Право имею...

                1

  Почту, как обычно, привезли к одиннадцати.  Получив и пересчитав пенсию, почтальон  Рита понесла её по адресам. За два часа она разнесла почти всё, оставалась половина улицы, которую она не любила. Дома на ней располагались далеко друг от друга, зимой и в распутицу была сплошная мука добраться до каждого дома. Больше всего её сердила крайняя изба, в которой жила восьмидесятилетняя  старая женщина, бабка Софья, как её звали в селе. Мало того, что столько приходилось идти, так ещё и стучать надо было по часу. Старуха жила одна и была подозрительна и недоверчива. Все три входных двери она запирала на множество запоров и задвижек. Рита терпеливо ждала, когда бабка Софья начинала греметь ключами и отмычками и рассматривать в щели, кто пришёл и зачем. Узнав почтальонку, она впускала её в прихожую, тут же закрывая за вошедшей дверь на засов.
- Баба Софья, не закрывайте, я сейчас выйду,- говорила иногда Рита.
- Пока ты деньги мне отсчитаешь, сюда сто раз может кто угодно вломиться,- отвечала та.

  Рита подошла к калитке и с удивлением отметила про себя, что калитка не заперта.
-Пенсию ждёт бабка,- подумала она и постучала в окно.
Постояла, прислушиваясь, но за окном было тихо. Замка на двери не было, значит, хозяйка должна быть дома. Зная, что стучать руками в дверь бесполезно, она решила сразу постучать ногой. Повернувшись спиной к двери, почтальон стукнула по ней пяткой и сразу провалилась вниз. Хорошо, что сбоку висела сумка, она смягчила падение. Громко вскрикнув, Рита ухватилась за скобу двери и поднялась. Тишина была ей ответом.

   Тишина была какая-то густая, тяжёлая. Сразу вспомнив инструкцию, Рита вышла из коридора на улицу и, стоя на крыльце, ещё несколько раз громко позвала хозяйку.
- Может, к соседям пошла,- подумала она.
 Идти назад с деньгами не хотелось, тогда завтра опять придётся сюда возвращаться. И она направилась в соседний двор. Но оказалось, что бабки Софьи у соседей не было, да и никто её не видел уже несколько дней.
Рита позвала соседей, и все вместе пошли к злополучному дому.
                2
   Участковый полицейский  Сергей Михайлович или, как его называли сельчане, Михалыч, собирался сходить пообедать, когда раздался звонок.
- Михалыч!- раздался в трубке взволнованный мужской голос.- Тут такое дело! Бабку Софью порешили!
- Не понял. Как это порешили? Кто говорит? – спросил он.
- Это я, Иван Ткачёв, сосед старухи. Убили её тут. Приезжай.
Полицейский чертыхнулся, закрыл кабинет и поехал на место происшествия.

  Ещё издали он увидел стоящую у дома группу людей.
- Любопытные уже собрались,- отметил про себя  Сергей Михайлович, останавливая машину. Вышел. Поздоровался.
- Кто в дом первый входил? – спросил он.
- Так вот мы и входили,- ответил Иван.- Почтальон искала хозяйку, мы с ней и пошли в дом. Дверь-то открыта была.
- И что там?
- Лежит. Бабка Софья лежит на полу. Без одежды…,- сделал он большие глаза,- Я её покрывалом прикрыл.
- Ладно,- прервал его полицейский,- пошли со мной в качестве понятого.

  Проработав много лет в качестве участкового полицейского, капитан так и не привык к смерти. Его душа всегда протестовала против насилия. Он считал, что человек рождён для жизни, значит, никто не имеет права отнимать жизнь преждевременно.  Иногда сослуживцы спорили с ним, утверждая, что убийц и насильников приходится убирать из человеческой жизни  раньше отведённого им судьбой срока, чтобы они не отнимали жизнь у других. На что он возражал, говоря, что для таких смерть – это лёгкое избавление от возмездия.  Надо, чтобы они прошли весь ужас отрешённости от общества и одиночества. Пусть пожизненно работают где-нибудь на рудниках, в тайге, под землёй. Обычно, при таком споре к единому мнению никогда не приходили, каждый оставался при своём мнении.

    Пригнувшись, чтобы не удариться о низкую притолоку, участковый шагнул в коридор. В небольшом помещении было чисто, в углу аккуратной стопкой сложены дрова, рядом стоял газовый баллон. Сергей Михайлович, машинально отметив, что баллон с газом не надо бы ставить рядом с дровами, открыл дверь в дом.
В прихожей, рядом с кухней, на полу лицом вниз лежала хозяйка дома. Сгустки крови запеклись на полу. Тело было прикрыто покрывалом, седые волосы рассыпались по полу. Полицейский поморщился. Жуткое зрелище напомнило ему старуху-процентщицу  Достоевского. Он наклонился и приложил пальцы к месту, где прощупывается сонная артерия. И хотя рука ощутила неприятный холод,  где-то очень глубоко, почти не ощутимо, почувствовал еле уловимый трепет.
-Скорую! – сказал он, набирая номер.
Врачи прибыли через десять минут. Осмотрев старушку, осторожно переложили на носилки.
-Вероятно, инсульт,- предположил доктор,- давление низкое, да и кровь носом пошла. Механических повреждений нет.

   Участковый с облегчением вздохнул. Раз нет нападения, значит, и дело возбуждать не надо. «Скорая» увезла хозяйку дома.  Сергей Михайлович хотел  было тоже уйти, закрыв дверь на замок, но взгляд упал на разбросанные вещи.
- Странно,- подумал он,- почему одежда раскидана по комнатам?- Старуха почему-то совсем без одежды. Может, переодевалась, когда плохо стало? Получается, что она голая пошла дверь открыть. Или заранее почувствовала, что ей плохо? А разделась зачем? Мыться собиралась?

   Он заглянул в туалет, ванна была пуста.
- Почтальон говорила, что бабка на сто запоров закрывается и никого чужого не впустит. Почему же дверь открыта была?
Он ещё раз обошёл комнаты. Домишко был старый, небольшой. Из прихожей шёл вход в кухню, спальню, зал и ванную. Было видно, что, несмотря на возраст, хозяйка за домом ухаживала. Везде было чисто, вещи аккуратно висели или лежали, поэтому разбросанная одежда старухи никак не вязалась с общим впечатлением.  Сергей Михайлович закрыл дом, взял ключи  и отправился в здание администрации, где у него был свой кабинет.
- Заодно и женщин там порасспрошу,- решил он,- они всегда в курсе всех сельских новостей и сплетен.
   В селе он жил уже  немало лет, но так и не мог привыкнуть к нравам и обычаям глубинных деревень. Небольшое село – это своего рода закрытый социум. Здесь все и всё знают друг о друге. Нередко от скуки, а чаще, – чтобы досадить друг другу, люди разносят сведения об очередной жертве одни вычурнее других.

- Надо узнать, есть ли у этой бабы Сони родственники,- подумал он,- за ней же ухаживать, наверное, в больнице надо. Кому же она всё-таки открыла дверь?
Он вошёл в здание администрации и, минуя свой кабинет, направился в приёмную, где располагалась секретарь Лариса. В приёмной никого не было, поэтому секретарь спокойно пила чай.
- Александра Яковлевича нет,- сказала она, увидев входящего участкового.- В район уехал.
- Я к Вам,- ответил тот, чем очень польстил секретарю.- Не подскажете ли, у  Сидоренко родственники есть?
- У бабки Сони, что ли?
Да, у Софьи Сидоренко.
Говорят, дочь есть и внук, но где они – не знаю. Бабка с ними вроде бы не знается давно.
- Почему же родные люди не знаются друг с другом?- удивился полицейский.
- Да там какая-то тёмная история,- ответила секретарь.- Люди говорят, что у этой бабки молодость бурная была. То ли её дочь с зятем застала, то ли она зятя с кем-то, точно не знаю.
Сергей Михайлович вернулся  в кабинет и позвонил в больницу. Дежурный врач ответил, что поступившая пациентка жива, находится под  капельницей.
- Нет тела – нет и дела,- сказал участковый  вслух сам себе, – остальное  - не моё дело.

- Не моё дело – вмешиваться в чужую личную жизнь, а если это касается жизни кого бы то ни было, то это уже мой долг,- поправил он себя и поехал на обед.

  За обедом спросил у жены, не слышала ли она от женщин про тёмную историю молодости бабки Софьи? Жена ответила, что вроде бы дочь застала мать с зятем. Был скандал на всю деревню. Дочь собралась и уехала.
- А зять где?
- Кто его знает, тоже, наверное, уехал. С тех пор бабка и живёт одна. А чего это ты спрашиваешь?- поинтересовалась жена.
Сергей Михайлович вкратце рассказал происшествие, продолжая думать вслух, кому же старуха могла открыть дверь?
- Да мало ли кому! Может, свет проверяли,- подсказала жена.- Я вот тоже открываю, если газовик приходит или свет смотрят.

   Жена говорила ещё что-то, но он уже плохо слышал, потому что перед глазами всплыл полутёмный коридор, поленница дров и баллон с газом, неудобно стоящий на пути.
-Точно! – воскликнул он, вскочив и перепугав жену.- Она открыла дверь газовику – вот кому! В окно увидела, что привезли газ и открыла. Что же произошло потом?
Надо позвонить в газовую службу и узнать, кто сегодня развозил по селу газ – вот и будет ответ.
Он взял телефонную книгу и стал искать газовую службу.
- Вот, номер дежурного диспетчера, сюда и позвоню,- сказал участковый, набирая номер.
Представившись, он спросил, кто до обеда развозил сегодня газ. Диспетчер ответил, что на выезде был Прохоров Илья Петрович. Уточнив рабочие часы службы, капитан  решил съездить туда и поговорить с Прохоровым.
                3
    Прохоров, увидев входящего полицейского, поднялся  навстречу со словами:
- Я знал, что приедете, даже на обед не ходил, Вас ждал. Наручники надевать будете?
- Какие наручники? – удивился участковый.- Вначале поговорим, потом видно будет.
- А что тут говорить. Сегодня до обеда я газ развозил.
- У Сидоренко был?
- Был.
- Тогда всё по порядку с самого начала,- сказал Сергей  Михайлович,- внимательно слушаю.
- С самого начала – это значит, с молодости,- ответил Прохоров. – Я сам местный. После армии вернулся сюда. Девушку встретил. Любил её так, что дух захватывало. Смотрю, бывало, на неё и думаю, что никого красивее не видел за всю свою жизнь. И она меня любила. Только вот матери её я не нравился. Она так прямо и говорила, что дочери нужен умный и состоятельный муж, а я просто сбоку припёка.  Тогда мы без согласия матери пошли в ЗАГС и расписались. Забрал я Любу, и стали мы жить самостоятельно. И так у нас всё хорошо было, что даже страшно становилось. Я всегда думал, что не может быть в жизни такого постоянного благополучия. Говорят же, что мысли становятся явью. Так оно и вышло. Зачастила к нам тёща. То урожай с огорода привезёт, то яйца, то масло. И со мной стала такая обходительная, ласковая. Знал бы я, чем всё это закончится, гнал бы от дома сразу. Перед самым Новым годом тоже приехала, сказала, что самогонки свежей нагнала к празднику. Люба целый день готовила, тёща ей помогала. Я на них смотрел и радовался, что всё так хорошо идёт у нас в семье. Как  водится, вечером сходили с женой в Дом культуры, концерт посмотрели, тёща дома осталась. Вернулись, за стол сели. Старый год проводили, я самогонки тёщиной выпил, а Люба не стала, сказала, что голова болит с утра. Потом Новый год встретили. Опять выпили с тёщей. А потом я уже ничего не помню.
То ли спал я, то ли без сознания был – до сих пор не знаю. Только очнулся от резкого света, который бил в глаза. Вначале ничего не понял: лежу на диване в зале, рядом  - жена. Перевёл глаза на дверь, откуда бил свет, и увидел в дверном проёме свою Любу. И такие глаза у неё были, что словами не опишешь. А рядом тогда кто со мной лежит? Подскочил я, одеяло отбросил, а там тёща совершенно голая. Одеяло на себя тянет и молчит. Люба ничего не сказала, повернулась и ушла. Бросился  за ней вслед, объяснить хотел, что ничего не помню, но она закрылась в бане. Слышал я, как она там плакала. Да так горько, что до сих пор звук в ушах стоит.  Повернулся я и пошёл в дом, думаю, задушу сейчас гадину, отсижу, зато потом спокойно жить будем. Тогда понял, что она самогон специально привезла. Слышал ведь от мужиков, что димедрол туда подмешивают, чтобы крепче казался. Да думал, что для своей семьи такого делать не будет. А она меня решила усыпить и рядом лечь, чтобы жена увидела нас вместе.  Знала, что Люба такого не простит. Вот так и от меня можно будет избавиться. Но это я потом всё додумал, а тогда  вошёл  в дом, а тёщи и след простыл. Вот тебе и Новый год! Достал я водку  и с горя пил до беспробудства, пока в больнице не откачали. Так вся жизнь и пошла наперекосяк. Люба уехала, никому не сказав, куда. Я тоже подался на Север. На золотых приисках работал, на буровых скважинах – везде, где была работа, чтобы только не вспоминать ничего из прошлого. Но сколько ни глуши своё прошлое, оно всё равно приходит. Семью не создал, не встретил больше такой женщины, как Люба. Так жизнь и прошла. Здоровье стало беспокоить, и решил я вернуться на Родину. В душе крохотная надежда живёт: вдруг и Люба где-то недалеко.


   Приехал, устроился газовиком. Утром получил квитанции, стал их перебирать и наткнулся на знакомую фамилию. Как током меня ударило. Думаю, повезу газ, посмотрю, вдруг это Люба там живёт. Всё развёз, оставался один баллон. Вспомнил дом, подъехал, взял баллон и постучал. Долго не открывали, а у меня сердце готово выпрыгнуть, так колотится. Руки трясутся, не могу баллон удержать. Наконец открылась дверь, на пороге она – бывшая тёща, только старая. Она –то меня не узнала сразу, посторонилась. Я вошёл, бросил баллон и шагнул в дом. Она закудахтала: прикрути баллон. Я  на середину прихожей прошёл и говорю:
- Что,  не узнаёшь меня?
И в глазки её крысиные смотрю.
- Жива до сих пор! А я вот не живой по твоей милости. У меня душа умерла.
И кофту на ней рванул пополам. Вижу, она перепугалась, затряслась и верещит, что Люба и внук в городе живут. Вся кровь мне в голову ударила, когда про внука услышал. Сын рос без меня! Я существовал всё это время, жизни был не рад, а всё она сделала. Разве я не человек? Разве не имею права на счастье на этой земле? За что мне такая судьба по вине этой старухи?  Сорвал с неё одежду, чтобы она почувствовала, что я тогда чувствовал. Такое унижение не каждый пережить может, а мне тогда было всего двадцать три года.  Бросил её одежду и вышел. Плохо помню, как сюда доехал.

   Прохоров закурил. Участковый полицейский смотрел на него и думал о том, что извечный вопрос Достоевского: тварь ли я дрожащая или право имею? жив и в наши дни.
Вот и перед ним сейчас стоял вопрос: имеет ли он право осуждать этого человека, арестовывать?
- Илья Петрович, - сказал он,- Сидоренко Софья жива, у неё инсульт. Врач сказал, что при хорошем уходе она ещё поживёт. Гематома в лобной части, речь почти парализована, за ней нужен уход.  Я свяжусь с паспортной службой города, Любу  найдём. А Вы дайте мне номер своего телефона, я позвоню Вам.

                Эпилог
   Через две недели Софью Сидоренко выписали из больницы. За ней приехали дочь и зять. Опираясь на руку зятя, баба Софья что-то говорила на одной ей понятном языке. Сергей Михайлович подъехал, когда они уже собирались отъезжать.
- Спасибо, товарищ капитан!- крикнул Илья,- Я никогда этого не забуду!
Участковый помахал рукой, постоял, посмотрел вслед машине и подумал, что всё-таки остаётся при своём мнении в том, что каждый человек имеет право на жизнь и на счастье на этой земле.
 
-