Гений и злодейство три цао
Как говорят, в Китае было три Цао: Цао Цао ;; (155-220) и его сыновья Цао Пи ;; (устаревшее Цао Пэй) (187-226) и Цао Чжи ;; (192—232).
Как говорят, все трое одинаково хорошо владели и кистью и мечом.
Три полководца, три поэта.
В романе «Троецарствие» Цао Цао выведен как наиболее колоритный злодей своего времени и (не вполне заслуженно) могильщик империи Хань.
Он стал правителем царства Вэй, сражавшегося с двумя другими царствами Шу и У.
Будучи поэтом, Цао Цао долго колебался и хотел назначить своим наследником Цао Чжи, который был более талантлив именно как поэт.
Но слабые административные способности Цао Чжи и совет полководца Цзя Сюя о том, что отступление от принципа первородства может быть использовано врагами, решили дело в пользу Цао Пи.
Вот он и низложил последнего, 13-го императора династии Хань, и основал империю Вэй.
Цао Пэй обычно считается компетентным администратором, который поручил важные дела в империи ряду способных чиновников, придерживаясь мнения своего отца Цао Цао о том, что способности важнее происхождения.
Однако он плохо воспринимал критику, и те чиновники, кто осмеливался критиковать его, лишались должностей, а иногда и жизни.
Но больше всего Цао Пи боялся, что кто-то из братьев захочет захватить трон, поэтому всячески их гнобил.
Он уменьшил домен своего младшего брата Цао Чжи и казнил ряд связанных с ним людей.
Как-то раз Цао Пи приказал Цао Чжи под страхом смерти сочинить стихотворение за семь шагов.
Цао Чжи сочинил стихотворение, в котором аллегорически высказал своё отношение к сложившейся ситуации вражды между братьями, чем смутил императора.
Варят бобы, —
Стебли горят под котлом.
Плачут бобы:
"Связаны все мы родством!
Корень один!
Можно ли мучить родню?
Не торопитесь
Нас предавать огню !? ""
(пер.Л.Е. Черкасский)
В литературе сложилось мнение о злодействе и хитрости Цао Цао, но это, может быть, благодаря тому же роману «Троецарствие», который был написан в XIV веке, т.е. спустя больше тысячи лет после описываемых в нём событий.
Автор (предположительно Ло Гуаньчжун ;;;) нередко даёт своим героям личные оценки, произвольно разделяя их на положительных и отрицательных.
В его симпатиях чувствуется ностальгия по несбывшимся вариантам китайской истории.
Главный положительный герой — Лю Бэй, основатель царства Шу и его полководец Чжугэ Лян, а Цао Цао — главный отрицательный герой.
Популярность романа привела к тому, что именно эти оценки закрепились в народной памяти как чёткие стереотипы.
И теперь уже вряд ли можно установить истину.
Да и нужно ли?
В конце концов, есть большая доля правды в том, что история — это не столько то, что было, сколько то, что закрепилось в памяти народа.
Включая исторические мифы.
Может быть, к таким историческим мифам относится и история двух братьев Цао Пи и Цао Чжи.
Цао Пи — император, настолько озабоченный сохранением своей власти, что готов принести (и приносивший) в жертву своих братьев.
Цао Чжи — гонимый благородный поэт.
И все симпатии, конечно, на стороне Цао Чжи.
Тем более странно, что Цао Пи называют «великим поэтом», а Цао Чжи — просто «поэтом» (в лучшем случае «талантливым поэтом»).
Цао Цао оставил нам немало замечательных стихотворений, фразы из которых стали «крылатыми» среди китайского народа.
Цао Пи написал больше ста стихотворений и первый в Китае трактат об изящной словесности, имевший эпохальное значение для теории поэтического творчества.
А что Цао Чжи?
Пишут (международное радио Китая), что «хотя Цао Чжи добился блестящих успехов на литературном поприще, но он с начала до конца желал осуществить и свои политические замыслы. Однако эти честолюбивые устремления вызвали подозрительность и гонения со стороны императора. Жизнь Цао Чжи была полна всевозможных перипетий и невзгод. В своих произведениях Цао Чжи выразил свои душевные переживания по поводу несостоявшейся политической карьеры, но он не мог прямо писать об этом. Это породило интересное явление иносказательности и намека в его литературном творчестве». Поэтому-то он и создал «сочинения, полные прекрасных женских образов», самым знаменитым из которых является поэма «Фея реки Ло».
Мои симпатии тоже были на стороне Цао Чжи, как и в исторической легенде о «семи шагах».
Но всё же, всё же…
Так ли уж кровожаден был император Цао Пи?
Опять, опять всё та же проблема: «гений и злодейство».
Я уже как-то писал об этом в связи с 6-м параграфом 1-й главы Лунь Юя Конфуция:
«Учитель сказал:
— Молодые люди, находясь дома, должны проявлять почтительность к родителям, выйдя за ворота — быть уважительными к старшим, в делах — осторожными, в словах — правдивыми, безгранично любить людей и особенно сближаться с теми, кто обладает человеколюбием. Если у них после осуществления всего этого еще останутся силы, то потратить их надо на изучение вэнь-культуры».
Слова "Лунь юя" просты и обыденны, но почти в каждом изречении есть что-то такое, на чем читатель спотыкается.
В 6-м параграфе таким камнем преткновения оказывается выражение из последнего предложения: «Если у них после осуществления всего этого еще останутся силы, то потратить их надо на изучение вэнь-культуры».
Неожиданная и как бы даже неуместная ирония, звучащая здесь, заставляет задуматься: почему Конфуций намеренно противопоставляет две опоры, два краеугольных камня своего учения — обучение и воспитание, знание и добродетель, науку и мораль, талант-цай и благодать-дэ.
Что из этого важнее?
Для Конфуция задавать такой вопрос — все равно, что для ребенка спрашивать: кто для него важнее — отец или мать?
Тем не менее, Конфуций не только спрашивает, но и дает однозначный ответ: важнее добродетель.
Такую категоричность трудно было ожидать от человека, с которым, по его собственному утверждению, никто не мог сравниться в любви к учению.
Почему Конфуций вообще задает такой вопрос?
И почему он не ищет компромиссного ответа, что-нибудь вроде «оба важны»?
Европейская мысль, рассматривая тот же вопрос, заменяет одно из парных понятий на его противоположность, формулируя проблему совместимости «гения и злодейства», «ума и зла».
Эта подмена весьма характерна — здесь как бы звучит вопрос: «не приводит ли утрата добродетели к деградации таланта?».
Если не приводит, то и бог с ней — с добродетелью, а вот если приводит, то добродетель важна.
С другой стороны, если гений и злодейство несовместимы, то остаются три варианта, которые выстраиваются в удобный линейный порядок по предпочтительности: глупый злодей — добрый глупец — добродетельный мудрец.
Но если они совместимы, то возможны четыре варианта, между полюсами на одном уровне располагаются два варианта: добрый бездарный и злой талантливый.
Вот выбор между ними как раз и составляет проблему для европейской мысли.
Эта же проблема выбора стояла и перед китайской мыслью.
Однако, здесь имеется существенное различие, определяемое тем, для кого делается выбор.
Европеец делает выбор для себя лично: кем бы он сам хотел быть, если бы были всего два варианта — добрым глупцом или злым гением?
Китаец делает выбор для всех людей: кто полезнее для общества — добрый и глупый или злой и умный?
Ум и глупость, талант и бездарность — это качества самого человека, не зависящие от наличия других людей.
Добро и зло, моральность и аморальность, напротив, проявляются только в обществе как отношения между людьми.
Одинокий "Солярис" может быть умным или глупым, но не может быть добрым или злым.
Поэтому, думая о себе, человек отдает приоритет уму, а думая о другом — добру.
Человек сам хочет быть умным, а от другого человека ожидает добра.
Поэтому неудивительно, что европейская мысль достаточно часто решает проблему выбора в пользу «злого гения», а китайская — в пользу «добродетельного глупца».
Может быть, в этом одна из причин стабильности китайской цивилизации, непрерывно существующей на протяжении нескольких тысяч лет?
Добродетель по сути своей есть качество консервативное и общество тем стабильнее, чем добродетельнее его члены.
Ум и талант, наоборот, побуждают своих обладателей к активности, к реализации способностей и тем самым стимулируют эволюционные, а подчас и революционные, изменения в обществе.
Не случайно формула «мыслю — следовательно, существую» родилась именно в Европе.
Утрата ума отождествляется с утратой существования.
А между тем китайская история и литература полны примеров «великих безумцев»
«Я сердце глупого человека!» — восклицал Лао-цзы.
Противопоставление «западный ум» — «восточная мудрость» возникло не случайно.
Видимо, для китайцев существование означало не только, и не столько рациональное мышление.
И не случайно не утихают споры о том, можно ли считать Ленина, Сталина и Гитлера великими людьми?
Ведь этот спор идет не только между их сторонниками и противниками.
Позиция в этом споре определяется скорее тем, что включать в понятие «великости»: ум, талант, энергию и волю или добродетель?
И много ли вы найдете в европейской истории великих глупцов?
А между тем китаец вполне может считать, что Конфуцию «не хватало такого достоинства, как ум (чжи дэ)», хотя для каждого китайца Конфуций — безусловно великий человек.
С Конфуцием тоже не все просто и ясно.
Этот человек не витал в облаках.
Довольно часто он судил о людях только по их делам и давал им высокую оценку, не взирая на чье-либо отрицательное мнение об их личных моральных качествах.
Можно было бы сказать, что для него поступки — важнее намерений.
С другой стороны, Конфуций был человек прозорливый и мог по ряду вроде бы незначительных внешних признаков вынести о человеке отрицательное суждение, хотя тот как будто ничего плохого еще не совершил.
Можно было бы сказать, что для него поступки — это проявление внутренней сущности человека.
Мы, люди XX века, могли бы охарактеризовать Конфуция как сложную и противоречивую натуру.
Но что-то этому мешает.
Общее впечатление оказывается другим — это был удивительно цельный человек, у которого слово не расходилось с делом, несмотря на кажущиеся порой противоречия.
Причина этого — в том моральном стержне, который составлял основу его личности.
Именно поэтому Конфуций столько категоричен, когда дело касается принципов, то есть, в ситуации, когда человек еще может делать выбор: поступать по совести или по обстоятельствам?
Но Конфуций не был догматиком и воспринимал жизнь вполне реалистически: если ты уже сделал правильный внутренний выбор, то в своем поведении нужно искать компромисс с внешними обстоятельствами, поскольку твой выбор не должен быть пустым звуком — он должен быть реализован в жизни, в поступках.
Мы же, обычные люди, слишком часто поступаем наоборот: нам не хватает гибкости в делах и твердости в принципах.
И мы почему-то думаем, что образование и карьера важнее почтительного отношения к родителям, уважения к старшим и любви к людям.
Так я когда-то писал.
Что же я могу добавить сегодня?
Цао Пи или Цао Чжи?
Не знаю.
Вопреки всему тому, что написал выше, не знаю.
Сердцем я — с Цао Чжи.
Большую часть времени.
Но иногда я задумываюсь: а что чувствовал Цао Пи?
Когда на нём лежала ответственность за империю?
Когда он писал стихи?
А ведь стихи хорошие.
Вот одно стихотворение — как раз к сегодняшней погоде.
ЦАО ПИ
ЯНЬСКИЙ НАПЕВ (пер. В. Журавлёва)
С деревьев осыпались листья
Бросает от холода в дрожь.
Роса превращается в иней,
И в снег превращается дождь.
Уже перелетные гуси?
Летят косяками на юг.
Тоскую о муже солдате.
О вас я вздыхаю, мой друг.
Пора вам уже возвратиться
К тоскующей вашей родне.
Зачем же вы медлите, милый,
В чужой находясь стороне?
Ах, долго ли мне, одинокой,
Пустующий дом сторожить?
Все дни провожу я в тревоге
И вас не могу позабыть.
Летят перелетные гуси.
Вдали застывает река.
Сбегают невольные слезы
И мой увлажняют рукав.
Беру я печальную лютню,
И струны мне стонут в ответ.
Короткую песнь напеваю,
На длинную сил уже нет.
Луна белизною сверкает,
Постель освещая опять.
На запад уходят созвездия,
А ночи конца не видать.
Мы, словно Пастух и Ткачиха,
Глядим друг на друга сейчас.
Как их, Млечный Путь разделяет,
И горе преследует нас.
О чём это он?
Почему от имени женщины («Тоскую о муже солдате»)?
Уж не стандартный ли это конфуцианский приём иносказания?
Тот же, что применил Цао Чжи, писавший о феях-красавицах, а думавший о политических неудачах и брате-императоре?
В образах «Пастуха и Ткачихи» не зашифрованы ли братья: Цао Пи и Цао Чжи?
«И горе преследует нас»…
27 ноября 2020, пятница, 13-й день 10-й Луны.
6-й день 20-го сезона ;; Дун чжи — Зимнее солнцестояние.
1-й день 2-й пятидневки: Ци Неба поднимается вверх, ци Земли опускается вниз.
Свидетельство о публикации №225082401509