Так выходить иль нет?

                «Так выходить иль нет?»      
 

Маститый режиссер прислушался к Ребенку, который жил внутри его
жены и ненавидел этот мир до глубины…,
Заранее расстраивая нервы и раздвигая окружающие стены
воображением невинного дитя…
Ему была страшна вся суета… непредсказуемых мучительных
мгновений…, а пуповина ожидала остроту всех акушерских колдовских
прикосновений…


Он не желал оттуда выходить на белый свет причудливых творений
и мнимых субъективных ощущений, что разбавляются любовной
кислотой и постоянною трагической виной с прибытием в экстазное
болото…,
где светят лампы, когда в сумерках темно и ограничивают
светопреставленье, воруя свет у Лунного панно…


Маститый режиссер, как инженер влияний, отравленный высокомерьем
изнутри, прочел смиренную молитву- колебаний, явиться
свету то дитя уговорить, которое отказывалось выходить в связи с
упрямством милого ребенка…   
В своей семье он был собакой Баскервилей и наводил в делах
деликатес, но ожидая помощи Не-бес просил усердно, обращаясь от
души на самый верх божественной тиши…
 

Ни перед кем не слыл он простофилей, был постановщиком
необычайных пьес, где самолетам запрещали небо лишь потому, что
оперенья нет,
…но слишком выгодный иносказательный сюжет включал
мозги бессмысленным актерам и поднимал Его большой авторитет
На фоне закулисного злословья и молодого шутовского поголовья
заносчивых бездарных «шансонье» в одеждах неизвестных кутюрье…


Его молитва улетела ввысь, как опытная стрекоза на вертолете,
Которому запрещено на взлете просить о милости, молись иль не
молись…,
Лишь потому, что у стрекоз густого оперенья тоже нет…, как нет его у
детских самолетов,
Что соответствует его сюжетным пьесам и премиальным денежным
развесам в закрытом мире выдуманных грёз и наркотических
сиреневых «колес» химических необычайных формул…


Его малыш всё колыбельных ожидал, раскачиваясь в такт сирен
пожарных, и потихоньку выходил в седьмой астрал под звуки мимо
пролетающих, кошмарных… и очень громких призрачных картин,
Орущих об огне несолнечных прикосновений и устрашающих
расплывчатых видений чужого мира,
Что вне маминого живота…, пугал его бактериями духа, живущего
по правилам химер и очень подозрительного звука от ежедневной
бестолковой маеты…
   

Он не хотел идти дорогой суеты, и жизнь свою крошить на
крохи долголетий…, питаясь будущим, которое в бегах…
Пенять лишь только на себя, летать на Бетельгейзе впопыхах… и
вспоминать со всех сторон уют отсека, где плавал медленно в
таинственных мирах божественных мелодий одиноких нот…
и растворялся в сказочных мечтах в святой воде околоплодных вод…


Чтоб ветер волосы листал и забирал их в плен и слышно не было
отчаянного скрипа от ржавчины трясущихся колен…
А безразличье словно манекен, оставило в глазах остатки соли
И реставрировало ценность боли и невозможность что-то изменить,   
вернувшись в теплый океан,
Где кровь – сироп для ароматных ванн, начала всех немыслимых
начал… 


Так выходить ли в мир, что завистью залит на черноте запекшихся
останков…?
Где зло не спит и лишь желанием горит, дитя на выходе себе усыновить
в кислотной аллегории любви, для ран и бесконечных испытаний,
Чтоб в старость накопить воспоминаний…, бегущих строк и писем от
людей и раствориться в тусклости огней далеких эллиптических
Галактик…         
   


«Так выходить иль нет?» — вот в чем вопрос для неродившегося
человека…