди экспонатов, картин и икон, испытываешь необычное чувство погружения в какой-то особый мир, более возвышенный и светлый, чем окружавшая нас повседневность. В одном из залов были лавочки и мы, присаживаясь на них, растворялись в музейной тишине, наслаждаясь ощущением как бы вырастающих крыльев за спиной.  Меня в такие минуты охватывало особое состояние благоговения: очищающего и возвышающего.
Это были сеансы самотерапии, которые ощутимо повлияли на моё эмоциональное состояние, погрузив мой разум в бессознательную работу по избавлению меня от сложившейся в последние годы модели порочного поведения.
И чтобы избежать угнетающего одиночества «loneliness», я всё больше стал дрейфовать в сторону добровольного одиночества «solitude», предпочтя сомнительным амурным увлечениям творчество. Обнаружилось, что мне очень комфортно выступать перед аудиторией с лекциями, беседами, стихами. С невероятным увлечением я стал заниматься разработкой сценариев и режиссурой различных мероприятий, концертов, мини спектаклей. В этом мне помогали студенты местного театрального училища.

..............

В творческом порыве пролетела зима и наступила весна 1983 года. В конце мая поступил приказ об очередном откомандировании меня на уборку урожая в составе оперативной группы военного округа. Созвонившись с Наташей, я сообщил ей о том, что на полгода выбываю из нашего дружеского союза и буду глубоко сожалеть о невозможности воспользоваться платоническим меню наших встреч. Наташа предложила пойти в цирк, сообщив, что уже приобрела два билета. Я с радостью согласился, тем более, что давненько там не бывал.
После циркового представления мы направились к нашим домам, ведя непринуждённую беседу. У подъезда своего дома Наташа вдруг резко остановилась, взяла меня за руку и почти что прошептала:
- Виталик, я очень больна.
При этом она сняла вечернюю перчатку с левой руки и вытянула её, правой указав на заклеенный пластырем участок с тыльной стороны кисти. Под пластырем что-то возвышалось.
- Это катетер в вене - пояснила Наташа. - Может быть я ошибаюсь, но мне кажется, её называют прободающей. Прободающая и пропадающая - как созвучно и символично. Я прохожу процедуру химиотерапии... У меня рак.
Это откровение как обухом по голове огрело меня и обожгло по сердцу: свет в глазах погас. От предвкушения чего-то страшного, немыслимого по телу пробежала нервная дрожь. И чтобы унять свой озноб, я обнял Наташу за плечи и стал судорожно сжимать их, как будто опасался отпустить самое важное и ценное. Говорил что-то несуразное для утешения...
- Милый мой! Я могу тебя не дождаться - поняв моё состояние произнесла Наташа. - Прошу: поцелуй меня вопреки нашей диетической договорённости...
... Это был самый горький, самый запоминающийся и самый безгрешный поцелуй в моей жизни. Мучительно тяжело было обнимать и целовать Наташу: тягостно горестное чувство охватило меня от осознания того, что нам более не суждено будет встретиться в этой жизни. Это был наш тёплый поцелуй холодной вечности...

..............

Моя «целинная эпопея» завершилась в середине ноября 1983 года. Я не встречался с Наташей с самой весны этого года - ни писем, ни телефонных звонков, хотя в августе, в день своего рождения, я был в трёхдневном отпуске. Не удосужился я навестить Наташу и справиться о её здоровье и по возвращении с уборочной страды - тому была веская причина: за три месяца с августа по декабрь я умудрился развестись с Ольгой и создать новую семью (об этом - в следующей части повествования).
Это, конечно не оправдывало меня - с друзьями так не поступают, тем более с теми, кто тебе предан всей душой, всем сердцем и всеми своими помыслами. Но после развода я впал в служебную немилость и был подвергнут серьёзному служебному остракизму. Вначале меня возжелал привлечь к партийной ответственности секретарь партийной комиссии политотдела, где я «комсомольствовал».
Но исполнению этого коварного замысла партийного «вожака» помешал новый начальник политотдела («начпо»), прошедший афганскую школу (награждённый двумя орденами Красной Звезды) и заменивший в этой должности спившегося однофамильца последнего Генсека КПСС. Кстати, после увольнения в запас «начпо» возглавил одну из региональных организаций общероссийской общественной организации «Российский союз ветеранов Афганистана».
Боевой опыт «начпо» не шёл ни в какие сравнения с «ветеранством» партийного служаки, вознамерившегося ударить по мне всей силой партийного устава. Секретарь парткомиссии, внешне напоминавший секретаря ЦК КПСС Суслова М.А., был невероятным приспособленцем. Он сумел выбить себе звание «Ветеран Великой отечественной войны» и получать все льготы, связанные с этим званием. Призванный на военную службу и ни одного дня не участвовавший в боевых действиях, он числился в составе действующей армии в одном из полков 6-й стрелковой дивизии Забайкальского военного округа ровно 10 дней с 15 по 26 мая 1945 года, а затем поступил в военно-артиллерийское училище, избежав участия в военной операции Красной Армии против японских войск, которая проводилась с 9 августа по 2 сентября 1945 года.
«Начпо» пояснил, что по поводу меня испытывает двойное давление: со стороны партийного предводителя и от начальника отдела кадров Политуправления округа, который исполнял распоряжение первого заместителя начальника Политуправления.
- Как мне пояснил кадровик, - сказал «начпо» - кто-то из твоих вчерашних родственников настаивает на твоей карьерной «казни».
И посоветовал мне в той ситуации «покинуть» политотдел и «скрыться» в одном из подчинённых полков. Я согласился и меня перевели с повышением к новому месту службы, как в шутку говорили мои коллеги, за 56-й километр.
...Отныне в родном городе я был нечастым гостем. Но в начале декабря 1984 года меня разыскала сестра Наташи и мы договорились встретиться. Во время встречи 12 декабря (дату подтверждает запись в моём дневнике) сестра сообщила мне горестную весть о смерти Наташи и, передав письмо от неё, на словах добавила: «Часть письма писала я под диктовку Наташи - она уже не могла писать. Вы подарили ей кольцо, но вернуть его я не смогу: Наташа завещала похоронить её с ним. Она просила найти вас и пригласить на прощание с ней, но мы не смогли вас найти. Простите!».

................

Я долго рассуждал о том, стоит ли предавать публичной огласке текст прощального письма Наташи ко мне - ведь оно личного характера. И всё же решил это сделать, несмотря на возможные осуждения со стороны читателей, моих родных и близких. Пусть оно будет напоминанием и немым укором мне на всю оставшуюся жизнь за невнимание к женщине, беззаветно любившей меня и не требовавшей ответной любви. Вот этот текст:
«Любимый мой! Я очень хочу сказать тебе эти слова, глядя в твои глаза. Но, видимо, -  не судьба. Переживаю, что не справлюсь с поиском нужных слов, но всё же пишу моё прощальное письмо.
Не знаю где и когда это письмо найдёт тебя и при каких обстоятельствах ты прочтёшь эти строки. Быть может ты прочтёшь их тогда, когда меня уже не будет.
Пишу так, как есть, ничего не приукрашивая и не обманывая себя ложными надеждами. Меня всё же настигла непоправимая беда: рак убивает моё тело, и я умираю. Очень тяжело осознавать и принимать свой смертный приговор, когда мне всего лишь 27 лет.
Помнишь, когда мы рассуждали с тобой о старости, ты говорил, что одни считают её периодом духовной мудрости, другие - временем увядания. Больно осознавать, что я никогда не стану старой, седой и мудрой.
Я не хочу умирать! Я хочу жить! Я хочу видеть тебя, говорить с тобой, ходить в музеи, театр. Я мечтаю прижаться к тебе, услышать стук твоего сердца и долго-долго смотреть в твои зелёно-голубые глаза, которые, если ты помнишь, я называла цветом морской волны, как цвет твоей парадной формы.
Мысли о тебе облегчают мои страдания. Даже диктуя сестре это письмо, я ощущаю невероятный прилив сил и жизненной энергии, а вместе с ними и душевное спокойствие. Мысли о тебе - моё душевное лекарство.
Болезнь научила меня ценить каждый прожитый день и каждую минуту. Я в мельчайших деталях вспоминаю время, проведённые вместе с тобой. Тогда я чувствовала себя счастливейшим человеком на свете.
Очень хочу ещё дожить до моего очередного дня рождения и встретить его с тобой. Всё бы отдала, лишь бы оказаться в твоих объятиях.
Если бы я знала, что наша последняя встреча станет действительно последней, то обнимала бы тебя ещё крепче. Запомнила бы каждое движение твоих рук, твою улыбку, аромат твоего единственного поцелуя. Ты подарил мне невероятное вдохновение от любви к тебе. В моём животе кружились бабочки, когда ты обнимал меня в последнюю нашу встречу.
Любимый, но не мой мужчина! Мне тяжело писать эти строки. Ты женатый человек и я не должна была любить тебя, но не смогла удержаться. Знаю, что моя любовь была безответной. Но ты удивительным образом построил наши отношения так, что я не чувствовала её отсутствия с твоей стороны. Эти отношения были похожи на сладкий сон. Шесть лет, которые я прожила в любви к тебе, - это лучшие годы моей жизни.
Я помню тот день, когда влюбилась в тебя. Это была наша вторая театральная встреча. Тогда, сидя рядом с тобой в партере театра, я поняла, что не хочу расставаться с тобой. Когда после спектакля мы прощались у подъезда моего дома, ты обнял меня и поцеловал в щёку.  В тот момент у меня перехватило дыхание, сердце замерло, и я ощутила в груди прилив волнующего тепла. Никогда до этого мне не ведомы были такие ощущения.
В тот вечер я никак не могла сосредоточиться. Мне не верилось, что всё это происходит со мной. И только на следующий день я начала осознавать, что влюблена в тебя. Влюблена в твою улыбку, в твои глаза, в твои веснушки, в твой завораживающий голос.
Когда я думаю о тебе, меня переполняет счастье, радость, и надежда на что-то большее. Я никогда и никого не любила так, как тебя.
Любимый мой, я умираю. Но любовь к тебе, я унесу с собой, как и кольцо, которое ты мне подарил. Если существует иной мир, в котором суждено расположиться моей душе, то она станет твоим охранителем, превратившись в ласки ветра и в лучики солнца, в очарование ночи и в свет звёзд. Каждый день встречаясь с ними, знай - это я пекусь о тебе. В каждой частичке твоей жизни я буду незримо присутствовать, оберегая тебя и окружая заботой.   
Я хочу, чтобы ты жил долго и счастливо, любил и был любим.
Прощай, любовь моя!»
Не нахожу слов для комментария. Даже сейчас, по прошествии более 40 лет, я не в силах сдержать слёзы: эмоции захлёстывают безудержным водоворотом и не хочется возвращаться в реальность, возникает непреодолимое желание вернуться в то время и всё исправить...
Но оно, время, неумолимо, его невозможно остановить или повернуть вспять, оно, увы, как песок утекает сквозь пальцы. Уместен лишь афоризм: что имеем не храним, потерявши плачем...

.............

...В тот день я сделал запись в своём дневнике: «Сегодня узнал, что умерла Наташа. Не в силах выразить чувства горечи какими-то словами - только слёзы. Мы дружили шесть лет.
Наташа - яркий представитель сословия прекрасных и привлекательных людей, у которых ни возраст, ни пол, ни род занятий, ни женская привлекательность не являются главными характеристиками. 
Нечто другое. Доброта и отзывчивость, великодушие и аристократизм, скромность и естественность, удивительным образом воедино сплетясь, сосредоточились в Наташе. Её восхитительная внешность и богатый внутренний мир обрамляли это прекрасное средоточие.
Не представляю себе, как в полном осознании предстоящей смерти можно было найти душевные силы для того, чтобы написать мне прощальное письмо. В таком состоянии большинство людей впадают в жесточайшую депрессию - им не до писем: весь мир вокруг рушится.
Наташа великодушно прощала меня за нелюбовь к ней. Широким жестом своей любви она одарила меня частичкой своей нравственной чистоты, которая круто изменила мою судьбу, развернув с тропы супружеских измен.
Прости меня, Наташенька, за нелюбовь и боль, что причинил тебе. За холод наших встреч, прости. Прости за долгую разлуку. Прости за моё чудовищное невнимание к твоей беде, за неучастие и твои слёзы. Прости за навсегда утраченное счастье и за то, что отнял у тебя надежду на него.
Я благодарен тебе за тепло любви. Ты была в моей жизни всех лучше и добрей.
Прости и прощай навеки! Ты в моём сердце поселилась навсегда».

..................

Моя склонность к эмпатии сменилась в отношении Наташи равнодушием, холодностью и отстранённостью. Кто-то скажет: перегорел в предыдущих мимолётных связях и, дескать, наступил тогда такой этап, в котором не было прежнего места для радости и эмоциональной вовлеченности, как хотелось бы. В каком-то смысле он будет прав. Это и есть тёмная сторона эмпатии, о которой не принято говорить, но именно она станет серьёзной проблемой за несколько кругов до финишной прямой моей жизни.
...Но тогда причина была в другом. И об этом в следующем разделе повествования.