Роман Переплёт т. 1, ч. 4, гл. 5

Их общения продолжились и в дальнейшем. С той только разницей, что, разговаривая, они старались больше не касаться политики. И у них это отлично получалось. Впрочем, им и без этого было, о чём поговорить.
Встречались они когда раз, когда два раза в неделю и обычно на прежнем месте. А потом шли по главной улице, увлечённо беседуя на самые разнообразные темы.  Так, однажды Даша вдруг вспомнила, как года четыре тому назад, купаясь в озере, чуть было не утонула. Хотя на самом деле она уже и утонула, просто её вовремя сумели вытащить из воды и откачать незнакомые парни, которые купались неподалёку. 
Тверской же в свою очередь рассказал, как он однажды по-настоящему лунатил.
- Что, правда? Вы лунатили? – удивилась Даша. – А, как это?
- Ну, как, как, - пожал он плечами. – Откуда я знаю, как. Я ведь этого сам не наблюдал. Это уже после мне обо всём рассказали родители. Кажется, я тогда учился классе в седьмом. И вот как-то вечером я попросил мать поменять мне постельное бельё. Ну, сказал, да и сказал, а потом и забыл. Ну, а мать, она тоже забыла. В общем, так я и лёг и вскоре заснул. А уже на утро мать мне рассказывает, что будто бы ночью я встал и, не включая света, вдруг что-то начал искать в комоде. Они с отцом всё это видели. А ещё мать сказала, что глаза у меня были закрыты. Так и переходил с места на место, ни разу даже ни на что не наткнувшись. Будить и окликать меня они, конечно, не стали, видимо, опасались, что я с испугу что-нибудь сотворю, а, может, даже стану заикаться. Ну, а я тем временем, прямо у них на глазах, достал из комода свежее бельё и постелил его вместо старого. А старое отнёс в ванную и засунул в стиральную машинку. После этого, как мать рассказывает, я преспокойно вернулся к себе в комнату, улёгся на кровать и продолжал спать.
- Погодите, - заинтересовалась Даша, - А, может, вы и не спали вовсе? Ну, или, скажем, спали, но не совсем. 
- Да нет, - усмехнулся он, - спал точно. Во всяком случае, сам я ничего этого не помню. Я только уже после их рассказа убедился, что постель у меня действительно свежая. Помню, я даже немного испугался. Подумал, а вдруг я и на самом деле лунатик. Я тогда уже что-то слышал об этом – в общем, ничего хорошего.
- Да, странно, - задумчиво пробормотала Даша. – Послушайте, но ведь это же, наверное, болезнь. Я, между прочим, тоже об слышала, да и читала.
- Может, и болезнь, - усмехнулся Тверской. – Но главное, что ничего такого больше не повторялось.   
- А, откуда вы знаете? Ведь вы же сами говорите, что ничего после этого не помните?
- Так-то оно так. Но, если бы что-то такое было, я бы всё равно узнал. Так или иначе, но узнал бы. Хотя бы от тех же родителей. И потом, я бы заметил по малейшим изменениям в обстановке. Да нет, я уверен, что это был единичный случай. Возможно, у меня просто в мозгу что-то перемкнуло. Говорят, такое со многими случается. 
Помимо разговоров о занятных случаях и странных явлениях, им также нравилось обсуждать прочитанные книги, или, к примеру, кинофильмы. А порой, увлекшись обсуждением какой-либо темы, они забирались в такие дебри философии, что потом и сами этому удивлялись. А иногда они касались событий, происходящих в школе. Правда, в эту область они старались не углубляться. Словом, о чём они только ни говорили.
Кстати, помимо всего прочего, Даша также любила поговорить и просто о жизни. Ей бывало интересно послушать мнение Тверского, как человека, как она считала, более опытного, да и как мужчины вообще, о том, что было связано с человеческими отношениями и в частности, отношениями между мужчинами и женщинами. Как он заметил, эта тема её как-то особенно волновала. Тем более, что, будучи человеком малообщительным, а вернее сказать, и вовсе не общительным, почти совершенно в этом не разбиралась. Она призналась, что стесняется разговаривать об это с отцом, а с матерью просто не хочет. Во всяком случае, иногда слушая её рассуждения на эту тему, Тверской не переставал удивляться её наивности. И это при её-то уме и начитанности. Однако, открывать ей глаза на разного рода пикантности этих самых отношений отнюдь не спешил. Опасаясь, что она может всё это неверно истолковать. Да и неловко ему было. Всё же он помнил, что он взрослый мужчина, а она пока только юная девушка. И кто знает, как может отозваться в ней такого рода сведения. Уж лучше пусть она узнаёт об этом от кого-нибудь другого. От сверстниц, к примеру. 
А тут как-то раз она вдруг его огорошила. Причём со стороны, с которой он уж точно не ожидал. К тому моменту они уже прошли половину пути, рассуждая о чём-то отвлечённом. И вдруг она остановилась и повернулась к нему лицом. При этом смущённо опустила глаза.   
- Что с тобой? – спросил он, почувствовав лёгкое беспокойство. 
- Да нет, ничего, - как бы нехотя отвечала она, - ничего особенного… - Но тут же подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза. - А знаете, Сергей Петрович, - словно бы выдохнула она, - я тут недавно кое-что поняла… Словом, я бы хотела вам кое в чём признаться?
- Признаться? Мне? – у него холодок пробежал по спине.
- Да, вам, - чуть-чуть как бы смягчившись, улыбнулась она. 
- Ну, и?..
- Да, но только… - неуверенно пробормотала она. - И вообще, это моя тайна, понимаете?
- Ну, если тайна, то, может, не стоит её раскрывать?.. Ну, и от кого? Я спрашиваю, эта твоя тайно, от кого?
- От кого? – переспросила Даша, бросив на него задумчивый взгляд. - Ну, не знаю, - вздохнула она, - просто так, вообще. Но больше, конечно, от папы.
- Вот, как? - удивился Тверской. - Это уже интересно.   
- Просто мне кажется, - уверенней продолжала она: - что, если он об этом узнает, то очень расстроится. А мне бы так не хотелось его расстраивать. Но вы, Сергей Петрович… вы совсем другое дело.
- Ты уверена?
- Не знаю, думаю, что да. Хотя… - Она на секунду задумалась. – Хотя, может, и вам тоже не стоило бы рассказывать. Я же не знаю, а вдруг и вы тоже…   
Она снова замолчала, как бы собираясь с духом. Тверской её не торопил. Однако пауза слишком уж затянулась. 
- В любом случае, - произнёс он, подняв руку и посмотрев на часы, - в любом случае, решать тебе. К тому же я не настаиваю. 
- Да, да, я знаю. Хотя…  - Она ещё немного помедлила, но потом всё же решилась: - В общем, понимаете, - начала она, прежде отойдя от него на шаг, - я даже не знаю, как это произошло, но…  Одним словом, я вдруг поняла… как бы это сказать?... ну, в общем, я поняла, что вовсе не так уж сильно люблю историю. Понимаете, ну то есть, как предмет. Нет, правда, не улыбайтесь.
- Даже и не думал, - нахмурился Тверской. 
- А, может, даже, - прибавила она, - может даже, я и вовсе её не люблю.
- Так, приехали, - вздохнул он и похлопал себя по карманам, проверяя, где у него сигареты. Однако, спохватившись, опустил руку.
 - Я вижу, вы удивились, - виновато улыбнулась Даша, - но для меня и самой это явилось полной неожиданностью. И всё же так оно и есть. То есть, вы понимаете, я не люблю не историю, как таковую. Да и как её можно любить или не любить? А, как я уже и сказала, я не люблю её, как предмет. Понимаете? 
- Пытаюсь, - задумчиво обронил Тверской.
- И вообще, я перед этим много думала. Особенно, после того нашего разговора, помните. Ну, когда вы мне сказали, что… - Она запнулась и замолчала.
- Что? Что я сказал?
- Ну, что для меня, мол, было бы естественней писать стихи, ну, или вообще, больше увлекаться литературой, чем… чем историей.   
- Да? Что-то я такое не припоминаю. Хотя…
- Ну, вот.
- Что, вот? Уж не хочешь ли ты сказать, что вся причина во мне?
- Да нет, что вы! И вовсе ничего такого. Просто тот разговор… Словом, он натолкнул меня на некоторые мысли.
- Да, но ведь речь у нас шла не столько об истории, сколько о политике. А точнее, о твоей нездоровой увлечённости этой самой политикой. Ты слышишь меня, политикой, а вовсе не историей.
- Да, я помню, помню. Хотя с другой стороны, вы ведь сами как-то раз сказали… я уже не помню, на каком это было уроке… но я точно запомнила…
- Что? Что я сказал?
- Вы сказали, что история и особенно её интерпретации, что они напрямую связаны с политикой. Да, точно, и даже такими, кажется, словами. 
- А, если даже и так, - про себя чертыхнувшись, отозвался Тверской, - но ты ведь должна понимать… И потом, насколько я помню, это было сказано совершенно в другом контексте. Я тогда имел в виду то, что для правильной ориентации в происходящих событиях и, прежде всего политических, совершенно необходимо глубокое знание истории. То есть я наоборот, я призывал вас, как можно серьёзней относиться к этому предмету.
- А тогда при чём тут стихи? – вставила вдруг Даша - При чём тут тогда литература? Ведь вы же именно это мне предлагали?
- Стоп! – поднял руку Тверской. – Что значит, предлагал? Да, я помню, я как-то заикнулся об этом вскользь. Но я ещё раз повторяю, я это говорил безотносительно к урокам истории. А, что касается литературы, то почему бы и нет. В конце концов, одно другому не помеха. И потом, это уже чисто твоё личное дело. Вот уж не думал, что ты так за это ухватишься. Или ты это так, для примера? - усмехнулся он. Однако, взглянув на неё повнимательней, даже удивился странному выражению её лица. – Что, неужели я угадал? –спросил он. - Уж не пробуешь ли ты писать, в самом деле? 
- Писать? – Даша как-то странно на него покосилась. Глаза её подозрительно блеснули. - С чего вы взяли? Хотя… да нет, я и сама пока не знаю. Ну, то есть возникает иногда такое желание. Н-нет, вряд ли. Да и рано ещё об этом говорить.
- Ну, рано, так рано, - как бы отступаясь, задумчиво улыбнулся Тверской. – Что ж, не будем пока об этом. А лучше давай-ка вернёмся к истории. Всё-таки мне бы хотелось тебя понять.
- Меня? 
- Да, тебя. Ведь с такими познаниями, как у тебя… И всё равно, я ничего не понимаю… Уж от кого, от кого, а от тебя я такого не ожидал. И вообще, я бы на твоём месте крепко подумал. В конце концов, к чему горячиться? Опять же знания, их ведь за плечами не носить, а пригодиться они очень даже могут. Сейчас ты, может быть, даже не представляешь, насколько. 
- Может, вы и правы, - задумчиво произнесла Даша. – И, может, я действительно горячусь. Но понимаете, - прибавила она, оглянувшись на промчавшегося мимо мальчугана с увесистым ранцем за спиной, - я как-то недавно вдруг поймала себя на том, что в истории, как в науке…  Словом, что в ней нет ничего твёрдого, раз и навсегда устоявшегося. Ну, как, к примеру, в естественных науках. Взять хоть ту же физику, ну, или химию. Там, уже если сделали открытие, то это уже на века. Да, да, и никаких тебе противоречий. Тогда как в истории всё время что-то меняется. Причём иногда даже на что-то прямо противоположное. То есть я имею в виду, прежде всего, оценки тех или иных событий или, скажем, исторических деятелей. Я уж не говорю о всей истории человечества, а даже, если взять нашу страну и только советскую эпоху. Ведь сколько раз всё в ней менялось и сколько раз кардинально переписывались учебники истории. Взять хотя бы такую фигуру, как Сталин. Ведь ещё недавно, всего несколько десятилетий назад, он считался великим и чуть ли даже ни богом на земле. А всё, что он делал, тоже называлось великим и единственно верным, не подлежащим никакому сомнению. Никому даже не приходило в голову его критиковать или высказывать возражения. Но вот следом за ним появляется Хрущёв, и всё кардинально меняется. Так что великий вождь всех народов вдруг превращается  чуть ли не в преступника и параноидального тирана. А все его поступки и решения по большей части признаются ошибочными. Ну, пусть не все, но почти. А потом и с самим Хрущёвым повторилось примерно то же самое. Так что и после него тоже всё как будто перевернулось. И в учебниках уже было написано совершенно другое, не то, что было написано всего только десяток лет назад…
- Я понимаю, о чём ты, - начал было Тверской, но Даша продолжала, как бы не расслышав его слов:
- А сейчас, - сказала она, - у нас получается эпоха Брежнева. Теперь он  у нас самый мудрый и самый дорогой и так далее и так далее. И мы всё это изучаем и будем изучать. По крайней мере, до очередной смены власти. И будем стараться хорошенько это усвоить. Хотя, как подумаешь… - Она вздохнула и невесело усмехнулась. – Да и вообще, а где гарантия, что всё, что мы сегодня изучаем, что всё это уже вскоре не переменится на свою полную противоположность. Где гарантия, что тот же Брежнев после его ухода останется в учебниках всё таким же мудрым и великим, каким его расписывают сейчас? Кто может за это поручиться? Вот вы бы лично, вы могли бы за это поручиться?..
- Я?
- Да, вы? Вы лично?
Тверской не спешил отвечать. И вообще вся эта ситуация ему ужасно не нравилась. Он опять чувствовал себя как бы загнанным в ловушку.
- Ну, так как? – хитро прищурилась Дана. - Или что, может, я опять лезу, куда меня не просят? Да ещё и с этими своими вопросами? Но ведь вы же сами этого хотели, вот я вам и объясняю. Так, как же всё-таки?
- Никак, - сухо отозвался Тверской.
- Что, никак? Это не ответ.
- А никак, значит, никак.
- Так, могли бы всё-таки или нет?
- Нет, не мог бы, - немного помолчав, отвечал он.
- Вот видите, - подхватила Даша, впрочем, без особого энтузиазма. – Вот я и подумала, как же можно любить что-то, если это что-то беспрерывно меняется. Как можно любить знания, которые, может быть, уже завтра могут быть объявлены ошибочными, а значит, и бесполезными или даже вредными?.. Сергей Петрович, вы меня слушаете?
- Да слушаю я тебя, слушаю, - слегка поморщился Тверской.
- И что?..
- Что, что?
- Может, я не права? Или я что-то не то говорю? Чего же вы молчите?          
- Ты продолжай, продолжай, - сдержанно улыбнулся Тверской, - я тебя внимательно слушаю.
- А, что продолжать? Я, собственно, всё уже сказала.
- Что ж, - заметил Тверской, вдруг почувствовав какую-то странную усталость. Это была необычная усталость, скорее какая-то внутренняя или, точнее, умственная. Что и говорить, выходит, Майорова снова припёрла его к стенке. И, кажется, на этот раз весьма основательно. - Что ж, - повторил он, стараясь не встречаться с ней глазами, - быть может, в чём-то тебя понять можно. Более того, я даже во многом готов с тобой согласиться. Действительно, история, как наука, подчас бывает и впрямь непредсказуема. Что можно сказать и о науках естественных. Там, знаешь ли, тоже не всё так уж статично и основательно, как тебе кажется. Скажем, в той же физике нередко одни открытия начисто перечёркивают, казалось бы, фундаментальные теории, и этот процесс происходит постоянно и будет продолжаться до тех пор, пока существует человечество. Так что истории в этом смысле отнюдь не исключение.
- Может, вы и правы, - нехотя проговорила Даша.
- Не может быть, а так оно и есть, - строго поправил её Тверской. – И в связи с этим я вот, что тебе скажу. Да, внутри любой науки… в том числе и исторической… действительно постоянно происходят разного рода изменения. Ну, а как ты хотела? А иначе все эти науки были бы попросту мертвы. Но дело даже ни в этом.  Просто я к тому, что всё это… все эти изменения, перемены оценок и так далее… всё это не даёт нам основания не изучать этим самые науки. В конце концов, даже и эти самые изменения, они, во-первых, обогащают наш опыт, наши знания, знания жизни живой, а не законсервированной. А, во-вторых, они приучают нас мыслить диалектически. Так что, прежде чем делать далеко идущие выводы и принимать скороспелые решения, ты  для начала хорошенько подумай. 
- Да, помню я, понимаю, - задумчиво отозвалась Даша. - Как любит повторять мой папа: «Жизнь не стоит на месте».
- Именно. Кстати, ведь и мы, люди, мы тоже меняемся. И то, что, скажем, ещё вчера вызывало у нас живейший интерес, уже сегодня нам кажется скучным и банальным. Ничего не поделаешь. А с годами это ощущается всё заметнее. - Он вздохнул и снова посмотрел на часы…
Примерно через минуту они расстались. При этом наш герой выглядел не то, чтобы уставшим, скорее он казался погружённым в себя. Что, впрочем, можно было бы сказать и о юной его собеседнице.            


Продолжение:  http://proza.ru/2025/08/25/651