Кровь на кимоно. Глава 6

Душный, пропитанный густым ароматом дорогих сигар и тревоги воздух главного игорного зала остался позади, словно покинутая сцена пыльного кабуки. Гарри Стоун, ведомый невидимой нитью судьбы и отчаянной смелостью, пожалуй, даже дерзостью, шагнул за лакированные, почти зеркальные створки дверей, украшенные золотыми иероглифами, что бесшумно распахнулись перед ним, словно врата в иное измерение. Он вошел в святая святых — частный игорный салон, место, где воздух был еще плотнее, ставки —непомерно высоки, а последствия проигрыша — смертельны. Здесь не было веселого шума рулетки или приглушенного гула множества голосов. Царила напряженная тишина, прерываемая лишь шелестом карт, нежным позвякиванием тяжелых фишек и редким словом, произнесенным словно в пустоте. Каждый жест здесь был отточен до совершенства, каждое слово — наполнено глубоким, часто зловещим смыслом.
Комната, окутанная сизым дымом от редких, но безумно дорогих сигар, была истинным образцом сдержанной роскоши. Стены обтянуты темным шелком, пол устлан персидскими коврами, приглушающими звук шагов, а по углам стояли массивные, покрытые патиной бронзовые статуэтки, изображающие самураев и мифических зверей. Тяжелые портьеры из бархата закрывали окна, отрезая комнату от внешнего мира, создавая ощущение герметичного, изолированного пространства, где царили свои законы. В центре, под мягким светом хрустальной люстры, стоял огромный стол из черного полированного дерева, инкрустированного перламутром. За этим столом вершились судьбы, а порок смешивался с безрассудной удачей.

Во главе стола, словно живое воплощение власти и древней, неподвластной воле людей силы, восседал оябун Хироши Сугавара. Его имя, словно шепот ветра в зарослях бамбука, внушало трепет в сердцах знающих, и Гарри уже успел почувствовать его незримое присутствие еще до того, как вошел в эту комнату. Сугавара был воплощением хитрости, беспощадной решимости и неумолимой силы, легендой среди тех, кто шел по скользким тропам токийского криминального дна. Возраст лишь придал его облику еще больше внушительности: густые, с проседью, почти серебристые волосы были аккуратно собраны в низкий пучок на затылке, открывая высокий лоб, испещренный глубокими морщинами — следы мудрости, приобретенные в битвах, и, возможно, безжалостности. Его глаза, глубоко посаженные под нависшими бровями, были острыми, как лезвия катаны, и казалось, проникали в самую душу, выискивая скрытые слабости. Они не выражали эмоций, лишь холодный расчет и спокойную уверенность в своем превосходстве. Лицо Сугавары было отмечено множеством оспин — шрамами, оставленными давно перенесенной оспой. Эти отметины, однако, не уродовали его, а придавали еще более суровый, незабываемый и устрашающий вид, словно печать судьбы. На нем был дорогой, идеально скроенный костюм из темного шелка, чья ткань переливалась в свете люстры, а воротник рубашки украшал элегантный галстук. Между тонкими, но сильными пальцами он держал дорогую кубинскую сигару, от которой вился тонкий струйка ароматного дыма, словно мистическая вуаль, скрывающая его истинные, возможно, смертоносные для врагов мысли. Его присутствие заполняло всю комнату, заставляя воздух вибрировать от невидимой, но ощутимой силы. Он не просто сидел за столом; он царствовал над ним.

Напротив оябуна, в кресле дилера, сидел мужчина с такими же седыми волосами, но его лицо было изрезано морщинами долгой службы, а не величия. Это был крупье, безмолвный слуга стола, чьи движения были отточены до совершенства многолетней практикой. Его руки двигались с ловкостью завзятого шулера, раскрывая и собирая карты, словно живой механизм. Когда Гарри вошел, взгляд крупье, мгновенно оценивший новичка, задержался на нем, но лишь на долю секунды, прежде чем вернуться к столу.
«Обыщите его», — прозвучал низкий, ровный голос оябуна, словно камень, падающий в тихую воду. В его тоне не было ни приказа, ни просьбы, лишь констатация того факта, что это касается всех входящих, кроме, разумеется, самого оябуна. Непреложное правило святилища.
Невысокий, но невероятно крепкий якудза у двери, чьи бритые виски и плотный, словно высеченный из камня торс, выдавали недюжинную силу, ловко и бесцеремонно провел рукой по карманам Гарри. Этот человек, которого в другом мире назвали бы просто охранником, здесь был молчаливым исполнителем воли оябуна, тенью, чья задача — устранять помехи игре и потенциальной опасности хозяину. В мгновение ока извлеченный нож с гравированной рукоятью, который Гарри всегда носил с собой, лег на ладонь оябуна. Клинок, отполированный до зеркального блеска, отразил свет люстры.
«Город — не санаторий для старичков», — прошептал Гарри про себя, ощущая легкое покалывание адреналина. Он был прав на все сто. Это джунгли под открытым небом, где тебя поджидают хищники вроде этого седовласого господина. Здесь чужие не ходят, если только не пришли по чьему-то приглашению… или по собственному безрассудству. Он чувствовал, как напрягается каждый мускул, но внешне оставался абсолютно невозмутимым, его лицо — идеальная маска.
— Я его знаю, у него есть деньги, — раздался спокойный голос одного из игроков, сидевших за столом, пришедшему «на выручку» Гарри. Это был тучный мужчина средних лет, с лицом, словно вылепленным из грубой глины, и взглядом, полным цинизма и отстраненности. Его слова заметно сняли возникшее было напряжение. Он был одним из завсегдатаев, чье лицо Гарри видел мельком в главном зале.
«Пусть играет. Но что бы ты ни делал, малыш, не выигрывай слишком много. Это вредно для тебя. Очень, очень вредно». В этих словах звучало не предостережение, а скорее мрачная шутка, понятная всем остальным.
По комнате прокатился низкий, гортанный смех, который звучал как скрежет ржавых шестеренок. Этот смех был не от радости, а от предвкушения, от сознания собственной власти и безнаказанности. Сизый сигарный дым клубился вокруг, создавая ореол таинственности и скрывая лица игроков в полумраке, придавая зловещий, размытый вид элите преступного мира.
(фрагмент)