Размышления Тины
Но тогда она ещё не догадывалась, что в каждой семье — свои законы, свои правила и традиции. С годами пришло понимание: бывает, что религиозные взгляды разделяют, а внимание направляют не на старшее поколение, а исключительно на детей, даря им полную свободу действий. Для Тины такой подход был неприемлем — ведь в её детстве детей даже за общий стол с гостями никогда не сажали.
Она размышляла: может, в деревнях ещё сохранилось это уважение к взрослым, но в городе его уже не было. А может, так сложилось только в её большой семье, где у каждого из детей появилась своя ячейка. Возможно, внутри этих новых семей и царило понимание, но уважения к старшим у детей и внуков уже не было. Когда Тина пыталась осторожно подвести к этой мысли, во взглядах детей и внуков она читала лишь немой укор — словно её слова были бредом, требующим психиатрического лечения.
Тина не могла понять: как она упустила тот момент в воспитании, где не разглядела в собственных детях холодности с самых малых лет? Она не верила своим глазам и ушам, наблюдая, как с каждым годом отношение её повзрослевших детей к родителям становилось всё более потребирельским, отчуждённым и холодным.
В памяти её всплыл случай: в компании у знакомых была женщина, часто выпивавшая и менявшая партнёров. С ней был сын, лет десяти. И при всём том они нежно относились друг к другу, мальчик ценил то, что у него есть мама. А здесь, в её благополучной семье, что произошло с повзрослевшими детьми? Какие чуждые взгляды, какие религии сошлись под их крышей?
Может, и не виноваты психологи, направляющие пациентов отдалиться от родителей, если те не нравились им своими замечаниями? В разговорах на эту тему с мужем Тина тоже не находила ответа. Оставалось одно — хранить молчание.
Она с детства чувствовала своих детей, понимала их с полуслова. Но когда подросли уже внуки, всё изменилось. Тина по просьбе детей помогала растить внуков с самого их рождения. А едва те стали самостоятельными, родители вдруг поняли, что бабушка заняла в их душах слишком много места, — и посыпались обвинения. Сначала Тина не понимала претензий, но ежегодное кратковременное и урывистое общение привело её к горькому заключению: как бы ни было обидно, лучше молчать — лишь бы не упекли в психушку.
В отчаянии она искала причины вовне. Ей казалось, что весь мир погрузился в море непрофессиональных советов: онлайн-обучение без всякой клинической практики породило армию дилетантов. Она вспоминала, как до начала специальной военной операции с YouTube-каналов неслись советы псевдопсихологов, а потом вдруг всё разом утихло. Неужели и это было частью какой-то далекой, неведомой ей войны? Всё чаще Тина приходила к этому тяжкому, почти параноидальному заключению.
Она помнила по опыту напряжённых девяностых, что в смутные времена на сцену всегда выползают «экстрасенсы» и «колдуны», усаживая перед экранами телевизоров, компьютеров всю страну и исподволь проводя свою политику раздора, подрывая уверенность людей в себе и их здоровье через гипнозы. Тина вспоминает это сейчас с лёгкой дрожью. Как бежала с работы в сумерках, точно на пожар, чтобы успеть к определённому часу. Надо было успеть налить в трёхлитровую банку воды, аккурат перед телевизором её поставить — заряжаться. И вся семья уже в сборе, усаженная смотреть и слушать зачарованно: вот он — Кашпировский, а годом позже и Чумак.
А наутро — весь раскалённый обсуждениями рабочий день. Делились, как впечатлениями, так и чудесами: у кого-то, слышно было, даже брови… почернели от сеанса! Теперь-то это кажется очень подозрительным недоразумением. Даже магией телеэкрана.
Кашпировский ворвался в наши дома в восемьдесят восьмом году, в программе «Взгляде», во время того самого телемоста. Чумак — годом позже, в мае, в программе «Это вы можете». Именно тогда, в прямом эфире, и заряжали впервые всё подряд: и воду в банках, и кремы от всех болезней.
А потом грянули перемены. С девяносто первого — и на тридцать долгих лет. Может, это ей только кажется сейчас, но… будто все эти годы она прожила под гипнозом. Под гипнозом той эпохи. Хотя, кто знает — может, дело и в возрасте, в гормонах, что тихо меняли её саму, а она и не приметила сразу. «Всё так переплетено»,— думала Тина.
Но вот ведь что удивительно: несколько лет прямо до пандемии начавшейся в марте двадцатого, та же история! Соцсети внезапно заполонили целители, экстрасенсы и психологи-чудотворцы. Псевдо психологами вскрывались «неосознанные паттерны», которые потом годами разрушали психику людей. Так было и с её детьми. Последние, не справляясь с проработкой этих проблем, либо сталкивались «лбами» с близкими, либо, сами того не понимая, отдалялись от родителей и родных. Совпадение? Или это мироустройство само так трещит по швам, давая знать о себе? Ответа у Тины не было.Не было вовсе.
И всё же в глубине души Тина поднимала все известные ей молитвы, чтобы наконец наступил мир — прежде всего внутри людей, в их отношениях. Она верила, что всё выровняется, и между детьми, внуками и пожилыми вновь воцарятся гармония и понимание.
Свидетельство о публикации №225082501089