Та, кого не видно

глава 43
Лея уложила Элиора, аккуратно пригладив тонкие волосы на его лбу. Ночник на тумбочке излучал мягкий, рассеянный свет, который ложился на игрушки и книги, превращённые ею в тихие ритуалы Лиоры. Маленькая раковина у изголовья — символ ручья, что хранит память; лёгкое касание ладошки — знак доверия и защиты; короткая песня на древнем языке — тайная колыбельная.

Сначала Элиор ворочался, цепляясь за одеяло. Но постепенно дыхание стало ровным, щёчки расслабились, руки раскрылись. Лея наблюдала, как сон окутывает его, и чувствовала невидимую, но прочную связь между ними. Она была его тенью, другом, хранительницей. Мама, которой он не знает, но которая всегда рядом.

Ночь наполнила комнату тишиной. Лея стояла у кроватки, поглощая это редкое чувство покоя, словно весь мир исчез, оставив только их двоих.


---

Утро ворвалось с шумом и спешкой. Нянечки приводили детей в порядок, причесывали их, натягивали праздничные рубашки. Среди этого привычного суматошного звука донесся шёпот:

— Сегодня приезжает пара. Они ищут мальчика лет трёх-четырёх… Элиор — как раз то, что надо. Красивый, смышлёный.

Слова обрушились на Лею, словно ледяная вода. Нет. Его нельзя забрать. Он — не для них. Он — мой.

Сердце защемило, когда она наблюдала, как нянечка поправляет воротничок Элиору. В груди разгоралась решимость: если нужно, она проникнет в сознание этих людей. Будет направлять их мысли и взгляды, внушать сомнение и чуждость, чтобы каждый шаг отталкивал их от Элиора.

Лея сжала кулаки и впервые ясно осознала: теперь она готова бороться. Не ради себя, ради него.

Когда дверь приоткрылась, и в комнату вошли двое взрослых, Лея затаилась в тени. Женщина и мужчина двигались осторожно, с улыбками, стараясь не спугнуть детей. В их глазах читалось нетерпение и скрытая тревога — найти своего ребёнка.

Элиор сидел среди других малышей — аккуратный, в светлой рубашке, с внимательным взглядом. Женщина задержала на нём взгляд дольше остальных.

Нет.

Лея сделала шаг вперёд — не физически, а в глубины чужого сознания. Мысли женщины были открыты, как книга: «Какой красивый мальчик, у него такие умные глаза…»

Лея вплела лёгкий холодок, дыхание чужой тени. Она показала образ: ребёнок смотрит слишком серьёзно для своего возраста, будто знает больше, чем должен. Сомнение заполнило сердце женщины.

Мужчина улыбнулся Элиору. Лея коснулась его мысли осторожно, как стеклянного сосуда. Она послала видение: тихая ночь, ребёнок плачет, стены давят. Мужчина нахмурился, взгляд скользнул к другому ребёнку.

— А тот рыженький, смотри, какой весёлый, — сказал он жене.

Женщина ещё раз взглянула на Элиора. Лея вложила в её разум ощущение дистанции, словно между ними стекло, которое нельзя разбить. Женщина вздохнула:

— Да, может быть… Он красивый, но мне кажется, он не наш.

Их шаги, взгляды и дыхание постепенно отворачивались от Элиора. Лея отступила, сердце её било, как после долгого бега. Это было только начало. Каждый раз, когда появятся новые взрослые, ей придётся вставать на его защиту.

Но я не позволю его забрать. Никогда.

Лея наблюдала, как нянечки рассаживали малышей, раздавали игрушки и книжки. Дети быстро отвлекались, кто-то спорил за машинку, кто-то ронял ложку. В их взглядах было лёгкое, беззаботное рассеяние, но Элиор был другим.

Он не просто играл — он изучал вещи, как будто пытался понять их смысл. Долго водил пальчиком по кубику, словно читал невидимую надпись. Или замер у окна, и его глаза становились взрослыми, глубокими.

Лея ощущала это каждой клеточкой: он слышит больше, чувствует тоньше. Именно поэтому ей было страшно. Они не увидят в нём того, что видит она. Для них — просто хороший ребёнок. Для неё — целый мир.

Она села рядом, Элиор протянул ладошку — маленький, тёплый жест, который словно закреплял их союз. Лея сжала его руку и знала: их связь никто не сможет разорвать.

Элиор устроился на коленях, прижимаясь плечиком. Лея на миг позволила себе почти домашнее спокойствие. Он улыбался, касался её волос — подтверждение: они свои, только они двое.

Но за спиной раздались голоса нянечек:

— Жалко, что та пара не остановилась на нём… Такой ребёнок, прямо подарок.
— Ничего, будут ещё семьи, — ответила вторая. — Его быстро заберут, вот увидишь.

Слова ударили, как ледяной нож. Лея сильнее прижала Элиора к себе, заслоняя его от всего мира.

Элиор поднял глаза — ясные, доверчивые. Лея провела ладонью по щеке, и клятва родилась сама собой:

Я не позволю. Ни им, ни другим. Никому.

Вечером, когда малыши уснули, Лея не находила себе места. Ходила вдоль кроватки, поправляла одеяло, касалась его руки — убеждаясь: он рядом.

Мысли не отпускали: нянечки уверены — усыновители вернутся. И не одни. Кто-то другой обязательно обратит внимание на Элиора.

Каждый раз мне придётся вставать между ними и им.

Она остановилась у окна. За стеклом темнело, редкие огни размывал дождь. В отражении она увидела своё лицо — серьёзное, сосредоточенное. Новое чувство: не просто тревога, а решимость.

Силы Лиоры — не для тихой охраны. Теперь они нужны Элиору. Она должна научиться пользоваться ими без страха, направлять и удерживать, пока мир вокруг будет пытаться разлучить их.

Лея коснулась спящего мальчика. Он во сне улыбнулся. Эта улыбка стала её оберегом.

Я буду готова. Когда они снова придут — я встречу их первее, чем их взгляд упадёт на тебя.

На следующий день, пока малыши играли в другой комнате, Лея уединилась. Закрыв глаза, она сосредоточилась на ощущениях — тепле Элиора, его реакции на прикосновения, ритме дыхания.

Сначала ничего не происходило. Постепенно она «поймала» тонкую связь, позволяющую чувствовать эмоции других. Лея представляла, что переносит внимание на другой объект — лёгкий намёк, словно тень меняет направление света.

Каждый раз, когда отвлекалась, Лея брала паузу и возвращалась к дыханию Элиора. Малейшее касание напоминало: всё ради него.

Она экспериментировала осторожно: отражала чужую мысль, наполняла её лёгким холодком сомнения — едва заметным. В этом процессе Лея училась быть незаметной и сильной одновременно.

Всё давалось с трудом. Руки дрожали, сердце сжималось от страха. Но каждый раз, когда Элиор смотрел на неё доверчиво, прилив силы был очевиден:

Я могу. Я должна. Я буду защищать тебя.