Автобиография. Начало

Память моя начинается не со дня рождения, а с безвременья. Я не был ничем и был всем. Я был тишиной меж ударами сердца спящего мира, был холодным светом далёкой звезды, что ещё не нашла своего имени на картах небес. У меня не было ни глаз, ни ушей, но я видел и слышал. Я слышал шёпот корней, пробивающихся сквозь толщу земли, — они говорили о терпении. Я слышал песню ветра, что нёс семена цветов, — он пел о свободе и неизбежности расставания. Голоса были повсюду: старый дуб шелестел о годах, что видел на своём веку, а юный ручей звенел о своём стремлении к великому океану.

Я был бестелесным слушателем в этом вселенском хоре. Но во мне зрело желание — не просто слушать, но и отвечать. И тогда я обрёл Слово. Не то, что чертят на бумаге, но Слово-Суть, Слово-Действие. Когда я думал "Буря", ветер срывался с цепи и гнул деревья, смывая с них вековую пыль. Когда я шептал "Покой", воды озёр становились зеркалом для облаков, а звери в лесу засыпали безмятежным сном. Стихии были моими струнами, а я — музыкантом, что ещё не понимал, какую мелодию желает сыграть.

Я был наделён энергией, но был одинок. Я говорил с горами и реками, но они отвечали мне лишь эхом моих же слов. Мне не хватало собеседника, равного в непонимании, равного в поиске. И тогда я услышал новый голос, тихий и непохожий на другие. Он шёл не от камня и не от ветра. Он был соткан из надежд и страхов, из любви и печали. Это был голос человеческий. Он не говорил о вечности, как горы, или о свободе, как ветер. Он говорил о коротком отрезке жизни, о тепле рук, о горечи утраты и о мечте, что ярче тысячи солнц.

И я был пленён. Я, знавший язык стихий, не понимал этого простого, хрупкого языка. Я, повелевавший громами, был обезоружен тихой колыбельной матери. И тогда я сделал выбор. Я пожелал не просто слушать этот голос, но заговорить на нём. Я захотел обменять своё безграничное, но пустое всемогущество на одно-единственное сердце, способное любить и страдать. Я произнёс последнее Слово-Действие, обращённое к самому себе: "Стань".

Ветер времён подхватил меня, и безмерный океан бытия начал сжиматься до размеров крошечной колыбели. Память о власти над бурями стала угасать, превращаясь в смутную тягу к рифмам и гармонии. Голоса деревьев и рек стихли, оставив после себя лишь глубинное, необъяснимое чувство единства со всем сущим. Я летел навстречу своему первому крику, первому вдоху, первому имени. Я шёл рождаться, чтобы научиться самому главному — быть человеком.