Анорексия

            Полина дышала часто, хрипло. Я держала ее руку, худую и холодеющую, похожую на ветку усохшего дерева. Сердце мое сжималось от боли,  глаза заливали слезы. Я понимала, что сестра уходит! Всего шестнадцать лет! Моя младшая, когда-то веселая, подвижная девчушка, с розовыми пухлыми щечками! Там, за дверью палаты,  где она умирает,  сидит наша мать, уже в который раз теряя сознание, и медсестра с ватой, смоченной  нашатырем. Я не пустила ее к сестре! Я никогда не прощу мать! Это она! Она виновата, что Полина погибла! Да, именно, погибла! И это мать стала причиной ее гибели!


           Я старше сестры на шесть лет. Я всегда с самого ее рождения была рядом с ней. Но, последние четыре года училась в университете в столице, а летом подрабатывала, потому что жизнь в столице недешевая, поэтому на каникулы домой не приезжала. С сестрой мы говорили по телефону каждый день. Она жаловалась на маму,  что она ее достает тем, что она полная, уменьшая ей порции еды и,  не дает карманных денег, чтобы Полина не покупала уличную еду.


           - Полина, ты сегодня уже взвешивалась? Ты в зеркало себя видишь? Тебя можно в зоопарке показывать в вольере с бегемотами – не отличишь! Ты же девочка, почти девушка, а заплыла жиром, как свинья на откорме! Тебе перед подругами не стыдно?  Какой парень будет с тобой встречаться? Ты же просто – мясокомбинат! Вот посмотри на сестру! Нине уже восемнадцать,  а она – тростиночка! Она выше тебя, а весит в два раза меньше! А я? Мне сорок четыре года, но мне не дают  больше двадцати пяти! Когда я иду с тобой рядом, люди считают, что ты моя мама, а не я твоя! Фу! Устала уже тебе вбивать в голову прописные истины! – ежедневно повторяла мать, не обращая внимания на слезы дочери. Полина  ждала с работы отца, который изредка, останавливал мать,  жалея Полину. Сестре было всего двенадцать лет. В отличие от меня, Полина была рослой,  как и бабушка, мама отца, и при ее росте вес был чуть больше нормы. У Полины  был нарушен обмен веществ еще с младенчества, и это тоже была вина матери. Она во время беременности Полиной принимала препараты снижающие вес, чтобы не быть «толстой беременной коровой». Полина родилась длинненькой и очень худенькой. После грудного вскармливания меня до полугода, мама поняла, что форма груди ее  ухудшается, меня перевели на искусственное вскармливание, а вот Полина с роддома не знала вкуса материнского молока. Сестричка росла, была полненькой, хорошенькой, веселой девочкой. Я уехала на учебу в столицу и за эти четыре года я ее потеряла! Я тоже виновата, виновата, что не уберегла ее!


           - Виталий! Нужно,  что-то решать с Полиной! Я уже ее ко всем знакомым диетологам водила,  уже кормлю ее только завтраком и обедом, ужинать не даю и порции уменьшила до двухсот граммов. Хлеба, сахара, конфет, она и не видит, а становится все толще – бабища просто! Мне с ней и показываться стыдно на людях! Вчера виделась с Натальей Вощенковой! Помнишь, мы учились вместе в институте. Она была в параллельной группе. Встретились случайно, посидели в кафе, вспомнили студенческие годы. Она так восхищалась мною, моей фигурой. Потом к нам присоединился ее муж и сын Саша. Он старше Полины на три года. Вот Наталья и сказала,  что может засватаем нашу Полинку за Сашу будем сватами. Но,  я рассмеялась и сказала, что вам гиппопотама в семью нужно? Мы все так долго смеялись!»


             Эту беседу родителей и услышала Полина. Она не спала целую ночь. Ее бил озноб, поднялась температура. На утро Полина не пошла в школу. Там ведь тоже обижали ее, называя «жиртрестом». Мать вызвала врача на дом, но, он не нашел никакой причины такого состояния,  назначил анализы. Мать решила, что нечего шастать по больницам,  а то не столько вылечишься, сколько еще какую-то гадость подцепишь! Полина пролежала в постели, тупо глядя в потолок целых десять дней. Она ничего не ела и только пила воду. За десять дней она похудела на целых четыре килограмма. Мама была в восторге! Наконец-то дочь взялась за ум! Но, ум-то и  перестал  работать! У Полины появилось стойкое отвращение к пище! Вообще ко всякой! Она стала катастрофически терять вес. Всего за один год она превратилась в живой скелет и тогда мать забила тревогу! Полину госпитализировали и три года боролись за ее жизнь капельницами,  уколами,  таблетки она не могла принимать. Ее принудительно кормили через зонд. Врачи лечили ее тело, а умирала душа, ее искалеченная душа и самосознание, что она жирный урод, как бегемоты в вольере зоопарка! Не помогало ничего, Полина медленно угасала.


            Вчера мне позвонил отец, что Полина умирает и, если я потороплюсь, еще успею застать ее живой. Отец уже год жил с другой женщиной. Он ушел от матери после того, как врач-психиатр сказал ему,  что именно родители виноваты в таком состоянии девочки,  что это психологическая травма, полученная при насильственном кодировании сознания ребенка близкими и очень глубоко запущенная.  Тогда отец и вспомнил  разговоры с женой о Полине. Он обвинил мать во всех грехах  и ушел. Он оплачивал лечение дочери, часто навещал ее, хотя понимал, что все слишком поздно…


         Вдруг глаза Полины прояснились, она посмотрела на меня.
          -  Нина, сестричка! – еле прошептала она. – Ты приехала, я тебя дождалась! Прошу тебя, выполни мою последнюю просьбу – только в закрытом гробу  похороните меня рядом с бабушкой и, чтобы мамы не было! Обещаешь?


          Моего ответа сестра уже не услышала. Ее рука в моих ладонях стала тяжелой и безжизненной…

          Мы с папой похоронили Полину. Погода была осенней. Опадали последние листья с кленов. Шел дождь и он,  как будто, тоже плакал вместе с нами о нашей любимой Полине.  Я выполнила ее последнюю просьбу. Ее гроб был закрыт и никто не видел лица этой шестнадцатилетней девушки, похожей на семидесятилетнюю старушку. Мать стояла в отдалении и не подходила к могиле Полины до тех пор,  пока не ушли мы…
         Я больше никогда не прощу мать. не назову ее матерью и никогда больше  не увижу ее...