1. 4. Наука страсти

Когда ум и страсть спорят в нежном теле - в девяти случаях из десяти страсть непременно превозможет.
(Уильям Шекспир)


В начале книги, во введении, я уже отмечал, что понятие «страсть» далеко не исчерпывается бушующими любовными переживаниями или мрачными греховными помыслами. Эта всеобъемлющая сила пронизывает самые разные сферы нашей жизни, проявляясь в неудержимой увлечённости работой, в беззаветной преданности любимому делу. И, как ни странно, именно в этом контексте, в самом неожиданном месте, я обнаружил ярчайший пример такого страстного отношения к результатам своего труда.
Этим примером стали парикмахеры моего родного городка. Да, именно их руки, ловко орудующие ножницами и гребнем, стали для меня первым проводником в мир чувственного восприятия окружающего мира. В их ремесле, кажущемся многим обыденным, я увидел нечто гораздо большее, чем просто стрижку или укладку. Я увидел страсть.
Наблюдая за ними, я учился. Учился не только технике, не только мастерству владения инструментами. Я учился творческому, и, если угодно, глубоко человечному подходу к профессии. Это было не просто механическое выполнение заказа, а настоящее искусство, где каждое движение, каждый штрих были наполнены смыслом и вниманием.
Каждый клиент для них был не просто очередным посетителем, а холстом, на котором предстояло создать нечто уникальное. Они вслушивались в пожелания, улавливали настроение, видели потенциал, который скрывался за обыденной внешностью. В их глазах, когда они любовались результатом своей работы, читалась та самая страсть - гордость за созданную красоту, удовлетворение от того, что они смогли преобразить человека, подарить ему уверенность и радость.
Именно в этом наблюдении за парикмахерским искусством зародилось моё собственное чувственное восприятие мира. Я начал замечать детали, которые раньше ускользали от моего внимания: игру света на волосах, тонкие оттенки цвета, изящество линий. Я понял, что красота - это не только то, что бросается в глаза, но и то, что создаётся с любовью и мастерством.
Этот опыт стал для меня отправной точкой. Он научил меня ценить труд, который вкладывается в любое дело, даже самое, казалось бы, простое. Он показал, что страсть - это не только буря эмоций, но и глубокая, осознанная преданность своему делу, стремление к совершенству и искренняя радость от достигнутого.
Об этой грани моего познавательного пути, о том, как простые парикмахеры моего родного городка открыли мне глубину понятия «страсть» и научили видеть мир через призму творчества и человечности, я и хочу рассказать вам далее. Это история о том, как в самых обыденных вещах можно найти нечто по-настоящему возвышенное.


ВАМ ГОЛОВУ ДЕЛАТЬ
ИЛИ
ПРОСТО ПОСТРИЧЬСЯ?

Кто были по национальности первые парикмахеры - неизвестно, но одними из лучших были евреи.

В Глодянах жили люди, память о которых пережила их самих. Имена этих людей стали предметом волнительных воспоминаний и трепетных, с придыханием, обсуждений. Но из этого пантеона глодянских персонажей следует особо выделить парикмахеров.
В нашем городе в разные времена было много талантливых мастеров причёски и немало рыцарей помазка и бритвы разных национальностей.
Однако, еще со времён Молдавского княжества, профессия глодянского парикмахера прочно ассоции-ровалась с еврейской общиной. Это было одно из немногих ремёсел, открытых для евреев. Существовала даже такая шутка: «Не все евреи - парикмахеры, но каждый глодянский парикмахер - еврей, ну, или почти каждый».
Парикмахерское дело оказалось привлекательным для евреев, поскольку христианам было запрещено выполнять некоторые связанные с ним процедуры, такие как обрезание и обработка ран, считавшиеся не-чистыми. Это привело к доминированию евреев в этой профессии. Среди глодянских евреев-творцов красоты в 1950-1960-х годах, особым даром обладали Семён Срулевич Местер, Цили Шварцнайдер, Шмуль Майн-фельд, Юрий Израилевич Сиянов.
Семён Местер и Юрий Сиянов, ветераны войны, по возвращении домой занялись парикмахерским делом. Не имея других вариантов трудоустройства, они с присущей им деловой хваткой освоили эту профессию.
В ту далёкую пору в селе Глодяны была одна парикмахерская, которая разговаривала на еврейском диалекте русского, украинского и молдавского языков, с примесью «польского соуса» и со вкусом «узбекского плова». Всегда было занимательно слушать, как филигранно происходила в некоторых словах замена ударной буквы «ы» на «и», например, риба, криса, миши, подвипивший, вибраться, пригать и т.д.
Очень занимательным было то, что в языке наших мастеров-евреев не существовало предлога «о». Во время своего кудесничества, для начала разговора, они не употребляли словосочетание - «о чём-нибудь», а говорили: «за что-нибудь». А фраза «сколько стоит эта рыба» звучала из уст тёти Цили Шварцнайдер как «кыт костэ цей фиш» - молдавско-украинско-еврейский суржик.
Шмуль Майнфельд начинал любую стрижку словами «Я имею вам сказать». А когда ему надо было убедить клиента в выбранном им стиле стрижки, он произносил фразу, от которой сидящие в очереди «за постричься» падали со стульев: «Клянусь своей жуткой красотой!»
Для семилетнего мальчишки слушать эти истории было настоящим пиршеством для души. Влекомый жаждой новых слов, я нередко сворачивал с пути домой из школы, заглядывая на несколько минут в парикмахерскую. Там, среди запаха одеколона и рассекающего звука ножниц, я пополнял свой словарный запас. Однажды, во время такого очередного визита, мне довелось стать невольным свидетелем жаркой перепалки между мастером и клиентом, который с упоением расхваливал какую-то далёкую страну.
Наш мастер (сейчас не припомню кто это был) выдал такую тираду: «Извиняюсь, дорогой, шо Вы мене так долго говорите за эту страну. Лучше я Вам скажу за нашу страну: так вот, это ви можете там быть умницей, а у нас в Глодянах - еле-еле идиёт! 
Наш уровень жизни, таки, самый высокий в мире. Какая из ваших акул капитализма имеет себе позволить таскать в грызле двести граммов золотых зубов? И умоляю Вас, не делайте на меня такую лимонную морду».
...Но мы с вами отвлеклись и забыли «за парикмахерскую». В начале 1960-х годов, женщины и мужчины обслуживались некоторое время в одном зале.
В Глодянах парикмахерская была не просто местом для ухода за внешностью, а настоящим центром общественной жизни. Мужчины и женщины нередко проводили там по несколько часов, превращая визит к мастеру в своеобразный клуб. Именно здесь, за неспешной беседой, рождались и распространялись все сельские новости и самые пикантные сплетни. Поэтому к мастеру относились с особым уважением, ценя не только его золотые руки, но и талант собирать и делиться информацией.
Примечательно, что мужчины-парикмахеры в Глодянах с одинаковым успехом справлялись и с мужскими, и с женскими стрижками. Дамы с удовольствием доверяли им свои локоны, зная, что результат превзойдёт ожидания. Так, к Семёну Местеру, например, обращалось множество женщин села, полагаясь на его искусное мастерство.
В те времена любой еврей в Глодянах мог позволить себе хотя бы раз в неделю отведать домашнюю курицу. Однако, по какой-то причине, курятине они предпочитали маринованную тюльку. Возможно, из-за её дешевизны?
Любопытно, что Борис Маркович Шварцнайдер, муж знаменитой глодянской парикмахерши Цили Шварцнайдер и заведующий отделом тканей в местном Универмаге, вполне мог позволить себе на завтрак даже красную икру. Но Цили неизменно подавала ему к картофелю в мундире именно тюлечку и пару ломтиков сала с зубчиком чеснока.
Моим неизменным детским парикмахером был Семён Срулевич Местер. Я познакомился с ним (или, скорее, он со мной) в пять лет. В тот день в зале работали четыре мастера, все были заняты, и очередь уже выстроилась. Я, пятилетний глодянский мальчишка, никогда раньше не бывал в парикмахерской и был абсолютно уверен, что мне «отстригут» голову вместе с волосами. Поэтому я ревел, а мама пыталась меня успокоить, придумывая небылицы о моей былой отваге.
- А вот когда ты был совсем маленьким…
Семён Срулевич, с красивой густой и гладко зачёсанной назад причёской, отпустив своего клиента, подошёл ко мне, взял обеими руками за голову и начал задумчиво вертеть её в разные стороны, что-то бормоча про себя. Потом он удовлетворённо хмыкнул и сказал, обращаясь к моей маме (Семён Срулевич очень трепетно относился к ней, видимо понимая, что не за горами его выход на пенсию, и мама будет ему полезна, как главный бухгалтер Собеса):
- Мадам, Мария! Я этому молодому человеку, таки, буду делать голову!
Удивление сковало меня, и я безропотно позволил усадить себя в кресло. Кто-то из ожидающих воз-мутился: «Мальчик пришёл позже!» Семён Срулевич небрежно отмахнулся:
- Ой, я вас умоляю! Или ви пришли лично ко мне? Или я вас звал? Ви меня видели, чтобы я бегал по Глодянам, или с откуда ви там себя взяли, и зазывал вас к себе в кресло?
Опешившего скандалиста обслужил какой-то другой парикмахер. Семён Срулевич не работал с очередью. Он выбирал клиентов сам. Он не стриг. Он - делал голову.
- Идите сюда, я буду делать вам голову. Идите сюда, я вам говорю. Или вы хочете ходить с несделанной головой?!
- А вам я голову делать не буду. Я не вижу, чтобы у вас была голова. Цилечка! Цилечка! Этот к тебе: ему просто постричься.
Семён Срулевич подолгу клацал ножницами в воздухе, елозил расчёской, срезал по пять микрон - и говорил, говорил, не переставая.
...Всё детство я проходил к нему. Стриг он меня точно так же, как все другие парикмахеры стригли почти всех глодянских мальчишек: «под чубчик». Но он был не «другой парикмахер», а Семён Срулевич. Он колдовал. Он священнодействовал. Он делал мне голову.
- Или ви хочете так и ходить с несделанной головой? - спросил он однажды с ужасом, случайно встретив меня на улице уже семиклассником. По его лицу было видно, что он и представить себе не может такой «запредельный кошмар».
И я шёл на него, как лягушка на удава, усаживался в кресло…, а он ежеминутно со смешным присвистом, опять и опять, продувал металлическую расчёску - будто играл на губной гармошке. Звонко клацал ножницами, потом брякал ими об стол и хватал бритву - подбрить мне виски и шею.
Только сейчас, рассказывая о нём, я осознал, что остался одинок в парикмахерском смысле. Потеряв единственного мастера, который знал, как «делать мне голову», я обречён до конца жизни ходить с «несделанной» головой. Эх, как же мне не хватает Семёна Срулевича Местера с его коронным «Или ви этого хочете?»
С сожалением приходится констатировать, что некогда распространённая среди евреев профессия парикмахера, похоже, ушла в прошлое или трансформировалась до неузнаваемости.
Это действительно печально...
...............................

ПРОДОЛЖЕНИЕ
2. 1. Зарождение любви
http://proza.ru/2025/06/19/1833