Стена

Никто и никогда не узнает по-настоящему, что творится в душе другого человека. Мы видим лишь то, что нам показывают, слышим лишь то, что нам рассказывают. Самую настоящую, подлинную боль носят в себе молча. Потому что истинные чувства слишком глубоки и слишком хрупки для слов.

Сергей

Уходя, я постарался улыбнуться. Вышло немного грустно, но тут уж ничего не поделать… Надо же было как-то держаться. А внутри все рвалось на части, хотелось закричать от этой внезапной, тупой боли. Я понимал – всё. Всё кончено. Теперь я никогда не смогу обнять ее, не почувствую под губами тепло ее щеки, не уткнусь лицом в ее волосы.

Замужем. Всего одно слово, а я ощутил его как физический удар. Оно воздвигло между нами настоящую стену. Я всегда мечтал о Николь. Не просто так, а по-настоящему. Представлял, как у нас будет свой дом, как мы назовем детей… Дочку с ее ямочками на щеках и упрямого сынишку. Теперь эти мечты рассыпались в прах.

А она… она улыбалась мне на прощание. Так мягко, так по-доброму, прямо из самой глубины души. Эта улыбка пронзила меня насквозь, соединила с ней какой-то вечной, прочной нитью. И в этом была жестокая ирония. Ведь любви, ее любви, у меня не было. И никогда не будет.

Время лечит? Не знаю. Пока оно лишь заставляет мучиться.

Я вспомнил, как все начиналось. Мы встретились на курсах испанского. Она хохотала над моим ужасным произношением, а потом предложила помочь. Так и начались наши вечера. Чашечка кофе в ее уютной кухне, разговоры обо всем на свете. Она могла говорить о книгах с таким огнем в глазах, что хотелось немедленно бежать и читать их. Я рассказывал ей о своих походах, а она слушала, подперев подбородок ладонью, и казалось, что ей действительно интересно.

Как-то раз мы попали под ливень. Промокли до нитки, бежали под мои завывания: «;Llueve a c;ntaros!» – «Льет из кувшинов!». Укрылись под подъездом, вода с нас текла ручьями, а мы смеялись как сумасшедшие. Я смотрел на нее – растрепанную, с мокрыми ресницами и сияющими глазами – и чувствовал, как что-то переворачивается внутри. Но я побоялся спугнуть возникшее между нами удивительное доверие. Боялся все испортить. И промолчал. Как молчал всегда.

А потом появился Он. И ее глаза стали сиять по-другому. И наши вечера стали реже. А я все ждал, что может быть, может быть все таки она одумается, увидит, что я тут, рядом. Что я тот, кто знает ее настоящую, кто любит каждую ее черточку.

Ждал, пока не стало слишком поздно.

Николь

Я видела, как он уходит, и сердце сжалось от какой-то непонятной тоски. Он обернулся и улыбнулся своей грустной улыбкой. От этой улыбки стало еще больнее. Я знала, что причиняю ему боль, и это было ужасно. Ведь Сергей - мой самый верный, самый настоящий друг.

Я улыбнулась ему в ответ – как могла искренне, пытаясь передать всю свою благодарность, всю нежность, которую к нему чувствую. Но я знала, что он видит совсем не то. Он видит прощание. А для меня это было… нет, не прощание. Это было признание в любви к нашей дружбе, которая теперь должна измениться.

Он был моей скалой. После трудного дня я могла прийти к нему, заварить нам кофе, и мы могли часами говорить ни о чем и обо всем сразу. Помню, как мы промокли под тем ливнем. Он кричал что-то на испанском, а я смеялась до слез. В тот момент, под холодным дождем, мне было так тепло и спокойно с ним. Он всегда излучал это спокойствие.

Он знал меня лучше всех. Знает. Иногда мне казалось, что он вот-вот скажет что-то важное, посмотрит как-то по-особенному. Но он молчал. А я… я боялась разрушить то, что было между нами. Нашу идеальную, чистую дружбу. Он был слишком ценен, чтобы рисковать.

А потом пришел другой. С ним все было иначе – ярко, стремительно, без этой тихой, глубинной уверенности. Я полетела на этом вихре, поддалась чувству, которое не оставляло места для сомнений.

И теперь, глядя на спину уходящего Сергея, я понимала, что теряю что-то бесконечно дорогое. Что-то, что уже никогда не вернется в прежнем виде. Китайская стена… Да, она возникла. И я по свою сторону этой стены чувствовала себя в безопасности и одновременно ужасно одиноко. Потому что настоящие чувства, самая настоящая связь – она не в словах. Она в молчаливом понимании, в котором нам не было равных. И слова здесь были бы лишними.