Глава IV Диверсант
До войны Грюбер был археологом. Он знал языки, которыми пользовались люди задолго до христианских летописей; умел распознавать смысл в узоре там, где другие видели лишь декоративную линию. С приходом в Германии новой власти его знания и умения привлекли на службу Рейха: сначала местного Абвера, потом отделы, которые называли себя научными, но на деле занимались поиском объектов и артефактов, которые могли дать власть тем, кто считал историю инструментом контроля над человечеством.
Грюбер не верил в мистику, он опирался на логику и расчёт. Археология научила его, что ритуал — это алгоритм: сочетание знаков и действий, которые создают желаемый результат. Если археологический пласт содержит «инструкцию», то его можно расшифровать. В «Аненербе» искали места силы, а Грюбер умел превращать желаемое в действительное.
Приземлившись в заранее обозначенной точке, он оперативно свернул парашют, спрятал контейнер с запасными комплектами документов и деньгами под корнями старого дуба и вошёл в шорох трав. Одежда его была простой, но аккуратной, как у рядового советского служащего в глубоком тылу. Внимание к себе привлекал лишь компактный туристический рюкзак (в простонародье «вещмешок»), в котором были очень плотно уложены небольшая радиостанция, различные бумажные таблички и пара тоненьких, но, судя по истрёпанным кожаным обложкам, очень старых книг.
Изба, которую он занял, стояла на задворках заброшенной еще до войны деревни. По планам строителей коммунизма эту местность следовало затопить для строительства нового завода. Людей переселили в кратчайшие сроки, но внезапно начавшаяся война сорвала грандиозные планы третьей пятилетки. Крыша избы горько плакала. Стены, сквозь множество мелких щелей продувались ночами как решето, но старый дубовый стол, повидавший не только становление нового государства рабочих и крестьян, но и пару царей, твёрдо стоял на всех своих четырёх ногах.
Поздно вечером следующего дня, при тусклом свете свечи, Грюбер раскладывал на столе написанные и разрисованные от руки таблички, сравнивал символы, внимательно следил за штрихами в своих книгах, которые образовывали собой спирали и линии. Они не были похожи ни на славянскую резьбу, ни на мерянский орнамент.
В процессе изучения фолиантов к Хельмуту Грюберу возвращались воспоминания о Волыни. Там, у старика на краю деревни, он впервые увидел знак — переплетённый линиями круг с крестом, похожими на паутину. Старик, скорее всего безумный, указал место под курганом: «Нити туда тянутся». Тогда это казалось метафорой; теперь — ключом. Он понял, что «нить» — условие: правильное натяжение открывает что-то иное в структуре места.
История поисков «артефактов силы» в Германии была далека от легенды. «Аненербе» отправляло экспедиции — в Тибет, на Кавказ, в степи — искали курганы и мегалиты, надеясь найти «прошлое», которое могло бы служить «новому». Многие отчёты были пропитаны пропагандой, но в их основе лежали реальные археологические раскопки: люди искали предметы, способные изменить ход истории. Не магию и мифы, а эффект который создавали объекты благодаря знанию ритуальной структуры. Так думал и Грюбер: сила — код, который можно расшифровать.
Именно в экспедиции на Волыни он впервые услышал про Синий Камень — название старой легенды. Все эти годы, параллельно с другими экспедициями, он изучал культ богини Макоши и тянул свою нить в советский Ярославль. Цель была проста: изучить пласт информации на месте и воспроизвести ритуал в необходимой последовательности. Для этого нужны были люди на местах — информаторы, способные пробраться к раскопкам и обеспечить ему достаточное время для изучения и обработки полученной информации. Через Савченко, врача, прибывшего с эвакуационным госпиталем, и лесника, происходившего из бывших и ныне сочувствующих рейху, он должен выйти к своей цели.
_ _
Савченко был не герой, не фанатик, а удобный человек, умеющий молчать и делать то, что говорят. Ему платили деньгами и обещаниями тёплого места после захвата СССР Германией — он платил своей безопасностью и оставался связующим звеном для сброшенных в тыл диверсантов.
Его встреча с Грюбером проходила на опушке леса ещё до рассвета. Хельмут сидел на упавшем бревне, отблеск тусклого карманного фонарика обрисовывал его профиль. Савченко крепко прижимал к себе папку с документами, словно её неоднократно пытались у него отнять по дороге сюда. Однако, предрассветный Ярославль был тих и пуст. Даже привычные городу патрули не повстречались предателю Родины в столь ранний чай. Доктор говорил очень тихо и постоянно оборачивался по сторонам:
— Профессор Ремезов вел дневник, — прошептал Савченко и передал папку в руки Грюбера, — это его копия. Там все даты и проводимые в них работы, несколько зарисовок. Есть записи о «женских песнях у озера» и о пропаже какого-то молодого парня во время проведения раскопок.
Грюбер раскрыл папку, провёл пальцем по кривым линиям, кивнул: комбинация совпадала с табличками. Он положил руку на документ и сказал тихо: — Мне нужно больше деталей. Кто сейчас работает на раскопках, что они находят, сколько человек дежурит ночью и кто ими руководит. Савченко покорно и беззвучно поклонился, словно мышечная память, передаваемая из поколения в поколение, поставила его, уроженца ныне свободной от польского владычества Советской Республики, перед своим хозяином.
_ _
Накануне встречи Савченко и Грюбера Чернов получил информацию от благодарных граждан, что в расселенной деревне на окраине города появились дезертиры. Решив застать их врасплох, той же ночью он выдвинулся на место.
— Стоять! — громко и властно крикнул Чернов.
Савченко обернулся, лицо его побледнело. Застыв как каменная глыба перед взглядом Медузы он не смог придать своему телу усилия, чтобы побежать. Грюбер же воспользовался этой немой паузой, толкнул Савченко, повалив его на землю и бросился прочь в чащу леса.
Савченко, оценив стремительное приближение к нему Чернова, внезапно сделал резкое движение: он дернул из кармана маленькую металлическую капсулу. Чернов мгновенно оценил ситуацию, увидев в лучах поднимающегося солнца характерный стальной отблеск, - если он умрёт, то не выдаст хозяев. Захват был мгновенным. Чернов применил короткий плотный захват плеча с рычагом ногой, чтобы обездвижить противника, но было уже поздно. Савченко, стиснув зубы, успел раскусить капсулу. Цианистый калий мгновенно начал действовать. Лицо его исказилось, глаза потемнели, дыхание стало судорожным. Чернов проверил пульс и понял, что ему предстоит разгадать крайне сложную задачу. И, видимо, в очень короткие сроки. В перекошенном от боли лице он узнал доктора, уводившего Бориса на перевязку и в очередной раз понял, что логика ещё ни разу его не подводила. Вызвавший к себе в первую секунду знакомства доктор подтвердил подозрения Чернова.
В этот момент Грюбер, наблюдавший за сценой схватки со стороны, тихо отступил по тропинке и растворился в темноте леса, используя заранее продуманный маршрут отхода. Он не был трусом, он был практиком, рассчитывал каждый шаг. Знал, что потеря агента — это временная утрата. Документы были получены, а это значит, что его работа может быть продолжена.
Вместе с телом Савченко Чернов отправился в морг. Его работники тяжело вздохнули, когда увидели тело своего коллеги, да ещё и в сопровождении работника СМЕРШ. В перевёрнутой вверх дном комнате были обнаружены: радиостанция, 25 000 поддельных советских рублей (зарплата Савченко составляла не более 600 и приравнивалась 1 литру самогона на колхозном рынке) и множество черновых, составленных от руки документов о работе профессора Ремезова и проводимых сейчас под церковью Николы Мокрого раскопках. На аккуратно сложенных листах были эскизы символов, геометрических фигур, схемы, как будто человек пытался воссоздать структуру того, до чего ещё не добрались археологи. Каждая строка была потенциальным ключом к пониманию того, что готовил Грюбер. Чернов аккуратно собрал документы, радиостанцию и все материалы, чтобы передать их для дальнейшего анализа и доклада.
Сменив место своего обитания и решив затаиться на несколько дней, Хельмут Грюбер вновь погрузился в свои воспоминания. В 1938 году он стал участником экспедиции под руководством прославленного антрополога и натуралиста Эрнста Шефера. Официально экспедиция была научной, но её истинные цели были тесно связаны с мистикой и поиском оружия, способного повернуть ход мировой истории в нужное немцам русло. И, если коллеги Хельмута утверждали, что ничего дельного экспедиция не обнаружила, то он с ухмылкой вспоминал колокол Шу-Цзы, к которому он слегка прикоснулся кончиком карандаша, зарисовывая его в свой блокнот. Именно эта неосторожность положила начало проекту Die Glocke.
_ _
Ночь стремительно опускалась на город. Чернов сидел за столом, просматривая заметки Савченко: здесь были геометрические схемы, эскизы, отдельные символы, неясные знаки, черновые расчёты, сопоставления, как было записано «мерянских» линий с неизвестными ему элементами. Всё это давало смутное представление о том, что привлекает немецкую разведку в закопанном камне. Вряд ли врага интересовали археологические раскопки в классическом их понимании. Ясно лишь то, что синий камень является целью операции, но что с ним хотят сделать, - оставалось загадкой. Каждая найденная записка, каждый черновой набросок мог быть ключом к пониманию логики Грюбера.
Чернов, передав информацию в Москву и запросив данные о дневниках профессора Ремезова, мысленно вернулся к событиям произошедшим на рассвете. Скорость реакции и безальтернативность выбора Савченко, момент раскусывания капсулы, его паника и последующее воздействие яда — всё это давало понять, насколько противник ценит секретность и готов идти на крайние меры.
Грюбер же, ушедший подальше от места этой случайной встречи, уже строил новые схемы работы на месте, параллельно отправив в центр информацию о потере Савченко и необходимости нового связного. Он понимал, что Чернов, скорее всего, теперь обладает частью информации, и это меняет расстановку сил. Вопрос лишь в том, как долго офицер СМЕРШ будет складывать 1+1 и поймёт ли он истинное предназначение того артефакта, по которому тот топчется последний месяц.
Свидетельство о публикации №225082400807