Глава 5

Центр города, три часа ночи, очередная поножовщина в местном баре между хлопцами.
– Вы двое, последнее предупреждение! – сказал Фёдор Николаевич, посветив фонариком на двух парней, – В следующий раз – в колонию!
– Мы больше так не будем! – ответил один из них, протирая стекла в очках, на что его крепкий товарищ сразу же прописал ему по ребрам.
– Мы можем идти? – спросил прокуренным голосом тот.
– Да, вы свободны. – ответил милиционер и через секунду добавил, – Пока что.
Они пошли в сторону остановки.
– Хорошо порубились, мужики! Через недельку-другую повторим, а! – сказал воодушевленно дерзкий, когда остальная часть группы нагнала их.
– Колян, ты, конечно, не по-детски тому накостылял! – потрепал его по голове самый мелкий из них. – скажи ему, Марк!
Высокий парень в фирменном спортивном костюме, с острым подбородком и зализанными назад волосами прошёл вперёд.
– Ты указал им на их место, Николай. – сказал сухо тот, – Но отныне никакой самодеятельности.
– Да, Марк. – ответил понурив голову Колян.
– Я скажу, когда нам нужно действовать. – отрезал тот и не вытаскивая рук из карманов пошёл к пешеходному переходу.
Каждый из подручных попрощался с парнями, а самый мелкий задержался возле малодушного:
– А ты, Люнь, если не перестанешь отсиживаться в углу лохом, тот так и останешься на всю свою жизнь Тоттенхэмом! – он резко отдернул того за плечо и вприпрыжку помчался вслед за старшими товарищами.
– Всё-таки не стоило тебе пинать его, когда он свалился на танцполе, – рассеянно сказал Люня, отряхивая руку, – знаю, что с Сявой вы на ножах, но сейчас его отец не просто владелец “Жаркой Империи”, но и исполняющий обязанности мэра, который сам кого хочешь на клинок посадит. И плевать что у него итак всё хорошо с тельцами - пустит на фарш и поминай как звали.
– Ну, по поводу последнего я бы поспорил! – выпятил челюсть вперёд Колян и слегка подтолкнул товарища. – Мясца то он точно немного потерял!
– Вы всё-таки выставили ту фуру? – спросил с виноватым интересом Люня, еле удержавшись на ногах.
– Да. – ответил Колян.
– Эх, жирного клеща всё равно мухобойкой не прибить. – резюмировал парень в очках, почесывая свое худое лицо. – Не знаю, сколько вам обещала та фабрика, но это того не стоило!
– Ты даже не поверишь насколько! – бессознательно примерил улыбку шизофреника Колян, но тут же поймал себя за руку и перевёл разговор в другое русло: – Как там, кстати, ферма отца?
– Плохо, юристы Македонского начали копаться в документах на приватизацию. – скривил нос Люня, – А ты сам знаешь: время тяжелое было, 90-е, все измазались.
– Понимаю, брат, но почему вы ещё не пошли… – неуверенно начал он.
– Пошли куда? – переспросил Люня, напряженно согнув спину.
– К нему. – довершил Колян и словив суровый взгляд друга объяснился: – Ты же знаешь, шансов сохранить всю землю нет: слишком лакомое местечко, да и связи с Луцко не играют вам на руку.
– То бишь ты его грабанул, а нам предлагаешь ему же сдаться? – спросил его товарищ, поджав губы, – Хочешь использовать нас как отвлечение внимания, а? Дескать наш мэр будет настолько рад забрать наш участок, что закроет глаза на украденную мясную фуру?
– Ты неправильно всё понимаешь, брат, дай я перефразирую! – поставил ему руку на шею Колян, – Тем более, что ты всегда говорил, что хочешь поскорее убраться с этой чёртовой фермы, а? – улыбнулся он.
Фёдор Николаевич с коллегами смотрели на них со стороны, но вмешиваться не спешили. Кодекс кодексом, но закон джунглей не регулируется, тем более что они могут действовать только когда беда случилась, а не когда её наступление лишь вопрос времени.
– Мужики, десять гривен на то, что дерзкий сейчас ему влепит. – сказал один из копов.
– Двадцать на то, что бедолаге хватит одного удара. – сказал другой, вытягивая из кармана кошелек.
Федор Николаевич молча наблюдал и когда Колян постукал рукой по животу Люни, то озвучил и свою ставку:
– Сто гривен на то, что в течении следующего года к нам придет вызов на котором всю его семью зарезала местная шпана. – он сжал в руке купюру с Шевченко. – по наводке товарища, конечно. – тешился своими познаниями старший оперуполномоченный Раскольников, но увидев как второй скинул руку товарища скорректировал свой ответ: – Хотя если тот воспользуется головой и забудет про дружбу которая у них прошла ещё в третьем классе, то успеет свалить с семьей в другой город оставив своего некогда товарища валяться в канаве с ручкой ножа торчащей уже из его рёбер!
Коллеги начали было уже упрекать его за то, что он пытается усидеть на двух стульях, но тут со стороны остановки послышался звонкий “хрясь”, а затем и глухой хруст щебня. Фёдор Николаевич поднял взгляд и увидел как один из парней возвышался над другим, который лежал спиной к ларьку.
– Да пошёл ты! – процедил малодушный стальным голосом, – клянусь, однажды я возьму ружье отца и отстрелю ним твои мелкие яйца, пёс ты паршивый! – он пнул товарища по ребрам и после кряхтения того молодцевато направился в сторону вокзала.
– Федь, может нам его упаковать? – спросил усатый толстяк в форме.
– Да нет, Гриш, коль так, то упакован уже наш Коль-ка! – усмехнулся ему оперуполномоченный Раскольников, но тот лишь посмотрел на него как баран на новые ворота, – Пойдем лучше с остальными поговорим! – холодно сказал он коллеге и они вместе направились ко входу в местную пивнушку, где отрешенно стояли поддатые юноши и крепко вислы на их руках перепуганные девицы, в центре же стоял одетый с иголочки парень, который оплатил всё торжество и теперь одаривал всех приглашённых виноватой, но от того не менее чарующей улыбкой.
Тем временем павший начал понемногу выкарабкиваться по стенам мясной лавки “Строптивая кобылка”, его лоб был сморщен сильнее обычного. Поднявшись наконец на ноги он медленной, но уверенной походкой пошёл вслед за сильно оторвавшимся товарищем, в кармане он сжимал подаренный некогда тем нож-бабочку с выгравированным “Коля” на лезвии. На месте, где он лежал осталось капельки пота и крови, совсем на поверхности.
***
Школьники с портфелями наперевес забежали в отдел закусок: кола, батон, рыбная намазка и сухарики сразу же были сметены с полок, а вот с чипсами было тяжелее – остались только паприка и соль.
– Ребят, я не люблю паприку, давайте что-то другое! – сказал худощавый с чёлкой.
– Не, чел, я скорее копченое сало съем, чем чипсы с солью! – сказал толстяк, размахивая своей гривой.
– Малой, так ты и так его каждый день хаваешь, в перерывах между рукоблудием в школьном туалете! – выпалил голубоглазый шутник и ущипнул того за бок.
– Пацаны, давайте быстрее определяйтесь! – оперся локтем об худощавого высокий, – у меня сегодня тренировка. И вообще…я не уверен, что перед соревами этот шлак можно есть.
– Да ладно тебе, братец, ты итак всем на той Украине накидаешь! – вклинился блондин в очках, – Раз-два и всё!
– Друг, это тебе не область: тут ребята тренируются каждый день! – объяснил ему боксёр, – Тут если чел пашет больше, то он быстрее эти раз-два накидает.
– Так можно же тогда просто взять его на Одессу, нет? – поправил очки блондин и посмотрел на одноклассника взглядом голодного быка, – Я вон тому мажору прописал - и проучил, и за лечение не заплатил! Просто попроси свой угол отвлечь судью, всеки ему по носу - и всё: медальки, грамотки, пивко!
– Сам бодай людей и пивко своё пей! – закатил глаза спортсмен, – Лучше пойду булку какую-нибудь съем, а то с вашей бабской расторопностью ничего не успеть! – он похлопал щуплого по плечу и широкой походкой побрел в отдел выпечки.
– Вечно он со своим боксом! Кому он вообще нужен то? Всё равно против ножа его кулаки - ничто! – убедившись, что тот достаточно далеко отошел, посетовал толстячок.
– Хорошо, раз такой умный, то иди и скажи ему об этом! Покрути этим ножом перед его носом! – улыбнулся голубоглазый, а когда тот кашлянул и причесал свои локоны добавил: – То-то же! Это тебе не зону в “Тюряге” твоей держать!
Щёки смельчака покраснели и он поплелся в отдел сладостей.
– Знаете, ребят, а хрен с ним! – захохотал блондин, – гулять так гулять: давайте возьмём принглсы! – он подскочил к полочке и привстав на носочки начал перебирать картонные цилиндры.
Тем временем из алкогольного отдела вышли трое парней: в руках каждого находилось по стеклянной бутылке нефильтрованного, которая в любой момент могла превратиться в розочку, глаза же подражателей Саши Белого блуждали по магазину в поисках неокрепших характером юношей для утешения своего эго.
– Хей, а это не тот парень, с которым ты закусился пару дней назад? – спросил голубоглазый худощавого.
Тот не отвечал, лишь глядел на них в оцепенении антилопы при виде стаи гиен. Гопарь был ещё более дрыщавым, чем он сам и в это время отпускал очередную пошлость про Вику из параллели, но тут уловил его взгляд. Его мешковатые глаза сверкнули как у стервятника при виде недоеденной с утра падали, губы расплылись в плотоядной улыбке, а кривой нос перекосился в сторону: время показать своим пацанам как это делаеться.
Худощавый весь сжался: взгляд вниз, плечи опущены, губы сжаты. Два месяца которые он ходил на каратэ, чтобы подготовиться к этому моменту растворились как сахар в чашке чая. Каждый шаг его личного карателя сопровождался подергиванием коленок, которое парень пытался замаскировать односложными фразами и глупыми улыбками, которыми он обменивался с ничего не подозревающим голубоглазым шутником, а тот всё приближался к нему.
Расстояние сократилось до пяти локтей, хотя ему хватило бы и одного. Друзья “крутого” хихикали опрокидывая еще неоплаченный пивас и наворачивая сыр косичку с близлежащей витрины копченостей, – такое зрелище требует закуски! Он уже чувствовал его дыхание, едкие уличные фразочки, толчки в грудь на которые у него не хватало духа ответить, – чувство стыда не спрятать никуда, хоть убей ты!
Но дистанция между ними внезапно разорвалась, когда задира отлетел к прикассовой зоне, где из стеллажей на него посыпались шоколадные батончики с кокосом, журналы с человеком-пауком, одноразовые бритвы и парочка недостаточно плотно упакованных презервативов.
– Ха-ха-ха, ты видал? – в экстазе прикрикнул голубоглазый и тут же побежал в отдел выпечки, чтобы рассказать боксеру про свежевыкопанный источник шуток на последующие два семестра.
– Вот так полетел, орлик! Упал будто в него врезался товарняк! – прохрустел блондин, держа в руке открытую упаковку закругленных чипсов на которую голодным взглядом глядел вернувшийся с тремя упаковками зефира толстячок: – Ладно, налетай! – сказал он  и тот сразу же всунул свои пухлые пальцы вглубь цилиндра.
Весь магазин вспыхнул: дети показывали пальцами на поверженного и хвалились родителям что плохой дядя получил по заслугам, молодые ребята которые сами всего пару лет назад выпустились со школы искренне радовались настигшей задиру участи, даже пришедшие за диабетическими сладостями старики, и те довольно хихикали не переставая  при этом жаловаться на своё давление.
Худощавый же не замечал упаковку чипсов, которой товарищ старательно размахивал перед его носом, он видел лишь парня, который возвышался над его обидчиком. Тот не сильно превосходил школьника по габаритам, может на пару сантиметров выше и руки в обхвате чутка толще, но его взгляд не выражающий эмоций и слегка погнутый нос напоминали ему гарпию, которая по пути к своему гнезду случайно кокнула назойливого стервятника и теперь раздумывала над тем, что делать с его тушей.
Парень спокойно присел на корточки и поднял картонную упаковку апельсинового сока. На него в этот момент были устремлены взгляды десятка зевак, но поднявшись на ноги он, казалось, тоже лишь бегающие изумрудные глазки пацана с чёлкой замечал. Его обидчик повержен, он был в безопасности. В безопасности до тех пор, пока эта стая голодных дворняг не прижмёт его через пару дней в темном углу и не растерзает на глазах равнодушных прохожих. В 15 лет у таких как они лишь два пути: либо ты получаешь по таблу от более опытных противников в зале и не снимаешь со своего лица боевой раскрас племени Хули, либо потерпаешь от клейма мякиша и оставляешь себе лишь один выход из бури – в макушку серебрянной пулей.
Лёха о многом хотел поведать подростку, но не мог сказать ни слова. Раскрой он ему горькую правду о том, что даже спустя годы тренировок этот вечный страх, который окутывает тебя словно паучья сеть муху, никуда не денется – парень бы сдался. Только самообман работает на данном этапе: еще пару неделек у этого тренера, пару заученных на мешке комбинаций, пару спаррингов чтобы прочуствовать бой – и я надеру этому вы****ку задницу! Однако после десятка часов в зале приходит осознание, что всё это время боялся ты не открытого конфликта или этого парня с напыщенным взглядом, а жизни в целом, салага! Теперь, когда ты научился физически противостоять обстоятельствам, самое время встретиться лицом к лицу с настоящими страхами: пригласить девушку на свидание, вызваться отвечать у кафедры первым, уйти с ненавистной работы с высокой зарплатой, смотреть людям в глаза, говорить все напрямую, признавать свои косяки и пробовать новое не боясь провала или осуждения – всему этому нужно научиться с нуля и твой опыт выхватывания по тыкве тут нерелевантен словно диплом младшего специалиста при приеме в найм. В конце концов, жизнь – это ежедневная борьба с малодушием, не так ли, зай?
– Лёша, это ты? – донесся справа от него знакомый тенор.
Он отлип взглядом от отражения в витрине и оглянувшись вокруг заметил, что окружающие его люди вернулись к своим делам: дети выпрашивали у родителей пачку желейных мишек, молодые парни переговаривались по поводу планов на выходные, а ворчливый дед держал в охапке целых пять упаковок чёрного шоколада выслушивая нотации про сердце от своей супруги.
– Еще раз? – переспросил Лёха, стараясь сфокусировать свой взгляд на обращающимся к нему человеку.
– Ну да, ещё бы это ты! – протянул руку тот и приобнял его. – Как давно приехал?
– Да вот, буквально пару дней назад… – сконфуженно ответил Лёха
Парень понял, куда дует ветер и ловким движением руки приподнял свои очки - всё прояснилось.
– Не-ет! Люнь, ты что-ли? – округлились узкие глаза студента юрфака, когда он увидел своего некогда пухлого товарища.
– Собственной персоной! – откланялся бывший одноклассник и вынул из своей корзины пару бутылок, – Ты ведь всё ещё любишь “Карлсберг”?
– Ну, Ливерпуль хоть и поменял спонсора, но связь со Стамбульским финалом ничто не разорвет! – вспомнил с теплотой Лёха.
– Да-а, хорошо тогда посидели! – заявил Люня, складывая их обратно на один бок – Я хоть и не особо понимаю этот ваш футбол, но оторвать взгляда от той игры не мог!
– Да кому ты заливаешь, дружок? – с ухмылкой упрекнул его Лёха, – Ты после первого тайма хотел переключить на тот боевик!
Люня опустил взгляд, оглянулся и затем с виноватой улыбкой признал поражение:
– Да, ты прав! – сказал он, держа в руках последнюю бутылку, – Жаль, с тех пор мы уже так не собирались…может бутылочку?
– Нет, сейчас нет, – почувствовал подташнивание Лёха, – Лучше скажи: кто ещё в городе?
– Да, нет так уж и много, большинство разбрелись кто куда. – признался тот, – Про Светку то слышал? Она нашла себе зажиточного австрийца и уехала с ним в Вену.
– Что же, хорошо для неё. – рассеяно выговорил Лёха, – А Колян как?
– Ты знаешь его: числиться в политехе, но большую часть времени ошивается с местной шпаной. – с презрением сказал Люня.
– Понял, дело его. – Лёха почувствовал как кого-то плечо слегка коснулось его, – А сам как? Все еще помогаешь отцу по хозяйству?
– Иногда, – подвинулся в сторону тот, – а так учусь в аграрке.
– И как? – спросил с интересом Лёха.
– Да так, учусь и учусь. – Люня отвел взгляд.
– Понял. – поджал губы он, – Слушай, я помню в школе ты очень интересовался компьютерами и говорил, что хочешь попробовать что-то. Есть какие-то подвижки в этом направлении?
Люня улыбнулся и хотел было что-то сказать, но тут эта самая бутылка выпала из его рук и покатилась по полу.
– Не могу не отдать им должное за качество стекла! – подметил тот и тут же добавил: – давай уже на улице продолжим разговор, а то пока дойду до кассы от моего запаса не останется ничего.
– Без проблем, пойдём! – заявил Лёха и пошёл с другом к кассе.
Рядом с ними, уже забытый всеми, горбился “крутелык”, которого продавщица заставила собирать вывалившийся с полок товар, помогать ему никто не стал.
***
Лёха на ощупь открыл железные ворота и вошел во двор. В полумраке луны можно было увидеть пустующую собачью будку: Барсик умер ещё до того, как он в последний раз был здесь, а новую собаку дед завести так и не успел. Он прошёл вдоль ржавеющего забора за которым когда-то обитали гуси и где трава так никогда и не отросла и уперся носом в стекло. Дверь была открыта настежь, свежий ветерок кладовской ночи заходил вовнутрь как к себе домой. Он поджал губы и зашел в тамбур. Пробыв в цивилизации долгое время парень уже и забыл каково это – ходить по грунтовым дорогам и после короткой прогулки с Люней и пары пируэтов между переулками его колено вновь дало о себе знать: он согнулся и придерживая ногу начал аккуратно снимать кроссовки.
– Это ты? – послышался грубый голос из хаты.
Лёха застыл на месте, пот капал с макушки прямо на плитку с узором змеи. По крайней мере так внушал он себе в детстве, но на деле сколько парень не помнит себя дед на участке всю жизнь строил дом: из битого шифра и палок с гвоздём, мыло всегда было в следах от ногтей, а в них - скобочками чернозём. Новообразованное государство не могло разобраться с карбованцем, что уж говорить про соцвыплаты ветеранам-зернозаводцам, максимум - мешок цемента и объедки по типу плиток из заброшенной столовой.
– Проходи, сын, ужин стынет. – послышался голос прямо возле двери.
Лёха наконец сбросил свой кожух и вошёл в прихожую: узкая лестница на которой он в детстве не единожды наворачивался, зеркало перед которым ему нужно было горбиться чтобы увидеть свое отражение и коридор, который вёл к гаражу с закрутками, – но он сразу пошёл на кухню. Отец стоял к нему спиной держа в руках сковороду, а на телике транслировали очередное парламентское заседание. Лёха взял пульт с раскладушки и переключил канал, в передаче патлатый мужик по имени Дима обследовал “плавающую деревню” на озере Тонлесап и охотился на ядовитого тарантула, – что-то ему подсказывало, что эта программа ещё изменит отечественное телевидение, однако в этот момент его это мало интересовало и он снизил звук до пяти пунктов.
– Слышал, у вас сегодня был вызов в ночной клуб. – сказал Лёха, присаживаясь за стол.
– Да, было такое. – сказал повседневным тоном Фёдор Николаевич, пересыпая жаренную картошку в миску, – кто-то пронес нож и неумело пырнул своего недруга.
– Я слышал, что этот кто-то был сыном мэра и его сразу же отпустили. – он сжимал в руках ломтик хлеба.
– Не было повода. – подхватил миску отец, – Пострадавший не стал писать заявление, серьезных увечий нанесено не было, и к тому же другая сторона обязалась оплатить лечение. – он поставил миску на стол.
– И ты считаешь это нормальным? – спросил Лёха, насыпая картофель в свою тарелку. – Сынок косячит, папа платит - и всё, правосудия нам хватит?
Отец заправил салат подсолнечным маслом, сел за стол, взял кусок хлеба, набрал ложкой жаренной бульбы, сунул в рот, откусил хлеб, пожевал секунд двадцать, а затем встал.
– Тебе воды дать? – спросил он, подхватив баклажку.
Сын вздохнул, но ответил “Да.”
– Прошу. – сказал тот приглушенным голосом, подавая ему кружку, – И сын, давай лучше поедим, а завтра поговорим. Устали оба.
– Хорошо, пап. – ответил Лёха и зная, что ни единого слова он более из отца вырвать не сможет, принялся молча есть.