Бабушка, не обижай маму

Я живу в старом доме на самом краю деревни, со своей семьей: сыном Мишей, невесткой Таней и внуком Колей. Тишина этого места завораживает, но порой в ней чувствуется что-то тревожное, как в ожидании грозы. Жизнь под одной крышей с выросшими уже детьми. Раньше я думала, что это счастье — быть ближе к детям и внукам, делить с ними быт, видеть, как растут малыши. Но,  семья, как и все живое, требует нежности, терпения и умения смолчать в какой-то особо щекотливой ситуации. С годами кажется, что любые мелочи цепляют и мешают. Вот и с Таней у нас так: она молода, полна сил, ведет хозяйство, как умеет, но все внутри меня сжимается, когда я вижу ее огрехи. То она посуду грязную бросит, то грядки небрежно прополет, белье вот неправильно вешает.  «Таня, на солнце белье должно сушиться, а не в тени», — говорю я, пытаясь быть ненавязчивой. Но вместо благодарности вижу ее взгляд — тяжелый, с упреком и недовольством. В глазах — молчаливая обида, словно мои слова ранят ее. «Опять не так, все вам не по нраву», — бросает она коротко и уходит, громко хлопнув дверью.

Сколько раз я говорила себе, что перестану вмешиваться в жизнь молодых. Но такова уж моя натура — трудно научиться молчать, когда сердце полно переживаний. Вот и со стиркой, и с готовкой — замечаю, что Таня порой пересаливает суп, и на языке вертится очередной совет. «Ты что, решила всех пересолить?» — выскакивает у меня. Она молча отставляет кастрюлю, а я снова чувствую, что задела ее за живое. И снова день наполнен холодом, как будто невидимая стена встала вдруг между нами. Но тяжелее всего мне приходится, когда дело доходит до внука Коли. Я всегда говорю невестке: «Маленького нельзя баловать», но мне кажется, что она делает мне назло.  Она добрая, иногда слишком мягкая. А ведь в жизни важна строгость — ее отцу и мне это пришлось понять, когда мы были молоды. «Ты его распускаешь», — говорю я, когда Таня пытается уложить Колю спать и сидит с ним, держа за ручку, пока он не заснет. Он так привык засыпать, и капризничает, если с ним не посидеть, а ведь ему уже шесть лет, вполне можно приучить засыпать самостоятельно.  Вижу, как ее лицо бледнеет от моих слов, но она сдерживается и не отвечает, избегает открытого разговора.

Так продолжалось день за днем, пока однажды между нами не произошел серьезный конфликт. В тот вечер все обострилось, словно напряжение, копившееся годами, нашло выход. Я снова сказала что-то резкое Тане, и она сорвалась:  «Я больше не могу! Я делаю все, чтобы вам угодить, но как бы ни старалась, всегда не так!» — кричит она, и в ее глазах стоят слезы. Сердце у меня замирает. В этот момент входит Миша, услышав наш спор, и я чувствую, что он растерян. Вижу, как он смотрит на Таню и на меня, словно не знает, на чью сторону встать. «Сынок», — говорю я тихо, пытаясь найти в его глазах поддержку. Но на этот раз его лицо серьезно, и он решительно произносит: «Мама, Таня — моя жена, и мы сами будем решать, как жить и воспитывать нашего сына». В его голосе слышится такая твердость, что у меня перехватывает дыхание.

Я вдруг понимаю, что он больше не мальчик, за которого я так боялась. Он взрослый, самостоятельный мужчина, и его место — рядом с женой. Но отпустить сына… это так же больно, как оторвать часть себя. В этот момент в комнату заходит Коля с маленьким щенком на руках. Смотрю на внука — такого искреннего, доброго, наивного и сердце мое щемит от любви к нему. Он подходит ко мне, обнимает и тихо говорит: «Бабушка, не обижай маму. Она у нас хорошая». Простые слова внука переворачивают все во мне, я-то и не старалась ее обижать специально. Никогда не строила ей козни, помогала советом, делом… Но, видимо не все у меня получалось тактично… Я  посмотрела на печальную Таню, которая прижимала Колю к себе, второй рукой поглаживая щенка. И чувствую, вот прям душою чувствую, как тяжело ей дались эти годы под моим давлением.
И тогда, едва сдерживая слезы, я, наконец, говорю: «Прости меня, Таня. Я просто... хотела, как лучше. Я ведь тоже переживаю за вас». Вижу, как ее лицо смягчилось, она кивнула и тихо ответила: «Я понимаю, мама. И вы поймите, мы все — одна семья, зачем нам ссориться? Давайте просто поддерживать друг друга…»

В эту минуту в дверь вошла моя соседка и подруга Людмила Петровна с еще горячим пирогом. «Что у вас тут за разборки? Лучше пирог поедим», — говорит она весело, усаживая нас за стол. И, словно по волшебству напряжение исчезает. Мы сидим, пьем чай и молчим. Но теперь эта тишина — не угроза, а спокойствие. Я смотрю на Таню, на Мишу, на Колю и понимаю, что все эти годы я была слепа. Я знаю, что впереди нас ждут еще трудности, что, возможно, не раз с моего языка сорвется лишнее слово, но теперь я чувствую себя легче. Мы стали чуть-чуть ближе, благодаря простой фразе моего любимого внука: «Бабушка, не обижай маму…»