Министр

Солнце уже встало достаточно высоко над серо-жёлтыми холмами пустыни, и начинало потихоньку прижаривать людей и технику, напоминая, что вообще-то мы на юге далёкой арабской страны, а некоторые послабления вроде утренней прохлады являются только маленькой преференцией тем, кто рано встал на работу. Я стоял у своего прорабского вагончика, поставленного нашими умельцами на колёса, и прицепленного последним в веренице состава из четырёх похожих, которые тащил трактор, смотрел на белёсый круг солнца, и уходящий далеко к горизонту ландшафт. Пустыня ещё была покрыта остатками живой растительности, которые в перспективе выглядели как дивный изумрудный ковёр, но, если посмотреть под ноги, травинки были всего-то сантиметра два высотой, далеко разбросаны друг от друга, и прекрасно выглядели только на большом расстоянии. Так всегда бывает, смотришь издалека – красотка, а чуть ближе – баба Яга. Я знал, что через пару недель жгучее солнце окончательно убьёт всю зелень, но пока наслаждался тем, что есть, стараясь не думать о ближайшем будущем. За спиной полутора десятками моторов грохотала сварочная колонна, которая медленно, неуклонно, метр за метром, 24 часа в сутки строила очень стратегический нефтепровод с самого юга на самый север Ирака. А задуматься было над чем. Ещё вчера полдня моя рация в прорабке, и позже вечером телефон в гостинице разрывались от звонков должностных лиц разного масштаба и ранга. Все они наперебой считали своим долгом донести важность и ответственность сегодняшнего визита ко мне на трассу нашего заместителя министра, прилетевшего из Москвы, и министра нефти Ирака, которые с какого-то бодуна договорились встретиться прямо у трубоукладчиков и сварочных агрегатов среди безводной пустыни. Кроме всего прочего, ещё предписывалось навести порядок в колонне, чтобы народ был трезв и не задавал начальству глупых вопросов про то, когда привезут новые сапоги взамен рваных, отдраить технику, переодеть работяг в приличные спецовки, вымыть свой прорабский вагон, заготовить воды в холодильнике, ну, и ещё сто четыре рекомендации. Честно говоря, вчера, когда я выслушивал все эти напутствия, мандраж был сильнейший, не каждый день всякие министры проезжают мимо, но сегодня, глядя на зелёный ковёр пустынных трав, которые потом сожжёт полуденное солнце, я понял, что всё это суета, и не стоит она траты нервов на приезд очередного руководства, повидали уже такого досыта. Новой спецодежды, чтобы одеть заново полсотни человек у нас отродясь не было, техника уверенно купалась и крутилась в клубах пыли, которые сама и поднимала с развороченной в прах земли, а постоянно дующий хамсин набил столько пыли в мой прорабский вагон, что полностью выскрести её было немыслимо даже при наличии пылесоса и трёх уборщиц. Конечно, оставлять грязь в вагоне я не собирался, а посему прервал созерцательное ничего не делание, вздохнул, взял тряпку в руки, и стал наводить порядок своими силами, ибо отрывать для этого людей от работы я и подумать не мог, а просто свободных рук типа бездельников у нас отродясь не было. От этого благородного занятия меня оторвал бригадир, который ввалился в прорабку, и с порога возбуждённо заорал:
- Иваныч, там две белые «Тойоты» приехали, военные с автоматами, и мужик какой-то ходит кругами, всё высматривает.
- Хорошо, сейчас приду, - Я бросил тряпку, и вышел наружу следом за бригадиром.
Тойот «Лэндкрузер» у нас даже в генеральной дирекции контракта отродясь не было, тем более белых, а тут целых две! Машины, расписанные затейливой арабской вязью, стояли метрах в пятидесяти за вагоном, в голове колонны. Около центратора кучковались работяги, курили, и ждали бригадира, который вздымая пыль торопился к ним, чтобы продолжить работу.
Действительно, незнакомый араб, в светлой рубашке и джинсах стоял недалеко от техники, наблюдая за происходящим. Увидев, что я пошёл в его сторону, он двинулся навстречу. Одна из Тойот тронулась было в нашу сторону, но мужик поднял руку, машина остановилась, и из неё вышли два типа в форме, с автоматами, которые встали у капота, и сделали вид, что совершенно нами не интересуются. К нам на экскурсии ездило много разных местных начальников, но с охраной не ездил никто. Было раз в Йемене, когда приезжал президент, так там охраны было море, на джипах с пулемётами, шум, гам, крики, близко не подходи, а здесь всё тихо. Я посмотрел на часы. До часа «Х» назначенной встречи, о которой мне жужжали весь вчерашний день, ещё оставалось время, и я решил, что это служба безопасности проверяет округу перед приездом своего министра. Араб подошёл ко мне, протянул руку, поздоровался по-русски, но потом сразу перешёл на английский. Дело осложнилось. Говорил я со скрипом, и сильно смущался, но араба, похоже, это совершенно не волновало. Поинтересовавшись, кем я прихожусь этому трудовому коллективу, он довольно кивнул головой, и завалил меня вопросами. Его интересовало буквально всё. Как привозят трубы, как собирают, как сваривают, сколько народа, и прочее, после чего он пошёл к центратору на сборку, поздоровался с бригадиром, и долго молча следил за работой. Потом пролез по всем палаткам, смотрел, как работают сварочные автоматы, и постоянно выспрашивал, как мы учим своих специалистов. Странно, но наш разговор протекал без каких-либо осложнений, видимо, я успокоился, а подсознание использовало весь словарный запас в полной мере. Потратив минут двадцать на знакомство с процессом, я, наконец, утащил араба в тенёк вагончика, чтобы поговорить в более спокойной обстановке, закурил, и рассмотрел своего визави более внимательно. Лет пятьдесят, спокойный, ухоженный, полноват, как все арабы такого возраста, одет весьма прилично, разговаривает доброжелательно, английский великолепный, ну никак не тянет на особиста. Так мы простояли ещё некоторое время, разговаривая уже на отвлечённые темы, я предложил арабу воды, но он отказался. Уточнил, где сейчас работают наши изолировщики, пожал мне руку, попрощался, и уехал. Колонна продолжала свой тяжёлый путь на север, а я вернулся к прерванному занятию, уборке своего прорабского вагончика. Минут через двадцать захрипела рация, и кто-то стал повторять мои позывные, вызывая на связь, но быстро отключился. Такие фокусы мы давно практиковали в Сургуте, чтобы предупредить нужного человека, и не выдать себя, так как рации работали на одной частоте, и переговоры слышали все подключенные абоненты, и я понял, что визитёры близко. Рядом с нашей трассой проходила сервисная дорога, по которой мы ездили на работу. Её в основном использовали технические службы существовавшего нефтепровода, до которого было метров двести, и военные, охранявшие объект, их часовые маялись под маленькими навесами каждые пять километров, а посты стояли через двадцать. Поскольку подъехать можно было только одним путём, я вышел из вагончика, и стал смотреть на дорогу. Через какое-то время вдали показалась группа машин, которая свернула на трассу по технологическому съезду, который мы сделали для своих трубовозов, и запылила в нашу сторону. Я махнул бригадиру, чтобы продолжали работать, и в ожидании визитёров стоял у прорабки в позе почтительного смирения. Вздымая клубы пыли, кавалькада объехала колонну, и остановилась. Из разномастных машин выскочили разнообразные личности, которые засеменили к расфуфыренному «Мерседесу», из которого неторопливо разминая затекшие члены, выползли старый дед кавказской наружности, и наш генеральный директор контракта. Деда я вспомнил, он уже как-то давал мне в министерстве напутствие перед поездкой в Йемен, генерального я знал ещё по Сургуту. За спинами подпевал и приближённых грустно маячили мой начальник управления Бондаренко, и друган, Валентин Кураев, начальник ПТО управления. Поскольку пробиться сквозь толпу к телу замминистра было невозможно, я стоял себе тихонько у вагона, и не отсвечивал, заранее зная всю процедуру этого мероприятия. Сначала, демонстрируя близость к рабочему классу и отеческую заботу о трудящихся, замминистра со свитой подошли к бригадиру, по очереди поздоровались с каждым, потом произносились типовые фразы, вопросы-ответы и пожелания, потом бригадира потрепали по плечу, и дружной колонной направились к прорабской, где наконец можно было укрыться от палящего солнца, шума и пыли грохочущей техники, и вообще, отдохнуть в прохладе кондиционера. Да, да, у меня в вагончике стоял кондиционер, был и холодильник, чайник, плита, и прочие блага цивилизации, а электроэнергию вырабатывала небольшая электростанция, установленная нашими умельцами на тракторе, который тянул караван. Естественно, на правах хозяина я зашёл в вагон последним, пропустив всех желающих, которые так плотно заполнили небольшое пространство, что мне осталось только почётное место в дверях. Стульев было мало, и многочисленные сопровождающие расположились вдоль стен, встав на изготовку, и выражая собой почтенное внимание. Замминистра прошёл к моему столу, и покосился на старый стул, на котором я обычно сидел, потому что другого просто не было, мазнул пальцем по поверхности стола, на которой осталась отметина, брезгливо сморщился, и спросил:
- А где этот начальник участка? Спрятался от нас, что ли?
- Я не начальник участка, я старший инженер по сварке, - я протиснулся поближе к столу, - И я руковожу колонной.
Видок, мой, прямо скажем, был не ахти. Старые брезентовые сапоги с отметинами от постоянной беготни по пустыне, не первой свежести спецовка с пузырями на коленях, и солевыми разводами на заднице, потевшей на жарком кожаном сиденье моего УАЗика, светлые пятна на загорелом лице от солнцезащитных очков, волосы, похожие на паклю от мелкой как пудра пыли, раздутые карманы, набитые всякой всячиной, необходимой в работе. Конечно, супротив глаженых брюк и рубашек офисных работников никакого шанса. Оценив увиденное, замминистра пошамкал губами, и ехидно спросил моего начальника управления:
- Бондаренко, вот ЭТО у тебя руководит супер важным производством?
Мой начальник покраснел, стиснул зубы, но промолчал. Публика глазела на представление.
- Ну что ж, если ты здесь самый главный, расскажи, почему так плохо работаете, у тебя везде бардак и свинорой, даже не убрал ничего, или ты не знал, что мы приедем? – замминистра ещё раз провёл пальцем по столу, и сунул его мне под нос.
Генеральный директор контракта хмуро смотрел на меня, но помочь даже не пытался. Ошарашенный такой вопиющей несправедливостью, и выволочкой, устроенной из-за пустяка на глазах у кучи народа, я моментально завёлся, и темная волна захлестнула мозг, частично лишив его способности здраво рассуждать.
Видя мою растерянность, армянский дедушка вальяжно раскинулся на стуле, и добавил:
- Ну, что стоишь как красна девица, язык проглотил?
Стало страшно обидно, до этого много разных втыков пришлось получать, за дело, и просто так, но никогда меня так не унижали намеренно и принародно.
- Во-первых, благодаря моему руководству мы каждый месяц строим по тридцать километров трубопровода, и не в пример некоторым, приносим немало денег в копилку контракта, -  отчеканил я звенящим от ярости голосом.
- Во-вторых, пыль в вагончике присутствует постоянно, что говорит о том, что мы работаем, а не просто протираем штаны, сидя на стуле под кондиционером.
- А в-третьих, никто не просил устраивать министерские встречи с Заказчиком в занюханных вагончиках на трассе у бездарных инженеров!
Наступило зловещее молчание. Мой начальник тихо грозил кулаком из-под полы, а замминистра раскрыл рот, не веря своим ушам, и слегка ошалев от наглости какой-то мелкой сошки, потом сглотнул, и заорал:
- Ну даст мне кто-нибудь воды попить, или нет?
Все вопросительно уставились на меня, кто-то выскочил наружу, и, видимо, помчался к машинам.
- Вода в холодильнике, - сказал я, - И чистые кружки тоже.
Услужливые руки достали воду, налили, и подали начальнику. Он сморщился, глядя на кружку, но отпил немного.
- А почему холодильник у тебя в кабинете стоит? Им рабочие должны пользоваться.
- У нас их, вообще-то, три, и стоят они там, где есть место, - я не понимал, какого старых хрыч взъелся, и пристал к холодильникам.
- Тёплая, - сварливо сказал замминистра, отхлебнув ещё водички, и посмотрел на меня.
- Даже воду ты охладить не смог, - продолжил он скривившись, - никакого уважения к своему руководству.
- Лёд хоть у тебя есть? Или такой же бардак, как и везде?
Меня переклинило. Нетвёрдыми шагами я подошёл к холодильнику, достал из морозилки чью-то замёрзшую пластиковую бутылку из-под «Спрайта», рабочие часто хранили воду в моём холодильнике, и треснул ей об стол.
- Вот лёд, грызите на здоровье!
- Да как ты смеешь, молокосос! – замминистра подскочил, как ужаленный, и повизгивая, ещё долго орал мне вслед, и грозил всякими карами.
Я вышел наружу, и закурил. Руки тряслись, во рту пересохло, гнев и злоба лезли изо всех дыр. Следом за мной выскочил мой приятель Валентин Кураев.
- Ты что, совсем охренел, так разговаривать с замминистра? – он смотрел на меня, как на сумасшедшего.
- Дед рвёт и мечет, требует, чтобы тебя уволили немедленно, и обратно в Союз.
- Да и ху с ним, - беспечно ответил я, и отшвырнул окурок, - Пусть сами тут совершают трудовые подвиги!
Меня слегка отпустило, и жизнь снова стала приобретать приятные черты.
- Вернусь домой, к детям, работы в Сургуте навалом, не пропадём.
В вагончике многоголосо бубнили. Валентин посмотрел на часы, и с сожалением произнёс:
- Что-то арабы опаздывают, сколько их ещё ждать, интересно? Может, они тоже не знают, где колонна?
- Так вы же сами приехали позже, я думал, всё уже закончилось, - выпалил я.
- Да нет, заблудились слегка, не туда свернули, пока на сервисную дорогу выехали, время и ушло. Мы то сзади всех ехали, у начальства свой проводник.
- Так был здесь какой-то араб, две «Тойоты» с охраной. Покрутился, и уехал, - сказал я, - Не стал видно вас дожидаться.
Валька окаменел.
- Какой араб? Как уехал? - спросил он заплетающимся от волнения языком. -  Когда? Куда? Ты что, его видел? Уверен?
- Ну да, не только видел, а и говорил, показывал всё, что он просил. А насчёт «уверен», не знаю, я ведь его никогда раньше в глаза не видел, и знать не знаю, кто такой, только на белых «Тойотах» с вооружённой охраной просто так не разъезжают.
Валентин задумался. Не доложить начальству сию горестную новость он не мог, но и гонцом, принесшим печальную весть, тоже быть не собирался, знал, чем кончается.
-  Стой здесь, и никуда не уходи, - он наконец решился, шмыгнул в вагончик, и исчез за дверью.
Я снова закурил, и задрал голову к находящемуся в зените солнцу, и голубому безоблачному небу. Яркий свет выдавил слёзы из глаз, я снял очки, и смахнул их тыльной стороной ладони.
История развивалась по спирали.
Две белые «Тойоты» свернули с дороги, и направились в нашу сторону.
Дверь вагончика снова открылась, Валентин высунул голову, и сказал:
- Давай сюда, доложишь, как всё было.
- А чё докладывать, вон они возвращается, увидели, небось, вашу свору с дороги, и заехали.
Валентин посмотрел на приближающийся пыльный след, снова побледнел, и скрылся в прорабке.
Ну да, не заметить десяток автомобилей в пустыне, значит быть совсем без глаз.
Шум в вагончике стих, и тут же толпа больших и малых начальников хлынула наружу встречать важного гостя. Я на всякий случай отошел за угол, чтобы спокойно понаблюдать за происходящим. Наша компания с замминистра во главе бодро кинулась навстречу арабу, но слегка притормозила, увидев двух внушительных красноберетников с автоматами наперевес, которые привычно заняли позиции рядом с со своим шефом. Наш и араб видно знали друг друга, поэтому поздоровались достаточно тепло, но тут же возникла неловкая пауза.
- Где переводчик? – прошипел наш, и оглянулся на генерального директора контракта. Тот в свою очередь посмотрел на своего зама, тот на своего, но переводчик не появился.
Араб произнёс длинную тираду на английском.
Замминистра молчал.
Араб уже нетерпеливо повторил вопрос, и нервно смотрел на растерявшуюся публику.
Переводчика не было. Офисные на всякий случай пытались потихоньку спрятаться друг за друга, понимая, что гром и молния могут поразить в любой момент.
Я с наслаждением следил за происходящим, глядя на позор моего обидчика, пусть узнает, каково это принародно быть в глупом положении. 
Зря я стоял у вагончика, но, видно, Провидение специально держало меня на месте. Араб развернулся, и собрался было уходить, но тут заметил меня, стоявшего в стороне, как три тополя на Плющихе. Он требовательно махнул рукой, подзывая к себе. Наши офисные как по команде повернули головы, пытаясь понять, кому это машет араб, но увидели только мою облезлую фигуру. Честно говоря, я колебался, злость не до конца отпустила, но араб был ни при чём, поэтому чувство ответственности толкнуло меня вперёд, и я подошёл.
- Спроси у своего босса, где переводчик, - спросил араб.
- Заболел, наверное, - выпалил я на автомате.
- Тогда будешь переводить ты! – араб внимательно посмотрел на меня.
- Но я же не переводчик! Я не смогу!
- Ты же со мной разговаривал, и ничего, - сказал араб, - Твои начальники будут только рады сохранить лицо, не переживай!
- Что он говорит, что он говорит? – как попугай твердил наш замминистра, переводя взгляд то на меня, то на араба.
- Он просит, чтобы я переводил ваш разговор, но я не переводчик, - ответил я, - Это очень ответственный момент, я могу ошибиться, и неправильно что-то сказать. И потом, вы ведь уволили меня с работы, так что я теперь лицо постороннее, разбирайтесь сами.
Такого поворота не ожидал никто, но наш замминистра никогда бы не достиг своей должности, если бы не умел изворачиваться и выкручиваться.
- Да о чём ты говоришь, никто тебя не увольнял, у меня и права то такого нет, - хитрый армянин улыбался во весь рот, и похлопал меня по плечу, работая на окружающую публику.
- Вова, переводи! – зашипел невесть откуда взявшийся за спиной Валентин, и больно ударил меня кулаком в бок, что не укрылось от араба.
Я скривился.
- У тебя проблемы, отвечай! – требовательно сказал араб, - Они всё равно ничего не понимают, говори!
- Вообще-то меня полчаса назад уволили, - ответил я, - Плохо руковожу участком.
- Он? – араб кивнул в сторону напряжённо молчавшего замминистра.
- Ага.
- Не волнуйся, никто тебя не уволит. Давай начинать.
И мы начали. Вернее, начал наш. Я никогда и подумать не мог, что руководители такого высокого ранга могут быть столь косноязычны. Конечно, для того, чтобы отдавать команды или распекать подчинённых их языкового запаса хватает, но переводить бесчисленные слова-паразиты вроде «ну, эта», «так сказать», «значить» и подобные, даже профессионалу тяжело, что говорить про меня, да и говорил замминистра без остановки, совершенно не заботясь о переводчике, и не давая сосредоточиться. Когда после пятиминутного словесного водопада старый армяхон остановился, чтобы сглотнуть слюну, араб вклинился в паузу, и сказал:
- Я весьма благодарен господину заместителю министра и его служащим за встречу, но всё, что мне было необходимо, я уже увидел, и получил достаточные объяснения. Мне не хотелось бы прямо здесь обсуждать наши совместные дела, и особенно финансовые вопросы, поэтому жду вас у себя в офисе сегодня в шесть часов для продолжения разговора. И не забудьте взять с собой переводчика, лучше двух.
Он весело улыбнулся, подмигнул мне, потом резко развернулся, и пошёл к своей машине. Все наши тоже бросились по машинам, чтобы успеть за отъезжающим руководством, и никто уже не обращал внимание на дерзкого инженеришку, с ним можно разобраться позже, а сейчас есть дела поважнее.
- Молодец, не ожидал, - бросил на ходу генеральный контракта, следуя мимо в общем строю, чем сильно меня развеселил.
- Завтра утром ко мне на ковёр в управление, расскажешь всё по порядку, - мой начальник управления Бондаренко тоже задержался на секунду, и недобро добавил, - Студент!
Но рожа у него была довольная, и глаза смеялись. Тоже не любил, голуба, чванливых кабинетных жлобов.
Пока я смотрел на пыль, медленно оседающую за бешено умчавшимися машинами, ко мне подошёл бригадир, и отдуваясь спросил:
- Ну что, уехали благополучно? Пойдём пожрём, а то из-за этих офисных бригада без обеда осталась.
Ёлки-палки! Ребята же обедали во второй половине вагончика, там у нас было что-то вроде кают-компании, а приехавшая толпа просто не дала людям возможности спокойно отдохнуть.
- Всё, шабаш, обед, - я замахал руками, показывая, что можно заглушить двигатели.
Пока бригада обедала, я сидел в своём кабинете, и слушал переговоры по рации. Руководящие указания метались по эфиру, требуя подготовить материалы к вечерней встрече, но больше всего досталось бедному начальнику протокольного отдела, не обеспечившего переводчика, которому грозились не только оторвать голову, но и не менее значимые части тела, расположенные несколько ниже.
В кабинет заглянул отобедавший бригадир.
- Ты чего такой довольный, - спросил он закуривая.
- А меня уволили, не понравился я замминистра. Докладывал плохо.
- Да ты что! – охнул бригадир, - И что ты делать теперь будешь?
- Знаешь, мой папа говорил: «Дальше фронта не пошлют, меньше взвода не дадут». А где у нас фронт? Здесь.
И мы оба рассмеялись.
Через две недели меня перевели в прорабы, повысили, значит.
Помните, как в анекдоте: «Хорошо знать иностранный язык!».
А я бы ещё добавил: и иметь знакомого министра нефти Ирака.



Владимир Сухов
март 2020 года