Я и мой аватар

 
     От новостей уже слегка подташнивает. Чувствую обильное выделение слюны во рту. Пока удаётся сглатывать. Я читаю, скорее по инерции, нежели из интереса. Тут никакая аналитика уже не уместна. Просчитать, к чему приведёт то или иное событие, теоретически можно, но никакого смысла в этом уже нет. На лицо - полное отрицание здравого смысла. Какая-то эпидемия прогрессирующего слабоумия среди политиков. На счёт «раз»: моя голова деревенеет. На счёт «два»: я начинаю бессмысленно улыбаться. «Три»: из носа потекло, но я даже не пытаюсь вытереть сопли рукой, а так и сижу на зло всему миру, сверкая носовой слизью. Пусть им всем будет стыдно за меня. Вот их уже коробит, им противно и оскорбительно наблюдать за моей, полной злорадства, деградацией! «Четыре»: невольно начинаю придурковато посмеиваться – как Бивис и Баттхед. В уголках губ пенятся слюни и тонкой струйкой стекают по подбородку к шее… Так продолжается какое-то время. И тут моё естество не выдерживает и, захлёбываясь, гребя изо всех сил руками и ногами выныривает из толщи мутной и зловонной жижи на свежий воздух! Вынырнув на поверхность, я жадно дышу чистым кислородом и не могу надышаться. Захлопываю ноутбук и иду отмываться.
    Уже несколько дней я просыпаюсь около трёх часов ночи выспавшимся и отдохнувшим, готовым к труду и обороне. Но что делать дальше? Тупо лежать и ждать наступления утра? Нет, мы не из таких. Полистать новости? Посмотреть фильм? Нет! Кинематограф в столь ранний час вызывает стойкое отторжение. Вот и остаются – лишь новости. Но читать по ночам сводки происшествий подобно само-изнасилованию в особо извращённой форме с полу-смертельным исходом, но я всё равно это делаю. Это своего рода стало ритуалом. Без смерти невозможно воскрешение.
     Я бреюсь, пью крепкий чай и решаюсь на храбрый и дерзкий побег на улицу, в чащу ближайшего парка. Там сейчас хорошо, тихо и людей нет. Не проснулись ещё. Нет ни бешеных бегунов, ни велосипедистов, никто не играет в бадминтон и не гуляет с собаками. Отмыться от всей этой вылившейся на меня информационной грязи можно только предутренней тишиной.
    Я перехожу дорогу и углубляюсь по знакомой тропинке в заросли. Оглушительная тишина выжигает всё лишнее внутри. Постепенно я начинаю ощущать приятную прохладу и светлую пустоту в своей черепной коробке. Мозг начинает мягко светиться изнутри. Я чувствую себя прозрачным.
    Стоп! Вспышка! – «Передрищенко Пётр Ефимович»! Откуда он взялся? Он кто, интересно? Ага. Похож на начальника овощной базы. Так, дальше у нас что? Самодур? Нет, скорее, похож на бегемота из «Ну, погоди!». Этакий увалень старой закалки. У него пышные усы. В кабинете висит куча вымпелов и грамот. Ещё с советских времён. Под окнами его кабинета механики чинят трактор. Пётр Ефимович периодически выглядывает из окна и интересуется, долго ли ещё они будут возиться с машиной. Рабочие оправдываются и извиняются за что-то. Так-так-так… А в чём тут будет суть? Ха! Передрищенко вдруг ни с того, ни с сего берёт и пишет поэму! За один рабочий день! Он не то, что стихи, даже книжки ни одной не прочёл со времён студенчества. Только газеты берёт, в которых на последней странице печатают кроссворды. А тут нате! Поэма! Пётр Ефимович совсем теряется. Перечитывает свой опус несколько раз и прячет тетрадку в портфель. Как бы кто не увидел. А то мало ли что подчинённые подумают: так-то он уже на пенсии, но продолжает работать. Если узнают, сразу на покой отправят! Это как пить дать. Непременно выгонят. Николай Константинович, его заместитель, наверное, спит и видит себя на его месте. Скажут, старик совсем из ума выжил, стихи на работе пишет! Гм. Начало положено. «Зёрна упали в землю, зёрна просят дождя, им нужен дождь…» - всплыли у меня в памяти бессмертные строчки Цоя. Дело сделано! Можно возвращаться домой.
    Я вышел из парка одухотворённым. В ближайшие несколько дней мне будет явно не до новостей. У меня нарисовался новый герой. Буду разматывать клубок дальнейших событий. Только на этот раз я буду это делать не своими руками, воспользуюсь услугами своего аватара. И кого же мы возьмём в аватары? Пусть это будет… Э—э-э… А почему бы и нет? Аполлинарий Акакиевич! Хорошее и светлое имя. В меру известный писатель. На любителя, то есть. Пусть он за меня отдувается. А я с любопытством понаблюдаю за его работой со стороны .

    Итак, вернёмся к нашему Петру Ефимовичу и его внезапной поэме. Что же было дальше?
    Ближе к концу рабочего дня Пётр Ефимович напечатал текст своей поэмы на компьютере, получилось ровно восемь с половиной страниц, распечатал несколько копий. Скрепил листы степлером и каждый экземпляр убрал в файлик. Сунул файлы в папку и спрятал в портфель. Что теперь со всем этим делать он пока не знал, но задним умом догадывался, что всё это следует показать тому, кто разбирается в поэзии и не будет над ним смеяться. Есть у него такой человек на примете! Сосед по подъезду. Всеволод Яковлевич Андреев! Он этажом ниже живёт. Местная знаменитость, известный, только теперь уже в узких кругах, поэт. А вот раньше-бывало, когда он помоложе был, его часто по телевизору показывали, он некогда гремел, можно сказать, в литературных кругах. Помнится, в шахматы с ним раньше играли во дворе. Сто лет назад. Была в своё время такая традиция, даже турниры устраивали. Теперь такого не увидишь – все по домам сидят, никто ни с кем не здоровается. Говорят, Всеволод Андреевич не дурак выпить. Этим надо воспользоваться. Сегодня же к нему заскочу вечерком. Может, что посоветует.
    Вечером Пётр Ефимович долго переминался с ноги на ногу, не решаясь позвонить в дверь Всеволоду Яковлевичу. А что я, собственно, теряю? – задал он себе вопрос, - в конце концов меня же не расстреляют, я же просто посоветоваться, да и просто, дескать, зашёл засвидетельствовать своё почтение. Сосед по подъезду и всё такое. Во дворе часто видимся. А не сыграть ли нам партейку-другую, как в старые добрые времена? И решительно нажал на кнопку звонка.
    Всеволод Яковлевич был нездоров, но как только услышал про «пропустить по рюмочке коньячку», так сразу же поправился и приветливо заулыбался, облизываясь. Маститый литератор провёл гостя в кабинет, коим служила бывшая комната его дочери, которая уже давно была замужем и жила отдельно. Усадил за письменный стол, заваленный исписанными мелким кудрявым почерком пыльными листами, а сам убежал на кухню за стаканами и закуской. После первой рюмочки, Пётр Ефимович изложил суть дела и достал один экземпляр своей поэмы.
- Вот, уважаемый Сева, как-то само собой сегодня написалось. Я даже не помню себя в момент написания. Очнулся только, когда поставил точку. Что вы на это скажете?
- Гм… Ну, давайте посмотрим, - надел очки Всеволод, - так-так-так, говорите себя не помнили, когда писали? Хороший признак. У меня в своё время тоже такое случалось. А вы не стесняйтесь начисляйте пока, а то я на сухую плохо вижу что-то.
    Пётр Ефимович налил ещё по рюмочке, и они выпили, после чего Всеволод углубился в чтение.   
- Гениально! Петя! – полез целоваться Всеволод Яковлевич, - уму не постижимо! Вы говорите, раньше ничего не писали?
- Нет, упаси бог, - смутился новоявленный поэт, - даже и в мыслях не было!
- Такое бывает, но очень редко. Вы же на пенсии уже?
- Да, но продолжаю работать.
- Великолепно! А каков слог! Нет, надо немедленно звонить в издательство, я похлопочу за вас, у меня связи! С руками оторвут, будьте уверены. Бросайте вашу работу, вас гонорарами закидают! Непременно! Вы – просто феномен! И всё тут! За это надо непременно выпить, Пётр Ефимович, милый!
    Они просидели до полуночи. Пётр Ефимович дважды ходил за добавкой. И с каждой рюмкой он становился всё талантливее и гениальнее. А под конец и нобелевка по литературе была у него уже почти в кармане. Всеволод обещал в течении недели показать собратьям по перу поэму.
    Ошалевший от своего внезапно проснувшегося таланта, Пётр Ефимович поднялся к себе, принял прохладный душ и лёг спать.
     Утром супруга растолкала гения и позвала на кухню пить кофе. Пётр Ефимович умылся, гладко выбрился и от души набрызгался одеколоном. Надел свой лучший костюм, галстук и отправился пить кофе.
- Петь, ты чего это так вырядился, у вас что мероприятие какое на работе? – удивилась супруга.
- Эх, Танюша, ты даже не представляешь! Твой муж, возможно, скоро станет знаменитым, - раздулся Пётр Ефимович, - может, меня даже по телевизору покажут.
   Татьяна, поставила чашку на стол и побледнела:
- Ты что проворовался? Говори, не томи, - схватилась она за сердце.
- Ну почему сразу проворовался? Будто другими делами прославиться нельзя.
- Петя, ты – начальник овощной базы! Таких как ты могут показывать только в криминальной хронике. Взятки, откаты, нелегальные мигранты и рабский труд. Или же воровство в особо крупном. Ты в курсе, что теперь конфискацию имущества вернули? Не подводи под монастырь…
- Да успокойся ты, никакой конфискации нам не грозит. Я отродясь никогда в воровстве и, тем более, во взятках замечен не был. Не о том речь. Говорить пока не буду, чтоб не сглазить. Ну, я побежал, до вечера.
     В то утро Пётр Ефимович впервые за десять лет опоздал на работу аж на целых пятнадцать минут, чем очень удивил свою секретаршу. Она даже домой ему успела позвонить.
- Зинаида Пална, давайте-ка чайку дёрнем, я тортик принёс.
- У вас что-то случилось, Пётр Ефимович, вы какой-то сам не свой сегодня? До праздников вроде ещё далеко, или я чего-то не знаю? Я мигом.
- Меня сегодня никто не спрашивал?
- Нет. Тишина.
- Вот и славно, Зиночка. Как управитесь приходите с бухгалтерией ко мне в кабинет, будем чай с тортиком пить.
     Разительную перемену, произошедшую с начальником, заметили все в административном корпусе. Он даже вроде как выше ростом стал. Пётр Ефимович весь день был необычно приветлив со всеми, много шутил, сыпал комплиментами.
     Надо же, они ведь даже и не догадываются, что работают с будущей знаменитостью. Ну, ничего, им простительно, они же не знают. Всеволод Яковлевич обещал через несколько дней позвонить. Говорит, уверен в успехе. И вот тогда я принесу на работу свежий номер поэтического альманаха… Как, он там говорил, называется? Чёрт, из головы вылетело. Ну это не суть. И тогда они все поймут, с кем все эти годы работали. Да-с. А я тем временем пока ещё что-нибудь гениальное напишу. Непременно! Сева так и сказал. Тебя, говорит, ждёт большое будущее. Ты, говорит, поэт с большой буквы. Гм. Ух-ты, аж голова идёт кругом! Всё такое сказочное и красивое! Как я раньше-то не замечал? Скорей бы рабочий день закончился. Мне теперь тесно в своём кабинете. Душа просится на волю… Оп, что-то сердце прихватило, где мои таблетки? Глубокий вдох, выдох, вдох, выдох… Ф-фу, кажется отпустило.

     Всё плохо, жрать и курить скоро будет совсем нечего, - горестно рассуждал Аполлинарий Акакиевич, - мои счета арестованы, «действуют взыскания или арест» - так они в моём личном кабинете пишут. Выезд за границу ограничен. Ха! Будто я туда собираюсь! Пешком в Турцию, или вплавь на Мальдивы? Ну не идиоты ли? На какие шиши, спрашивается? Всё, что поступает на карточку помимо социальных выплат, тут же слизывается службой судебных приставов. Смысл официально на работу устраиваться? Я уже проходил через это – они просто списывают все поступления под ноль, а бывало, что и в глубокий минус загоняли – на будущее. Получается, что работал за просто так, а то ещё и должен останешься. И главное – за что? Какого лешего? Сколько можно меня доить? И счета приходят из контор разных городов, в которых я никогда не был. Недавно ходил к юристам на консультацию, но те запросили за свои услуги по списанию мифической, с моей точки зрения, задолженности, сумму сопоставимую с самой задолженностью. Даже чуть выше. С фига ли, спрашивается! Я-то уж точно знаю, что не брал таких кредитов! Во сне что ли? Или вообще в бессознательном состоянии? И в коме я не был, следовательно, из неё тоже не мог взять. Наяву так точно не брал! Мне они как-бы и ни к чему. Присосались как пиявки. Я же несколько лет выплачивал что-то, пока работал. Потом на четыре года от меня отстали. И тут перед новым годом приходит мне письмо счастья – ещё целый список задолженностей! Откуда? Бред какой-то… В конце квартала можно будет роялти снять от опубликованных книг. Так ведь и это заберут! Надо левую банковскую карту заводить. Хоть это и не вполне законно. А что делать бедному писателю?
     Аполлинарий Акакиевич сунул блокнот и ручку в карман и вышел пройтись. Погода располагала: тепло, солнышко светит и ветра совсем нет. Уже на обратном пути он завернул в сквер и, устроившись на лавочке, принялся быстро строчить в блокноте:
      «Но, как ни странно – на душе солнечно! Не взирая на затянувшуюся полосу невезения и ошибок, внутри дует тёплый ветер, от которого уютно и спокойно. Где-то там за бортом остались все униженные и оскорблённые моим - несмотря ни на что - всё ещё существованием. И пускай вдруг сирены возвестят о наступившем апокалипсисе – я никуда не побегу, я останусь сидеть в этом скверике на скамейке с полуулыбкой на лице и с родительским любопытством разглядывать охваченных ужасом, мечущихся полуграждан…  Я знаю, что вот, если я сейчас не поленюсь и возьму веточку, нарисую на земле знак молнии, то, будьте уверены – вечером будет гроза. Но я никому не скажу о своей причастности к этому событию – мне это не нужно. Где-то далеко, на самом краю света от скалы откололась огромная глыба и рухнула в море. Значит, пора встать и продолжить свои странствия.
    Трудностей с выбором направления я никогда не испытывал: нужно просто встать и идти. И никогда не ошибёшься – обязательно, я подчёркиваю, обязательно куда-нибудь да придёшь! Это – аксиома! Правда, на начальном этапе странствий желательно не совершать ошибок, свойственных новичкам – не ходить одной и той же дорогой. Поверьте, это не принесёт вам морального удовлетворения. Это уже потом, будучи опытным бездельником, вы научитесь получать не только духовное, но даже, не побоюсь этого сказать, плотское удовлетворение от того, что снова оказались на знакомой улице.    Начинающим категорически не рекомендуется иметь при себе никаких карманных денег, ибо это очень быстро приводит к духовной деградации и девальвации самой идеи странствий. Появляется множество соблазнов: от предательского желания снизойти до общественного транспорта, до ещё более гнусных поползновений в виде «сяду на пенёк – съем пирожок», а там уж, поверьте, и до рюмочной не далеко! Будьте бдительны: не позволяйте жизненным неурядицам залезать вам в голову и отвлекать от процесса прямохождения, желательно, вообще ни о чём не думать. Сначала это будет сложно, может даже заболеть голова и наступить дезориентация во времени и пространстве. Бороться с этими явлениями следует так: сверните, где потише и есть куда пристроить задницу, сядьте, сосредоточьтесь, а потом резко расслабьтесь и … покурите. Проверено на личном опыте – помогает.
    Теперь по поводу внезапных и нежелательных встреч. Так вот – они возможны. Но если уж вы встали на путь странствий, то должны понимать, что вероятность встречи с бывшими сослуживцами сведена к минимуму, так как все нормальные люди в это время, как правило, на работе или уже пришли с работы. С незнакомцами следует вести себя приветливо и подчёркнуто дружелюбно, тем самым показывая свою открытость всему новому. И это новое не заставит себя ждать, рано или поздно. Если же вы видите, что ничего путного с вами сегодня не происходит, и давит чувство бесполезности и тщетности всех ваших поползновений, то рекомендую как можно скорее ещё больше устать. Для этого существует превеликое множество способов: можно ускориться, совершить немыслимый и бесполезный крюк, ну и так далее. И тогда, уже окончательно вымотаетесь, опять же, найти местечко потише, сесть, сосредоточиться и… в общем, дальше вы знаете. Вы почувствуете чудовищную лёгкость к восприятию окружающей действительности, откроется второе дыхание, и всё встанет на свои места. Кстати, на пути вас могут подстерегать маленькие, но приятные сюрпризы, например, в виде заботливо забытой каким-то хорошим человеком бесхозной пачки сигарет на скамейке, да ещё и с зажигалкой в придачу. Удивляться тут не стоит, следует принять этот дар как должное и просто порадоваться за себя от души. К сожалению, поклонники ЗОЖ во многом обделены и не способны испытать простую человеческую радость от внезапной находки, но мы не будем злорадствовать по этому поводу и сетовать на их ущербность: что ж, каждому своё. А тем временем происходит удивительное – реальность внезапно проливается на вас подобно тазу холодной воды, многократно увеличивая резкость и контрастность зрения, происходит полное и бесповоротное осознание себя в этом мире. И тут вы, наконец-то начинаете замечать окружающих, и вам всё это нравится, и даже надоедливые мошки уже не мешают. Становится весело и хочется рассмеяться, как будто после встречи с ангелом… Но следует быть начеку: смотрите не обалдейте от свалившейся на вас благодати, не то ведь можно споткнуться и вульгарно разбить об асфальт свою довольную рожу.   
    Всё это занятие есть по сути – древнее собирательство, в современном и сакральном его проявлении. Только собираете вы не коренья и упавшие фрукты, а осколки собственной души! Ну и от безделья тоже помогает. Помните, у Летова: «Чтобы собрать воедино себя, мы будем собирать обрывки раздражения…». Очень точно сказано, не правда ли? И если что-либо не получается, не сидите сиднем и не морщите лоб – идите и бродите, собирайте ветер, копите подсолнухи внутри себя, а если будут трудности, непременно сверните, где потише, сосредоточьтесь, потом резко расслабьтесь и…».
    Закончив отрывок, он поднялся, размял ноги и, улыбаясь себе под нос, неспешно побрёл домой.

    А что же сталось с новоявленным гениальным поэтом и, по совместительству, начальником овощной базы Петром Ефимовичем Передрищенко? Да-да, теперь приоритеты для него были расставлены именно в таком порядке! Работа работой, не волк – в лес не убежит, а убежит, так он уже на пенсии. Терять особо нечего. Только времени на творчество прибавится, если уж выгонят на покой. Но пока выгонять его никто не собирался. Как опытный и неконфликтный начальник, он всех устраивал. А страсти внутри у него кипели нешуточные! Как он и планировал, пока Всеволод Яковлевич хлопотал на счёт его первой поэмы (он обещал, что это займёт около недели, кажется), Пётр Ефимович написал, как и собирался, ещё два стихотворения: «Баллада о карбюраторе» и «Прожорливый Пегас». Последнее было навеяно стремительной порчей запасов прошлогоднего картофеля в хранилище, который в срочном порядке пришлось списывать и вывозить на свалку. Ничего необычного, такое почти каждый год случается, но если раньше всё ограничивалось письменным распоряжением, написанным сухим казённым языком, то теперь служебная бумага была продублирована им ещё и в поэтической форме.
    Три дня – как на иголках. На четвёртый не выдержал и решил справиться у Всеволода Яковлевича на счёт своего дела. Того дома не оказалось, и на звонки он не отвечал. У Петра Ефимовича всё внутри аж зудело от неизвестности. Куда делся этот чёртов прохвост? – недоумевал он, - ведь клятвенно же обещал поспособствовать! Но опыта общения с вышедшими в тираж поэтами у Передрищенко не было. Он и допустить не мог, что кто-то, пообещав что-либо сделать, может просто забить на всё или передумать, не предупредив. А Всеволод Яковлевич был как раз из таких. Протрезвев, он ещё раз перечитал поэму соседа и пришёл в смятение:
- Какого лешего этот бюрократ так лихо пишет?! У него же ни одной публикации, первый опыт, и так закрутил? Так быть не должно! Где справедливость? Он даже не член союза… Блин!
     Как раз накануне Всеволод Яковлевич в очередной раз перессорился со всеми в редакции и был с позором выставлен вон. Как теперь он понесёт чужую рукопись? Да его засмеют! А тут действительно гениальностью пахнет. А он, Всеволод Яковлевич Андреев, лауреат и дипломант, член всевозможных союзов и объединений припёрся в качестве просителя за какого-то престарелого соседа. И это после того, что он учинил в пьяном виде? Нет, нет и нет! Может послать по почте? Да они даже пакет вскрывать не станут, просто кинут в урну – и всё! Там всегда так делают. Им корреспонденции тоннами шлют. И вероятность того, что его пакет вскроют равна нулю. Что же делать? Решил повременить пока. Пусть всё устаканится, они там в редакции отходчивые. Быстро забывают обиды. Тогда уж он и нагрянет с сенсацией в руках. А что? Вот когда малолетние дети выдают гениальные стихи – это довольно часто случается. Юные вундеркинды. Правда они потом плохо кончают, не доживают до зрелости. Это у всех на слуху. Но чтобы всё случилось наоборот – это уже сенсация. У человека на старости лет вдруг просыпается поэтический талант чудовищной силы! А я, как открыватель этого уникального дарования, снова окажусь на коне! – И он решил затаиться. Договорился с приятелем, и тот пустил его пожить на свою дачу под Сестрорецком.
     Пока Всеволод Андреевич скрывался под Сестрорецком как Ленин в Разливе, Пётр Ефимович места себе находил. Прицелы сбились окончательно и бесповоротно. Куда двигаться дальше? Полная потеря всех жизненных ориентиров! Если раньше на первом месте всегда была работа и семья, то теперь то и другое отошли на второй план. Внезапно проснувшийся талант отодвинул всё за ненадобностью. Работа стала в тягость, как отбывание некой повинности. «Пятая лапка бродячей собаки». И домой после работы уже не тянуло. Он бесцельно бродил по городу и недоумевал: почему это всё на него вдруг свалилось? Всё это было бы уместно в молодости, а уж никак не теперь. Куда двигаться?
     Жена видела душевные терзания мужа, но на её вопросы он либо отшучивался, или же просто говорил, что устал.
- Ну Петь, может, тебе стоит ко врачу сходить? Уж не заболел ли ты часом? Витамины какие назначат…
- Эх, Таня, болезнь моя иного рода, её не вылечить врачам, топчусь на берегу, не видя брода, а плавать разучился уж к чертям! Ой! – прикрыл рот ладонью Пётр Ефимович, - извини, Танюша, вырвалось.
- Петя, тут не врач, тут психолог нужен. Давай я поищу в интернете? Что ты головой мотаешь? Это не стыдно! Сейчас многие за помощью к психологам обращаются, ничего зазорного в этом нет!
    Татьяна нашла в интернете какого-то модного психолога, почитала восторженные отзывы и позвонила по указанному номеру. Психолог Никифор, как он сам себя именовал, изъявил согласие принять Петра Ефимовича. Несмотря на бурные протесты со стороны мужа, ей всё-таки удалось уговорить его пойти на консультацию. Продолжаться так больше не могло – муж совсем перестал спать и от пищи стал отказываться. Всё уходил на балкон и писал что-то у себя в тетрадке. А это Татьяна рассматривала как очень серьёзный симптом.
     В назначенный день она под руку повела мужа по указанному адресу. Держала его крепко, чтоб не сбежал по дороге. Они вошли в бизнес-центр, где психолог Никифор арендовал кабинет и офис, и сели ждать в приёмной. Пётр Ефимович, видя, что сбежать уже не получится, принялся разглядывать дипломы и регалии Никифора, висевшие на стене в рамочках. На одной из рекламных зазывалок было выведено следующее обещание: «Мы гарантируем полную конфиденциальность. У нас большой опыт, подтверждённый многочисленными клиническими исследованиями». И всё в таком духе. Но Петра Ефимовича очень заинтересовала одна агитка, на которой значилось: «От тяжёлой стадии идиотизма – к лёгкой форме слабоумия!».
- Ха-ха-ха! – рассмеялся Пётр Ефимович, показывая жене на плакат, - Танюша, у тебя случайно маркера с собой нет?
     Татьяна порылась в сумочке и пожала плечами:
- Нет. А тебе зачем?
- Тут надо бы дополнить «…к лёгкой форме слабоумия – и ОБРАТНО!». Гы-гы-гы…
     В разгар общего веселия появилась ассистентка психолога и пригласила Петра Ефимовича в кабинет. Татьяна тоже подорвалась вместе с мужем, но ассистентка остановила её:
- А вам туда нельзя, подождите здесь, пока сеанс не закончится. Это дело деликатное.
      Татьяна недовольно фыркнула и села на стул дожидаться супруга. Сеанс продлился почти полтора часа. Она спустилась в холл и выпила пару стаканчиков кофе из автомата с шоколадным батончиком.
      Наконец Пётр Ефимович вышел из кабинета.
- Ну как? Что он сказал? – набросилась она на мужа.
- Да всё в порядке, Таня, всё хорошо. Мы нашли решение, - повеселевшим голосом успокоил он супругу, - пошли домой, у меня теперь много дел впереди, у нас ноутбук фурычит?
- Конечно, ты же месяц назад его купил, он ещё на гарантии…
- Ты в соцсетях сидишь?
- Сижу, конечно.
- Покажешь мне, как страничку свою создать?
- Конечно!
       Пётр Ефимович создал свою страницу, и стал выкладывать на всеобщее обозрение свои опусы. Он очень быстро оброс друзьями и поклонниками своего таланта, которые прозвали его Бенжамином Баттоном. По совету друзей опубликовал сборник своих поэтических произведений на платформе Литрес и ещё ряде площадок. Начали капать первые роялти. Поступили первые предложения от издательств…
     Всеволод Яковлевич скрывался почти половину лета. Пришлось вернуться. Он всё ещё чувствовал за собой вину. И вот как-то раз Пётр Ефимович встретил наконец опального литератора во дворе. Тот хотел-было спешно ретироваться, но деваться уже было некуда. Пётр Ефимович поманил его пальцем.
- Где ж вы пропадали, Всеволод Яковлевич, давненько я вас…
- Я…я болел. В больнице лежал. Извините… - соврал он, опустив глаза, но Пётр Ефимович уже всё знал. В интернете секретов нет.
- А ведь вы оказались правы. Меня действительно закидали гонорарами. Роялти, то есть. Пусть и копеечными, но регулярными. А с работы увольняться не стал. Я теперь на Литресе, в самиздате публикуюсь. Заходите, скачивайте. Я вам скидочку организую. Вот, кстати, хочу вам подарить, - полез в портфель Пётр Ефимович, - несколько моих стихотворений напечатали в поэтическом альманахе, - достал он журнал, - хотите подпишу?
    Всеволод Яковлевич сразу весь как-то сморщился и усох, но с благодарностью принял подарок. Пётр Ефимович надписал сборник и вручил соседу.
- Ну так как на счёт партии в шахматы? Коньячок с меня. Идёт?
- Вы правда на меня не сердитесь? – расплылся в улыбке Всеволод Яковлевич.
- Помилуйте, за что мне на вас теперь сердиться? Сбили вы меня панталыку по началу. Думал с ума схожу. Но потом всё наладилось, как видите. Ну так как на счёт коньячку с шахматами?
- С удовольствием! Милости прошу. В любое время!
- Вот и славно, заскочу в субботу. Поправляйтесь, Сева, кхе-кхе-кхе…

      Для полноты картины приведу ниже фрагмент интервью Аполлинария Акакиевича, данное им на местной радиостанции в рамках программы «Знакомство с автором».
- …Аполлинарий Акакиевич, а чем вы руководствовались, выбирая творческий псевдоним? – с улыбкой на лице спросила радиоведущая.
- Простите, как я могу к вам обращаться?
- Можно Виктория или просто Вика, у нас здесь все свои.
- Хорошо, просто Вика. Ну… Имя Акакий – оно звучит неоднозначно для русского уха. Несколько комично, согласитесь, невольно вызывает улыбку. Хотя с древнегреческого переводится как «не делающий зла» или же «кроткий», «неплохой». А я действительно, неплохой, в общем-то, человек, ха-ха-ха, иногда, конечно. Но, к сожалению, Акакий Акакиевич уже есть у Гоголя. Пришлось стать Аполлинарием, что тоже не плохо, согласитесь. «Принадлежащий Аполлону», Аполлон прекрасен и страшен одновременно. Отсюда ещё оно значение вырисовывается – «губительный». Что почти соответствует основному направлению моего творчества. Ну и по знаку зодиаку подходит.
- А близкие к вам как обращаются?
- Никак. У меня никогда не было близких. Кроме моего кота.
- Это печально, что вы так говорите. Что и друзей нет?
- Есть попутчики. Но они даются на определённое срок.
- Не понимаю, как же так можно жить? Вам что – никогда не бывает одиноко?
- Никогда! Мне не знакомо чувство одиночества. И предвкушая следующий вопрос, отвечаю: нет, кошмары мне не снятся. Никогда не снились. Мне просто интересно жить, я всегда чем-то занят. Вот в данный момент с вами беседую, например. И представляете, мне совершенно не скучно.
- Аполлинарий Акакиевич, мне очень интересно с вами беседовать. Не могли бы вы рассказать нашей аудитории, о самой важной вехе в вашей жизни, так называемой точке отсчёта, с которой вы начали осознавать себя как творческую единицу. Спасибо.
- Гм… Ну, во-первых, единицей я себя никогда не считал. Кол – это плохая оценка. Но о-о-очень громкая! А во-вторых, таки-да, помню в мельчайших подробностях! Итак… Мне пять лет. Я стою в песочнице во дворе своего дома, задрав голову вверх. Над головой ослепительно сияет июльское солнце. Глаза больно режет от яркого света, я щурюсь. На мне шорты и белая футболка. Что побудило меня посмотреть вверх я ещё не знаю, но желудком чувствую, что сейчас происходит что-то очень для меня важное. Наверху что-то есть, и оно тоже смотрит на меня. А другой «Я», уже взрослый и умудрённый прошлым опытом, сверху с любопытством рассматривает маленького мальчика в песочнице. И понимает, что этот мальчуган его видит. Старший «Я» смотрит, как бьётся сердце ребёнка, и как кровь бежит по его жилам. Он знает, что этот ребёнок – суть его ипостась. Но медлит. Примеряется: не слишком ли рано он явился, сдюжит ли это маленькое тельце носить его в себе, такого большого и неуклюжего. Эти двое были связаны единой пуповиной ещё задолго до рождения. Большой «Я» пять лет парил над дитём, наблюдал, как он растёт, и ждал, когда тот будет готов принять его. И вот этот день настал. «Я» пятилетний призывно улыбнулся тому неизвестному. Взрослый «Я» почувствовал сильное натяжение связывающей их сияющей пуповины и, не в силах противиться, устремился в пятилетнего меня. Ребёнок аж подпрыгнул от удара. Так бывает, когда во сне откуда-то падаешь. Такой же электрический удар – и просыпаешься. Именно в тот миг «Я», пятилетний, содрогнувшись всем телом, понял, кто я такой. Осознал себя как личность. Это и есть моя точка отсчёта, просто Вика. С этого момента я и настал. Уже потом, повзрослев, я услышал и вспомнил этот звук обретения себя. Это жёлтый солнечный, но достаточно твёрдый и резкий аккорд. Я бы назвал его «бронзовым». Трезвучие фа-диез минор F#m. Баре на втором ладу гитары.
- Очень вы интересно излагаете, Аполлинарий Акакиевич. Вы бы могли не называть меня «просто Вика»? Без слова «просто», а просто Вика – и всё?
- Хорошо, просто Вика и всё.
- Ну, Аполлинарий Акакиевич!
- Вы же сами сказали.
- Вы всё время такой?
- Какой такой?
- К словам цепляетесь.
- Работа у меня такая - к словам цепляться. Если не буду этого делать, то и мои слова никого не зацепят. Не обижайтесь. Я без злого умысла…

- Запомни, Аполлинарий, у комиссара нет цели, а есть только путь, - философски заметил Кузьмич, многозначительно подняв вверх указательный палец, - ну, вздрогнем! - заглотил он содержимое стакана.
   Аполлинарий Акакиевич (в миру – просто Вася) снисходительно улыбнулся, взял в руку стакан и поднял его на свет, рассматривая мутную жидкость. Понюхал. Ухмыльнулся и последовал примеру Кузьмича. Он уже неделю гостил у товарища в деревне. Тот давно его приглашал. Дескать, за грибами, за ягодами сходим, рыбку половим. Аполлинарий всё время обещал, но систематически, на протяжении нескольких лет, всё не приезжал и не приезжал, ссылаясь на занятость. Они с Кузьмичом давно были знакомы – ещё со времён училища. Аполлинарий потом поступил в университет и уехал в Питер, а Кузьмич остался в родном городе работать на заводе. Потом армия. Женился, развёлся, продал квартиру, оставшуюся от родителей, купил дом в деревне и стал жить отшельником. Но связь поддерживал.
- Кузьмич, не у комиссара, а у самурая.
- В смысле? – поправил Кузьмич фуражку с красной звездой на околыше.
- У самурая нет цели, а есть только путь. Так звучит эта фраза в оригинале. «Хагакурэ кикигаки». В переводе с японского «Записи о сокрытом в листве». Ну, вспомнил?
- Бусидо, кажется! Дай бог памяти.
- «Путь воина» или «Путь смерти». Помнишь «жить так, будто ты уже мёртв»? Вспомни молодость! Как алюминиевые трубки в мечи плющили.
- Да… Весёлое было время. Видеосалоны в подвалах, и все поголовно – герои! Хы-хы-хы… А потом, когда стали постарше, перековали мечи на гитары. Ты играешь сейчас где-нибудь?
- Сейчас нет. Только дома, под настроение. И на концерты не хожу – не интересно уже всё это. Да и народу много. Не люблю толпу. И возраст уже… Не всё же с гитаркой по сцене прыгать и подбородком перед микрофоном тряси.
- Так ты поэтому и подался в Аполлинарии Акакиевичи? Хе-хе-хе, - развеселился Кузьмич и закусил огурчиком, - отдача-то хоть есть какая?
- Да какая отдача? Так. С переменным успехом. Писанину на хлеб не намажешь. Работать приходится. Периодически. Долго на одном месте не выдерживаю. Поработаю-поработаю – и за ворота! Потом опять ищу что-то новое. Видимо, таков мой путь.
- Вася, ой-да не смеши меня. Путь у него! Так и скажи – бездельник по жизни!
- Ну, можно и так сказать. «Жить так, будто ты уже мёртв» - как про меня написано. Знаешь, Кузьмич, я ведь уже три раза на том свете отметился. Меня и оттуда трижды обратно сюда выгоняли. Не принимают, черти! Иди, говорят, делай, что тебе положено. Ибо не фиг тут прохлаждаться, в натуре. А ты давай, начисляй уже.
    Кузьмич наполнил стаканы. Друзья выпили и прослезились, закусив перьями лука.
- До меня доходили слухи. То ты позвоночники ломаешь, то в реанимации оказываешься. Чего тебе спокойно-то не живётся? Эх, Васька-Васька, жениться тебе надо! Хочешь, я тебе невесту тут подыщу? У нас тут много, и все не замужем.
- Нет уж. Как-нибудь сам. Вот шило в заднице затупится, тогда и подумаю. А так: пока не могу я, чтоб ровно всё было. Приходится бродить.
- В смысле?
- Ну, когда с идеями туго, я отправляюсь странствовать. По городу в основном. Хожу-брожу, пока не наброжу что-нибудь стоящее. Подобно браге. А как наброжу до нужной крепости, так и перегоняю по капельке, по буковке, перевожу на человеческий язык. Даже термин такой изобрёл – «искусство брожения»! Слыхал? Иногда, знаешь, выстреливает.
- Знаем, читали в интернете. Смешно у тебя получается. Только вот, хоть убей, не понимаю – какой во всём этом смысл? Деньги же за это не платят.
- Это единственное, что меня держит на этой земле. Иначе давно бы сгинул. Видимо, таков мой путь.
- Брось ты эти самурайские штучки, Василий! Самураи, они давно все вымерли. За ненадобностью. Как вид. А комиссары – остались! – ткнул Кузьмич пальцем в красную звезду на своей фуражке, - и ежели ты не прекратишь философствовать, я тебя закомиссарю по полной! И баб сюда вызову на смотрины! Женю сразу на нескольких, без твоего согласия! Хе-хе-хе! Мигом! Эй, девки!
- Да тише ты! – шикнул Василий, - а то правда сбегутся. Всё, больше не буду. Давай лучше за грибами сходим завтра, а то зря что ли приехал…
- Замётано, Аполлинарий Акакиевич. Не могу привыкнуть к твоему новому погонялову, Васька. Псевдоним у тебя какой-то клоунский. Не мог, что-нибудь посерьёзней выбрать? Да ладно, дело твоё. Ну, что? Допиваем и спать? Завтра я тебя рано подниму. Пойдём по-настоящему странствовать! По лесу! Поищем то, что сокрыто в листве… 

    Ну что ж, господа, представление нашего передвижного кукольного театра близится к завершению. Я натягиваю на руку бибабо Аполлинария Акакиевича, нашего уважаемого автора, от имени которого, я, собственно, и веду это повествование. Надо признаться, внутри Аполлинария Акакиевича тепло и влажно от моего пота. Но это ничего. Хуже только то, что я ассоциирую себя с проктологом при ректальном пальцевом обследовании пациента. Будто я проник в нашего пациента по самую голову. Через это даже мой голос, которым я от имени Аполлинария Акакиевича разговариваю, изменился. На визг порой срывается. Но это просто горло пересохло, наверное, надо бы пару глотков воды сделать. Я потянулся за бутылкой воды. Отпил чуть-чуть. И вот кукла нашего автора выныривает из-за ширмы…   
     Аполлинарий Акакиевич вернулся из деревни с полными сумками лесных трофеев: грибы, ягоды, банки с соленьями, без которых Кузьмич его бы ни за что не выпустил. Целый день мыл, чистил, варил, раскладывал на газеты сушиться. Когда разобрался со всем этим изобилием, решил прогуляться до ближайшего кафе.
      Он взял кофе с кусочком торта и погрузился в размышления. И тут перед его столиком неожиданно возник Пётр Ефимович Передрищенко! Собственной персоной. Наяву! Стоит и с ноги на ногу переминается в нерешительности. Аполлинарий поднял на гостя глаза и без тени смущения указал явившемуся персонажу на стул:
- А, это вы, Пётр Ефимович. Признаться, не ожидал вас так скоро воочию увидеть. Вы у меня персонаж новый, вам всего неделя отроду, а вы уже материализовываться научились. Весьма впечатлён. Далеко пойдёте.
- Я сам не ожидал, господин Автор. Как-то само собой получилось. Я вот по какому вопросу. Дошли слухи, что вы заканчиваете повествование… Господин Автор, неужели я так и останусь персонажем одного единственного рассказа? Я же только жить начал, впервые задышал полной грудью, стихи писать начал, почувствовал отклик читателей…
- Не переживайте, Пётр Ефимович. Да, у меня в наличии есть множество персонажей. Но такого героя как вы у меня ещё не было. Да-да. Вы оригинальный персонаж, не похожий на других. Были, конечно, Стасик и Павел, они тоже стихосложением баловались, но вы совершенно другое явление. Они, кстати, сейчас в бессрочном отпуске. Есть в Ленинградской области один скрытый от посторонних глаз городок. Мне однажды пришлось в нём побывать. Там отдыхают герои моих рассказов, что-то вроде пансионата-санатория для персонажей. Это не значит, что они навсегда списаны со счетов, просто в данный момент их присутствие здесь нецелесообразно. Но времена, как известно, меняются. И я – тоже. Кто знает – может, эти заслуженные и многоопытные герои, мне вдруг понадобятся. В качестве наставников для таких как вы, например. Или же для других нужд.
- Господин Автор….
- Тпр-р-р-рру! Вы меня, всё-таки, старше. Как-то неестественно, что вы меня господином называете. Можно по имени отчеству. Просто Аполлинарий Акакиевич, без господ обойдёмся. Они, как известно, все – в Париже.   
- Хорошо, Аполлинарий Акакиевич. Вон, смотрите! – показал он на стеклянную витрину, - это же он!
     С улицы, сложив руки биноклем и прильнув к витрине, силился рассмотреть происходящее внутри заведения какой-то человек.
- Ба! Да это же наш Всеволод Яковлевич!
- Он что, следит за нами?
- Не обращайте внимания, Пётр Ефимович. Пусть себе следит. Обычная творческая ревность. Поддели вы его своим талантом. За живое зацепили.
- Вот его-то и надо бы в ваш пансионат! Он мне содействие обещал, а сам сбежал. Я чуть с ума не сошёл, совсем растерялся.
- Не сошли же. В этом и был мой замысел. Вы справились. А он просто выполнял свою работу. Амплуа у него такое. В пансионат ему ещё рановато. Он товарищ опытный, в пяти рассказах у меня засветился. Он ещё сослужит мне службу.
- Спасибо вам за то, что к психологу Никифору отправили. Грамотный специалист. Очень мне помог.
- Никифору, говорите? Гм. Я вас ни к кому не отправлял. Вы сами каким-то, пока непонятным для меня способом, на него вышли. Вот что значит зрелая личность. Молодёжь бы не догадалась. Никифор специалист хороший, не поспоришь, правда иезуит до мозга костей. Я был удивлён вашему чутью.
- Это Танюша, жена моя, его в интернете нашла.
- И с женой вам повезло. Знаете, я безумно благодарен, что в мою голову тогда в парке был ниспослан именно ваш образ.  Вы цельная личность. А это в наше время дорогого стоит! И хорошо, что вы оказались уже в возрасте. Всё-таки, опыт и закалка много значат. Не пустились во все тяжкие, поймав первый успех, выстояли. С достоинством перенесли медные трубы поздней славы. Не то, что нынешняя молодёжь! А теперь позвольте откланяться, мне надо завершать своё повествование.
- А как же я, Аполлинарий Акакиевич? Мне что теперь делать?
- А вам посоветую немного отдохнуть. А после – оттачивать и полировать своё поэтическое мастерство. Главное – не останавливайтесь на достигнутом! Скоро ваш талант мне понадобится, я вас вызову. До встречи, Пётр Ефимович, мне было приятно с вами работать.
     Бибабо Аполлинария Акакиевича раскланялась перед зрителями и под неистовые аплодисменты зала скрылась за ширмой.

23 августа 2025 г.