Настоящее искусство. Глава 15. Лечение творчеством

     18+   В соответствии с ФЗ от 29.12.2010 №436-ФЗ
     Данная книга является художественным произведением, не пропагандирует и не призывает к употреблению наркотиков, алкоголя и сигарет. Книга содержит изобразительные описания противоправных действий, но такие описания являются художественным, образным, и творческим замыслом, не являются призывом к совершению запрещенных действий.
     Автор осуждает употребление наркотиков, алкоголя и сигарет.


Глава 15. Лечение творчеством

     Сердце теряющегося в слишком нормальной действительности Адамова заходится в каком-то необыкновенно торжественном волнении, когда он, уже вполне уверенно шагая по лестнице сияющих чистотой элитных апартаментов в двух шагах от Невского проспекта, осознанно выбрав самостоятельный подъем вместо лифта, тащит за собой объемные сумки с вещами. Впереди маячит спина бодрого и невероятно довольного Андрея.
     — Давай подтягивайся! — восторженно восклицает Лазарев, осматриваясь и с невыразимым удовольствием ловя звуки джаза, просачивающиеся сквозь дверной замок соседней квартиры. — Раз уже можешь подниматься по лестнице в человеческом темпе, то и меня обогнать сможешь.
     Фотограф принимает дерзкий вызов друга, искренне радующегося успехам Александра в ожесточенной борьбе за счастливое существование, и, набрав в окрепшую грудь побольше воздуха и откинув назад вновь засиявшие здоровьем кудри, игнорирует последовательность начищенных до блеска ступеней, перепрыгивая сразу через две. Почти мгновенно настигает хитро улыбающегося и ускорившего шаг Лазарева и…
     — Поубавь прыть, — Андрей успевает подхватить Адамова, прежде чем тот упадет от внезапно подкосившихся ног, остаточного напоминания о первых стадиях восстановления выжженного беспощадностью саморазрушения организма, и сдавленно от одышки смеется. — Вечно ты из крайности в крайность, Адамов. Свобода после месяца больницы в голову ударила?
     — Могу себе позволить, — откидывается на перила фотограф, отставив на пройденные ступеньки сумки и наблюдая за тем, как тяжело дышит Лазарев, последовавший его примеру и опирающийся о колени ладонями. — Не каждый же день начинаешь с новой странички книги жизни. Или что-то вроде того.
     Он улыбается, и в этой улыбке впервые за долгое время нет фирменного росчерка дьявола или характерной детали безумия. Эти неловкие подрагивающие губы, будто неуверенные, крайне непривыкшие к такому своему положению и раньше формировавшие исключительно фальшивую ухмылку одним уголком, сейчас смущенно и немного смешно растягиваются в разные стороны. Неукротимое обаяние улыбки никуда не исчезло, но впитало в себя какую-то неведомую доселе доброту и девственно чистый свет.
     Адамов впервые за полгода сумасшедшей жизни-перемотки видит свое успевшее потерять терпкий запах кожи человека и уюта жилище абсолютно трезвым, не искажающим реальность разными видами галлюцинаций и даже не раздраженным от обилия источников освещения взглядом, и это вызывает в нем настоящую бурю самых не похожих друг на друга эмоций.
     — Ну что, я пойду? — слышится знакомый голос за спиной, и Саша вспоминает, что с непривычки задержался на пороге собственного дома, прокручивая в мыслях все, что происходило здесь с момента его покупки. — Сегодня работать всю ночь, нужно выспаться.
     Фотограф поворачивается и медленно кивает другу, наконец окончательно приземлив все чемоданы.
     — Конечно, иди. — В сердце что-то стыдливо вспыхивает и моментально затухает, и Адамов, опустив голову, буквально выдавливает из себя податливые слова: — Спасибо тебе за все, Андрей. Прости меня.
     Ему всегда было невыносимо трудно признавать свои ошибки перед самыми близкими или благодарить кого-то за даже самый ощутимый вклад в его счастье и благополучие. Он мысленно уважительно похлопывает себя по плечу: плюс одна золотая монета в копилку под названием «На чистую жизнь с чистого листа».
     Андрей бессловесно протягивает ему руку, и в этом жесте Саше абсолютно ясна каждая мелочь: молчаливое обещание поддержки, которая будет необходима ему на случай особо тяжелых срывов, неизбежно возникающих на пути ремиссии; непритворное почтение человека, изо всех сил старающегося с помощью хрупкой палочки силы воли вытянуть свою жизнь из болота; искренняя дружеская радость; неподдельное раскаяние в том, что насмешливый случай в виде ныне стоящего перед ним наркоторговца втянул фотографа в ад, существующий на Земле.
     — Ты сможешь, Саша. Я в тебя верю.
     Уже через полчаса Адамов с давно не ощущавшимся им трепетом раскладывает в своей компактной картинной галерее новые работы, распечатанные Лазаревым на холстах безупречного качества. Фотограф с неистово борющимися внутри ощущениями саркастичности к новой, смягченной версии себя и острой детской радости от самых элементарных вещей, порхающей бабочками в животе, осторожно гладит огрубевшими пальцами уголки одной из фотокартин и без всяких сожалений тратит весь следующий час на то, чтобы развесить свежие снимки в логическом и эстетически приемлемом порядке.
     Он вновь вернулся к заброшенному из-за слишком возросшей важности денег делу еще во время нахождения в больнице. В один из вечеров, когда Саше было особенно тяжело морально и физически из-за взбунтовавшейся абстиненции, они с Андреем придумали нестандартный способ реабилитации: создание фотосерии, отражающей всю подноготную смертельной битвы человека и его физической оболочки с психоактивными веществами, въевшимися в каждую клетку организма и сознания, и способной поддержать тех, кто сам страдает от того, что так нелегко переживал Александр.
     Столь креативный метод действительно давал свои плоды: фотограф, следуя известному высказыванию, взял свое разбитое сердце и превратил его в искусство, заставляя оживать серые во всех смыслах будни борца с наркозависимостью на цифровом экране или на безупречной белизне холстов: пазлы тела, бьющегося в страшной агонии; рандеву с отражением в зеркале; процесс принятия витаминов; привычные падения на пол от слабости.
     Все это составляло его собственную жестокую войну с самим собой, и он жаждал показать ее миру: частично с тщательно скрываемой от себя целью отразить то, как он, как и всегда, виртуозно утер нос тому, что забирает миллионы жизней в год; частично для того, чтобы стать путеводителем правды в мире психотропных веществ и вдохновением для тех, кто все еще не решился порвать с ними.
     Наконец, закончив свою кропотливую работу, он, прищурившись, критически оглядывает стену. Ему думается, что чего-то здесь не хватает, и он достает из кармана джинсов смартфон, намереваясь сфотографировать свое творение и позже спросить Лазарева о том, что стоит добавить в эту композицию.
     «Может быть, в этом и есть счастье обычных людей?» — озадаченно думает фотограф.
     Ему вспоминается дом отца.
     Коллекцию фотографий в галерее пополняет совсем не вписывающийся в общую композицию полароидный снимок на веранде самого стабильного дома России.