В постели с Клеопатрой

Глава первая.
                Общество балабористов.

                Сразу видно сову по полёту.
                Доброго молодца, по соплям.
                А. Куприн.

 Холодный туман неспешно опускался на окраины города и вытягивал бледные щупальцы по мостовым и задворкам. Сентябрьское утро в Санкт-Петербурге почти всегда сопровождалось туманами, выползавшими от Невы, Мойки, Карповки и других рек, которые словно артерии пронизывали вдоль и поперёк всю северную столицу. Эти дымчатые облака, вдруг, не с того не с сего упавшие на землю, всегда навевали какой-то непонятный страх и уныние на местных обывателей, которым не удавалось привыкнуть к таинственному и отталкивающему виду Петербуржских смогов. 
 Старожилы, часто вспоминающие, что перед страшным наводнением 1824 года, которое они помнили ещё мальчишками, и которое унесло жизни более двух тысяч человек, тоже стояли очень густые туманы. Тоже было очень скверное предчувствие. Тоже сетовали и причитали на то, чтобы вестники смерти не принесли новых бедствий великому городу.
 Одним словом, во второй половине девятнадцатого века в Санкт Петербурге туманы слыли не самым любимым явлением природы. Но было такое место, где туман являл собой просто нечто дьявольское и сверхъестественное, по отношению даже к Финскому заливу, вечно грозящему новыми наводнениями. Это было Малоохтинское кладбище. Оно буквально утопало в туманах, кутающих погост смогом с реки Охты, которая также пользовалась дурной славой.
 Кладбище было открыто ещё во времена Екатерины первой, но неоднократно то закрывалось, то вновь открывалось, из-за противоречий с духовенством и старообрядческими течениями. На кладбище сначала хоронили поморских плотников, привезённых для работ на верфях, ещё при Петре первом. После стали подселять старообрядцев, преступников, самоубийц и даже алхимиков, и вот, наконец, закрыли, до окончательного решения, стоит там хоронить православных или не стоит. Решение было принято только в шестьдесят шестом году и кладбище приобрело статус православного, от чего пугать не перестало. Малоохтинский погост занимал первое место по страшилкам, которые сочинялись с такой быстротой, что их даже не успевали пересказывать, как уже придумывались новые. Городовые обходили кладбище стороной, а ночные сторожа увольнялись так часто, что отслуживший здесь хотя-бы полгода, считался ветераном.
 Да, жути на Малоохтинском хватало. По словам очевидцев, в основном из числа допившихся до чертей ярыг, случайно забредавших на окраины Охты, здесь видели и призрак убиенного поэта Александра Пушкина и приведения замученных корабелов и даже самого императора Петра, гуляющего среди могил и стонущего на всю округу своим загробным басом.
 Но так или иначе, Малоохтинское всё же считалось действующим, и на кладбище продолжали хоронить, в особенности, если обстоятельства смерти усопшего, по какой-то причине не позволяли упокоить его в другом, более подходящем месте. Здесь лежал и отставной майор Аркадий Ющинский, забивший до смерти шпицрутенами свою четырнадцатилетнюю дочь за невыученные уроки. И сумасшедший купец Пластухин, однажды выпустивший прямо на улицы города живого медведя, которого держал до этого в доме, и который задрал троих прохожих, прежде чем его пристрелили городовые, заодно вместе с самим Пластухиным, что бросился спасать медведя и заслонил его грудью.
 И наконец, здесь лежали самые загадочные постояльцы Малоохтинского. Четыре молодых человека, чьи чудовищные убийства потрясли Санкт-Петербург в тысяча восемьсот восемьдесят седьмом году. Все четверо погибли буквально в течении полугода: первый в конце февраля, потом один в марте, один в августе и четвёртый за неделю до описанных событий, в начале сентября.  Убийства связали в одну серию. Несчастным было не более двадцати пяти лет, все они пропадали на несколько дней, перед тем как их обнаруживали, ранним утром, в каком ни будь парке или сквере, все были обнажены и наконец главное сходство, у всех четверых была аккуратно отрезана голова, которую убийца просто приставлял обратно к лежащему трупу. 
 Городская полиция и судебные следователи сбивались с ног, рыли носом землю, поднимали на уши своих осведомителей, но всё было безрезультатно. Газетам, естественно, сообщали что душегуб уже практически разоблачён и со дня на день его схватят, но в реальности у представителей закона не было ничего, за что можно было бы хоть немножечко зацепиться, чтобы распутать клубок таинственных убийств. Старожилы поговаривали что было ещё одно схожее убийство, четырьмя годами ранее, но про него уже никто не вспоминал и с нынешней трагедией его не сопоставили. 
 Вот в такую неспокойную пору, среди могил, склепов и памятников, произошла эта история. Вернее, началась она двумя неделями ранее, в доме одного гранта, на Фурштатской улице, где молодые вольнодумцы, из благородных, основали клуб Пушкинистов, в честь пятидесятилетия со дня гибели великого поэта. По обыкновению, раз в неделю там собирались десять, пятнадцать бездельников, которые читали произведения, запрещённые цензурой, в полголоса критиковали власть и под конец предавались вакханалии со случайными спутницами, которых в клуб заносило тем же ветром, жажды нового и экстраординарного.  Общество считало себя нелегальным и даже тайным, но все соседи, городовые и просто обыватели, жившие на Фурштатской, знали, чем здесь занимается бесившаяся с жиру молодёжь, и не препятствовали, завидуя энтузиазму и возможностям юных дворян. 
 Амбиции в клубе бушевали не на шутку, но страстей и одержимости для некоторых молодых людей показалось мало. Посетив общество один или два раза, они окончательно разочаровались в нём и, осудив его, как гнездо разврата, поссорившись со всеми, громко хлопнули дверью. Но вовсе не для того чтобы навсегда оставить стремления к вольнодумству. Эти дерзкие представители будущей России договорились создать своё общество, где намеривались попробовать по-настоящему, ни с чем несравнимое чувство загадочных страстей и азарта.
 Поздним вечером, седьмого сентября, все они были здесь, на Малоохтинском кладбище. Все пятеро.  Штаб квартирой для встреч общества, было избрано такое жуткое место, что в секретности его можно было не сомневаться. Находилось оно в самом центре погоста, и дорога туда шла мимо самых ярких достопримечательностей. Здесь были и заросшие мхом каменные горгульи с корчащимися рожами, и чёрный пруд, который среди местных назывался глотка Левиафана и те самые четыре могилы недавно обезглавленных юношей. 
 Клуб обосновался прямо в склепе одного цыганского барона, о котором в городе почти никто ничего не помнил, и знали лишь что умер он не своей смертью. На могильной плите было выбито – Флориан Рэндр.  1823 – 1865, а также одна надпись на латыни «Metues vitae, non metues mori», что означало - «бойся жить, а умирать не бойся».
 Члены клуба в подобной обстановке должны были бы напоминать собрание сатанистов, явившихся на кладбище на ночь глядя для какого ни будь оккультного обряда или жертвоприношения, но они так не выглядели.  Четыре молодых человека и одна девушка сидели вокруг маленького костерка и кутались в клетчатые шерстяные пледы. На их лицах, освещённых языками пламени, играли хмельные улыбки, так как вино в клубе не воспрещалось и даже приветствовалось по той простой причине, что на трезвую голову, или как выражались молодые люди – на сухую, подобные собрания могли довести и до психбольницы.
 Кроме борьбы с трезвостью, правил для членов общества было немного. Все они должны были держать в тайне существование клуба и всё что в нём происходило и рассказывалось, а также никто из присутствующих не должен был знать имена остальных и обращаться следовало по вымышленным псевдонимам. Вот, пожалуй, и всё, что касалось внутреннего регламента общества Балабористов, как молодые люди сами себя назвали, и отнюдь не в намерении предать имени клуба тайный смысл. Балаборист всего лишь было производным словом от балабола и авантюриста, что и выказывало основной смысл собрания. 
 - Балабористы. – Выкрикивали они каждый раз, как поднимали наполненные бокалы, принесённые одним из членов клуба, вместе с шестью бутылками креплённого вина и тремя бутылками коньяка. 
 С первых же минут собрание приобрело характер попойки. Спиртное охлаждалось на холодных плитах склепа, а на самом гробовом постаменте были разложены плитки шоколада, сдобные булочки, яблоки и то немногое, что на первый раз догадались принести с собой Балабористы. Сколько разных слов приходило им на ум, оценивая своё поведение: кощунство, дерзость, даже святотатство, но всё же сохранять трезвость рассудка в подобном месте не решался никто.
 В качестве сидений молодые люди приспособили для себя пустые ящики, в которых ранее хранились цветы. Девушка сидела на раскладном стульчике оставленным здесь ранее. Застеклённый, просторный склеп послужил для Балабористов хоть и жутким, но довольно комфортным штабом, а сухие ветки, в изобилии валявшиеся по всему кладбищу, дровами.
 Ночь обещала быть тихой, как и полагается на кладбище. Всё те же туманы нагоняли жути на всю округу и каким-то неестественным цветом отражалось пламя костра в стёклах склепа. В остальном ничего не предвещало пяти отважным тех противоречивых и страшных событий, которые произойдут с ними в ближайшие дни и которые в корне изменят жизнь одних и резко сократят её у самых самонадеянных.   

                Глава вторая.
                История Миклухи.
                Неужели мерзавец перестанет быть мерзавцем
Только от того, что дрался на дуэли?
                Эрнест Хемингуэй.
 Молодой, двухметровый парень сел в самый центр склепа и докуривал «Лаферм», приятно чадящую папироску, которую он извлёк из серебряного футляра с монограммой «С. С.». Место, где он разместился, промеж себя уже успели окрестить лобным местом. Его обвели по кругу мелом и осветили церковными свечками.  Обстановка располагала к откровениям.
 Миклуха, такой псевдоним придумали великану, снял чёрный сюртук и поигрывал мускулами, надувшимися под холщовой сорочкой. Жребий выпал рассказывать ему первому, но громила не торопился, то ли красуясь перед девушкой, толи не решаясь начать своей истории. Эмоции, одолевающие его, с трудом поддавались анализу, и на лице выражали то нагловатую патетичность, то наоборот, растерянность и робость.
 Выпустив последнее колечко дыма, громила ещё раз поглядел на Самурая, Эзопа, Нижрадзе и красавицу Кассандру, именно так решено было называть остальных Балабористов, и наконец начал повествование.
 - Я не стану вдаваться в подробности, какого я рода племени – Голос Миклухи, до этого слегка подрагивающий, вдруг наполнился твёрдостью.
 – Сообщу лишь, что я из благородной семьи и получил приличное образование. «Oui, ma Cherie», да, да, моя дорогая. – Соригинальничал он, с подобострастием кинув взгляд на девушку.
- Мой отец пророчил мне тёпленькое местечко в казначействе нашего захолустья, но страсть к авантюрам, которой я нахватался из приключенческих романов, что водились в нашем доме, заставила меня пойти иной дорогой. Сперва мной овладело желание к совершенствованию своего тела физическими упражнениями, потом к искусству эквилибра, фехтования, а когда мне исполнилось двадцать два, я вообще сбежал из дома с гастролирующим цирком, прихватив с собой все деньги, что были в доме.
 - Родителей с тех пор я не видел, да признаться даже и не думал о них. Меня влекло новое, неведанное и неиспытанное. За два года наша труппа, имевшая собственный пароход, прошла по Волге, Свири и Неве, и прогремела на самых знаменитых аренах страны. Лодейное поле, Новая Ладога, Шлиссельбург, да разве их все упомнишь. Мы прокатились по многим городам России и везде имели бешенный успех. Из неумехи ученика, я быстро становился настоящим циркачом.  В чём я себя только не пробовал! Метал ножи, показывал трюки на лошади, жонглировал горящими булавами и наконец добился того, что для меня поставили собственный номер. Хозяин объявил об этом, вместе с новостью о том, что первое моё самостоятельное выступление состоится ни где ни будь, а в Санкт Петербурге. Мне выпал счастливый шанс, хозяин поверил в мои способности, ну надо же, свой номер!
 - Весь следующий месяц я работал, как проклятый. Тренировался днём и ночью, превозмогал себя, буквально доводил до автоматизма каждое движение.
  - Танец с Атлантом – так назывался мой номер. Не замысловатый, но очень эффектный.
 - Представьте себе. – Миклуха подался чуть в перёд, желая завладеть большим вниманием своих слушателей.
 - На огромном постаменте танцуют две девушки. Они одеты в мешковатую одежду, но вдруг начинают исполнять совершенно балетные элементы: арабески, батманы, фуэте.  Оркестр грохочет, прожектора блистают, превращая манеж в какой-то волшебный, магический круг. И тут появляюсь я. На мгновение всё замолкает, гаснет свет, а когда вновь загорается, я уже удерживаю постамент на своих плечах. Снова ударяют литавры, разрываются трубы, девушки начинают исполнять элементы ещё сложнее. Они кружат, переворачиваются с ног на голову у самого края постамента, и даже делают «Па де ша», в переводе означает движение кошки. Очень красивый и сложный прыжок.
 - Цирк забивался до отказа, деньги текли рекой, публика ревела от восторга, а на самом деле ничего сложного в этом номере то и не было. Во всяком случае с моей стороны. Девушки были одеты в мешковину чтобы скрыть свою лёгкость, и каждая из них едва дотягивала до трёх пудов. Громоздкий постамент тоже имел такую конструкцию, что только казался неподъёмным, а на самом деле был полый внутри. Мне, под костюм, надевали специальный панцирь, который позволял давать меньшую нагрузку на плечи и спину. Танцовщицам конечно же было сложно балансировать на такой шаткой конструкции. Крутиться, не задев партнёршу и приземляться в прыжке одновременно, чтобы подиум не перекосило, а мне, с моей фигурой, и при тех навыках что я успел развить и натренировать в себе, простоять до конца номера, особого труда не представляло.   
 Голос Миклухи снова стал дрожать и прорываться. Новое дымное колечко он пустил вниз и Балабористы переглянувшись кивнули друг другу. – Счастливый конец не предвидится!
 - Никогда не забуду тот вечер, когда увидел её первый раз. Седьмое июня, ровно два месяца назад. – Миклуха закурил новую папиросу прямо от окурка, и словно провалился в воспоминания.
                ***
 Молодой человек громадного роста, осторожно выглядывал из-за кулис форганга. Шпрехшталмейстер, который едва ли мог дотянуться ему до плеч, чуть не карабкаясь на великана, показывал пальцем на амфитеатр и шептал на ухо.
 - Да вон же она, в первом ряду сидит, вся такая замечательная.
 Атлант, так объявляли артиста на манеже, своим зорким молодым взглядом сразу отметил очень эффектную женщину, про которую сейчас рассказывал распорядитель. Она сидела прямо напротив форганга и казалось, игнорируя представление, шедшее полным ходом, смотрела прямо в глаза Атланту, который даже на секунду опешил, смутившись от такой неожиданной мысли.
 - Да нет же, она не может меня видеть оттуда. – Хмыкнул циркач, когда распорядитель потянул его за руку.
 - Представляешь, она приходит на каждое твоё выступление, только раньше лакей бронировал для неё ложе, а сегодня ей выкупили место в первый ряд. Эта благородная штучка влюбилась в тебя, ручаюсь!!! Но главное, у меня от неё есть для тебя поручение.
 Шпрехшталмейстер нащупал в кармане новенькую пятирублёвую ассигнацию, которую лакей ему заплатил за услуги и даже поморщился от удовольствия.
 - Когда ты закончишь представление, я должен передать тебе от неё письмо.
 - Письмо! – Ещё больше удивился великан.
 - Да письмо, представляешь, любовное послание вероятно.
 - Оно при тебе? – В нетерпении прервал восторги распорядителя Атлант.
 - При мне конечно, но я должен вручить тебе его не раньше, чем ты закончишь свой номер.
 - А ну давай его сюда, пакостник. – Скривился в ехидной улыбке циркач.
 - Неееееееет. – Маленький человечек тоже улыбался, но с опаской стал придерживать нагрудный карман своего нарядного кафтана, где лежала депеша.
 - Давай сюда письмо!
 Атлант ухватил распорядителя за грудки и поднял на аршин от земли, едва не стукнув макушкой о потолочные стропила. – Я что сказал!?
 - Что ты, что ты Атлантушка. -  Затрепетал распорядитель. – Зачем тебе сейчас письмо, ты его и прочитать-то не успеешь. Твой выход через минуту. У меня целее будет, отдам тотчас как закончишь, а то ни дай бог потеряется, Атлантушка. Будь добр, поставь меня обратно.
 Великан вернул шпрехшталмейстера на пол и похлопал его по плечу. – Ладно, не обижайся, старина. Я же пошутил, ты что, шуток не понимаешь?
 - Понимаю, понимаю. – Поправлял кафтан распорядитель. – Пойду я, пожалуй, на манеж, пока ты ещё что-нибудь не выкинул. Шутник!!!
                ***
 Через пятнадцать минут, когда номер «Танец с Атлантом» был закончен, публика ещё долго разрывала воздух громогласными овациями и криками «браво». На манеж летели цветы, гирлянды, бисер, многие аплодировали стоя. Зрители, как всегда, были восхищены выступлением рослого силача и двух миниатюрных танцовщиц, но за кулисами, куда удалились артисты всё обстояло иначе.
 - Что с ним сегодня. - Таращил глаза на присутствующих толстый человек, в цилиндре и бабочке. - Он почти сорвал номер, зачем эти никому ненужные движения, что за позёрство?
 - Я едва не упала! – Всхлипывала танцовщица, которая несколько минут назад, чуть не разбилась на манеже, лишь каким-то чудом удержавшись на постаменте, когда он дал крен.
 - Ребячество. – Перебивал тренер. – Атлант едва не угробил девчонок, помост мог опрокинуться. Мальчишка, мальчишка!!!
 Вся труппа была в недоумении, все эти слова говорились для одного человека, но он их сейчас не слышал. Оставив цирк, великан бегом примчался на пароход, где сейчас кроме сторожей никого не было, и закрывшись у себя в каюте принялся изучать письмо загадочной незнакомки. Это именно для неё на сегодняшнем выступлении он всё время поворачивался выгодным ракурсом, чтобы подчеркнуть свою точёную, исполинскую фигуру, и чуть не опрокинул помост с танцовщицами в самый ответственный момент, когда исполнялся «Па де ша».
                Любезный друг.
  -  Пишу это послание, потому что испытываю непреодолимое увлечение вашей персоной, с того самого дня, как имела удовольствие видеть вас на представлении в цирке.
  - Полагаю, что мужчины вашей красоты и грациозности не должны избегать внимания дам моего круга. А по сему, я предлагаю свою искреннюю дружбу и приглашаю отужинать сегодня. Уверена, что чудный вечер в моей компании скрасит напряжённые будни, которые вы проводите в репетициях и выступленьях.
  - Не сочтите меня легкомысленной или нерешительной. Я этого терпеть не могу в мужчинах. Моё приглашение доставили бы ещё в день вашей премьеры, но просто смокинг, который шили на заказ на вашу богатырскую фигуру, был готов только сегодня утром.  Прошу принять его от меня в подарок и надеть вечером. В кармане будут деньги, на тот случай если вам угодно дополнить свой образ ещё каким-нибудь атрибутом.
 - Итак, в девять вечера за вами прибудет мой экипаж. Я буду ждать в нетерпении. Ресторан Палкинъ. Графиня Софья Суржанская.
Р.S - Если я в вас ошиблась, и вы недостаточно смелы и решительны, чтобы сесть в мой экипаж, то прошу хотя бы не отвергать моих подарков.
                С. С.
                ***
 Миклуха тяжело вздохнул и сделал жест красивому кавказскому мужчине, с элегантными чёрными усами.
 - Нижрадзе, голубчик, налей всем коньяку, а то я чувствую хмель отпускает нас, а мы приближаемся к той части истории, которую я и сам не в состоянии повествовать на сухую.
 Молодой кавказец бойко ухватил очередную бутылку Шустова и залихватски поднёс сперва девушке.
 Кассандра была из тех созданий, которая влюбляла в себя поэтов и мечтателей. Даже нахохлившемся цыплёнком, которого укутали в шерстяной плед, при тусклом пламени костра, в сыром, прокуренном склепе Флориана, ей всё равно удавалось выглядеть так, словно она сейчас в самой уютной гостиной, в плюшевом кресле, у камина. Её обувь давно промокла, а губы побледнели от холода, но ничего на свете не способно сейчас было остановить её дослушать историю Миклухи. Сверкая, словно молниями, своими карими очами, девушка была полностью поглощена происходящим и для себя решила, что будет пить коньяк наравне с мужчинами. На её прелестной головке красовалась чёрная треуголка и предавала образу Кассандры слегка мальчишеский вид, что делало её ещё интереснее.
 Миклухе и Нижрадзе она явно нравилась. Самураю и Эзопу нет. Эти два персонажа вели себя вообще довольно странно, словно их целью было скрыть что-то. Что-то очень важное.
 Прошло несколько минут, пока Миклуха не собрался с духом, и стал рассказывать дальше. Он выкурил ещё две папиросы и поймав, на себе несколько недовольных взглядов, продолжил.
- Смокинг привезли через час, а вместе с ним приехал и сам портной, на тот случай, если костюм необходимо будет ушить или наоборот сделать посвободнее. За коробку с ленточками, в которой лежал подарок, мои танцовщицы едва не подрались, а в кармане брюк для меня лежала сумма, которую я не имел и за весь сезон представлений.
   - Неужели так много? – Не стерпел Нижрадзе.
  - О, погоди удивляться аксакал, самый шик ждал меня впереди. Я многое слышал про Палкинъ, знал, что это самый привилегированный ресторан Санкт - Петербурга, но поверьте мне, такой роскоши я не ожидал даже приблизительно. Клянусь, к этому невозможно было привыкнуть, я изо всех сил стараться не показывать своего восторга, но вероятно, удавалось мне это плохо. Двадцать пять залов, бильярдные комнаты, фонтаны и даже бассейн со стерлядями. Врать не стану, может быть я и напутал, но кажется на веранде курил сам Пётр Чайковский. Всё было представлено в таком великолепии, что у меня захватывало дух.
 - А как же она? – Снова вмешался кавказец.
 - Она, о она! Поверьте, мне, дорогие Балабористы, эта женщина как никто другой соответствовала всему шику и блеску обстановки. Красивая, эффектная, решительная, она сразу произвела впечатление особы нетрадиционных взглядов на любовь, но вовсе не казалась избалованной дамой, которая за счёт своего высокого положения в обществе, берёт всё, что ей вздумается.
 - Наш ужин длился до полуночи. Я, как мог, выказывал манеры великосветского гранда, но в дальнейшем мне стало очевидно, что оценила меня загадочная незнакомка совсем за другое.
 - Я пользовался салфетками и слюнявчиками, кокильными вилками и ножницами для винограда, а она только улыбалась, улыбалась и что-то записывала в свою книжечку. Мне вспомнились несколько стихов, которые я прочёл на французском, но ей всё это было не интересно.
 - Только когда я вдруг завёл разговор о цирке, глаза моей чаровницы заблестели. Она вдруг встала, придвинула стул, и присев совсем близко, попросила разрешения потрогать мою мускулатуру. Ей было всё равно, что на нас косились другие посетители, хихикали гарсоны и швейцары, она просто обжимала мою руку чуть пониже плеча и вела беседу, как ни в чём не бывало.
 - После кофе мы удалились на летнюю веранду, которая предусмотрительно была оставлена для нас двоих. Разговор становился более откровенным. Незнакомка, чуть смущаясь, рассказывала, как она ценит сильных, высоких мужчин, и как её покорили мои выступления в цирке, особенно последнее, когда она наконец рассмотрела артиста – Геракла во всей красе.
 - Мой Атлант, так она называла меня с той самой минуты и до последнего нашего свидания, когда мне это чуть не стоило жизни.
 Миклуха снова достал свой серебряный футляр, с монограммой С. С. И, покрутив его в руках, слегка раскраснелся от смущения.
 - Из уважения к присутствующим дамам. – Миклуха сделал лёгкий кивок в сторону Кассандры. – И воспитанию, которое мне дали родители, я не стану в подробностях рассказывать, чем закончился наш ужин, но я думаю всем понятно, что на пароход я той ночью так и не вернулся. Не вернулся утром и на следующий день, я навсегда покинул цирк и мне было всё равно, что я подвожу свою труппу. Мне было плевать что афиши с моим выступлением висели по всему городу, было плевать на девчонок – танцовщиц, которым хозяин откажется платить за весь сезон, я даже не подумал тогда, что оставляю в каюте фотографию родителей, последнюю память о них. Мне было безразлично всё, я жил только ей.
 - В номерах Англитера, где мы поселились, всё было наполнено нашей пылкостью и страстью. Мы любили друг друга сутки напролёт, неделями не выходили из номера, бросались в объятья, когда угодно и где угодно, а нам всё казалось, что этого мало.
 - Мой цирк уплыл дальше: мои вещи, моё жалование, мой контракт, всё это было тогда такими пустяками по сравнению с теми чувствами, что я испытывал. Раз в неделю к ней приезжал управляющий, которого она принимала в кабинете. Всегда возвращаясь от него в прекрасном настроении, она мимоходом рассказывала мне, якобы дела с её финансами и доходами идут отлично, и мы снова любили друг друга, до потери сознания.
 - Однажды она получила пригласительные билеты в ресторан «Доминик», на день рождения кузины. Намечался скромный праздник, для самых близких. Мне было интересно познакомиться с её окружением, и на раут мы отправились вместе. О, как же я был глуп и наивен тогда! Произведя эффект, да что там эффект, фурор на подруг моей избранницы, я опьянел от великого множества комплиментов и томных, неоднозначных взглядов. На фоне других приглашённых кавалеров, маленьких, очкастых и сутулых я выглядел античным богом, спустившемся на день рождение, прямо с Олимпа. Меня просили произнести тост, прочесть стихи, продекламировать последние светские новости, и каждый раз это приводило к такому восторгу присутствующих, что потеря головы от такого обилия дифирамбов было просто вопросом времени. Апогеем вечера стала демонстрация моей силы, когда я уже порядком захмелев, на пари, поднял на своих плечах обеденный стол, вместе с тремя мужчинами и именинницей, которые в азарте не постеснялись залезть с ногами прямо на скатерть.
 - По возвращению в Англитер мы первый раз легли спать без наших страстей и объятий. Сославшись на усталость, она просто уснула, даже не обсудив со мной прошедший вечер.
 - Я не особо переживал за то, что её смущает всеобщее внимание к моей персоне, я даже не подумал, что это может быть простая женская ревность, мне было всё равно. После самых громких моих выступлений в цирке, я не чувствовал себя таким популярным и желанным, как тогда.
 - Приглашения посыпались словно из рога изобилия, однажды их было сразу два на один вечер, и мне непременно хотелось посетить их все.
 - Неужели твоя возлюбленная ни разу не намекнула что ей это неприятно? – Не выдержала Кассандра, очевидно, из женской солидарности.
 - Лучше б намекнула. – Глубоко вздохнул Миклуха и снова полез за портсигаром. – Но как я и говорил, эта женщина была горда и решительна. Коварна, как я подметил чуть позже. Удовольствия для неё были отличимы от счастья, а некоторые вещи более ценны, лишь потому что они не могли длиться вечно.
 - Вам никогда не доводилось слышать истории про то как один из фаворитов и любовников императрицы Екатерины, Орлов Григорий Григорьевич в опалу к государыне попал. На светском вечере это было. Собрались тогда самые близкие друзья императрицы в карты поиграть. Без этикетов и церемоний вечер провести захотелось. Государыня тогда Григорию сама бокал вина, на подносе подала. Может поухаживать за своим фаворитом захотела, а может засиделась просто, да только для Гришки такой жест дорого потом стоил. Хмель ему в голову ударил или гордыня зашевелилась?! Забылся Григорий, кто перед ним, возьми да ляпни.
 - Как думаешь, матушка, достаточно мне месяца, с престола тебя сбросить, коли захочу?
  Миклуха даже сплюнул, в сторону, примеряя на себя произошедшее с Орловым.
 - Представляете такое брякнуть!? А ведь за столом и Разумовский сидел и граф Панин. Тогда это как шутку спустили, да только или императрица сама не забыла сказанного или напомнил кто, об этом история умалчивает, но вскоре послала Екатерина Гришку в Турцию, мирный договор подписывать. Предупреждали его братья. – Ты что с ума спрыгнул, Петербург оставляешь! Разве не понятно тебе, императрица недоброе затевает.
 - А Гришка только смеялся. – Это вы глупцы, неужели не видите, я – всё для неё! Руку на спину положу – и уж обмерла…. Баба, одно слово!
 - А потом? – Спросили Нижрадзе и Кассандра в один голос.
 - Потом получает Григорий Григорьевич пакет из Петербурга. Читает письмо – в бешенстве комкает бумагу, топчет, вопит как безумный. – Лошадей!!!
И уж карета мчит в Россию.
 - Гони, гони – вопит из кареты обезумевший Григорий, а куда гнать то милок? В Петербург дозволения вертаться нет, за указом самой Екатерины. Уже другой фаворит, другой Гришка постель матушке императрице греет, Григорий Потёмкин. Вот какой перегиб случился. А ведь в мужья к императрице набивался Орлов то, самым властным вельможей в России был, и на тебе, отворот поворот, даже в Петербург не пустили.
 Кассандра, воспитанная на историях более позитивного характера, не знала трагического исхода графа Григория Орлова, а потому, посетовав и даже пожалев опального фаворита, неприменула узнать:
 - А что же дальше с Григорием Григорьевичем случилось?
 - С ума сошёл Григорий Григорьевич. – Нещадно к женским переживаниям рубанул Миклуха. – В детство впал. Лечили его братья, лечили, лучших лекарей приглашали, всё без толку. Так в помешательстве и умер, земля ему пухом, балбесу эдакому.
 Очень худой и бледный молодой человек, который в клубе попросил называть себя Самурай, присоединился к обсуждению.
 - Неужели, брат Миклуха, с тобой произошло что-то подобное? Тоже ляпнул лишнего, где не следует?
 - О, если бы дело было только в этом! Вероятно, я заговаривался не один и не два раза, а вниманием слабого пола пользовался, превышая рамки приличия. Так уж сложилось, популярность светского льва оказалась слишком деликатной темой. Мне надо было это понять, когда моя визави перестала бывать со мной на вечерах, куда нас приглашали вместе. Сначала для этого находились отговорки: усталость, плохое настроение, встреча с управляющим, а потом она и вовсе не желала давать объяснения своему невниманию ко мне.
 - Однажды, вернувшись в Англитер, как обычно навеселе и после полуночи, я обнаружил что гнёздышко опустело. Управляющие оповестили, дескать графиня съехала ещё днём и не сообщила куда именно. Номер был оплачен только до утра. На постели лежал её прощальный подарок.
 Миклуха, теперь уже демонстративно всем показал серебряный портсигар, из которого до этого таскал папироски.
 - С. С, Софья Суржанская, графиня. Вот настоящая хищница на души человеческие. В футляре ещё один сувенир, его я обнаружил только утром, когда случайно открыл.
 Все Балабористы пустили серебряную коробочку по кругу, внимательно изучая. В крышку был впаян простой медный рубль и надпись – Узнаешь себе цену, вернёшь сдачу.
 - Я был в бешенстве, я желал объясниться, мне почему - то казалось, стоит её найти, и всё можно будет исправить.
 - Для начала, подбив средства, я обнаружил, что в смокинге оставалась приличная часть денег, которые она подарила мне в день знакомства. Сняв скромную квартиру, я принялся выискивать графиню по всему Петербургу, но, словно сговорившись, никто из наших общих знакомых не мог сообщить ничего конкретного. Приглашений на рауты больше не присылали, хотя в Палкине, Доминике и других заведениях высшего света я оставлял свой новый адрес. Все знакомства в одночасье перестали существовать, очевидно по велению графини.
  - Прошла неделя, другая, а на след выйти не удавалось. Я прекратил поиски, но вдруг в мою дверь постучалась, тогда я подумал удача. Мою квартиру посетил один господин.
  - Это было рано утром. Он вошёл в комнату, которую я, очевидно, не запер с вечера, и застал меня в постели абсолютно голого.
 - Милостивый государь. – Визитёра не смутил мой нелепый вид. – Да будет вам известно, что некогда близкая вам особа не желает иметь с вами более ничего общего, о чём дала знать в последнем послании. Настоятельно требую, чтобы вы больше не искали встреч с графиней и не докучали нам своим вниманием. Требую этого только один раз, надеясь на ваше благоразумие и честь. В противном случае…………
 - Последнюю фразу я даже не дал ему закончить. Вскочив из-под одеяла, я вырос над ним своей великанской фигурой, оказавшись на голову выше.
 - Как смеешь ты угрожать мне! Да будет тебе известно, что мне ничего не стоит вышвырнуть тебя отсюда, как котёнка. Понятия не имею чего ты там о себе возомнил, меня ты не напугаешь, и пока я не тряханул тебя хорошенько, говори, где она?
 - Что!!! – Раскраснелся непрошенный гость. – Я новый фаворит Софьи Суржанской, и имею право требовать то, о чём только что говорил.
 - Ну вот что, фаворит. - Я уже потянулся ухватить его за шиворот, как вдруг в лицо мне полетела перчатка.
 - ВЫЗОВ!!!
 - Тем лучше, подумал я, потирая щёку. Устранив фаворита таким решительным способом, я безусловно верну расположение графини. Она любит отвагу и исключительность, извольте! Пристрелив или заколов этого наглеца шпагой, я докажу ей, как она ошибалась, предпочтя мне другого.
 - Прекрасно, прекрасно. - Твердил я про себя, натягивая брюки. У соперника нет шансов, очевидно он ещё не в курсе, что я превосходный стрелок и фехтовальщик. О да, мои увлечения сослужат нынче хорошую службу. Не любой бретёр решиться на дуэль со мной, а уж у этого глупца и вовсе нет шансов. Глупец, какой же он глупец. Мне непременно надо будет прикончить его, а то графиня не до конца оценит всю патетичность нашей драмы.   
 - Какое-то время мы молча смотрели друг на друга.
 - Раз вызов сделал я. – Начал он первый. – За вами выбор оружия. Полная свобода действий. Где, на каких условиях?
                ***
 Поединок пришлось отсрочить на три дня, пока старьёвщик, через своих знакомых, заказывал два боевых ножа. По условиям, которые определил Атлант, это должны были быть настоящие сникерсы. Стальные, Фландрийские убийцы, которые носил с собой любой голландский пират или разбойник.  Как это не казалось ужасным, но Атлант решил превратить сатисфакцию в кровавую резню по правилам «стекен оф шнейден» - «колоть и резать». Сникерс тоже считался дуэлью, и бретёр имел право назначить его. Ещё до выступлений в цирке и после, когда Атлант блистал на манеже, сникерс был его любимым атрибутом. В Русской дуэли, по кодексу чести, было не принято назначать оружие если один из дуэлянтов владел им гораздо лучше другого, но циркач тогда об этом не думал.
 - Пуля летит на крыльях случайности. – Сказал он новому фавориту графини, три дня тому назад. – Не угодно ли поупражняться с ножами?
 Фаворит лишь кивнул, он был верен своему слову, он принимал любые условия. - Драться ночью, драться без секундантов, драться на смерть.
 Сейчас же стоя на мосту, друг на против друга, Атлант и Фаворит сжимали в руках сникерсы и готовились начать выяснять отношения. Под дорожным полотном проносились потоки воды. Вдалеке сверкали молнии.
 - Скоро начнётся дождь. – Вглядываясь в ночную мглу, произнёс фаворит. – Начнём, пожалуй.
 Атлант едва заметно кивнул. – Непременно начнём, пусть следующий раскат грома послужит нам сигналом.
  - Как скажете, я обещал, что правила диктуете вы.
 Атлант погрозил пальцем и указал на коляску с кучером, стоящую чуть в стороне. – Ваш экипаж? Какого чёрта, я же сказал зрителей быть не должно.
 - Вы сказали не надо секундантов, их и нет. Кучер нам не помешает. Нам же нужен свидетель!? Кто, если не он, расскажет графине о исходе боя. Мы с вами лица заинтересованные, а кучер всё перескажет без прикрас, как было.
 Фаворит махнул кучеру, и слуга в длинном плаще, с глухо натянутом капюшоне, сделал тоже самое.
 Атлант тоже поднял руку, но в следующую секунду полыхнувшая молния насторожила дуэлянтов. Гром шарахнул через секунду. Дуэль началась.
                ***
 Поединок новичков, не имевших ранее дела с ножевым боем, закончился бы в таком разе в течении нескольких секунд. Оба бойца, на бешенной скорости, изрубили бы в капусту друг другу руки и просто не смогли бы продолжать схватку. 
 Бой знатока с дилетантом, это совсем другое. Профессионалу скорость уже не кажется такой бешенной. Он чувствует куда можно сделать выпад, а куда не стоит. Нож перемещается из одной руки в другую. Хаос сменяется порядком.
 Атлант рассчитывал исключительно на такой исход боя, и только когда всё началось, понял, как горько он ошибся.  Сникерсом фаворит владел не хуже, а скорее даже лучше громадного Атланта. В его движениях присутствовало всё: баланс, пластика, техника, всё, чтобы быть смертельно опасным.
 - Ан гард! – Выкрикнул он, и резко развернув корпус, бросил руку слева направо, держа нож обратным хватом. Лезвие полоснуло плечо Атланта. Первый же удар противника, нанёс двухметровому бойцу глубокую рану. Атлант стиснул зубы, пытаясь превозмочь боль и не схватиться за раненое плечо, оставив обе руки свободными, но это было почти невозможно. Кровь испачкала мостовую и тоненькой струйкой сочилась из раны. Атлант то зажимал рубец, то отпускал его, судорожно понимая, в какую опасную передрягу он попал. Оппонент терпеливо выждал несколько секунд, а после напомнил о своём присутствии.
 - Приготовьтесь сударь, я намерен продолжать. Хочу напомнить, что это ваша идея, драться на ножах и непременно насмерть.
 - Ан гард!!! – Снова сотрясло ночной воздух, и фаворит повторил свой приём.
 Атлант едва успел уйти с траектории удара и пригнувшись попытался нанести встречный удар в пах недоброжелателю, но его движение было угадано и новый взмах фаворита, распорол уже второе плечо дуэлянта. 
 Великан завалился на колено. Его руки могли свободно действовать, но боль, пронизывающая всё тело, мешала подняться и продолжать.
 - Прошу, прошу, господин артист, погорелого цирка. Нам нужно поставить точку в этой истории. Не заставляйте меня убивать вас в таком положении. Деритесь, я принял ваши условия, теперь отступать некуда. С этого моста уйдёт только один.
 - Аааааа!!! – Кинулся Атлант, в надежде, что с колена сможет рубануть по ноге фавориту, и снова нанеся удар мимо, плюхнулся на мостовую.
 Новый раскат грома буквально поднял над землёй каменный мост. Пошёл ливень. Атлант всё ещё лежал на грязных камнях бордюра. Его противник проявлял благородство и не добивал его, но стоило бы великану только подняться и новый удар, скорее всего, стал последним.
 - Сударь! – Торопил бретёр. – Имейте мужество, ан гард.
 - Аааааа! – На сей раз громила даже не попытался сделать выпад, а просто метнул сникерс в оппонента.
 - Мимо. – Обожгла мысль, когда Атлант услышал, как нож долбанулся об мостовую. – О господи, хоть бы он ушёл. Пускай ему станет противно продолжать схватку с таким ничтожеством, как я. Пускай он бросит эту затею. Какой же я был дурак, когда думал, что этот новый любовник ни на что не способен. Раз как-то он умудрился заменить меня, то значит, виртуоз в ловкости и силе. Она же мне сама говорила, за что ценит мужчин.  Нет, нет, я не встану, плевать что он обо мне подумает, возможно она не поверит, когда он ей всё расскажет. О господи, хоть бы он ушёл.
 Двухметровый мужчина распластался окончательно и ткнулся лицом в булыжники дороги. – Убирайся мерзавец, будь столь великодушен, зачем тебе моя жизнь.
 Какое-то время Атлант слышал только дождь, но вот присутствие второго человека снова дало о себе знать. Несколько шагов раздались совсем близко.
 - Вот ваш нож, извольте встать. И больше не бросайте его, это против правил.
 - Громила зажмурился. – Убирайтесь.
 - Что? – Голос фаворита изменился. – Что я слышу, где же ваша честь?! И вы ещё смели дуэлировать со мной. Ничтожный трус, в последний раз спрашиваю, вы встанете?
 - Нет. Убирайтесь.
 - Тогда мы вас пристрелим, как бешеную собаку. – Вдруг раздался знакомый женский голос.
 Раненый Атлант перевернулся на спину и поднялся на локтях.
 - Глазам своим не верю. – Над его развалившейся фигурой стояла она. Стояла обладательница монограммы С. С. Стояла Софья.
 Графиня была одета в плащ кучера с капюшоном на голове, в руках у неё был пистолет.
 - Глазам не верю. – Повторил поверженный бретёр.
 - Я тоже не верю. Не верю, что ты мог так поступить со мной. Вести себя как повеса, изменять, разыграть меня, как вещь, на поединке, и в добавок, назначить такие правила, в которых, как ты полагал, тебе нету равных. Тебе и в правду не стоит подниматься, ты не достоин смерти благородного господина. 
 - Фаворит стоял рядом с ней. – Софья, но не делай же этого сама, дай пистолет мне, я приму этот грех за нас обоих.
 - Нет, нет, Виконт, ты сегодня рыцарь, не порти свой подвиг об эту собаку.
 В голове Атланта всё перемешалось. Хлестал дождь, сверкала молния, а над ним стояли, двое и целовались. Целовались в каких-то дьявольских объятиях, словно готовилось не убийство, а свадьба.
 - Ну уж нет. – Воспользовался заминкой Атлант.
 Вскочив на ноги, он бросился к каменному парапету моста и перевесившись через него кинулся вниз. Выстрел грянул у него прямо над ухом, когда, чудом не разбившись, он шибанулся об воду с высоты десяти, пятнадцати человеческих ростов. Кровь ударила в голову, руки ломило так, что казалось плечи кто-то выкручивает. Силы покидали его, но он чувствовал, что он жив, и это сейчас было главное.
  Атлант сделал несколько гребков под водой, и вынырнул, когда и мост и набережная скрылись в ночной дождливой завесе.
 - Я жив, я всё же жив. – Он посмотрел в сторону, где в мгновенном всполохе молнии показался отъезжающий экипаж. – Ты ещё вспомнишь меня, Софья.
                ***
 Миклуха уже несколько минут курил, смотря в окно склепа, где в свете луны вырисовывались могилы сразу двух обезглавленных юношей, убийство которых так потрясло Петербург. Ему почему – то нравилось это жуткое зрелище. Затылком он чувствовал, как в недоумении на него смотрят Нижрадзе, Кассандра, Самурай и Эзоп.
 - История, прямо скажем, не в духе Александра Сергеевича Пушкина. – Подал голос Самурай. – Ты поступил низко, намеревался нечестно победить на дуэли, бежал как последний трус и теперь полагаешь, что мы станем тебе помогать мстить графине?
 - Да, да, полагаю. – Не оборачиваясь ответил Миклуха. – Месть, которую я приготовил для Софьи, потребует вашей помощи.
 - Мы не станем. – Бойко вмешалась Кассандра.
 - А вот это уже посмотрим. – Оскалился двухметровый здоровяк, наконец повернувшись к остальным. – Станете помогать, или не станете, решит жребий, когда мы, естественно, услышим ваши истории. Неизвестно ещё что приготовили вы. И помните, мы связаны клятвой, как бы вам это не нравилось.

                Глава третья.
                История Кассандры.
                «Усталость – лучшая подушка».
                Если хочешь крепко спать,
                Возьми с собой в постель чистую совесть.
                Бенджамин Франклин.
 Сентябрьская ночь снова распростёрлась над куполами, площадями и дворцами северной столицы. Спрятав звёзды за уродливыми, бесформенными тучами, она навевала, в лучшем случае, грустные мысли, а в худшем пугала до дрожи в коленках.
 Восьмого сентября, после двадцати трёх часов, должно было состоятся второе собрание Балабористов. К ограде Малоохтинского кладбища Кассандра пришла первой, ещё без четверти одиннадцать, но испугавшись идти среди могил одна, она решила подождать у входа кого – то из одноклубников.  Следующий явился Самурай, за ним Миклуха и Эзоп, но всех их Кассандра пропустила, не решаясь показаться из-за большого дуба, где она укрылась. Только когда прибыл Нижрадзе, девушка сделала вид что тоже только что пришла, и они добрались до склепа Флориана Рэндра вместе.
 - Ого, наша декабристка нашла себе телохранителя! – Съязвил Миклуха, когда увидел девушку в компании кавказца.
 Кассандра ничего не ответила. Зыркнув в сторону двухметрового громилы гневным взглядом, она поправила свою треуголку и села ближе к лобному месту. Ей почему – то казалось, что на этот раз жребий рассказчика выберет именно её, и она мысленно репетировала с чего начнёт и главное, как закончит.   
 Балабористы быстро накидали на стол всё тех же яблок, пирогов, бутербродов и открыли четыре бутылки «Шустова». После вчерашнего, общим мнением было постановлено, что вино в клубе лишнее и все члены, даже Кассандра, будут пить коньяк, так как только крепкие напитки позволят не давать волю эмоциям, вредящим общему делу.
 Обменявшись несколькими фразами по поводу прошедшего дня, прикончив на скорую руку первую бутылку, Балабористы приготовили жеребьёвку и просто высиживали, дожидаясь полуночи.
 Без пяти минут двенадцать Самурай положил на могильную плиту Флориана широкую фетровую шляпу, в которой уже оставалось только четыре бумажки с именами, и кивнув в сторону Миклухи, сухо задекларировал.
 - Твоя история позади, тебе стало быть и определять кто следующий.
 Миклуха оскалился. – Непременно. Только сперва давайте прочтём нашу клятву, а то я опасаюсь, вдруг у кого – то возникла мысль отдать свой голос тому, чья история окажется самой трогательной, а не как мы договаривались с самого начала.
 Веселья, с которого начиналась история прошлой ночи, не было и в помине. Негативный персонаж Миклуха становился ещё неприятнее, с каждой секундой. У некоторых уже возникло сожаление, что они сейчас вынуждены находиться здесь. Но всё же все пятеро встали и в один голос начали произносить слова, что скрепили их, когда устанавливался кодекс Балабористов.   
 Как немы на ночной могиле плиты,
Безмолвны их хозяева в земле,
Так все мы в наших тайнах квиты.
Как бомбы на горящем фитиле.
Клянёмся мы молчать о том, что знаем,
Границы этому очертит склепа свод.
И одному помочь мы обещаем.
Кому, пусть жребий скажет, наперёд.
Судьба пускай решает, кто здесь правый.
Кому из шляпы выпадает крест.
И приступившим клятву - рок кровавый.
Господь не выдаст, но свинья – то съест.
 Миклуха был доволен. Как только закончили произносить клятву он в два широких шага оказался у шляпы и не копаясь вытащил одну бумажку. – Кассандра.
                ***
 - Сон — это ничто иное, как физиологическое состояние, противоположное состоянию бодрствования. – Молодая, красивая девушка в пиратской треуголке была нынче в ударе. Она грациозно вышагивала по комнате, меряя её шагами, взад, вперёд, слева направо. Она рассказывала о вечном.
 Помещение едва озарял уличный фонарь, проникающий своим тусклым светом в не зашторенное окно. Часы пробили двадцать два часа, сеанс чёрной магии был в самом разгаре.
- В природе почти всё подвержено сну, любое животное, рыба и маленькая букашка, без разницы. Есть, конечно, исключения из правил, акула, например, или жираф, которому достаточно подремать, не ложившись, полчаса в сутки. Но люди, люди – относящиеся к виду дневных приматов, просто не способны обходиться без сна.
 - Ах, сколько у великих мира сего, было проблем со снами, милейший Вадим Артурович. Юлий Цезарь, царь Соломон и даже Наполеон Бонапарт, всех их терзали страшные ночные видения. – Девушка наконец остановилась и пристально посмотрела на мужчину, который сидел в углу комнаты.
 - Поверьте, мне и самой не хочется быть объектом ваших головных болей. Я тоже человек, тоже подвержена страстям и искушениям, и может быть, именно я понимаю вас как никто другой, но мой необыкновенный талант, мой дар, которым наградил меня всевышний, вынуждает меня вставать на пути вам подобных. Вы далеко не первый в моём списке. Таких, как вы, в моей картотеке великое множество, и каждый раз новая история начинается с одного и того же. Мне не верят, меня гонят, иногда даже пытаются убить, но проходят дни, иногда недели, и вдруг в мою гостиницу прибегает запыхавшийся лакей или дворецкий и просит вернуться в тот дом из которого меня не так давно выставили. И я иду, иду без пререканий, потому что любому человеку на этой земле требуется не одна и не две попытки зачеркнуть старую жизнь, их требуется гораздо больше.
 Вадим Артурович заметно нервничал. Ноги его тряслись, лоб потел, голос был не ровным.
 - Дорогая девушка, простите, мне даже не известно ваше имя. Я и сам не в восторге от происходящего. Сколько раз я намеривался оставить свой пост и удалиться в деревню, выращивать капусту или картошку. Сколько раз мне приходило в голову бросить город и бежать как можно дальше. Сколько раз, о, если бы вы знали. Но проходит день, за ним другой, третий, а я всё не решаюсь ткнуть эту последнюю точку, не могу уйти от обязанностей, которые сам для себя наметил, а люди всё просят, всё предлагают, приносят и приносят. Деньги, о, если бы вы знали, как я их ненавижу. Мне самому в этой жизни ничего не надо, но вот мои близкие, вы и представить себе не можете какие у них фантазии. Моя жена председатель женского клуба и почётный член садоводов. Сын занимается верховой ездой и фехтованием. Дочь вся в любви и путешествиях. И на это требуются деньги, деньги, деньги.
 - Не серчайте, дорогой Вадим Артурович. – Прервала его девушка. – О вашем непростом положении я знаю не понаслышке. Уже несколько недель я наблюдаю за вами: на службе, на отдыхе, дома. Мне и в голову бы не пришло разоблачаться, но вчера я, наконец, пришла к выводу - сами вы не справитесь, вам требуется помощь.
 - Помощь? – Робко переспросил собеседник.
 - Да, помощь, моя помощь!
 Девушка села рядом с Вадимом Артуровичем и взяла его за руку.
 -  Поймите, иногда чтобы достигнуть просветления, требуется чем – то пожертвовать. Я ваш друг, но методы, которыми мне приходиться апеллировать, на первый взгляд, выглядят довольно воинственно, и только по истечению дней, а иногда и недель, приносят положительную динамику. Вот почему, дорогой мой, с этой ночи и до той, когда вы окончательно решите бросить своё нечестное ремесло, я насылаю на вас ночные кошмары. Я колдую на вас беспомощностью и смятеньем. Я превращаю вашу жизнь в сущий ад.
 Девушка встала со стула и, пройдя к письменному столику, положила на него визитную карточку с номером в отеле.
 - С этого момента ваши ночи станут кошмарными, Вадим Артурович. Вам приснятся ужасы наивысшей категории, и вам уготовано место в первый ряд, самый страшный и непредсказуемый первый ряд. Наслаждайтесь представлением, я постараюсь долго вас не мучить. Надеюсь к концу недели увидеть совсем другого человека.
 - Что, что я должен сделать? – Вадим Артурович уже в дверях остановил уходящую девушку.
 -  Дорогой мой, сейчас вы не должны ничего. Вам только предстоит осознать всю негативность своих поступков. Только предстоит понять скольких людей вы сделали несчастными, пользуясь служебным положением.  Только тогда мы снова с вами увидимся и обсудим, как исправить ситуацию.
 Девушка сделала ещё один шаг к выходу, но Вадим Артурович крепко схватил её за руку.
 - Я умоляю, не нужно кошмаров, не нужно всех этих страстей и ужасов, мне удалось многое осознать. Наверняка можно обойтись без крайних мер.
 Вадим Артурович буквально белел на глазах. В свои пятьдесят восемь лет, сейчас он напоминал больше перепуганного подростка. Весь трясущийся и смятённый, городской чиновник буквально упал на колени перед девушкой.
 - Прошу вас, давайте начнём решать всё сейчас. У меня слабое сердце, я просто не выдержу этих ночных экзекуций.
 - Лукавите!!! – Прервала его гостья. – Даже в такой ситуации лукавите. Я справлялась о вашем здоровье. У вас нет проблем с сердцем. Ни с сердцем, ни с почками, ни с желудком. Вы вообще очень здоровый человек, Вадим Артурович, вы достойно выдержите эти испытания. Поймите, в противном случае я не смогу дать никаких гарантий.   
 - И не нужно! Ненужно гарантий, милая девушка. Зачем какие – то поручительства, когда на кону человеческие судьбы. Я клянусь вам, я стану самым честным и благородным чиновником в мире. Я буду вести дела так, как не вёл их до меня ни один человек. Я, я даю вам гарантии!
 - Отпустите руку, мне больно. – Поморщилась гостья. – Подобные речи я слышала много раз. Многие пытались уговорить меня не прибегать к крайним мерам, но мой дар заключается не только в том, чтобы насылать или не насылать ночные кошмары. Мой дар несоизмеримо больше, и способен разоблачить, искренен со мной человек или нет.
 - Я искренен, искренен. – Взмолился чиновник. – Даю вам честное, благородное слово, вы увидите каким я могу быть, на самом деле.
 Девушка аккуратно освободила руку и присела на корточки рядом. – Глупец, вы сами не понимаете, о чём просите. В практике онейрологии встречается буквально два, три случая, когда человеку удалось победить свои пороки без воздействия на него крайними методами. Но это даже не пол процента от всех испытуемых. Я начала заниматься этим делом ещё ребёнком, слышала от людей разные небылицы, но по-настоящему победить в себе зло, без применения моей магической силы, был готов только один человек, и уж можете мне поверить, любезный Вадим Артурович, даже ему было очень сложно добиться желаемого результата.
 - Я тоже смогу!!! Умоляю вас девушка, давайте попробуем.
 Гостья встала и снова прошла в комнату. – Хорошо, давайте попробуем, но сразу хочу сказать, шансов крайне мало. Поймите, в такой ситуации необходимо окунуться в водоворот ужаса и страха, почувствовать всю безысходность положения, и только тогда начать искать выход, но воля ваша. Сегодня я оставлю вас с нормальными сновидениями, а завтра с утра начну навещать ваших знакомых. Всех тех, кого вы из-за взяток оставили без копейки в кармане. Всех тех, с кем обошлись, как с людьми низшего сорта. Мне необходимо будет выяснить, какими суммами вы их обанкротили, учтите, деньги придётся вернуть.
 - Разумеется, разумеется я всё верну до копеечки, но сразу для всех обманутых у меня нет такой суммы.
 - Я ожидала это. – Сказала девушка, распахивая окно в комнату. -  Начнём с последнего эпизода, потом предпоследнего. Попросим вашего сына найти себе работу, супругу, дочь. Может что ни будь продадим из вашей мебели, займём в долг, так и дойдём до самого первого.
 - Да, да! – Чиновник уже практически валялся на полу и стучал кулаками о каменную плитку. – Я всё верну, всё до последнего четвертака, который забрал нечестно. Вы увидите!
 - Тогда до завтра, Вадим Артурович. Надеюсь, хотя бы для одного обманутого у вас найдутся завтра деньги. К обеду я привезу к вам на работу одну особу. Приготовьте для неё ассигнации, мы начнём ваш путь к исправлению.
 Чиновник слегка выпрямился и на коленях подошёл к девушке. – А может не надо так сразу. Мне страшно неудобно перед теми людьми, которых я обманывал. Давайте хотя бы не завтра.
 Девушка зыркнула своим самым злобным взглядом. – Люди возможно сидят без копейки, а вам неудобно. Я начинаю жалеть, Вадим Артурович, что поверила в ваши намерения. Может быть, вы просто хотите избавится от меня на ночь и никаких денег не возвращать.
 - Что вы, что вы! Вот, давайте я передам вам на хранение деньги, которыми владею, но возвращать их, умоляю, только не завтра. Сегодня у нас среда, давайте с понедельника этим займёмся?
 - С пятницы. – Рубанула девушка.
                ***
 Кассандра прекратила рассказывать и оглядела присутствующих своим пристальным взглядом. В метре от неё сидел Нижрадзе, чуть подальше, с другой стороны, Миклуха. Эзоп и Самурай расположились у двери. Со стороны могло показаться что они сторожат выход.
 - Что, господа Балабористы, интересную историю я припасла для вас? Погодите, дальше будет ещё увлекательнее.
 Разговор подхватил Эзоп. – История увлекательная, ничего не скажешь, да только вот в толк не возьмём, почему ты остановилась?
  - Выпить желаю. Дальше произойдёт такое, что в моей голове плохо укладывается. Мне нужен эликсир блаженства. – Сказала девушка и поставила свой бокал на плиту, где уже стояли бутылки и закуска.
  Нижрадзе адресовал этот посыл исключительно себе и, ловко подхватив тару, наполнил её и бережно подал Кассандре. Молодые люди поухаживали за собой сами. Каждый налил себе почти по полной и без закуски выпил за здоровье рассказчицы. Даже Миклуха проявил галантность и привстал, когда опрокидывал в свою бездонную глотку хмельной напиток. 
 Рассказ продолжился.
                ***
 Железные колёса поезда громыхали по сваям и рельсам. Ночной состав, с конечной остановкой Санкт Петербург, нёсся через леса и поля, через деревни и города, через закаты и туманы. Он нёсся к конечной цели. Мирно отдыхали на своих местах пассажиры третьего класса, затихли купе и только самый дорогой, двухместный номер шумел не переставая. То и дело туда прибегал вагонный служащий, принося закуски и спиртное, обслуживал по высшему разряду и удалялся, не делая замечаний. Всё было договорено, всё было оплачено. 
 В самом дорогом купе ехал мужчина лет двадцати пяти и девушка лет девятнадцати. Девушка в пиратской треуголке.
 - Ну что, душа моя! – Декларировал парень. – Как очередное наше дело? Клянусь, тебе одной и в голову бы не пришло заняться этим Вадимом Артуровичем. Скользкий тип, ничего не скажешь, но нам и такие по плечу. Как он тебя встретил, помнишь? Весь надменный, беспристрастный, а когда ты уходила, в ногах валялся, мерзавец. Не легко его было конечно пробить моим гипнотизмом. Посуди сама, висишь там, на улице, на этом дереве, того гляди свалишься, а тебе ещё надо к этому чиновнику в сознание проникнуть, да так проникнуть, чтобы не заметили, и чтобы он ни о чём не догадался.  Нелегко это всё конечно, нелегко.
 Девушка сидела напротив и слушала собеседника. Глотая шампанское прямо из горлышка и закусывая омарами, ей казалось, что она, не перебивая, может внимать парню всю ночь, но, когда он начал хвастаться не удержалась.
 - Ты так говоришь, любезный братец, словно обтяпал это дело в одиночку, а я так, с тобой за компанию катаюсь. Не забывай, я, я тоже рисковала, пока ты там по деревьям лазил. Я вошла к нему в дом, я с ним говорила и деньги унесла тоже я. А если бы твои гипнотические посылы прервались или вообще не подействовали. Если бы его жена или дети проснулись. Если бы ты и в правду свалился с дерева, что тогда? Сидеть мне тогда в полиции за попытку вымогательства и шантажа. 
 Мужчина понял, что слегка перегнул палку и сбавил обороты.
 - Ну как же ты могла такое подумать?  Естественно, без тебя у меня ничего бы не вышло. Кто придумал заявится к Артуровичу прямо домой, кто затеял весь этот цирк со взятками, кто всё так грамотно обтяпал. Ты.
 - То -то. -  Улыбнулась девушка и поправила треуголку. – А теперь давай поговорим серьёзно, ты не считаешь, что мы рано уехали. Возможно этого толстосума следовало бы потрясти поконкретнее.
 Нет, уверяю тебя, мы свалили вовремя. – Мужчина откинулся на своём месте и вытащил серебряную папиросочницу. – Посуди сама, проснётся завтра Вадим Артурович, весь такой потрёпанный, и попадётся, первым делом, на глаза супруге. Та давай выяснять, что случилось, а гипноз то уже не действует. Слово за слово, сообщат в полицию, решат нас с тобой на службе дождаться, там и стяпают. Нет, уходить надо вовремя, пока в дело замешено минимальное количество участников. Пока никто не догадывается, что деньги попросту украли и не собираются их вертать обманутым людям. Уходить надо, пока хвост не дымится. Разве мы мало ассигнаций срубили?
 - Нормально срубили, но могли – то гораздо больше.
 - Могли больше, а могли и загреметь под фанфары, понимаешь? Нам сейчас нельзя светиться, в Петербург едем. 
                ***
 - Так значит твой попутчик брат старший? – Взволнованно перебил Нижрадзе.
 - Да брательник, Николай, его то я могу назвать вам по имени.
 - Фу, слава богу! – Произнёс Нижрадзе и тотчас смутился своей плохо скрытой ревности к новому персонажу. Кассандра ему и раньше нравилась, а теперь, когда она рассказывала свою историю, горячий кавказец просто терял голову.
 - Ты что, ревнуешь? – Поинтересовалась девушка и улыбнулась ему так, что Нижрадзе даже вскочил со своего ящика.
 - Я просто уточняю вот и всё, налить тебе ещё горячительного?
  - Чуть позже, мой благородный рыцарь, а сейчас не плохо было бы размяться, подай мне руку, я встану.
 Нижрадзе расплылся в улыбке, но тут как гром среди ясного неба, в воркование парня и девушки, ворвался гневный бас Миклухи.
 - Может хватит сопли размазывать, мы здесь не на рандеву собрались. Пусть она продолжает, я лично не собираюсь способствовать вашим любовным флюидам.
 Нижрадзе, с присущим ему восточным темпераментом, мгновенно рассвирепел. – Что ты сказал мерзавец, да как ты смеешь!?
 - Я как смею!? Это как ты дерзнул на меня тявкать, наглец?
 Миклуха отшвырнул свой ящик и спустя секунду вырос перед кавказцем. Здоровенный громила был гораздо выше и крепче Нижрадзе, но горец неустрашимый, толи из-за своего пылкого темперамента, толи из-за хмеля ударившего в голову, сжал кулаки и приготовился к драке.
 Испугавшаяся девушка вовсе не хотела рассорить Балабористов, но от растерянности только хватала воздух ртом, не в силах вымолвить ни слова. Драка была как будто неизбежна, но всё приобрело совершенно иной характер. 
 В необычном движении с места сорвался Самурай. Черкнув ногой в подсечке, он ударил Миклуху в колено и моментально опрокинул его на каменные плиты склепа. Никто ничего не успел понять, когда в следующий миг, боец уже прыгнул на Нижрадзе и заехал ему пяткой в грудь. Словно вихрем кавказца отшвырнуло к стене, а Самурай уже насадил на свой кулак физиономию громилы, пытающегося встать и ответить обидчику. Словно какая – то молния -  усмиритель носился от Нижрадзе к Миклухе и отоваривал то одного, то другого, хлёсткими точными ударами. Только когда Кассандра, наконец, пришла в себя и закричала, Самурай покорно остановился.
 Все в склепе, кроме одного человека, смотрели на худого парня с вытаращенными глазами. Никто не ожидал от него такой прыти и ловкости. Подобно мастеру древних единоборств, от был неотразим в своих выверенных движения. Он был несомненный победитель, который завалил сразу двоих противников, но при этом не задел ни стол, ни стулья. Если бы посторонний человек в тот момент заглянул в кладбищенский склеп Флориана, то ни за что бы не подумал, что здесь была драка. Естественно, кабы ни два молодых парня с расквашенными лицами.
  - Прошу тебя не кричать, Кассандра. – Вымолвил наконец победитель, пристально посмотрев на девушку. – Не терплю женского визга, к тому же, я уже закончил, и надеюсь, Миклуха и Нижрадзе больше не станут огорчать нас своей перепалкой. В противном случае, пусть оба знают, их всегда есть кому усмирить. А теперь, надеюсь, спорщики пожмут друг другу руки, немного остынут и мы вернёмся к истории нашей дорогой Кассандры.
 Спорить никому не захотелось, настолько велик был эффект случившегося. Миклуха и Нижрадзе, корчась от ушибов, поднялись, хлопнули друг друга по плечу и стали приводить себя в порядок. Кавказец попросил пять минут, чтобы отойти до чёрного пруда и умыть разбитое лицо. Кассандра пошла вместе с ним. В склепе остались трое.
 - Ну ты даёшь. – Совсем не враждебно обратился Миклуха к Самураю, прикладывая холодный камень, к ушибленному подбородку.
 - Вот уж ни за что бы не подумал. Этакий щуплый, забитый, практически мальчик, а не мужчина, и вдруг такая силища. Ладно, этот аксакал недоделанный, одной левой бы его, а вот меня ты как одолеть смог!?  Я-то думал, когда в гневе, со мной никому слада нет.
 - Безрассудные амбиции всегда были слабостью мужчины, а не наоборот. – Вдруг подал голос Эзоп из самой тёмной части склепа. Некрасивый, сутулый и даже слегка горбатый парень смотрел на Самурая и Миклуху каким-то жутким взглядом. От выражения его лица, у обоих Балабористов побежал мороз по коже. Он смотрел уверенно, надменно, проникая в самую глубь души человеческой. Казалось для Эзопа было совсем не удивительно и даже ожидаемо случившееся, а его фраза словно подвела приговор кому-то из присутствующих, только кому и за что, было не ясно.
 Пугающая пауза длилась с минуту, но, когда пришли Кассандра и Нижрадзе, всё вернулось в своё русло и жуткое мгновение в компании Эзопа забылось.
 - Уважаемые Балабористы. – Задекларировала девушка. – Я невольно рассорила вас, прошу за это прощение. Впредь буду вести себя предусмотрительнее. Надеюсь, наши драчуны не держат зла на меня и друг друга. 
 Миклуха и Нижрадзе взаимно раскланялись несколько раз, в неловкости развели руками, сказали пару дежурных фраз. Только когда Кассандра опять села на лобное место и на бузотёров никто не обращал внимания, их взгляды на мгновение снова встретились, бросив безмолвное – Никакого прощения, ещё сочтёмся. 
                ***

 Молодая девушка в чёрной треуголке пребывала, на сей раз, просто в ударе. Было это от того, что новый клиент оказался гораздо богаче всех предыдущих, или от того, что Санкт – Петербург встретил её и брата отличимой от других городов роскошью, а скорее всего, от того, что утренний макияж, сделанный в салоне Евдокии Голицыной, смотрелся на юном личике просто сногсшибательно.
 Лицевая живопись придавала авантюристке вдохновения. Она беспристрастно принялась обволакивать новую жертву по старой схеме и привычно вышагивая по комнате била собеседника всё новыми и новыми аргументами. 
 - Сновидения наполнены тревогой и страхом, которые точно и детализировано запоминаются. Сюжет связан с преследованием, насилием, опасностью, смертью, и главный персонаж во всём этом ужасе всегда вы. 
  - Многие пытались бороться с этим несчастьем при помощи докторов, но бесполезность этого только расшатывала их психику. Уверяю вас, милейший Ян Евгеньевич, наилучший выход из данной ситуации - поверить и полностью соблюдать мои указания. Вы вскоре почувствуете, как станет легче и спокойней, а все эти медики, они слишком слабы перед моим мастерством.
 Девушка перестала ходить по комнате и резко обернувшись к собеседнику посмотрела ему прямо в глаза. Она часто использовала этот приём для большего эффекта, но сейчас ей самой сделалось не по себе от дурного предчувствия.
 Что-то пошло не так. Вопреки привычному, девушка увидела не то, что ожидала. Ян Евгеньевич не выглядел напуганным или хоть немного растерянным. Крепкий, коренастый мужчина развалился в кресле и нахально ухмылялся.
 - Слабы перед твоим мастерством, говоришь. – Наконец расхохотался хозяин дома, а потом встал с кресла и подойдя к журнальному столику взял с него колокольчик и звонил в него примерно с пол минуты.
 В коридоре послышались тяжёлые шаги, а ещё через мгновение дверь распахнулась и в комнату вошли четверо здоровенных мужиков. Выглядели они совсем не так, как лакеи и камердинер, которых приметила девушка, когда только пришла. Мордовороты были одеты в грубые сюртуки, туго запаясанные, кучерские шляпы, как у извозчиков, на руках перчатки, более подходившие для драки, нежели для управления лошадью.
 Самый первый сразу проследовал к окну и начал затворять ставни. Могильный холод пробежал по спине девушки, когда последний отблеск луны юркнул в оконную щёлку. Можно было предположить самое худшее, но была надежда что на свободе остаётся брат и он обязательно что-нибудь придумает. Девушка ждала спасения, но когда в коридоре показались ещё двое, юная авантюристка едва не лишилась чувств. Они тащили Николая. Его держали под руки, а ноги просто волоклись следом. Лицо было разбито, из носа шла кровь.
 - Радзивил, мы всё обшарили, и сад, и улицу, они вдвоём пришли, больше никого не было.
 Девушка отшатнулась и буквально печаталась в стену. Хозяин дома с ухмылкой зыркнул на неё и передразнивая стал также вышагивать по комнате.
 - Ну что дурёха, поняла в чей дом попала? Как ты там говорила – слишком слабы перед моим мастерством, ну-ну, а теперь чего скажешь?
 Непрошенная гостья стояла ни жива, ни мертва. Она, конечно, слышала о кровожадной банде, винновый король, державшей в страхе весь Петербург, читала в газетах о неуловимом главаре, она безусловно знала это имя – Радзивил.
 - Не вздумай заорать, убьём и тебя и его. – Указал хозяин в сторону Николая.
 - Чего вы в него вцепились, положите уже, наконец.
 Привратники расцепили руки, и избитый брат рухнул, сильно ударившись лицом о дощатый пол.
 Радзивил даже поморщился, но совсем ненадолго. – Занятная у нас с вами ситуация получается, господа залётные. Мне с таким трудом удалось убедить всех, что я городской чиновник, что дом мой, дом честного обывателя и вдруг являются два молодых нахала и пытаются меня надуть. Да я с первого же дня, как вы стали наводить обо мне справки, знал о ваших делишках. Выведал про все ваши махинации, кого и как вы объегорили. И в Луге, и в Гдове и в Ямбурге. Понимаю, всяк трудится как может, но как же вам хватило наглости приехать в Петербург, да ещё и в мой дом явиться. Сюда, где я и мои парни вынашивают самые громкие, самые великие криминальные дела этого города. Дом, который является штаб квартирой всего преступного мира Петербурга. Место, с которым у виннового короля столько связано.
 Девушка буквально каменела на глазах, тело её сковал ступор, язык не шевелился. Ещё никогда ей не было так страшно, как сейчас. Понятно было, что простыми извинениями тут не отделаться, да она и не смогла бы вымолвить ни слова. Схваченная ужасом, непрошенная гостья только тяжело дышала и смотрела то на бандитов, то на Радзивила, то на брата. Она понимала, сейчас произойдёт страшное.
 - Вероятно, ваш дуэт прилично накопил средств, обманывая зарвавшихся чиновников. – Говорил Радзивил для Николая, наклонившись над ним. – Ты принесёшь все деньги, что вы успели выманить, мне. Это и будет вашим выкупом. Отправишься за ними немедленно, а сестрёнка твоя симпатичная пока останется здесь. Мои парни стосковались по женской ласке, уверен, они прекрасно проведут время, в её обществе.
 Слова Радзивила прозвучали как гром среди ясного неба. Словно по команде двое бандитов крепко схватили девушку за руки, а третий, сбросив плащ, начал грубо расстёгивать на её груди рубашку. Первой реакцией юной особы было закричать, но вспомнив, что в этом случае её убьют вместе с братом, она молчала. Кусая в кровь губы, девушка не вырывалась, и не просила пощады. Она лишь плакала, и повторяла про себя. – Хоть бы Николай не очнулся и не видел того, что произойдёт.
 – Пусть он придёт в себя позже, пускай он ничего не узнает. Его отпустят за деньгами, и он убежит. Пусть он скроется. Ненужно за мной возвращаться, я всё равно не стану жить после такого позора.
 Вот бандит сбил с её головы треуголку и больно схватил левой рукой за волосы. Правая рука сорвала пряжку с юбки и потянула за пояс вниз.
 - Сейчас я умру. – Мысленно повторила девушка, но тут ещё один голос, по-видимому, старшего привратника, вмешался в происходящее.
 - Слышь, Радзивил. Наши дураломы, похоже перестарались. Боюсь парень до утра едва ли очухается. Куда ему идти, пусть он лучше здесь остаётся, а девчонка за деньгами отправляется. Так вернее будет, а то он ещё дёру даст.
 Радзивилу идея понравилась. – Да, так вернее, отпустите её, пускай она принесёт выкуп, а то паренёк пока в другом мире блуждает.
- Радзивил, а как же побаловаться? – Возмутились трое, что держали девушку.
 - Вам что, шлюх мало!!! – Взорвался хозяин. – Отпустить немедленно. – Прогремело на весь дом.
Девушку отпустили, но она так и осталась стоять, прислонившись к стене. Голова кружилась, перед глазами всё плыло. Ещё пара мгновений, и подкосившиеся ноги отправили бы её прямиком на пол, но кто-то поднял с пола треуголку и нахлобучил её на голову авантюристке. Это мгновенно привело её в чувство.
 - Неси деньги, поняла. – Цыкнул Радзивил и распахнул дверь в коридор.
 Словно ошпаренная, девушка выскочила из комнаты, но на пороге её снова поймали за руку.
 - Не вздумай идти в полицию. Расскажешь про нас, и про себя рассказать придётся. Тогда прямиком из участка на каторгу отправишься. Братца пожалей, делай как сказали, неси деньги.
                ***
 Кассандра вскочила со своего стульчика, и, не дожидаясь что кто-то за ней поухаживает, дрожащими руками налила пол стакана Шустова и выпила одним залпом.
 - Может желаешь проветриться, хочешь выйти на улицу? – Заботливо предложил Нижрадзе.
 - Нет, нет, всё в порядке. Я продолжу, пока собралась с духом.
 К лобному месту подошёл Эзоп. – Так пить коньяк, никакого духа не хватит. На вот, съешь яблоко, а то скоро совсем опьянеешь.
 Кассандра взяла яблоко и сев обратно продолжила рассказывать. Нижрадзе держал её за руку. 
 - До гостиницы, где мы остановились с Николаем, я добралась только под утро. Мне всё ещё было очень плохо. Сильно мутило, болтало в разные стороны, но я нашла в себе силы и, собрав деньги уже к полудню, вернулась в тот дом. Меня встретили лакеи и камердинер, которые, однако были в курсе дел хозяина. Пересчитав деньги, они сказали, что этой суммы недостаточно, и велели принести ещё. К брату меня в тот день даже не пустили.
  - Следующий мой шаг был заложить в ломбард все ценности. Мы приобретали иногда для себя кое какие побрякушки: перстни, цепочки, золотые часы, ещё что-то, я уже плохо помню. У меня ушло два дня, чтобы сбыть всё это барахло и не вызвать подозрения.
 - На сей раз Радзивил оказался дома. Он был в хорошем настроении, и даже похвалил меня за усердие, с которым отдаётся выкуп. Принесённую сумму прибавили к той, что я заплатила в первый раз, но этого снова оказалось недостаточно. Это был тупик. Что можно было предпринять в такой ситуации, непонятно, но хуже всего, что это никого не волновало. 
 - Я попросила свидания с братом. Хотя бы здесь мне пошли на встречу, и увиденное меня немного успокоило. Николая держали в одной из комнат на самом верхнем этаже особняка. Ему перевязали голову, поставили компресс на лицо и вообще привели в божеский вид. Он был не в цепях, не связанный, а просто валялся на кровати в своей комнате. Был он сыт и пьян, сильно пьян. Так в этом доме обращались с пленниками, за которых уже дважды заплатили. Бандиты присматривали за ним и бражничали одной компанией. Николай называл их по именам и ржал над их пошлыми шутками.
  - Я посмотрела на него из-за портьеры, а пройти в комнату не осмелилась. С ним были те трое, которые чуть не изнасиловали меня.
 -  Радзивил вернул мне часть денег, чтобы я смогла снять себе комнату, и выпроводил восвояси. С выкупом меня не торопили, но я и сама понимала, Николай пока в безопасности. Время терпело, но деньги, деньги, их не осталось совершенно. Больше нечего было закладывать, нечего продавать. Деньги надо было раздобыть.
  - Тогда, в клуб Пушкинистов, на Фурштатской, я пришла лишь за тем, чтобы обчистить карманы гостей, но мой план был по меньшей мере наивен. Таких денег, что требовались мне, в карманах никто не носил, да и слуги следили, чтобы в доме никто ненароком не похозяйничал. По счастью, тут подвернулись четверо отважных юношей, желающих побудоражить свои нервишки. Так я познакомилась с вами.
 - И одному помочь мы обещаем.
 Кому, пусть жребий скажет, наперёд.
 Самурай тихо, почти шёпотом, процитировал две строчки из текста клятвы Балабористов и внимательно посмотрел на Кассандру.
 - А что собственно ты хочешь от нас? Чем мы можем быть полезны?
 - А ты что, ещё не понял? – С издёвкой произнёс Миклуха. – Вы что, все реально не понимаете, чего она от нас хочет? Побег она хочет организовать своему братцу. Хочет, чтобы мы перекидывали через ограды верёвочные лестницы, залезали в окна, дрались с охраной, вытаскивали Николая этого пьяного!!! Так, нет, красавица наша криминальная? Так, по глазам вижу, что так! Только учтите, вы, герои летящие на крыльях ночи, если у нас сорвётся что-то. Если нас в том доме накроют, то костей не соберём точно. Нас эти мужички, про которых она рассказывала, мужички в сюртуках и перчаточках, ломтями и настругают. То-то я смотрю, она слезу из нас давит, на жалость берёт.
 - Хочешь, чтобы мы все тут в тебя повлюблялись и с винновым королём тягаться пошли. Дураков ищешь!? 
 Миклуха подметил, что Нижрадзе держит Кассандру за руку и добавил.
 - Одного кажется уже нашла.
 Страсти кипели до самого рассвета. Перепалка то затихала, то набирала обороты, то переходила в такую стадию, что мужчины вскакивали с готовностью, набросится друг на друга, но под пристальным вниманием Самурая успокаивались, ограничиваясь только оскорблениями. Кассандра то пила, то плакала и наконец просто уснула, уткнувшись своей прелестной головкой в каменную плиту склепа. Очередная история была рассказана, очередное собрание подходило к концу. Расходились по одному. Нижрадзе взял на себя роль сопровождающего пьяной Кассандры.
 - Ну, ну. – Прилетел в спину смешок Миклухи.
                Глава четвёртая.
                История Нижрадзе.
                Хорошо, если тебя ждут,
                пока ты копаешься в себе.
                Анна Гольц.
  Нижрадзе нервно теребил в руках маленькую бумажку со своим именем, которую достал из шляпы. В ночь с девятого на десятое сентября жребий выпал ему, и теперь весь штаб Балабористов ожидал очередной истории. Как и в предыдущие две ночи, уже осушились полторы бутылки Шустова, рассказчик занял лобное место, костёр, единственное что придавало уют склепу, тихонько потрескивал углями.
 Диспозиция же в склепе изменилась существенно. Каждый Балаборист, выбрав для себя определённую роль, теперь старался ей соответствовать. Миклуха, успевший стать неприятным для большинства соклубников, сидел один и ждал подходящего момента, чтобы бросить в чей-нибудь адрес пошлую шуточку. Самурай, считавший себя ответственным за дисциплину, расположился у надгробной плиты, откуда было удобнее настигнуть нарушителя. Кассандра, попросилась сесть рядом с Нижрадзе, и, взяв его за руку, прочно заняла роль боевой подруги кавказца. Тёмной лошадкой оставался только Эзоп. Некрасивый, сутулый, почти горбатый парень не выражал никаких эмоций, а когда он напоминал остальным о своём присутствии, его голос звучал настолько необычно, что казалось даже Флориан Рэндр вздрагивает в могиле. 
 Сначала Нижрадзе очень смущался. Ночь назад ему казалось, что он готов рассказать историю, но теперь, заранее ожидая ссоры с Миклухой, и может даже очередных зуботычин от Самурая, из него нельзя было вытянуть ни слова. История была непроста и очень противоречива. Сам в ней он уже давно пытался найти для себя оправдание, но только когда нежная лапка прелестницы сильнее сжала его ладонь, аксакал открыл второе дыхание и начал.
 - Случилось моя история полтора года тому назад, когда я служил в армии. Для молодого человека в двадцать с небольшим это удивительное время, особенно если учесть моё черноморско – каспийское происхождение. Проверка молодецкой удали, романтика армейских походов, вино, женщины, и всё это при том, что император наш, батюшка Александр Александрович, дай бог ему здоровья, войн то никаких и не ведёт. Экономику укрепляет, флот после Крымской восстанавливает, храмы возводит, а войн не ведёт, не ведёт и всё. Вот такой он наш император, недаром Александр- «миротворец» прозвище получил. При таком императоре и послужить можно, в пекло не пошлют, под удар не поставят.
 - Но – Нижрадзе тяжело вздохнул. – Каждый день полон неожиданностей и не всегда прекрасных.
 - Слышали ли вы, когда ни будь про Мервский оазис? – обратился рассказчик к остальным.
 Балабористы покачали головой, тщетно пытаясь придумать ассоциации к необычному выражению.
 - Не трудитесь, про такую дыру мало кто слышал.
                ***
 Афганский кара – буран, что на местном диалекте означает «чёрная буря», вновь швырнул в сторону Русских позиций клочья пыли и песка, которые как сотни малюсеньких иголочек сразу же впились в иссохшую кожу солдат. Горный кряж, возвышающийся чуть в стороне, буквально трещал от такой высокой температуры. Жёлтое солнце Регистана палило как никогда.
- Двадцать четыре градуса, ваше превосходительство. – Отрапортовал полковой доктор, показывая термометр генералу.
 - Двадцать четыре! – Изумлённо подхватили офицеры, стоящие рядом.
 Генерал Александр Виссарионович Комаров только кашлянул, давая понять, что крайне раздражён подобным малодушием. Трусости и нерешительности он не терпел в солдатах, а уж тем более не позволял этого своим офицерам. Сидя на барабане, он смотрел в подзорную трубу, изучая противоположный берег реки Кушка, где на западной стороне величественно раскинулся красавец Мервский оазис. Именно там сейчас стояли Афганские полки эмирата, именно туда пять дней назад Комаров послал категоричный ультиматум.
 - Достопочтимый Наиб Салар Теймур Шах, я требую, чтобы вы в пятидневный срок очистили левый берег реки Кушка и сдали нам Мервский оазис, в противном случае мы сами вышвырнем вас оттуда.
 Комарову нравилось, как он приласкал в своём донесении Теймур Шаха. Вспоминая текст, генерал всякий раз мысленно приговаривал. – Нет, нет, ничуть не перегнул, пусть знает наших, петух Кандагарский. – И Комаров принимался прикручивать усы и поглаживать эфес сабли.
 Но настроение Александра Илларионовича разделяли далеко не все. Положение дел представлялось серьёзнее некуда. Лагерь эмирата был хорошо оснащён, имел ряд укреплений и восемь больших орудий, против четырёх Русских.  Если добавить к этому, то что Афганские силы, по данным разведки, насчитывали около пяти тысяч войнов, то о каком ультиматуме вообще могла идти речь. Полк Комарова в личном составе имел менее двух тысяч. Стоило ли ввязываться в этот конфликт, который Русским и Афганцам безусловно навязали англичане, опасаясь, что Россия откроет себе дорогу на Индию, офицеры не знали, но, однако ясно понимали – Комаров поступит по-своему, даже если все будут против. 
 - Который час? – Произнёс он спокойно и сосредоточено.
 - Восемь утра, ваше превосходительство, доложил особо усердный капитан, стоящий рядом.
 - Срок ультиматума истёк, а в лагере эмирата никаких признаков отхода.
 - Возможно стоит послать к Теймур шаху ещё одного вестового?
 - Вы полагаете, капитан, Наиб Салар не знаком с правилами ультиматумов? О нет, я так не думаю, нас просто игнорируют и испытывают моё терпение.
 - Полковник Репнин. – Обратился Генерал к своему заместителю. – Выдвигаемся к лагерю противника сомкнутым строем. Сначала казачий полк, после стрелковые роты, замыкает колонну Туркестанский батальон.  Батарею на изготовку, но первыми огонь не открывать.
 В рядах солдат еда слышно зашелестели разговоры. – Генерал безумствует, неприятель превышает нас по численности в два с половиной раза. Как можно наступать с таким противовесом!? Мы все здесь поляжем.
 Пронзительный звук труб оборвал многих на полуслове. Извещение к атаке мгновенно похоронило любое сомнение. Сердца войнов бешено заколотились в ожидании кровавой схватки, и первые ряды единым строем выдвинулись к мосту через Кушку. Земля загудела от топота копыт кавалерии и мерного, последующего марша пехоты. Пререкания закончились, наступило время для настоящего мужского дела.
 Младшие офицеры напоминали по ротно. – Первыми огонь не открывать. Приказ Генерала, первыми не начинаем.
 Одиночный выстрел с той стороны раздался примерно через минуту, как силы Имперских войск пришли в движение. У гребенского казака зацепило лошадь и упав с неё он по всей видимости здорово треснулся. Матюжная брань, посыпалась следом. Казака было не унять. Многие солдаты даже заржали в ответ, настолько удалой всадник не стеснялся в выражениях.
 Этого было достаточно.
 - Открыть огонь, скомандовал полковник Репнин и пушки с винтовками принялись за своё дело.
 Грохот перестрелки расколол небо, в высь взмыли перепуганные грифы, воздух наполнился запахом пороховой гари. Бой сразу разошёлся не на шутку.
                ***
 В это же самое время, в противоположную сторону бежали два молодых человека. Пробиваясь сквозь облака песка и пыли, они уже дважды сбивались с пути и с трудом возвращаясь на обратную дорогу, то и дело оборачивались к оазису, где сейчас бушевала битва. Краповые штаны, что помогали от укусов скорпионов, белые гимнастёрки с синими погонами, полотняные назатыльники, спасающие от ожогов солнца, всё это пришло в негодность. В потрёпанных, грязных, рваных мужчинах едва ли можно было узнать вчерашних солдат Туркестанского батальона его императорского величества Александра третьего. Так им доставалось от бури, через которую они бежали к горному кряжу каменоломни. Молодые люди были дезертирами.
 - Абрек. – Окликнул очень сильно запыхавшийся юноша, своего товарища.
 - Послушай меня, мы зря сбежали, потом мы не простим себе этого. Давай вернёмся, пока не поздно. В такой суматохе никто не поймёт, что нас не было в начале боя, мы ещё сможем проявить себя. Подберём чьё ни будь оружие и присоединимся к своим, ещё не всё потеряно, давай вернёмся Абрек, давай, а? 
 Красивый кавказец с чёрными, почти угольными усами с тоской посмотрел на своего приятеля. Абреку, так приятель любил называть его в шутку, сомнения компаньона были понятны. Чувство патриотизма у второго было безусловно сильнее, ведь не так давно он был офицером и разжалован в рядовые за то, что присутствовал секундантом на дуэли. 
 - Сможем проявить себя, говоришь! – Рявкнул кавказец. – Ты видел сколько их там, да скоро от нашего полка и роты не останется, все полягут. И нам бы с тобой башку оторвали, если бы мы вовремя ноги не унесли. Бежим, я тебе говорю. Переберёмся через перевал, укроемся где-нибудь. Через день остатки нашего полка в Ашхабад отступать будут, вот к ним мы незаметно и присоединимся. План верный. Всех обманем и головы свои на плечах сохраним.
 Абрек толкнул товарища в плечо, и они снова побежали. Кавказец тоже начал сомневаться в том, что задумал. Теперь, когда его полк сражался не на жизнь, а на смерть в Афганском Пенджде, он призирал себя за трусость. Ругал что сбил с толку молодого товарища, подговорив его на побег лишь потому, что в одиночку предавать родину было совсем противно. И он понимал, ещё не поздно вернуться, но ноги несли его прочь от битвы, а руки тычками подгоняли товарища, который совсем уже упал духом.               
 Сражение скрылось за облаком пыли, доносилась только канонада орудий. Дезертиры, или как повелось называть их среди солдат –побегушники, взбирались на скалы, перескакивая трещины и лощины, из которых валил пар, словно преграждая дорогу. До долины было рукой подать, уже виднелся спуск, который вёл несколькими тропками вниз по склону. Оставался один ковринг, маленькая скальная тропинка, шедшая по самому краю пропасти. Побегушники уже преодолели один такой ковринг, гораздо уже и опаснее этого, но что-то на сей раз зловещее предстало в пейзаже афганских глыбин.
 Абрек шёл первым, повернувшись спиной к обрыву и прижимаясь грудью к скале. Широко расставив руки, он старался влипнуть ладонями в чёрные, горные камни. Сделав несколько шагов, он пожалел, что выбрал такой способ. Ему было совсем не видно, куда наступают его ноги, но разворачиваться на тонюсенькой грядочке было невозможно.
 Бывший офицер направился следом. Казалось, в нём не осталось ни капли самообладания. Взгляд его был отрешённым и потерянным, всё тело трясло, и даже лицо постоянно колыхалось, словно это было не лицо, а отражение в озере.
 Прошло несколько минут, пока шаг за шагом, напарники приблизились к ровной, безопасной площадке. Кавказец первым соскочил на неё и крепко держась за выступ потянулся к другу чтобы ухватить его за шиворот гимнастёрки. Оставалось сделать одно короткое движение. Ободранные пальцы Абрека были в пол локтя от воротника второго, как вдруг камень на кромке ковринга откололся и бывший офицер, тщетно цепляясь за гладкую вертикаль скальной стены сорвался в пропасть.
 - Владимир!!! – Разлетелось в голубой дымке горных тучек. 
 - Владимир. – Ещё долго орал Абрек, в истерике катаясь на голых камнях утёса.
                ***
 - Вот это персонажик нарисовался!!! – Буквально взвизгнул Миклуха, в злорадном провоцирующем тоне.
 - А козлик – то наш горный, оказывается, предатель, изменник родины, ещё и убийца, ко всему прочему. 
 Рассвирепевший Нижрадзе сжал кулаки и так резко вскочил с места, что сидевшая рядом Кассандра едва ни опрокинулась со своего стульчика. 
 - Послушай ты, циркач недоделанный, за прошедшие полтора года я сотни раз держал ответ перед своей совестью, но уж точно не намерен давать отчёт такому негодяю, как ты.
 - Это я – то негодяй? Я зло держу на бабу надменную и на любовничка её нынешнего, только и всего. Допускаю, что вёл себя непорядочно и кодекс дуэльный нарушил, но вот присяги не нарушал и дезертирства, за которое расстрел, кажется, полагается, не делал.
 Страсти между Нижрадзе и Миклухой кипели намного сильнее, чем при первой их соре. Разнимать петухов приготовился не один Самурай, но и Эзоп, но если Самурай только и ждал, когда начнётся рукопашная, чтобы ворваться в драку и расшвырять обеих, как делал это однажды, то Эзоп с невозмутимым видом просто прошёл к лобному месту, и встал между спорщиками. 
 - Господа Балабористы, я настоятельно прошу умерить ваш пыл. Не забывайте, что вы здесь не одни. Друзьями мы навряд ли станем, но всё же мы члены клуба и установленные правила, хоть и через пень колоду, постараемся соблюдать. Предлагаю всем дослушать историю и расходиться, пока эти двое не поубивали друг друга. Коньяк нынче какой-то палёный, да и поспать, хоть немного, не помешало бы.
 - Любезный. – Повернулся он к Нижрадзе и посмотрел на него так словно знал его самые тайные страхи. – Прошу вас сесть и продолжить, скоро рассвет, время дум и сомнений. Кстати, это одно из любимых выражений Флориана Рэндра, хозяина склепа. Дадим ему отдохнуть от нас, хотя бы под утро.
 Нижрадзе ещё бушевал. Пару горячих слов он хотел отвесить и Эзопу, но почувствовав, как Кассандра дёргает его за рукав, взял себя в руки.
                ***
  - Дальнейшее для меня было как в тумане. Тогда я мало чего понимал. В голове всё перемешалось, менялось местами, то всплывая в памяти, то вновь исчезая. Иногда мне казалось, что это я, а не Владимир сорвался в пропасть, а иногда думалось что мы вообще никуда не побежали, а лежим сейчас мёртвые на поле боя. В ушах стояли какие – то крики, гулы, раскаты, а перед глазами плыла горная дорога, то темнея, то вновь отливаясь белыми и жёлтыми красками.
 Пришёл в себя я лишь через две недели и не поверил своим глазам, когда понял где оказался. Я лежал на чистой белой простыне в армейском госпитале. Весь чистенький, ухоженный, перевязанный и даже побритый. На соседних койках валялись знакомые лица, солдаты из моего полка. Раненные, но уже выздоравливающие. От новостей, которые обсуждались в палате мне сделалось совсем тошно. Мы победили.
- Единственное военное столкновение в правление Александра третьего закончилась блестящей победой. Подробности случившегося 18 марта 1885 года поражали.  Мервский оазис становился самой южной крепостью Российской империи. Потери наших сил были минимальны, всего девять убитых и сорок пять раненых, при том что Афганские силы были разбиты на голову. Куча трофеев и пленных, захваченные орудия и даже неприятельские знамёна.
 - Мои соседи по палате только и обсуждали это.
 - Вы представляете, мы у них тысячу ухлопали, пленных чёртова уйма, а они у нас девятерых всего лишь.
 - Газеты, которые успели доставить в Ашхабад, гремели заголовками: «Разгром английских протеже», «Открыт путь на Индию», «Комаров утёр нос англичанам».
 - В голове не укладывалось, как генералу удалась такая сложная авантюра, но ещё больше было не понятно, почему я остался жив, как попал в госпиталь и почему до сих пор не арестован за измену. Лишь через шесть дней после того, как я пришёл в себя, до меня донёсся один разговор, который вели шёпотом два казака, лежавшие на соседних койках.
 - И всё же есть эта ложка дёгтя. – Тихо сказал один другому, посмотрев в мою сторону и подумав, что я сплю. – Офицерик один бывший, Владимир Назаров, помнишь небось, его ещё разжаловали в солдаты, прошлым летом.
 - Ну!? – Ответил второй.
 - Вот тебе и ну! Дезертировал, улепетнуть пытался.
 - Врёшь! – Возмутился казак.
 - Вот тебе крест. – Перекрестился первый. – Струсил. Бросил позиции, пока все в атаку шли, и обратно через горный кряж в Ашхабад пробирался. Только бог шельму метит, в пропасть сорвался, и поминай как звали.
- А как выяснилось то?
 -  Грифы в ущелье кружили, дозорные решили проверить, там то его и нашли, через два дня.
 - Срам какой, позорище, пятно на всём полку теперь. – Скрежетал зубами раненый.
 - Да нет, Александр Виссарионович не допустит. Велено в тайне держать, домой ему сообщат что погиб смертью храбрых, в бою. Я считаю верно его превосходительство решил, бог судья этому Назарову, а наше дело маленькое, сказали не болтать и всё. Я сам случайно узнал, от Петьки Савина, дружка своего. Он ординарец у Репнина, слышал, как старшие офицеры случай этот обсуждали. Решено победу не омрачать, пусть лучше одна каналья посмертно в герои попадёт, чем весь полк со стыда краснеть будет. Так что ты тоже никому, сам понимаешь!
 - Не, я могила. – Всплеснул руками собеседник.
                ***
 Нижрадзе освободил руку из объятий Кассандры, потёр виски, зажмурился и какое-то время молчал.
 - Ну. – Одёрнул его, естественно Миклуха.
 - Да, да, я сейчас продолжу, просто тяжело вспоминать такое.
 - Бедный ты наш бедный, родину продал, а теперь переживает, пожалейте его.
 Нижрадзе вдруг вспомнил кто перед ним, и то, что на понимание со стороны этого наглеца рассчитывать не стоит. 
 - Ещё через пару дней я узнал и о своей персоне. Раненых в госпитале собирался навестить сам начальник закаспийской области, генерал Комаров. Пока я валялся в больничной палате, он уже успел съездить в Санкт-Петербург на аудиенцию к Императору, был награждён золотым оружием с бриллиантами, и вернувшись в расположение войск всё время прибывал в великолепном настроении. К его визиту в госпиталь, начали готовиться за несколько дней и для всех раненых завели маленькую памятку, в которой указывались подробности, при которых солдат получил ранение и попал на лечение.
 В моей памятке значилось, что во время форсирования Кушки возникла толчея и меня случайно спихнули с моста. Я ударился о камни и потерял сознание.
 - Всё так? – Осведомился у меня комендант госпиталя, давая прочесть мне эту памятку.
 - Всё так. – Ответил я ели слышно.
 - Мне всё стало понятно. После гибели Владимира, очевидно, был в забытьи, я пошёл обратно к Кушке, добравшись до моста совсем потерял силы и провалился в обморок. Весь командный состав тогда уже размещался в Афганском лагере, на восточном берегу почти никого не оставалось, и потому никого не удивило, когда, через какое-то время, меня обнаружили под мостом. Возможно даже, что меня кто-то и видел, как я возвращаюсь в расположение, но не придал этому значение, решив, что не его это дело.
 - Всё было понятно, в голове не укладывалось только одно. Почему к такой трусливой каналье, как я, судьба столь благосклонна. Я корил себя, ругал, в бессильной злобе кусая по ночам подушку, но так и не осмелился во всём признаться своим командирам.
 - Комаров нас навестил только в начале апреля. Прошёлся по палатам, справился о здоровье особо отличившихся, наградил четверых солдат георгиевскими крестами, и напоследок, похлопав даже меня по плечу, удалился. Со стыда хотелось провалиться сквозь землю, я утешался только одной мыслью –не последний день в армии, ещё проявлю себя.
 - Я понял, что мысленно повторил слова Владимира, и заплакал.
 - С сотрясением мозга, которое поставили мне врачи, я пробыл в госпитале почти до конца весны. Вернувшись в расположение войск, меня ждали ещё две новости. Во-первых, я получил письмо из дома. Писал мой отец, радостный и счастливый. Дело в том, что на земле, принадлежащей моей фамилии, обнаружилось месторождение нефти, и нефтяное товарищество «Бра Нобель», с разрешения местных властей, уже налаживало там фабрику по производству керосина. Семья моя богатела со страшной скоростью, и отец просил меня по окончанию службы сразу возвращаться домой, для помощи в делах на фабрике, где отец, по закону являлся очень влиятельным и весомым компаньоном нефтяного товарищества «Бра Нобель».
 - Вторая новость была подстать первой. Приказом командующего закаспийской области, всех участников Афганской компании, получивших ранения в сражении на реке Кушка, с денежным вознаграждением отправляли в отставку досрочно.
 - Ласковая улыбка удачи продолжала одаривать меня своими благами и подарками. Непонятно только, за что!? Первое, что я решил предпринять, это отыскать семью Владимира Назарова и предложить свою поддержку и помощь. Так же в письме, извинившись перед отцом, что не смогу сразу приехать домой, я попросил выслать мне денег и отправился на поиски семьи погибшего друга.  По адресу, который значился в полковой книге, меня ждала неудача, семья Назаровых переехала в другой город. Для выяснения куда, я подключил довольно серьёзные денежные средства. Ещё дважды я просил отца переслать мне денег, побывал во многих городах России пока, через год с небольшим, не нашёл семью Владимира здесь, в Санкт – Петербурге.
 - Должен сказать, приняли меня буквально-таки с распростёртыми объятиями. Семья Назаровых, оказалась почтенным старинным дворянским родом. И глава семейства, отец Владимира, чиновник какого-то министерства, был приглашён в Санкт-Петербург уже давно. Гибель сына окончательно с подвигла его на переезд. Увиденное меня немного успокоило. Назаровы в средствах не нуждаются, живут в роскошном доме и имеют ещё троих детей, двух девчонок и пострела, баловника сынишку. Аркашка – так зовёт его мама. Он очень напомнил мне Владимира.
 - Я погостил у них с две недельки. Погоревал с родителями о сыне, наврал про несколько увлекательных армейских историй в которых участвовал Владимир, и убедившись, что горе постигшее их дом, уже позади, переехал в гостиницу.
 - Задержавшись на несколько дней в столице, я всё время думал, зачем проведению угодно было оставить меня в живых, уберечь от позора и забросить в этот город. Я бродил по улицам в поисках ответа и тут наткнулся на объявление, наклеенное на парадной двери одного особняка. «Молодые дарования приглашаются в клуб Пушкинистов». Дальше вы знаете.
 - Очень трогательно. – Влез, вперёд всех Миклуха, подчёркивая всем своим тоном, пренебрежение к услышанному.
 - Но каждый член клуба Балабористов, если на него укажет жребий, должен попросить что-то от остальных.  Чего же тебе, козлик, понадобилось. Свободен как ветер, денег, как у дурака махорки, чего тебе ещё-то нужно?
 Нижрадзе смотрел в глаза Кассандры. Он чувствовал, что она понимает его, она верит ему, она не отвернётся.
 - Чего мне нужно, спрашиваешь! – Начал кавказец, не сводя взгляда с девушки. – Успокоиться мне нужно, помочь кому-нибудь, сделать что-то хорошее.
 Миклуха, уже порядочно захмелев, отпил коньяк прямо из бутылки. – Представляю себе на кого ты настроился. На эту! – Кивнул он в сторону девушки. – Да только по правилам, жребий решает кому все Балабористы помогать будут. А представь себе, если жребий мне выпадет, мне помощь оказать придётся, и попрошу я Суржанскую с её любовничком кончить.
 Нижрадзе свирепел на глазах, Миклуха не унимался.
 - А ты небось, барашек горный, уже представил, как вы с ней спасаете её братца, она в благодарности вешается тебе на шею, и вы ………………….
 Договорить Нижрадзе не дал. В одном прыжке он оказался рядом с обидчиком и до красноты сжатым кулаком залепил в подбородок Миклухе. Бывший циркач взлетел на вершок со своего ящика, и задев ногами стол с припасами, грохнулся спиной на пол. Через мгновение на него посыпалось всё что было на столе. Пьяный громила даже не понял по началу, что случилось, но, когда пришёл в себя вымолвил только одно слово.
 - Сочтёмся!
 Самурай принял боевую стойку, чтобы вмешаться в происходящее, но Нижрадзе уже послушно отошёл к выходу. - Продолжения не будет.
 - Самурай зашипел сквозь зубы. – Довольно господа. Вам должно быть совестно. Один провоцирует дело, не дело. У другого кулаки чешутся. Неужели нельзя быть терпимее? Впереди ещё две истории, а вы уже глотки друг другу порвать готовы. А может быть то, что вы услышите завтра или после завтра, покажется ещё страшнее. Может, оставшиеся истории более жуткие.
 Самурай прошёл к двери и в сердцах вышиб её ногой. – В общем так, дорогие Балабористы, отправляйтесь-ка все вон. Я сам здесь приберусь, починю дверь, и встретимся ночью.  Убирайтесь, пока я тоже не психанул и ………….
 Самурай замолчал. Он лишь тяжело дышал и бросал гневные взгляды, но спорить никто не решился. Расходились молча. Первый, держась за ободранные локти, скрипя зубами, убрался Миклуха, потом ушли Кассандра и Нижрадзе. Эзоп с Самураем остались вдвоём.
 - Тебе, наверное, тоже надо покинуть это место, лучше приберусь я. –Неожиданно предложил Эзоп, и как-то натянуто-фальшиво улыбнулся Самураю.
 Ловкач согласился и, кивнув напоследок, отправился восвояси.
 Эзоп сел на корточки и начал собирать осколки с пола. Он делал это бережно, аккуратно, словно это доставляло ему удовольствие. В один момент он прервался, закатил глаза и ухмыльнувшись повторил слова Самурая. – Оставшиеся истории более жуткие.
 - Более жуткие, более жуткие. – Произнёс он несколько раз и зажмурился.    – ТОЧНО ПОДМЕЧЕНО!!!

                Глава пятая.
                История Самурая.
                Переступившего черту, мораль не сдерживает.
                Она теряет для него всякий смысл.
                Андрей Ковалёв.
 Природа любит равновесие и потому ничего нет удивительного в том, что существуют такие миры, которые отделяют живых от мёртвых. В этих мирах часто возникает неестественная и пугающая тишина, хотя, казалось бы, по времени года полагается завывать ветру, трещать качающимся деревьям, хлестать осенним ливням. Полагается, но нет.
 Охтинское кладбище, с десятого на одиннадцатое, вело себя именно так. Словно живой организм, оно следило этой ночью за Балабористами, чьё присутствие только и нарушало зловещую тишину. Нынче члены клуба шли в склеп все вместе. Может дурное предчувствие побудило некоторых не идти в штаб в одиночку, а может плавающий среди могил страх, хватающий за горло любого, кто осмелится явиться на Охтинское, но только полное собрание любителей острых ощущений спокойствия не добавило.
 Древние плиты и памятники, поросшие мхом и потрескавшиеся уже давно от январских морозов, недобро встречали гостей, словно преграждая им путь и приказывая «УБИРАЙТЕСЬ». И тропинка, ведущая к склепу, вроде как была раньше прямее и чуть-чуть пошире, и кресты располагались не так близко друг к другу. Кладбище словно пожирало любое присутствие человека, кладбище желало всё оставить только для мёртвых.
 Четверо из Балабористов сейчас испытывали странное чувство. Каждый из них был близок к тому, чтобы плюнуть на всё и развернувшись, не говоря ни слова остальным, уйти отсюда, уйти и никогда не возвращаться. Все четверо сегодня днём нашли возможность поспать и всем им приснились страшные кошмары. Все четверо проснулись в холодном поту с бешено колотившемся сердцем. Четверо, но не пятый. Пятый член клуба видел кошмары каждый раз, как засыпал. Каждый раз и уже давно.
                ***
  Склеп Флориана Рэндра немного изменился. Очевидно Эзоп вчера здесь задержался на несколько часов. Он убрал весь мусор, после вчерашней потасовки, натаскал дров, починил дверь и даже протёр стёкла, помутневшие от копоти и пыли.
 - Присаживайтесь, дорогие Балабористы. – Продекларировал он. - Сегодня нас ждёт четвёртая история.  Немного подогреемся приятелем Шустовым и начнём, раз уж у нас хватило духа в очередной раз завалиться в это богом забытое место.
 Разговоров и тостов, как перед первой историей, не было. Каждый взял себе по бутылке коньяка и пил его прямо из горлышка, даже Кассандра. Она отошла в самую тёмную часть склепа и смотрела в окно, на погост, где под блеск луны, кутаясь в ночной дымке, виднелись сразу две могилы обезглавленных юношей. Зрелище было весьма зловещее, но поворачиваться к остальным ей не хотелось. Среди присутствующих она чувствовала поддержку некоторых, но также каким-то шестым чувством понимала, есть здесь и плохие люди, очень плохие. 
 Нижрадзе оставил девушку в одиночестве. Ему было что сказать ей, но решив, что она хочет побыть со своими мыслями наедине, сел к могильной плите Флориана, прямо напротив Миклухи, давая понять, что не боится его. Во вчерашней стычке верх он одержал лишь потому, что Миклуха сильно напился, и не способен был не то что драться, а и стоять то прямо не мог. Нижрадзе это понимал отлично. Циркач, силач, фехтовальщик, к тому же на голову выше. Руки как брёвна, кулаки как булыжники – кавказец нажил себе очень плохого врага.
 - Он мало пьёт. – Размышлял Нижрадзе. – Вероятно, хочет отплатить мне за все обиды. Надо будет держаться поближе к Самураю, он вступиться, если надо. Хорошо всё-таки, что он решил следить за порядком.
 Кавказец вдруг осёкся. – Миклуха это тоже понимает. Значит на рожон не полезет, значит задумал какую-то подлость. Ох, чувствую, ждёт меня рок расплаты, зачем, зачем я опять пришёл сюда!?
 Нижрадзе посмотрел в сторону девушки, и ответ на вопрос зачем нашёлся сам собой.
 Час тянулся довольно медленно. Помещение, наполнявшееся только отдельными звуками, на подобие сморкания, покашливания, стука ботинка о каменные плиты, окончательно потеряло статус нормального места. Небольшой прямоугольный аквариум, где несколько человек за час не проронили ни слова, напоминал, в лучшем случае, палату психбольницы, в худшем - зал ожидания в преисподнюю.
 Щелчок крышки карманных часов Эзопа наконец вывел всех из этого нелепого транса.
 - Полночь, дамы и господа Балабористы. Начнём.
                ***
 Самурай сидел на лобном месте и языки пламени костра играли отблесками на его лице. Рассказчик напоминал сфинкса. Ровно вытянув спину, положив руки на колени, он смотрел перед собой и его лицо, похожее на каменную маску, выражало лишь одну эмоцию – скорбь.
 Одет этой ночью он был тоже весьма странно. На нём плотно сидел чёрный, облегающий костюм, как у балетных танцоров, за спиной, на ремне висел необычный, длинный чехол. Самурай, как будто знал, что жребий рассказывать падёт нынче на него, поэтому был подготовлен вплоть до сценического образа.
                ***
 - Моя история началась много лет назад. Так много, что всех присутствующих здесь ещё не было на этом свете. На престоле государства Российского стоял совсем другой император, крепостное право сковывало свободу и честь простого народа, а всеми любимый и почитаемый Александр Пушкин был ещё жив, и может быть, только догадывался какое несчастье его вот-вот постигнет.
  - Проживала тогда в Малороссии, где-то в Ахтырсих дистриктах, точнее сказать затрудняюсь, весьма преуспевающая цыганская диаспора. Состоятельная, а может, даже очень состоятельная. Водилась за ней и дурная слава, конечно, нечестным путём капитал завсегда быстрее наживается, да только были в этой диаспоре и купцы, и мануфактурщики, и даже банкиры. Цыгане умеют дела вести, должен вам сказать, в особенности, если стартовый капитал имеется. Ну а уж стартовый то капитал у этого народа, да с их талантами, всегда наживался быстро.
  - Стоял во главе всех этих семейств один барон. Кстати титул этот не имеет никакого отношения к дворянским титулам и означает на языке цыган: большой, великий, уважаемый. Настоящий управленец был. Дружбу водил с местными властями, деньгами одаривал кого следует, в обиду понапрасну не давал, но и ослушаний не позволял. Мечтал он укоренить свой народ в этих землях, породнить кочевников вчерашних с Русскими фамилиями. Дать возможность людям своим науки разные изучать, понимать красоту искусства.
 - И было у этого барона двое сыновей. Любил их отец, хорошей жизни им желал, да никак не находил с ними сладу. Вот у соседей из гостиной Шопен зазвучал, дочка Эсмеральда пианино освоила. Вот у деверя сын старший кадетом в навигацкую школу, в Москву отправился, вот Роман, юное дарование, со своей картиной на конкурс в Киев поехал. А сыновья всё балбесничали. Дрались, хулиганили, не желали науки постигать, отцу на старости лет помощниками быть не хотели. Барон с ними и так, и эдак, и по-хорошему, и розгами, ничего не помогало. Два близнеца, сорванца, так их свои называли.
 - Бурлила кровь цыганская в братьях, в дальние земли их влекла. Даже книги они только про путешествия читали, да всё больше Пушкина, да всё запрещённое.
 Самурай вдруг встал и прочитал отрывок оды:
 Беги, сокройся от очей,
Цитеры слабая царица!
Где ты, где ты, гроза царей,
Свободы гордая певица?
Приди, сорви с меня венок,
Разбей изнеженную лиру….
Хочу воспеть свободу миру,
На тронах поразить порок.
 Балабористам понравилось, как Самурай читает. Мужчины одобрительно закивали, а Кассандра даже захлопала в ладошки, ночь переставала быть томной. 
 - Когда до провинций долетела весть о том, что Пушкин был ранен на дуэли, и вскоре скончался, братья с лёгкой руки решили, что в России их больше ничего не держит, и, обокрав общак всей диаспоры, хранившейся у отца, сбежали из отчего дома. Мотало их по белому свету, швыряло из стороны в сторону, и всё на дорожки скользкие, на тропинки кривые. К двадцати пяти годам стали братья настоящими профессиональными преступниками. Знали они в совершенстве и искусство Парижских кочегаров, только не подумайте, что они дымоходы чистили. Кочегары в Париже — это воры, домушники. Состояли братья и в шулерах Караваджо, наивысшей школе шулерства. Но пиком их карьеры стало изучение мастерства Ниндзя, в Японии.
 Балабористы ждали пояснений, но Самурай вдруг провалился в свои мысли, и замер на месте.
 Первым не выдержал Миклуха. – Кто такие Ниндзя?
 - Ниндзя!!! – Опомнился рассказчик. – Ниндзя — это шпион, диверсант, лазутчик, наёмный убийца, да только такого высокого уровня, что простым людям подобное даже не снилось. Ещё со средневековья эта школа считалась одной из самых лучших и сложных. Ниндзя владеют всеми видами оружия, рукопашным боем, прекрасно разбираются в ядах и умеют скрываться от посторонних лиц, благодаря навыкам маскировки.   С честью только у этих войнов не всё в порядке. В отличии от самой уважаемой Японской школы боевых искусств «Бусидо», готовившей великих самураев, со своим кодексом морали и философии, Ниндзя всегда стремились побеждать соперника не по правилам, а при помощи хитрости и коварства. Наверное, по этой причине, цыганским братьям Ниндзя и пришлись больше по духу. С тех пор и руки у братьев были по самые плечи в крови.
 Кассандра привстала со своего стульчики, и подняла руку. – Прости что перебиваю, ты всё время говоришь, братья, братья, а имена у них есть?
 - Имена! – Как-то печально скривился Самурай. – Да, конечно есть, и, наверное, пора вам назвать их. Имена братьев Баро и Флориан. Фамилия Рэндр.
 Рассказчик посмотрел на опешившие лица Балабористов. – Да, первый персонаж моей истории, Флориан, находится сейчас с нами, и лежит в этой могиле, под этой самой плитой.
 Самурай похлопал ладонью по холодному камню надгробия. – И это не последняя фигура рассказа, которую нам предстоит навестить этой ночью.
                ***
 Флориан и Баро прогуливались по алее одного загородного поместья, принадлежавшего графу Бестужеву. Вот уже как несколько месяцев они вернулись в Россию и промышляли грабежами зажиточных особняков. Бестужевское состояние было их четвёртым делом, предыдущие три дались им с такой лёгкостью, что обносить богатые дома, для братьев, стало вроде весёлой игры, в которой они всегда выходили победителями. Под видом гостей, а у Бестужевых сегодня намечался творческий вечер, они осматривали удобные пути отхода, и намеревались уже ночью нагрянуть за добычей. Но судьба распорядилась иначе.  Как и многие другие, эта история не обошлась без женщины.
 Творческий вечер начался довольно скучно. Два занудных старикашки, разбив по ролям, читали скупого рыцаря. После одна мадам совершенно бездарно декламировала своё произведение. А потом вышла она.  Само совершенство, как подумали тогда братья.
 Забравшись прямо на чашу фонтана, балансируя на тонкой кромке, как канатоходец, загадочная незнакомка читала каменного гостя Пушкина. Возможно, на прочих гостей девушка и не произвела подобного впечатления, но для братьев не было её прекрасней. Точёный стан, чёрные вьющиеся волосы, смуглая, почти бронзовая кожа, всё выдавало в ней Андалузское происхождение. Она была цыганка и звали её Моргана, что на кельтском языке означало богиня войны и смерти.
                ***
 - Я что-то не пойму. – Вмешался в рассказ Нижрадзе. – Где в этой истории ты?
 - Терпение, мой друг. – Ответил Самурай с прискорбием. – Я скоро появлюсь. Появлюсь, к сожалению. На сцену скоро выйдет сразу несколько новых героев, наших с вами современников.
- Никакого ограбления в доме Бестужевых конечно не случилось. И Флориан, и Баро влюбились в Моргану. Потеряли голову.  И занимались отныне только ей, и всем, что с ней было связано. Оказывали знаки внимания, присылали дорогие подарки, весьма грубо и бесцеремонно отваживали других кавалеров.
 - Моргана была, как говорится, роковой женщиной. Одним своим зелёным взглядом она пленяла волю мужчины, из простой шалости. Была даже с мало знакомым ухажёром чересчур откровенна и кокетлива. Соблазнённый олух уже рассчитывая на взаимность, трепетал в предвкушении провести ночь с красавицей, и тут нарывался на двух братьев. Флориан и Баро не отличались утончёнными манерами. Свои претензии они не выражали в сатисфакциях или спорах. Незадавшихся любовников просто били, обчищая карманы и строго предупреждая, что в следующий раз будет хуже, удалялись оставив жертву без зубов, иногда без глаз, с переломанными рёбрами.
 - Моргану это только забавляло. Ей нравилось ломать человеческие судьбы, от этого она становилась для братьев ещё желаннее. Однажды, как всегда в шутливой форме, Моргана сказала, что их она тоже обязательно погубит, пополнив свою коллекцию, но чем-то напугать Флориана и Баро было невозможно.
 - Роман у цыганки случился в итоге с Флорианом. Он был более воспитан, начитан, учтив и ненасытная чаровница буквально пленила его в своей постели. В жарких объятиях они проводили каждую ночь, а Баро не находил себе место, ему предпочли другого. Однажды ночью отвергнутый ревнивец переступил через родственные узы. Подсыпав Флориану порошок в вино, он лишил его сознания и пошёл в усыпальницу Морганы сам. Братья – близнецы были похожи как две капли воды, Баро полагал, подмены не обнаружат.
 - Ночь страсти состоялась. А после, когда сладкая нега блаженства отпустила любовников, они долго разговаривали. Баро был убеждён, он так ловко и точно поддерживал беседу, что чаровница ни за что не догадается, кто посетил её этой ночью на самом деле.  Но вот рассвет забрезжил в окна, и через миг после прощального поцелуя девушка, словно оговорившись, шёпотом назвала его имя. Баро надеялся, это случайность и ничего не откроется, но далее настали такие времена, подробности которых заставят вас содрогнуться. Злое проведение начало собирать свой урожай смерти.
 - Через девять месяцев, в одну ужасную ночь, когда молнии раскалывали чёрное небо, а гром сотрясался так, словно сотни вулканов разом взорвались над городом, Моргана извивалась в агонии предродовых схваток. Роды были очень тяжёлые, а сама будущая мать то и дело впадала в безумие. Она рвала на себе одежду, проклинала всех и всё, а лицо её отображало такую зловещую мимику, что женщина – повитуха, в итоге, просто упала в обморок, а помощницы-пупорезки, из совсем зелёных девчонок, разбежались, боясь адских проклятий. В доме где проходили роды, с Морганой остались только Флориан и Баро, они-то и приняли ребёнка, когда по истечению ещё нескольких мучительных часов цыганка наконец опросталась.
  - Лишь на миг братьям показалось, что самое тревожное позади. Но в последствии и Флориан, и Баро были твёрдо убеждены, следующая минута случилась самой страшной в их жизни.
 - На руки они приняли как будто ребёнка, но словно сам сатана поглядел на них глазами маленького создания, словно адское пекло жгло их руки, словно водоворот тартара болтал несчастных по комнате. На стенах замелькали тёмные тени, тела обдавало пронизывающим холодом, а через секунду жаром. Флориан и Баро хотели перекреститься, но невиданная сила сковала руки обоих. Они просто стояли недвижимые и вместе держали его.  Слишком много грехов было совершено виновниками этих событий. Исключения в ту ночь не случилось. Плохое породило плохое.
 - А потом раздался голос матери:
 - Я проклинаю весь ваш род
За то, что чадо, чьё из вас не знаю.
Грехи я ваши вам не отпускаю,
И не сулю счастливый поворот.
Над вами поединок состоится,
С ребёнком будет лишь один избранник,
И станет он по жизни вечный данник.
Другой же в прах на веки обратится.
Отступит гордость, каменный ботинок
Придавит честь, отец слуга для сына.
Такая вот угрюмая картина.
Определит пусть это поединок.
- Ровно в пять утра, сердце Морганы остановилось.
                ***

  Дверь в склепе Флориана Рэндра снова сорвалась с петель. На улицу вылетела Кассандра и начала жадно хватать ртом ночной воздух. Среди могил заметно посвежело, от глотки Левиафана завывал ветер, начинался дождь.
 Нижрадзе побежал вслед за девушкой, срывая на ходу свой пиджак, чтобы укрыть авантюристку от изморози.
 - Ха, наших птенчиков замутило от страшилок. – Поддел ситуацию Миклуха.
 - Страшилок. – Вскинул брови Эзоп. – Не ужели с тобой случалось что-то подобное. Разве тебя не трясёт от ужаса?
 - Меня!!! – Переигрывая браваду, дрожащим голосом прикрикнул Миклуха. – Вовсе нет.
 - Погоди, дальше наступает самое дьявольское.
 - А ты-то откуда знаешь? – Парировал бывший циркач.
 Эзоп впервые показался неуверенным. Опустив голову, он начал бубнить что-то невразумительное. В этот момент вернулись Кассандра и Нижрадзе.
 - Нет, я останусь. – Строго рубила девушка. Очевидно, Нижрадзе уговаривал её уйти отсюда немедленно, но Кассандра прошла в центр комнаты, расстегнула свой жакет, чтобы снять удушье, и решительно кивнула. – Прошу прощение за заминку, господа. Продолжим.
                ***
 - Моргану похоронили не по цыганским традициям. Не было ни шатров, ни карет, ни трёхдневных поминок. Тело просто закопали после непродолжительной панихиды, которую провёл крещёный послушник. Из присутствующих были только два человека, а на надгробной плите значилось только имя, и год смерти. Флориан и Баро не знали ни фамилии Морганы, ни год её рождения.
 Братья вообще сейчас мало чего знали и понимали. Смысл их жизни приобретал иную форму. На могиле они поклялись исполнять последний наказ усопшей. Кто отец ребёнку, а кто всего лишь ночной визитёр, должен был определить поединок. Бой на смерть. Оставшийся становился слугой своего сына. Безвольным рабом до гробовой доски.
 Уже смеркалось, когда Флориан и Баро вышли за ограду Малоохтинского кладбища. Это было так же против правил, в России покойников придавали земле до полудня, но правила были ни для этой парочки. Лишь одного они оба не способны были сейчас нарушить, предсмертных слов роковой цыганки. Колдовство это было, проклятие, или болезнь от пережитого шока, братьям казалось не важно.
 - Гроза идёт. – Сказал Баро. – Когда её не стало, той ночью, тоже была гроза, помнишь!?
 - Хорошей погоды мы не заслуживаем. – Ответил Флориан. – Для нас дьявольские всполохи. 
 - Наши сбережения я все сложил в чемодан. Он лежит в гостинице в моём номере. Кормилица и няньки, которых мы нашли для…. -  Флориан немного замялся. – Для нашего сына, мне показались хорошими, найми их на постоянную службу. И вот ещё! Похорони меня на этом же кладбище, но только не рядом с ней.
 Баро стиснул зубы. – Ты так говоришь, словно уже проиграл поединок.
 На это Флориан ничего не ответил.
 - Давай начинать, скоро совсем стемнеет. Место подходящее и вокруг никого. На этом кладбище с привидениями, вообще редко кто бывает.
 Поединок братья решили провести по правилам самурайского кодекса. Они решили это ещё тогда, в ту роковую ночь, когда умерла Моргана. Шпионы ниндзя не достойны были становиться приверженцами этого кодекса, но Флориана и Баро слишком многое связывало, чтобы так просто начать кромсать друг друга. Нет, поединок, который для одного из них станет последним, они могли провести только так: искусно, с хладнокровностью движения и точностью сознания, с остатками чести, которая в них ещё оставалась.
 Полыхнула первая молния, когда братья достали из-за спины два диковинных меча. В России мало кто мог представить, как пользоваться подобным оружием, но в стране, где Флориан и Баро учились пользоваться этими мечами, каждый знал, это Катана. Легендарный клинок учигатана, неповторимый в своём роде и лучший в мире.
 Полыхнула вторая молния и братья бросились друг на друга. Распоров воздух, клинки сошлись точно на середине. Оба поединьщика сделали шаг назад и приняли стойки. Баро принял дзедан, подразумевающий последующую атаку, Флориан – чудан, для перехода к защите. Баро сильно смутился. В тренировочных боях Флориан всегда был инициатором к атаке, а сейчас явно дрался в полсилы. Баро уже почти опустил меч, чтобы прервать схватку, но тут Флориан перешёл в позицию вики и нанёс искромётный удар прямо в лицо брата. Холодное лезвие распороло щёку, чуть ниже глаза, отбросив раненного Баро на землю. Самураи таких ошибок не прощали. Следующие секунды должны были стать последними.  Баро зажмурился, но ничего не происходило. Лицо обжигала извергающаяся рана, руки тряслись, сердце бешено колотилось. Баро перекатился на спину и выставил меч перед собой. Флориан стоял прямо над ним и лезвие его клинка было направлено прямо в глаз брата.
 - Поднимайся, давай вспомним на секунду, что мы не только японцы, но ещё и цыгане.
 Баро, точно кошка, отпружинил от земли и следующим мгновением выкинул катану в боковом ударе.
 - Дзынь. – Снова встретились два меча, точно две молнии попали друг в друга.
 - Дзынь – Прозвучала следующая атака.
 Брату теперь не казалось, что Флориан дерётся в полсилы. Воин древнего искусства наносил удар за ударом, изматывая Баро. Он был совершенно невредим, тогда как Баро уже имел вторую рану. Помимо щеки, кровь хлестала ещё и на плече, где алел свежий тонкий рубец. 
 Молнии извергались над схваткой, иногда заглушая громом звук бьющихся мечей. Ливень, начавшийся почти сразу, размыл кладбищенскую траву до такой степени, что сделал почву под ногами очень скользкой. Драться на льду, наверное, было бы легче.
 Ещё четыре или пять раз клинки сшибались в агонии ночной схватки, но вот истекающий кровью Баро не в состоянии вскинуть меч к правому плечу, просто выставил его перед собой. Силы покидали война.
 Флориан чуть отошёл, создав дистанцию. Баро всё понял.
 - Он нанесёт КЭСА – ГИРИ, удар «Плащ монаха». Самый предсказуемый, но и самый быстрый и сильный. Удар, позволяющий вложить в рубящее движение вес тела и инерцию шага. Удар способный сокрушить щит, доспехи и располосовать врага от плеча до пояса. Спастись от такого невозможно.
 Баро снова зажмурился. – Удар обязательно пройдёт через сердце, я умру быстро, может быть я уже умер?! 
 Прошло ещё несколько спокойных мгновений перед тем, как гром в очередной раз колыхнул землю. Баро так и стоял с закрытыми глазами и выставленным вперёд клинком, кода почувствовал странный, сильный толчок в руки.
 - Рана на щеке просто пылает, гром закладывает уши, значит я ещё на этом свете, но почему Флориан не убивает меня? Наверное, он хочет, чтобы я, как истинный самурай, встретился взглядом со своей смертью.
 Глаза открылись сами собой.
- Господи!!! – Баро ужаснулся увиденному. На клинке, пронзённый насквозь, словно висел Флориан. Лезвие вошло точно в солнечное сплетение.  Лицо его было безжизненным и серым. Как он оставался на ногах, не постижимо.
 - Вот значит, как ты решил закончить наш поединок, братец. – Голову оставшегося посещали последние здравые мысли. – Решил за меня, кому из нас жить, а кому нет. Бросил меня с …………
 - АААА!!!! – Вырвался крик. Баро схватился за голову и выпустил меч. Бездыханное тело Флориана рухнуло на землю. Проклятие Морганы начало сбываться.
                ***
 Самурай первый раз за всю ночь слегка улыбнулся. – Ну вот и пришло время в этой истории появиться мне.
 
                Глава шестая.
           История Самурая – продолжение.
                Чтобы сделать льва козлом отпущения,
                Нужно выставить его ослом и навесить всех собак.
                Илья Родионов.
  Петя сидел на каменном крыльце бомбяги и зажимал разбитый нос. Бомбягой называли в приюте заброшенный флигель, где когда-то хранили овощи, а теперь не хранили ничего. Самое дальнее крыло дома воспитания того гляди могло лишится крыши и одной несущей стены. Находится здесь было просто небезопасно, а посему даже картошку и капусту перевезли в новые помещения. Флигель остался только для тех неприкаянных воспитанников, которых сложные обстоятельства заставляли здесь прятаться.  Петя прибегал сюда каждый раз, когда мальчишки, из тех, кто содержались в приюте уже давно, дубасили его просто за то, чтобы он, бедный затюканный мальчик, знал своё место. С тех пор как в восьмилетнем возрасте родители Пети умерли во время эпидемии тифа, а дядя Платон от Холеры, он менял уже четвёртый дом воспитания, но так тяжело и страшно, как здесь, не было нигде. Такой необоснованной жестокости от своих же сверстников несчастный мальчик понять был не в силах. Его били почти каждый день, придушивали во сне подушкой, ставили подножки в столовой, сегодня его макнули головой в унитаз.
 - За что? – Задавался Петя вопросом. – Да просто за то, что я новенький. Я один, без друзей и знакомых. Я плачу, когда они измываются надо мной, хотя в мои четырнадцать лет нюни распускать вроде как не принято.
 Всё это для Иванов, а именно так называли в приюте авторитетов, было красной тряпкой. Петя не умел драться, не способен был ругаться, боялся кому-либо жаловаться. Он просто сидел на холодных ступеньках и плакал. Потрескавшаяся от времени деревянная вывеска, которую поменяли на новую, валялась рядом.
 - «Дом воспитания Императорского человеколюбивого общества» - Прочитал Петя в слух.
 - Какое к чёрту человеколюбие!  Человеколюбием здесь даже и не пахнет. Кормят отвратительно, учат и того хуже. Нечего удивительного, что дети здесь такие злые. Зачем вообще жить, если нет никакой радости. Нет ничего и становиться только хуже.
 Петя внимательно посмотрел на секцию старой острой ограды, которая одним краем была приставлена к забору, а другим вросла в землю и слегка торчала пиками, чуть выше полуметра.
 - Если как следует разбежаться и налететь на неё со свей силы, то наверняка убьёшься. Такие пики пропорют насквозь, просто прыгнуть надо грудью, чтобы сразу, чтобы больно не было.
 Мальчик испугался своих мыслей только в первую секунду, а потом совершенно успокоился, подметив, что кажется, он думает об этом не в первый раз. На душе моментально стало легче. Только при одном рассуждении, что ему не придётся возвращаться в главный корпус, где его, в коридоре, без сомнения, поймают Иваны, на лице появилась улыбка. Петя был горд собой, что он такой волевой и решительный - так ему тогда показалось.
 Встав с крыльца, он сделал несколько шагов к ограде, но полуденное солнце ударило в глаза, и он вернулся на место.
 -  Посижу ещё немножечко, здесь так тихо и спокойно. До ужина меня никто не хватится. Постараюсь вспомнить перед смертью маму, папу и дядю Платона. Надеюсь, на том свете я с ними увижусь.
 Петя вдруг понял, что уже несколько минут говорит всё это в слух и даже захихикал. – Подходящее настроение перед смертью, не правда ли!?
 - Не правда. – Раздался чей-то голос за спиной.
 Мальчишка от неожиданности кубарем свалился со ступеньки. Приземлившись задом в грязную лужу, он резко обернулся и уставился на визитёра. На него пристально, но ласково, смотрел ещё нестарый, но совершенно седой мужчина с глубоким, вертикальным шрамом от глаза до подбородка.
 - Не правда. – Повторил он.
 - Смерть не следует встречать в отчаянии и безысходности.
 - О нет мне жизнь не надоела,
   Я жить люблю я жить хочу,
  Душа совсем не охладела,
  Утратя молодость свою.
 - Как вы здорово сказали, удивлённо подметил мальчик.
 - Это не я сказал, обалдуй, Пушкин! Любишь Пушкина?
 - Очень люблю, мне мама его маленькому читала.
 Петя тоже захотел блеснуть эрудицией.
 - Пушки с пристани палят
 Кораблю пристать велят.
 - Да, да. – Сказал незнакомец, помогая Пете подняться. -  Мимо острова Буяна, на встречу приключениям. Ты ведь не случайно вспомнил именно эти строки. Ты готов жить дальше, и тебе совершенно не зачем сегодня умирать, вися на этой ограде.
 - Откуда вы знаете что я собирался……. – Мальчик смутился.
 - Я давно здесь сижу, я видел твои слёзы, слышал твои мысли.
  Петя даже оторопел от неожиданности. – Странно, я и подумать не мог что нахожусь здесь не один. Как вы подошли?
 - Бесшумно.
 - Петя осмотрелся вокруг. На земле валялись куски облупившейся щебёнки, битые стёкла, ржавые стропила. Ходить бесшумно здесь было невозможно, но человек здесь как-то оказался и пока не подал голос, Петя реально думал, что он здесь один.
 - Волшебство. – Почти шёпотом сказал мальчик.
 - Не волшебство, мастерство. Мастерство древних войнов. Ниндзя – слышал о таких?
 - Нет, а кто это?
 - Мастера всего, что касается боевого искусства. Люди, блестяще умеющие драться всеми видами холодного оружия и голыми руками.
 - Вот бы мне таким стать. – Поморщился мальчишка вспомнив, как ему досталось сегодня. Как бы он хотел накостылять каждому из своих обидчиков.
 - Незнакомец словно читал мысли. – Хочешь я научу тебя, только не здесь конечно.
- А где? – Забыв, что перед ним совершенно чужой, посторонний человек, спросил Петя.
 - Я живу на левом берегу. На Охте.
 - На Ингерманландской стороне. – Восторженно пискнул воспитанник.
 - А ты никак слышал про Ингерманландскую сторону!?
 Петька совершенно забыл про то, что минуту назад хотел свести счёты с жизнью.
 - Да как же не слышал, мне ещё в первом приюте рассказывали.
 Мальчишка начал распылять слухи про то, где так давно хотел побывать. Восхищённо пересказывал и про Ижорских модников, и необыкновенных красавиц «Лисьего носа», про громадную рыбу тюрбо, водящуюся в тех местах и, конечно, про жуткое, но и жутко интересное Охтинское кладбище.
 Незнакомец слушал внимательно и терпеливо. Лишь когда Петя закончил все свои рассказы и байки, он подытожил. – Значит решено, беру тебя в ученики.
 - А как, меня же отсюда не выпустят, на воротах всегда сторож.
 Мальчику вдруг пришла в голову мысль, что и незнакомца не должны были впустить на территорию приюта, но седой со шрамом, снова предугадав вопрос, невозмутимо пояснил. – Я через забор сюда перелез, и обратно мы с тобой тем же путём слиняем. Плевать нам на сторожа. Слиняем и всё. Навсегда слиняем.
                ***
 Самурай, который до этой ночи пил меньше всех, даже меньше Кассандры, нынче накидывался, как портовый грузчик. Язык его уже заплетался, глаза мутнели.
 - Теперь он навряд ли сможет так орудовать кулаками. – Размышлял Миклуха. – Может, рассчитаться с ним за прошлые оплеухи. И Нижрадзе наверняка вступится, и ему должок верну. Какого чёрта я вообще заслушался этих неудачников. Рёбра пересчитаю, носы посворачиваю, Кассандра с Эзопом глядишь присмиреют, на жеребьёвке мою сторону примут.
 - Чтож ты, дурень, правила клуба нарушаешь! – Начал провоцировать бывший циркач.
 Не понял? – Одёрнулся Самурай.
 - Чтож ты имя своё настоящее назвал. Петя, это ведь ты?
 - Да Петя это я. Прошу прощения, уважаемые Балабористы, впредь буду осмотрительнее.
 - А Седой со шрамом, это Баро, верно? – Вмешалась в разговор Кассандра.
 - Вы очень проницательны, мисс повелительница сновидений. – Расплылся в пьяной улыбке Самурай.
 Кассандра растрогалась и даже прослезилась. - Он усыновил тебя, да?! Баро раскаялся в содеянном. Он решил посветить свою жизнь добрым делам?!
 - Баро ничего не решал. – Лицо самурая вдруг стало словно каменной маской. – Баро был маниакально верен своей клятве. Он был беспрекословным рабом тому, кто в страшную грозовую ночь родился на свет, восемнадцать лет назад.  Слишком много грехов было совершено виновниками этих событий. Исключения в ту ночь не случилось. Плохое породило плохое. Сын Морганы, Баро и Флориана, приказывал. Этот человек, которого я никогда не видел, не подвержен злу, он и есть зло.
                ***
 Громадный трельяж, с зеркалами в человеческий рост, занимал почти всю комнату. На полочках и самом столе в аккуратном, чётком порядке лежали баночки с косметикой. Румяна, пудра, накладные мушки, элеопат и многое другое буквально заполоняло весь трельяж. 
 Этой ночью Дэмиен проводил за гримом гораздо больше времени, чем обычно. Наточенным до идеальной остроты сапожным ножом он срезал с маленького кактуса головку и, промокнув его в баночке с тональным кремом, поднёс к лицу. Грим его был поистине жутким. Подведённые глаза словно смотрели из бездны, бледные скулы создавали такой эффект, что человеческая кожа натянута прямо на череп. На лбу и подбородке были прилеплены кровавые мушки.  Дэмиен с минуту осматривал себя в разных гримасах, а потом улыбнулся. Даже зеркала, казалось на мгновение дрогнули от такого отражения. Хозяин был доволен.
 - Ну что, все собрались? – Не поворачиваясь к собеседнику спросил он.
 Седой мужчина со шрамом на щеке стоял у двери и, опустив глаза в пол, тяжело дышал.
 - Все, кто заявлены. Тринадцать мужчин, не старше двадцати пяти лет.
 - Секретность соблюдена?
 - Как ты велел. Всех доставили сюда с завязанными глазами. Кареты сделаны на заказ, без вензелей и гербов. Сперва повозили гостей, с полчаса по округе, убедились, что слежки нет, и только после привезли сюда.
 - Хорошо, а она готова?
 - Готова, ждёт за дверью. И гости уже начали волноваться, полчаса ждут.
 - Подождут, до полуночи немного осталось, скоро начнём.
Седой со шрамом буркнул. – Тогда надо было и привозить их к полуночи, а не к двадцати трём.
 Загримированный мужчина резко вскочил из-за трельяжа и качнув его уронил на пол несколько баночек. – Никогда не смей мне указывать, что мне нужно делать.
 Седой повидал на своём веку многое и ничего не боялся, но сейчас он не мог вымолвить ни слова. Словно подверженный какой-то злой силе, он впал в ступор. Лицо его дрожало и бледнело, как простыня.
 Собеседник снисходительно кивнул головой и похлопал седова по плечу. – Ладно, не обижайся, ты же знаешь, я не терплю, когда мне указывают, вот и на тебя сорвался.
 Дэмиен снова повернулся к зеркалу. – Мальчишку нашёл?
- Нашёл, в детском приюте. Способный малый, Петькой звать.
- Хорошо, пока не вводи его в курс дела, тренируй и смотри осторожнее, не привяжись к нему, ты понял меня, Баро?
Несчастный цыган уже не помнил, когда Дэмиен называл его отцом, но и обращение по имени для него было неслыханной щедростью. Баро хотел взять сына за руку, но тут встретился взглядом с его глазами. Глазами злыми, хитрыми, пронизывающими до глубины души. Так умела смотреть его мать. Так она смотрела, когда проклинала их с Флорианом. Такая Моргана осталась в его памяти.
 Разговор был окончен. Дэмиен пнул ногой валявшуюся на полу баночку с пудрой и комнату накрыло снежной пеленой.
 - Убери здесь всё. – Цыкнул он на прощание и выходя хлопнул дверью.
                ***

Зал, где этой ночью собрались тринадцать мужчин, был оформлен весьма изысканно. Просторное помещение с высокими потолками имело тринадцать удобных, глубоких кресел, стоящих полукругом и подиум с кулисами. Два громадных окна, от самого пола, были наглухо зашторены бархатными ламбрекенами чёрно – красных оттенков. Стены обделаны шпалерами замысловатых и неприличных форм. Освещался зал газовыми фонарями, дававшими присутствующим разные настроения, от ядовито-зелёного до возбуждающего красного.
 Обстановка, несомненно, пугала, но в то же время чем-то притягивала. Тринадцать гостей, ищущих этой ночью сильных ощущений, ждали начала почти час, но не возмущались и даже почти не разговаривали между собой. Подстать комнате, гости желали соответствовать моменту интриге фабульской паутины. Пришедшие просто развалились в креслах и настраивались на роли великих созерцателей.
 Зал накрыл холодный синий свет, когда маятниковые часы пробили полночь. Кулисы медленно поползли в стороны, и на сцене показались Дэмиен и таинственная особа, скрытая под чёрным плащом с капюшоном. Дэмиен держал её за руку и беспристрастно смотрел в зал. К этой ночи он готовился уже несколько месяцев. Для кого-то из гостей он определил роль подопытных кроликов, для одного - жертвы. Был это научный эксперимент или демонический ритуал, Дэмиен не заморачивался. Власть над людьми, вот что влекло его с нарастающей силой. Наследник Морганы планировал применять сегодня всё: и дурманящий газ, и эротическую силу человеческой природы, и конечно же, гипноз, которым он так гордился.
 - Приветствую вас, прожигатели жизни. – Начал он с тоном надменности и высокомерия.
 -  Все вы приглашены на это собрание, несомненно, из-за статуса, высокого положения и состояния ваших семей. За солидные содержания, назначенные для здесь присутствующих. За графские, баронские и княжеские титулы, доставшиеся вам по праву рождения. За то, что вы все кутилы и выскочки, полагающие, будто социальное место даёт право вседозволенности. Вы все желаете острых ощущений и карманы, набитые ассигнациями, сулят присутствующим любую прихоть. Для прихоти, увы, найдутся средства. Безрассудные желания всегда слабость мужчин.
 - Но этой ночью я властен уравнять вас с любым самым заурядным смертным. Мне не нужны деньги, на кону будет лежать несоизмеримо большее. Человеческая жизнь. А начнём мы с Пушкина, нашего дорогого Александра Сергеевича. Конечно же, запрещённого.
 Дэмиен всплеснул руками, и одним движением сорвал плащ с таинственной особы. Комната поменяла цвет, став в одно мгновение ярко красной. – Добро пожаловать в плен к Клеопатре!!!
 Юные кутилы повскакивали с мест. Теряли дар речи, не могли оторвать взгляд. Перед ними появилось настолько прекрасное создание, что даже самый ярый ловелас и хват не видел ничего подобного.
 Молодая женщина была идеально сложена и грациозна. Почти обнажённая фигура, облачённая лишь на шее, поясе и левом бедре в золотистые металлические ленты, вызвала дрожь в коленях ошарашенных гостей. Один за другим, все они снова попадали в кресла.
 Светлые, мягкие волосы, вьющиеся по плечам и ниже до самой груди, гармонично сочетались с бело – розовой кожей. Ошеломляющая прямота самых безудержных и горячих желаний говорила в ней о том, что обольстительница способна соблазнить любого мужчину.  Глаза, рот, упругие груди с ареолами и выпуклыми сосками, длинные, стройные ноги, абсолютно всё в ней было предметом вожделения. Фея пустила свои чары, мужчины теряли голову. Мужчины жаждали её ласк и поцелуев, мужчины считали её совершенством. Но называть её Феей явно было преждевременно.
  Клеопатра поклонилась.
Чертог сиял.
Гремели хором
Певцы при звуке флейт и лир.
Царица голосом и взором
Свой пышный оживляла пир;
Сердца неслись к ее престолу,
Но вдруг над чашей золотой
Она задумалась и долу
Поникла дивною главой…
И пышный пир как будто дремлет:
Безмолвны гости. Хор молчит.
Но вновь она чело подъемлет
И с видом ясным говорит: –
В моей любви для вас блаженство.
Блаженство можно вам купить…
Внемлите ж мне: могу равенство
Меж нами я восстановить.
Кто к торгу страстному приступит?
Свою любовь я продаю;
Скажите: кто меж вами купит
Ценою жизни ночь мою? —
Рекла – и ужас всех объемлет,
И страстью дрогнули сердца.
Она смущенный ропот внемлет
С холодной дерзостью лица,
И взор презрительный обводит
Кругом поклонников своих…
Вдруг из толпы один выходит,
Вослед за ним и два других.
Смела их поступь; ясны очи;
Навстречу им она встает;
Свершилось: куплены три ночи,
И ложе смерти их зовет.

– Клянусь, о матерь наслаждений,
Тебе неслыханно служу,
На ложе страстных искушений
Простой наемницей всхожу.
Внемли же, мощная Киприда,
И вы, подземные цари,
О боги грозного Аида,
Клянусь – до утренней зари
Моих властителей желанья
Я сладострастно утомлю
И всеми тайнами лобзанья
И дивной негой утолю.
Но только утренней порфирой
Аврора вечная блеснет,
Клянусь – под смертною секирой
 Глава счастливцев отпадёт.
Дэмиен вышел вперёд.
 - Итак, кто желает этой ночью остаться в усыпальнице Клеопатры? Кто не усомнится что игра стоит свеч. Цена назначена.
 Дэмиен внимательно всматривался в лица гостей. – Неужели эффект не достигнут?! – Думал он. – Быть может дурманящий газ следовало пустить чуть раньше или мои гипносилы не пробили блокирующее поле. Неужели я провалился!?
 Новоявленный заклинатель уже готов был убежать за кулисы, как вдруг в зале поднялась одна дрожащая рука.
 - Я согласен. – Еле вымолвил молодой человек, сидящий ближе всех к сцене.
 Это словно послужило командой. – И я готов. И я. И я. – Откликнулись ещё пятеро.
 Девушка мягкой кошачьей поступью спустилась со сцены и взяв первого воздыхателя за руку, увела за кулисы.
 - Благодарю вас, господа. – Снова начал Дэмиен. – Он был первым, но у остальных ещё будут шансы на следующих собраниях. Шансы и время всё обмыслить. Вас увезут отсюда также, как и доставили, с завязанными глазами. О следующей ночи в плену Клеопатры вас известят депешей, но, если кто-то испугается и не придёт больше, мы не обидимся. На места выбывших найдутся другие. Прощайте господа, искренне завидую тем, кто всё ещё считает, что это шутка.
 Дэмиен вышел за кулисы, там его ждал Баро.
- Ну как, я выглядел, по-моему, отлично. Вот увидишь, все они явятся ещё, все придут как миленькие, естественно, кроме первого.
 Заклинатель засмеялся, но вдруг заострил своё внимание на том что Баро что-то прячет за спиной.
 - Что у тебя там?
 - Ничего.
 - Покажи немедленно, я приказываю. – Зарычал Дэмиен.
 Баро вынул из-за спины окровавленный платок.
Заклинатель потупился. – Что, опять был приступ?
 - Да, только что. Но доктора меня уверяют, болезнь пока не прогрессирует.
 - Чушь, я чувствую, тебе не долго осталось. Ты должен немедленно, уже сегодня начать тренировать этого мальчишку. Петьку, кажется.
 - Послушай Дэмиен. – Хотел что-то сказать Баро, но сын ещё сильнее повысил голос.
 - Ты слышал, уже сегодня. Ну что за манера у вас такая гадкая. Испортить мне такой триумф.
 Баро лишь коротко кивнул.
 - Ладно, иди готовься, пока ты у меня один исполнитель. Сделай всё быстро, после часа сожаления. Тебе понятно, придёшь в спальню ровно в пять. И учти без фокусов, я буду смотреть за вами из потайной комнаты.
 - Ты будешь там всё время, даже пока они вместе?
 - Дэмиен рассвирепел и со всей силы ударил отца по лицу ладонью.
 - Ненавижу тебя отец, ненавижу!
                * * *

 Кассандра, Нижрадзе, Миклуха и Эзоп, вытаращив глаза, смотрели на Самурая. В склепе повисла какая-то роковая, непонятная пауза. Движения всех четырёх слушателей были заторможены, и даже дым от сигареты Миклухи стелился по воздуху, словно в замедленном действии.
 - Господи, боже. – Опомнился Нижрадзе. – Я помню, это случилось четыре года назад. Первое убийство произошло четыре года тому назад. Газеты писали - в Адмиралтейском саду был найден обезглавленный труп молодого человека, совершенно голого.
 - Естественно голого. – Кивнул Самурай. – Ведь смерть за ним пришла прямо в спальню.
 Кассандру сильно мутило от выпитого. Что происходит, она начала понимать только сейчас. – Так это что, Баро убил того молодого человека? Баро отрубил ему голову после ночи с Клеопатрой!? И этих четверых, чьи могилы мы видим, когда приходим сюда!
 Кассандра подбежала к окну и указала рукой на могилу, одного из четверых обезглавленных, которую было видно из окна.
 - Этого что, тоже Баро. Баро!!! Твой учитель Баро?!!!
 Самурай опустил голову. – Нет. Баро убил первого, того которого четыре года назад нашли в парке Адмиралтейства.  Четверых нынешних убивал уже я.
 В склепе снова возникла немая пауза. Прошло секунды три четыре и вдруг Кассандра, закрыв ладонью рот, согнулась в три погибели, а после пулей буквально влетела в дверь склепа и, вырвав её из петель, выскочила наружу. С улицы послышались неприятные звуки. Девушку рвало и весьма основательно.
 Нижрадзе направился было за ней, но вовремя сообразил, что девушку сейчас лучше оставить одну, и сел на место.
 Миклуху любопытство одолело первого. – А почему между первым и следующими убийствами перерыв в четыре года?
 Тут сыграл роль вопрос качества. – Ухмыльнулся Самурай. – Дэмиен нашёл изъяны в манерах Клеопатры.  Ему казалось, что в её движениях мало уверенности, её голос не до конца проницателен, её ласки не идеальны. Очевидно, он всё же подсматривал за ночью страсти Клеопатры и первой жертвы. А потому на утро, когда Баро избавлялся от первого трупа, перевозя его из дома, где произошло убийство, в Адмиралтейский парк, Дэмиен и Клеопатра собрались и уехали, так сказать, совершенствовать мастерство. Учитель рассказывал мне, что в их планы входило посетить Англию, Голландию, Индию и Китай. На это было время и средства. Заклинатель и соблазнительница уехали, а учитель приступил к моим тренировкам. Головы отрубать тоже не за три дня учатся.
 - Не думал я, что уже четвёртую ночь пью коньяк с серийным убийцей – Подал голос Миклуха.
 - Четыре года назад я и сам не гадал что стану таким. Дня не проходило в сожалении, что я тогда, в детском приюте, не сразу бросился на ограду. Ночи не проходило, чтобы мне не приснились все четверо.
 Миклуха присел поближе. – Тогда объясни мне следующее. Если тебе это так не по душе, почему согласился. У меня ещё как-то укладывается в голове, что Баро, одурманенный проклятьем Морганы, беспрекословно выполняет волю своего сына. Девчонка эта, как её, Клеопатра, возможно чем-то обязана этому психопату Дэмиену, или тоже под гипнозом. Но ты то, ты, как во всё это вляпался! Ты то почему не послал всё к чертям.
  - Я принял обет. Когда Баро начал учить меня, я поклялся следовать его кодексу. Авторитет учителя высок, его приказы выполняются беспрекословно. Японские законы Бусидо, которые я ценю больше жизни, гласят – Родитель тот, кто произвёл тебя на свет. Учитель тот, кто сделал из тебя человека.
 - Хорош человек. Машина для убийства. – Возмутился Миклуха.
Самурай стиснул зубы. – Я не сразу узнал для чего меня готовят. Учитель был ко мне внимателен и добр, но приступить к занятиям воинского мастерства мне было дозволено, только когда я дал клятву верности своему Сенсею.
 - Сенсею? – Переспросил Нижрадзе.
 - Сенсей на Японском означает учитель. Но это совсем не тот статус, к которому привыкли мы. Для нас учитель — это строгий дядька, который ставит за шалости в угол и может заехать указкой по уху. В кодексе Бусидо учитель первый человек, указания и распоряжения которого выполняются беспрекословно и не подвергаются сомнению. Сенсей практически господин для ученика, и большое несчастье, если сенсей сам слепое орудие психопата.
 - Так ты кажется назвал Дэмиена!? – Обратился Самурай к Миклухе.
 - А когда ты узнал про своё предназначение? – Спросил Нижрадзе.
 - Примерно год назад. Учитель тогда получил письмо, что скоро Дэмиен и Клеопатра возвращаются, тогда-то Баро мне всё и выложил. И про историю двух цыганских братьев, и про проклятие Морганы, и про моё предназначение.
  - К тому времени я был уже искусным воином, был готов сразиться сразу с несколькими противниками, но к тому, что услышал готов не был. Возможно у меня ещё хватило бы духу бежать и нарушить кодекс, но Сенсей рассказал мне про свою болезнь и это окончательно подчинило меня злому року.
 - А что за болезнь у Баро? – Вмешался Эзоп.
 - Чахотка, сейчас её ещё называют туберкулёз лёгких. Очень мучительна и неизлечима. Учитель говорит, что ему осталось недолго. Вот почему он так торопился сломить мою волю, особенно перед часом сожаления.
 - А это ещё что такое? Ты напоминаешь про час сожаления не первый раз, объясни нам. – Уже совершенно не дружеским тоном напирал Миклуха.
 Самурай тоже покинул своё место и подошёл к окну.
 - Когда в полночь любовника допускают к Клеопатре, у него ровно пять часов для наслаждений. И каждый час имеет свой смысл и своё название.
 - Первый получил имя – Невероятный. В этот час гость забывает на что решился и что ждёт его по окончанию ночи. Он весь поглощён страстью. Невероятными ощущениями. Волшебной негой физической близости.
 - Второй называется Упоительным. Гость просто отдыхает в прекрасном обществе девушки, а та понимает каждое его дыхание, улавливает любое желание. И поцелуй, и прикосновение, случится в Упоительный час именно тогда, когда любовник этого захочет. В спальню подаются благовония, звучит расслабляющая музыка, в последних двух случаях Клеопатра делала тантрический массаж.
- Третий, Педантичный. – Гость в форме. Он желает снова поглощать Клеопатру, но теперь он знает, что его ждёт. Он более внимателен, он хочет прочувствовать каждое мгновение.
 - Четвёртый час, Быстротечный. – Любовник снова отдыхает, и чувство реальности возвращается к нему. Цепляясь за утешительные мысли, что ещё два часа, он пытается себя успокоить, но предпоследний час этой ночи проходит так быстро, что его никто даже не запоминает.
 - Час сожалений, это то время, когда гость напуган и сожалеет о том, что провёл ночь с Клеопатрой. У него ещё есть возможность попытаться бежать, но и от девушки он оторваться не может. Страсть не отпускает его, но злоба, которая точит с другой стороны, делает последний час любви мерзким и жестоким. Девушку берут грубо, пошло, с порочностью ненасытных жеребцов. Часто обзывают, кричат, последний раз её даже ударили. Клеопатра всё терпит и даже тогда она на высоте. Она будет стонать, вырываться, а если гость захочет, не проронит не слова, она поймёт любой посыл визитёра.
 - Но вот часы бьют пять утра. Клеопатра скроется из спальни через потайную дверь, и приду я, застав любовника ещё в тёплой постели.
 - Слушай?!!! – Миклуха не унимался. – А для чего вообще всё это затеяли, зачем нужно было убивать этих людей.
 Самурай смотрел в окно. Петя боялся повернуться. – Если бы я знал, уважаемые Балабористы. Зачем, знает только Дэмиен, я, кстати, его никогда не видел. Ни я, ни Баро, ни Клеопатра не знают, для чего всё это делается. Ты же сам, Миклуха, назвал его психопатом, может в этом и есть всё объяснение. Только несчастье заключается в том, что, слушаясь его, мы и сами стали чуть-чуть психопатами.
 С улицы вернулась Кассандра, она слышала весь разговор и теперь её всю буквально трясло от негодования. – Петя, милый Петечка, скажи, что это всё не правда, ты обманул нас и нет никакой Клеопатры. Ты не подсматривал в спальне и никого не убивал.
 Самурай резко обернулся к слушателям. Лицо его пылало одержимостью, осанка приобрела фигуру затравленного зверя. Сорвав со спины чехол, он выхватил из него длинный японский меч катану и закрыв глаза, в прыжке подскочил к надгробной плите, на которой стояли бутылки и еда.  Всё происходило так быстро, что остальные ничего не понимали. На острие клинка Самурай подбросил в воздух надкусанное яблоко и, рубанув его в искромётном движении, замер, словно статуя. Прошло секунд десять, пока он открыл глаза. Перед ним на полу валялось то самое яблоко, оно было разрезано на две дольки.
 - Это меч Флориана. – Прозвучало во мраке склепа. 
 Ответ не требовался, и так было ясно, всё сказанное - правда.
 Эзоп направился к выходу, и с досадой посмотрев на выломанную дверь, которую вынесла Кассандра, подметил. – Хватит уже всё крушить в нашей штаб квартире, дверь опять чинить придётся и убраться надо, а я задержаться не могу, у меня дела утром.
 Эзоп очень вовремя переменил тему, это позволило всем немного успокоиться.
- Я завтра, вернее уже сегодня, приду пораньше, уберусь и починю дверь. – Сказал Нижрадзе. – А пока, полагаю, хватит. Уже светает, четвёртая история рассказана, осталась ещё одна. Не знаю, как вы, а я лично, намерен хорошо выспаться, а то каждая следующая ночь страшнее предыдущей. Давайте расходиться.
 Миклуха швырнул на пол смятую сигаретную пачку и с издёвкой подметил. – Расходиться, так расходиться. Но наш докладчик ещё не сказал, чего он хочет.
 Петя заплакал. – Я не мог держать всё это в себе, я должен был рассказать хоть кому-то. Когда Сенсей умрёт, я брошу Дэмиена, я попытаюсь забыть этот ужас, я ещё не потерял себя. Я надеюсь на понимание, поддержку, надеюсь, мне укажут путь к спасению.
 
                Глава седьмая.
                История ПОСЛЕДНЯЯ.
               

  Мы научились летать по небу, как птицы.
                Плавать под водой, как рыбы. 
                Осталось только научиться жить на земле, как люди.
                Бернард Шоу. 
 Ночь последнего собрания клуба Балабористов, выдалась очень спокойной. Над могильными плитами кладбища не лил дождь, не завывал ветер. Даже крикливые чайки, всё время кружащие над Охтой и её окрестностями, этой ночью стихли, оставив гробовую тишину, так подходящую этому месту.  Казалось, погост больше не сердится на присутствующих. Кресты и тропинки встречали гостей, словно понимая, нынче намечена последняя встреча.
 К склепу Флориана Кассандра шла в сопровождении Эзопа. Нижрадзе должен был быть уже там, Самурай предупредил, что опоздает немножко, Миклуху они так и не дождались.  Они шли только вдвоём, не торопясь, даже прогуливаясь, вчитываясь внимательно в каждую могильную табличку, которую могли разобрать при свете луны и звёзд.  Вот они прошли могилу первого обезглавленного юноши, вот второго, у третьего Кассандра даже поплакала с полминуты и, наконец, в начале двенадцатого они прибыли в штаб квартиру.
 В склепе кипела работа. К удивлению, но Миклуха был тоже там. Вместе с Нижрадзе они с улицы тащили здоровенную гранитную плиту, ещё более удивительно, они называли друг друга настоящими именами.
 - Миша. – Говорил кавказец. – Наклоняй плиту, она в проход так не пройдёт.
 - Не торопись, Иракли, дай перехватиться. – Отвечал бывший циркач.
 Эзопа и Кассандру они заметили издалека. – А, а вот и ещё двое. Опаздываете, опаздываете. А мы тут плиту на полу поменять решили, в склепе одна совсем потрескалась, а за склепом оказывается есть запасные.  Вот мы и надумали, пока вас ждём, делом заняться.
 Слышать такое было очень странно. Два горячих молодых человека, которые всё время сорились и дрались, вдруг вели себя, как закадычные приятели. Работали вместе шутили, подбадривали, словно сажали цветы в парке, а не меняли плиту склепа. Только когда все зашли внутрь, ситуация более-менее начала проясняться. При свете костра стало видно, что лица Михаила и Иракли разбиты, измордованы, все в синяках и кровоподтёках.
 - Кассандра вскрикнула и схватила кавказца за руку. – Боже мой что здесь произошло?!
 - Ничего. - Ответил за него Миклуха. Просто два дурака выясняли отношения и чуть не поубивали друг друга. Пришли пораньше, чтобы никто не мешал, и давай дубаситься. В результате я чуть нашему аксакалу камнем голову не проломил, а он мне ножом в печень в ту же секунду едва не заехал. Само проведение от греха отвело, уголь в костре щёлкнул и в нас отлетел. Одному за шиворот, и другому. Не дал грех совершить. Жалко, вы не видели, как мы тут поджаренные по склепу скакали. А потом как обухом по голове – Чтож мы, бараны, делаем?!
 - Какие же вы идиоты! – Выпалила Кассандра и со всей силой ударила Иракли в грудь.
 Девушка замахнулась ещё раз, но кавказец поймал её ладошку, крепко сжал и поцеловал каждый пальчик.
 - Иногда, чтобы начать новую жизнь, нужно побыть немного идиотом. Прости, что рисковал собой, моя любовь к тебе остановила нашу драку.
 Иракли и Кассандра долго стояли обнявшись. Девушка снова плакала.
 - Ну, я вижу за этих двоих можно быть спокойным. – Снова вмешался Миклуха.  – А у меня ещё долгий путь к всепрощению. Простите, но этой абракадабры с меня хватит, я ухожу. Не обессудь, Эзоп, пятую историю уже без меня. Не стал убийцей на дуэли, не стал убийцей этой ночью, значит не стоит дразнить судьбу, ухожу, и немедленно. Душегубу нашему неприкаянному, Самураю, привет от меня горячий, и не поминайте лихом Мишку Бурлюкина. Не ищите на цирковых афишах, домой возвращаюсь, хватит, набаловался, пора и прощения попросить. Мстить не собираюсь, сам во всём виноват.
 Миклуха широкими шагами прошёл на выход и только в дверях обернулся к Нижрадзе.
 - А ты отлично дерёшься, бывший солдат Туркестанского батальона, я-то думал, одной левой тебя, а ты вишь как мою морду разукрасил. Спасибо тебе за это и храни вас бог с вашей избранницей. 
 Бурлюкин вышел прочь и громко хлопнул за собой дверью, в склепе остались Эзоп, Кассандра и Нижрадзе.
 Девушка отпустила руку Нижрадзе, и подойдя к Эзопу села перед ним на корточки.
 - Знаешь, а ведь мы с Иракли тоже сейчас уходим. И нам незачем слушать твою историю. Прошлой ночью бандит Радзивил был убит во время облавы. В суматохе мой брат обчистил его дом и бежал с награбленным. Самый близкий человек бросил меня в этом городе, пока я пыталась найти сообщников для его спасения. Со мной судьба тоже сыграла шутку, и я тоже этому благодарна. На место интригам и приключениям пришла любовь. Иракли предложил мне стать его женой, и мы вместе уезжаем на Кавказ, утренним поездом. 
 - Да, будем нефтяными магнатами. Отец уже заждался, а я ещё и с невестой приеду, вот удивлю, так удивлю. – Иракли подошёл и положил руку на плечо Эзопа.
 - Прости нас, мы с самого начала не годились для этих историй. Для нас дом полная чаша и ребятишек пять или шесть. Надеюсь, всё это скоро забудем.  Мне кажется, тебе и самому ни хочется рассказывать свою историю.
 Расставание было недолгим. Кассандра лишь сказала, на прощание, что никакая она не Кассандра, а Настя, а Иракли крепко пожал Эзопу руку.  Тёмная лошадка остался один.
 Эзоп какое-то время прохаживался по склепу, а потом подобрал с пола уроненную Миклухой сигарету и прикурив её от костра, долго чадил, смотря в окно.
 Самурай пришёл без десяти полночь.
 - Мы одни? – Спросил он с порога.
 - Да, остальные больше не хотят будоражить свои нервы. Петербург оказался не по зубам этой троице, они все отправились домой, и скатертью им дорожка.
 Эзоп вернулся к костру, открыл бутылку Шустова и жестом пригласил Самурая присоединиться.
 - Как твои дела? – Поинтересовался он участливо.
 Самурай присел рядом. – Не знаю, что и сказать. Учитель Баро при смерти, доктора говорят, до рассвета ему не дожить. Стоит Сенсею закашляться в платок, как тот моментально напитывается кровью. Жуткое зрелище, и всё же учитель в здравом уме и твёрдой памяти. Перед тем как я направился к вам, он просил у меня прощение и проклинал коварство Дэмиена. Меня больше никто не заставит убить человека из прихоти, умерев, Баро освободит меня от злого проклятия. Освободит меня, да и себя тоже. Я стану свободен, но на душе так погано, будто это я Дэмиен.
 - Быть может, тебе стоит сейчас быть рядом с учителем? – Не поднимая глаз сказал Эзоп.
 - Я счёл нужным прийти на последнее собрание Балабористов.
 - Как видишь, другие твоего мнения не разделили. Смысла в нашей клятве не осталось, а собрание стало посиделкой двух пьянчуг. Иди к Сенсею, ты сейчас ему нужнее.
 - А как же твоя история?
 - Она не такая страшная и интересная, как ваши. Я и сам не хочу её рассказывать.
 - Я не хочу, о други вспоминать.
Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать. 
 - Опять Пушкин? – Вздохнул Самурай.
 - Так что решил? – Эзоп посмотрел в глаза Самурая.
 - Наверное, ты прав, мне надо запомнить учителя перед смертью. Кончина Баро прервёт цепь злосчастных событий, прервёт череду убийств, прервёт дьявольское восхождение Дэмиена. Я должен это запомнить.
 Самурай встал, хлопнул Эзопа по плечу и направился к выходу. – Я чувствую, проклятию конец, прощай, я отправляюсь за свободой. Жаль, только с Дэмиеном посчитаться не придётся, с каким бы наслаждением я отрубил его голову.
 - А почему ты не можешь с ним посчитаться?
 - Я же его не знаю, кто он, какой, одним только покойникам известно. Сенсей про него не расскажет, Клеопатра тоже. Он призрак для меня, боюсь его, но никогда не видел. 
 Самурай твёрдою походкой направился вон с кладбища. Этой ночью ему почему-то не было больно смотреть на могилы обезглавленных юношей. Его не страшила ни глотка Левиафана, ни звяки ржавых цепей, лишь единожды его обдало дикой жутью, когда он буквально врезался в могильную плиту из чёрного мрамора. На ней была всего одна надпись – Моргана.
 Самурай стоял как заворожённый и, может быть, провёл бы в этом ступоре до самого утра, но вдруг его догнал Эзоп и окликнул.
 - Вот что, друг Петька, а пойду-ка я с тобой. – Насмешливо сказал последний Балаборист.
 - Зачем?
 - Как зачем, покажешь мне где принимает Клеопатра, я тоже проведу с ней ночь. Такой шанс бывает раз в жизни. Пятеро в её волшебных объятиях умирали, а я всё это получу и жить останусь.
 Самурай словно язык проглотил. Ему стало противно общество Эзопа. Ему вдруг самому захотелось провалиться сквозь землю, но он ничего не сказал. Он лишь махнул рукой, и они вдвоём направились к кладбищенским воротам. Эзоп всё не унимался.
 - Прозрачны волны покрывала.
- Накинь на трепетную грудь.
- Чтоб и под ним она дышала,
- Хотела тайно воздохнуть.
               
                * * *

 Будуар Клеопатры выглядел весьма роскошно и очень возбуждающе. Большая комната, не имевшая ни одного окна, слепила блеском позолоченной лепнины и статуэток из чёрного обсидианта. С потолка свисали хрустальные люстры, на полу в мрамор и гранит были умело вплетены узоры из слоновой кости. Всё это убранство было подстать здешней обитательнице.
 Клеопатра была действительно великолепна. На вряд ли Самурай, когда описывал её в клубе Балабористов, смог подчеркнуть хотя бы десятую часть её обворожительности. Без сомнений, любой мужчина встретивший эту жрицу любви на улице, не смог бы отрицать, что она самое страстное желание в его жизни.
 Девушка лежала совершенно обнажённая на кровати с бархатным палантином и тяжело дышала, в глазах её стояли слёзы.
 Эзоп, в накидке из белой простыни, прогуливался по комнате. Всплескивая руками, напевая что-то под нос, он показывал неприличные движения и ехидно улыбался. Наконец, мягкой поступью, по кошачьи, он подкрался к ложу любви и сдёрнув палантин упал на мягкие матрацы.
 - Довольно. – Остановила Эзопа девушка.
 - Что довольно?
 - Я больше не в силах выносить твоё общество.
 - Но как же, ведь эта ночь у нас первая.
 - Это у тебя она первая. А я чувствую твоё мерзкое присутствие с того самого дня, как ты сделал меня Клеопатрой. Все эти годы ты насиловал меня, унижал, заставлял ни в чем не повинных людей отводить на эшафот. Ты был со мной всё это время Дэмиен, твоя игра сделала Баро, Петю и меня убийцами.
 - Настроение мужчины моментально изменилось. Грусть и отчаяние отразились на его лице. Он потянулся к девушке, он она вдруг одёрнулась, поджала под себя ноги, закрыла грудь руками и вжалась в спинку кровати.
 - Если ты дотронешься до меня, я закричу.
 Мужчина всё ещё был растерян. – Не понимаю, что вдруг случилось.
- Случилось то, что ты исчадие ада. Ты встретил меня много лет назад, когда я нуждалась в деньгах. Ты предложил мне помощь, но вместо этого сделал из меня Клеопатру, смертельно опасную игрушку в руках безвольных мужчин. Ты всю жизнь играл судьбой своего отца и, наверное, с того самого момента, как присвоил псевдоним Дэмиен, не сделал ничего хорошего.
 - Этот глупый мальчик Петя, по твоему беспощадному желанию, стал убийцей. Ты попал в клуб Балабористов, чтобы выяснить что у него на уме и способен ли он дальше вершить кровавый рок, после смерти учителя. Даже сегодня ты обманул его. Заставил привести тебя сюда, хотя живёшь здесь уже год.
 - Ты думал и решал за других. Играл чужими судьбами. Тебе хотелось обладать тем, за что другие платят самое дорогое, жизнь. И теперь ты спрашиваешь, что случилось?
 Клеопатра вдруг посмотрела в глаза Дэмиена. – Твой псевдоним на древнем языке означает покоритель. Наверное, ты хочешь знать, почему я больше не безвольная кукла, почему смею противиться тебе. Я чувствую, Баро умер, а Петя, надеюсь, со всех ног мчится из этого города. Твоя дьявольская свита распалась.  Я больше и пальцем не пошевелю для твоей прихоти. Пусть все несчастные, которые лишились головы, будут на моей совести, но на этом всё. Ты можешь взять меня силой, убить, но душу мою ты не получишь, я тоже ухожу.
 Клеопатра поднялась с постели, набросила на нагой стан голубой пеньюар и направилась к выходу.
 Дэмиен догнал её у двери, хотел взять за руку, но не решился.
 - Клеопатра, послушай, ты сейчас на взводе. Я понимаю твои чувства, но нет ничего, что нельзя было бы исправить. У меня есть деньги, уйма денег. Баро и Флориан, в своё время, много награбили. Мы уедем, и не будем ни в чём нуждаться. Не покидай меня, и я оставлю своё восхождение в прошлом.
 - Дэмиен всё же решился, взял Клеопатру за плечи и развернул к себе лицом. – Я люблю тебя. Полюбил сегодня ночью. Подумай хорошенько, Клеопатра, у тебя нет средств существования, у тебя нет ничего. Останься со мной, ты не пожалеешь.
 Клеопатра отвернула голову. – Любишь, но по-прежнему называешь чужим именем. Именем рабыни, которую завёл себе много лет назад. Нет, я тебе не верю, я лучше замёрзну или умру с голоду, но не вернусь.
 Девушка освободила плечи, вышла в коридор и закрыла за собой дверь.
 - Нет, нет, этого не может быть. – Дэмиен снова забегал по комнате. – Куда она пойдёт, нет, нет это невозможно. Сейчас она одумается, сейчас она вернётся.
 Мужчина вернулся к усыпальнице и развалился на кровати.
 - И вот уже сокрылся день.
Восходит месяц златорогий.
Александрийские чертоги
Покрыла сладостная тень.
Фонтаны бьют, горят лампады,
Курится легкий фимиам,
И сладострастные прохлады
Земным готовятся богам.
В роскошном сумрачном покое,
Средь обольстительных чудес,
Под сенью пурпурных завес,
 Блистает ложе золотое.
 За дверью снова послышались шаги.
 - А, вернулась!!! – Эзоп сначала откинулся на подушках в позе победителя, но через секунду не сдержался и побежал открывать.
 Красивая резная створка изящно распахнулась. На пороге стоял Петя - Самурай. Лицо его было сосредоточено и холодно. Дыхание спокойное и мерное. В руках он сжимал клинок Катана.
 - Учителю лучше. Ничего личного.