Помидоры

Солнце жарило по летнему, хотя уже было начало сентября.
Я поддалась соблазну словить его последние лучи, и пошла до Нарымского сквера пешком от площади Ленина.
По сторонам особо не смотрела, всё больше на небо, да изредка под ноги.
Смотрю, на перекрестке, возле невысокого кованого заборчика, рядом с поребриком, на подстилке из пакетов лежат две кучи с большущими, краснючими, явно спелыми, сочными помидорами.
«Мама просила купить,»– щёлкнуло в голове.
Поднимаю глаза, передо мной стоит сухая бабушка, на вид далеко за восемьдесят, улыбается.
– Бычье сердце?
– Да. Бери, дочка, хорошие помидоры.
Думаю, ладно, надо бабуле помочь распродать. Видно: тяжело ей стоять, да и в неположенном месте стоит, ещё и оштрафовать за это могут...
– Можно вот эти четыре штучки? – показываю на самые большие помидоры.
– Так они у меня в фасовке по три кило. – Смутилась старушка.
Ладно, уговариваю себя, надо бабуле помочь.
– А почём за килограмм?
– Сто пятьдесят рублей, дочка. Бери, на рынке по двести домашние.
Смотрю на бабулю, затем на помидоры.
«И дались тебе эти помидоры? Тащиться с ними ещё минут двадцать. А у тебя ещё вещи с собой! » – отговариваю себя.
Снова смотрю на бабулю.
– Ладно, давайте... Ой! А налички-то нету с собой. – пошарив по карманам опомнилась я.
– Так у меня карта есть. – теперь бабуля шарит по карманам.
Не нашла, засуетилась, на лице появилась тревога, потом, видимо, вспомнила, сунула руку за заборчик, достала большую блестящую, коричневую сумку, пошарила в ней – нашла! Протягивает мне карту.
Прикидываю в голове, как мне потом ещё путешествовать с её помидорами, ещё раз уговариваю себя, что они мне очень нужны...
Смотрю, мужчина подходит, лет сорока, лысенький, в чёрных очках, улыбается.
Не знаю, почему, но сразу поняла, что он, как и я, решил помочь бабушке проститься с томатами.
– Бабуля, дай-ка мне вот эти четыре помидорки! – влез он без очереди.
– Дак, у меня фасовка по три килограмма.
– Ой, бабуль, три килограмма – мне много. Тогда не надо.
– Бери, вкусные помидорки, сама выращиваю, свежие. – жалостливо канючит старушка.
– Возьмите, правда хорошие. Себе тоже беру. – теперь уже я уговариваю мужика.
– А почём помидорки-то?
– Сто пятьдесят, везде по двести, а я за сто пятьдесят отдаю.
– Дорого, бабуль. Да и налички у меня нет.
– А у меня карта есть. – демонстрирует банковскую карту бабушка.
Мужик молчит, но не уходит.
Бабушка продолжает жалостливо смотреть на него.
– Ай, ладно, давай, пакуй, только в пакетик потолще, мне везти далеко. – улыбнулся мужчина.
Бабушка бережно сложила для него помидоры в пакет, проверила прошла ли оплата, потом взялась за меня.
– Я тебе получше пакет оставила, чтобы не подавились, спелые. – засуетилась предпринимательница.
Я переложила пакет из правой руки в левую, пакет был и правда увесистым.
– Мне тринадцать тысяч набрать надо ведь, разве бы я стояла... – начала оправдываться бабушка.
– Крепкого здоровья Вам! – улыбнулась я.
– И тебе всего хорошего, дочка. – прослезилась старушка.
По сердцу прокатило теплом. Вспомнилась и своя бабушка, такая же худая и суетливая, в таком же белом платочке, подвязанном под подбородок.
Из пакета сочился помидорный запах.
Я прошла мимо храма, возле ворот которого сидели две попрошайки. Я уже узнаю их в лицо. Они постоянно сидят здесь, лишь изредка меняя локацию. Кто-то им подаёт, кто-то проходит мимо. Они не создают ничего, ничего не делают полезного для общества. Просто сидят, в надежде, что кто-то их пожалеет, и сколько-нибудь даст.
На вид одной около сорока, другой за пятьдесят.
Я положила одной из них несколько томатов. Мало ли? Я тоже могу ошибаться, вдруг, голодная?!
Она что-то гаркнула не понятно на каком наречии, убедилась, что я прошла в парк, и швырнула томаты к забору, в кусты.
Заметив это, я отругала себя: нельзя таким верить, нельзя помогать. Они не знают, что такое труд, и не знают, как достаются деньги.
Снова вспомнилась бабушка, внутренний диалог с укорами, что надо было сразу купить помидоры не раздумывая. Затем похвалила себя, мол, если бы не думала стоит брать или нет, не уговорила бы мужчину, или бы он её не заметил, и неизвестно сколько бы она там ещё простояла.
Зареклась покупать у этой бабушки и подобных ей, то, что они продают. Они не милостыню просят, они пытаются заработать, чтобы хоть как-то прожить на вырученные деньги, купить себе лекарств, оплатить коммунальные платежи. Таких видно, они выбиваются из толпы прожженных  торговцев: робкие, им стыдно, что они торгуют, но другого выхода у них нет...
Солнце жарило, а мне вдруг стало холодно. То ли от мыслей, то ли от беспомощности, от того, что всех не спасти... Но пробовать всё-таки стоит.