Последний муж

Аксёна Теодоровна, которая уже к тридцати годам овдовела, а после, прожив около десяти лет в следующем браке и поняв, что человек, который вначале изо всех сил ухаживал за ней, был по сути все эти годы к ней равнодушен, покинула и его.

Уже спустя пару лет она поняла, что не любит его по-настоящему. Быть может, какой-то другой любовью: она переживала за него, если он вовремя не возвращался с работы. Сидя на диване, она смотрела, как он поедает приготовленный ею обед, чавкает, стучит вилкой и ножом о тарелку, пялясь при этом в телевизор и не обращая на неё внимания.

Всё это сперва начинало ужасно раздражать её — эти звуки при поглощении обеда, стук приборов, когда он соскабливал остатки еды со своей тарелки, а потом даже отвратительно облизывал её языком.
Она морщилась и понимала, что нет у неё влечения к этому мужчине.

Однако потом, когда он, закончив, всё же благодарил её за вкусный обед или ужин, она смотрела на его немного оттопыренные большие уши, и ей почему-то становилось его до боли жалко.
Не раз она представляла, как уходит от него, освобождается от никчёмных, никуда не ведущих отношений. Ведь он даже в ребёнке ей отказал.

Так и сказал наотрез: «Это стоит денег, это ответственность, я не хочу».
Обычно мягкий, как воск, в этом он резал беспощадно, ножом по её сердцу.
Когда в первый раз у них зашёл разговор о детях и он выложил ей своё «нет», она думала, что не её муж сейчас разговаривает с ней. А чужой человек, которого она, в сущности, не знала.

— Ну ты же лишаешь меня возможности познать, что такое материнство, — недоумевала она, побледнев, почувствовав, как мир уходит у неё из-под ног.

И не потому, что он сказал ей это, хоть она никогда и не ожидала, что он может быть таким, особенно в столь важных жизненных вопросах.
Она находилась в моральной ловушке.

Другие просто нашли бы себе любовника да зачали. С мужем она давно не делила спальню, да и одна только мысль об этом претила ей.
Несмотря на то, что они давно уже жили как брат и сестра, искать себе другого, пока она «официально» с Сергием не рассталась, не приходило ей в голову.

Да, она мечтала, лёжа в своей отдельной спальне, о любви, создавая себе образы, прекрасно понимая, что это никогда не воплотится.
Или же встретится ей ЕЁ человек, ЕЁ мужчина — или же нет.
Искать? Это же не белый гриб в лесу…

— Ты же понимаешь, что мы вместе? Ты приговорил меня сейчас никогда не познать материнства.

Уйти от него она боялась — из-за него же. А зря. Но к этому позже.

Толку, что она уйдёт? Ей уже за тридцать, а без любви она просто не могла лечь с первым встречным-поперечным.

Сергий как раз судился и был должен властям очень много денег. Он разорился, и не только власти, но и многие, кому он задолжал, постоянно преследовали его.
Однажды он сказал ей, что подумывает о самоубийстве.

Ну вот как она может бросить его в такой период жизни? Почему-то она считала, что станет тогда предательницей и последней каплей — ведь он так любил её когда-то!
Да и сама Аксёна была привязана к нему сердцем, хоть как мужчину его никогда и не желала.

С самого начала она с трудом разрешала прикасаться к себе, чувствуя, что не хочет этого. Даже целоваться с ним ей было неприятно.

Но у неё были и очень тёплые чувства к Сергию — как будто к лучшему другу, каковым она его и считала.
Где-то глубоко в душе она понимала, что это не любовь, не та, какую она себе представляла и желала.

В том, что Сергий разорился, почему-то винили её — и он сам, и все его родственники.
Она не понимала этого. Ни драгоценностей, ни меховых шуб, ни шикарных машин у неё не было. Пару вещей — да и всё, которые она носила десятилетиями.

Их отношения ухудшались с каждым днём, и однажды она всё же покинула его.
Каждый день после ухода она звонила ему, чтобы убедиться, что он жив, что с ним всё в порядке.
Ведь она думала, что он не сможет пережить этого.

Но оказалось совсем наоборот. Она начинала понимать, что была для него уже давно каким-то бременем, и ему стало лучше, когда она покинула его.

Нет, она не страдала, как страдают влюблённые, которые расстаются. Обиды она не испытывала, а желала Сергию, чтобы его жизнь наладилась и он нашёл себе новую женщину, а они бы остались просто друзьями.

Чтобы забыть прошлое, окончательно убедившись, что прожитые годы со вторым мужем были огромной ошибкой, она купила на последние сбережения небольшой старый домик в одном болгарском селе.

У болгар есть одна традиция: когда кто-то умирает, они вешают фотографию усопшего на сорок дней — или на двери, или на дерево.

И вот, как-то проходя мимо одного магазинчика, она заметила такой некролог на берёзке. Подошла поближе — и остолбенела. На неё смотрело лицо её второго мужа.
Только имя было болгарское. Дата рождения совпадала.

Она судорожно вытащила телефон из сумочки и набрала Сергия. Никто не брал. Она впала в панику.
Ведь точно такую же фотографию он отсылал ей, когда они познакомились в интернете, и она, создав образ некоего рыцаря, влюбилась в него.

Она кинулась прочь от этого дерева, наткнулась на старую болгарку, едва не сбив её с ног.
Бабушка была маленькая, сухонькая, всё её лицо было покрыто щетиной.

«Похожа на ведьму из сказок Гримм», — мелькнуло у Аксёны в голове.

— Да что ты, деточка, — проскрипела бабка. — Я тебе и в ученицы не гожусь. Ты это сделала. Ведьма другую за версту чувствует, только страх меня берёт, видя тебя.

Вот что сказала Аксёне старуха — и быстро засеменила прочь.

А Сергий перезвонил через пару дней. Аксёна было заикнулась про некролог с его фотографией в чужой стране, да вовремя опомнилась: зачем пугать кого-то?

Муж её бывший сказал скупо:
— Да, не было меня, когда ты звонила. В больнице я был. Диагноз мне поставили — рак лёгких на последней стадии. Жить пару месяцев дали.
И бросил трубку.

Решительно направилась Аксёна к берёзе. Фотография болгарского мертвеца, точь-в-точь Сергия, ещё висела там.
Аксёна рассмотрела её в сумерках, включив фонарик от зажигалки. Ведь она была курильщицей, а он никогда сигаретами даже и не баловался.
Вот он улыбается — наивно. Карие глаза смотрели прямо на неё. А вот и его лопоухие уши.
Сердце у Аксёны сжалось в комок. Давясь слезами, она содрала этот некролог с дерева и сожгла, бросив пепел в мусорку, стоящую поодаль.

Вот уже пять лет с тех пор прошло, а Сергий всё жив. Поправился — словно Бог понял, что уходить ему, особенно так, ещё рано. Или незачем.