Мечтатель

Марк вошел в комнату, и весь вечерний шум города остался за толстой дверью — глухой, ненужный гул. Он сбросил пальто на стул, и его взгляд встретился с взглядом Анны. Ничего не сказав, она протянула к нему руки, и он утонул в ее объятиях, спрятав лицо в ее волосах, пахнувших дождем и яблоками.

Они не говорили ни слова. Не было нужды в вопросах «как прошел день?» или уставших рассказах о мелких неприятностях. Все это осталось там, за порогом. Здесь же, в мягком круге света от торшера, было только молчание. Глубокое, насыщенное, живое. Она прижалась щекой к его груди, слушая стук его сердца — ровный, успокаивающий ритм, под который отступали все тревоги. Ей было так хорошо в этой тишине. Так безопасно.

Анна прикрыла глаза. Теплое, золотистое сияние рождалось именно в такие моменты, когда они были вместе, и слова были не нужны. Казалось, они горят изнутри одним ровным, ярким пламенем, и этот огонь согревал всю комнату.

Марк отвел ее лицо ладонями и посмотрел в самую глубину ее глаз. И они заговорили. Не словами, нет. Они говорили мечтами. Он смотрел на Анну, и она читала в его взгляде ту самую поездку в горы, о которой они грезили прошлой зимой. Она видела отражение маленького домика у озера, смех будущих детей, безумную идею бросить все и уехать подальше, на край земли. Она кивнула, и ее улыбка сказала: «Да, я помню. Я тоже этого хочу».

В своем безмолвном диалоге он стал ее голосом, произносящим самые сокровенные, еще не оформленные мысли. А она стала его летящей душой, той частью его, что была способна на безрассудство и веру в чудо. Вместе они могли все. Творить свои миры, строить свою вселенную, где нет места страху и сомнениям.

Он обнял ее снова, еще крепче, и они замерли, слившись воедино. Они молчали, и в этой тишине рождалось самое главное чудо — сплетение мечты с настоящим. Сиюминутное ощущение счастья становилось прочным фундаментом для их общего будущего. И не было нужды ничего говорить. Все и так было понятно.

…Прошло несколько месяцев после их возвращения с Алтая. Тишина в их новом доме на окраине города была уже не тревожной, а насыщенной, творческой. Марк все еще писал, но теперь его мастерская напоминала не только ателье художника, но и лабораторию алхимика. Повсюду стояли скетчбуки, но рядом с ними появились странные приборы, паяльник, катушки с тончайшей проволокой.

Анна наблюдала за ним с нежным любопытством, не расспрашивая. Она видела, как он что-то чертит, паяет, сосредоточенно хмуря брови. Это был неторопливый, почти медитативный процесс, как будто он водил кистью по холсту, только кистью были паяльные жала, а красками — ток и металл.

Однажды вечером он позвал ее в мастерскую. Его глаза светились тем самым внутренним светом, который она так полюбила.
— Помнишь, ты говорила, что наши мечты на Алтае были такими реальными, что их можно было потрогать? — спросил он, беря ее руку.
— Конечно, помню, — улыбнулась она.

Он подвел ее к своему столу. Там стоял необычный предмет, похожий на старинный калейдоскоп, оплетенный тончайшей серебряной нитью и увенчанный кристаллом, мерцавшим изнутри мягким, пульсирующим светом.
— Это «Мечтатель», — тихо сказал Марк. — Машина снов.

Анна смотрела на него, не понимая.
— Как... как она работает?
— Она не создает ничего нового, — объяснил он, проводя пальцем по холодному кристаллу. — Она... материализует то, что уже живет здесь, — он прикоснулся к ее виску, — и здесь, — а затем к ее груди, в районе сердца. — Она делает внутренний мир осязаемым. Ненадолго. Всего на несколько мгновений.

Он предложил ей попробовать. Закрыть глаза и представить не что-то грандиозное, а что-то простое, но очень яркое и дорогое. То, чего ей не хватало.

Анна закрыла глаза и представила сад своей бабушки, который был продан, когда она была маленькой. Запах спелого крыжовника и мяты, тяжелые головки пионов, по которым ползали пчелы, и старую скамейку под яблоней.

Она вдруг явственно почувствовала этот запах. Сладкий, пьянящий, абсолютно реальный. Она открыла глаза и ахнула.

Комната не изменилась. Но прямо перед ней, в воздухе, висел... куст крыжовника. Совсем маленький, полупрозрачный, мерцающий, как мираж. С него свисала одна идеальная, спелая ягода. И вокруг витали знакомые ароматы детства. Длилось это всего несколько секунд. Образ дрогнул и растаял, как дымка.

Анна стояла, не в силах вымолвить ни слова. По ее щекам текли слезы. Это не было иллюзией. Это было чудом. Он подарил ей не просто воспоминание. Он подарил ей возможность вернуться туда, прикоснуться к тому, что было безвозвратно утеряно.

— Марк... — ее голос дрожал. — Это же...

— Это наша мечта, — перебил он он ее, обнимая. — Теперь мы можем не просто мечтать вместе. Мы можем делиться своими мирами. По-настоящему.

С тех пор их вечера наполнились новой магией. Они по очереди дарили друг другу миры. Он показывал ей свои детские страхи в виде теней, которые она тут же развеивала своим светом. Она переносила его на вершину горы, которую видела лишь на картинке. «Мечтатель» не был машиной побега от реальности. Он был мостом между их душами, самым глубоким и интимным способом говорить без слов.

Но все же главным их совместным творением стала не картина и не изобретение. Это была их любовь, которая теперь обрела новое, невероятное измерение. Они поняли, что могут творить не только искусство, но и саму реальность. Ту реальность, где даже самое мимолетное сновидение могло стать осязаемым чудом, если его рождают два любящих сердца.