Расследование. Часть 2

Продолжение.

   От следователя Алексей вышел грустный.  На счёт раскрытия преступления он сильно начал сомневаться. От предположения, что его отца тоже убили, Светлана Петровна просто отмахнулась, будучи уверенной в заключение экспертизы, в которой чёрным по белому написано, что Егор Фомич умер от сердечного приступа.
   Шагая по центральной улице посёлка, любуясь ухоженными домами, утопающими в зелени деревьев, палисадниками в россыпи цветов, Алексей непроизвольно свернул на улицу, где жили Гороховы. Возле  их дома  почему-то толпился народ, и стояла машина скорой помощи. Ещё что-то случилось, подумал Алексей и ускорил шаг. В это время из дома вынесли носилки, на которых лежала Марина с закрытыми глазами, а следом шла всхлипывающая Татьяна Ивановна.
    — Что случилось? — обратился Алексей к стоявшей рядом женщине.
    — Маринка отравиться хотела, наелась таблеток, да Татьяна помешала. ; — И, со знанием дела, заключила: — Повезли в больницу, наверное, желудок будут промывать.
    Что же это такое, подумал Алексей, направляясь к своему дому. Зачем травиться-то было…? 

    Анна Степановна что-то делала в палисаднике. Увидев мать, копошащуюся среди цветочной клумбы, испугался.
   — Мама, ты зачем встала?
    Анна Степановна подняла руку.
   — Тише, тише, встала и хорошо. Сынок, ты что думаешь, если я стану лежать, то сердце болеть перестанет? Оно теперь долго будет ныть, и тосковать, никуда от этого не денешься. Мы с твоим отцом долгую жизнь прожили в любви и согласии, как же сердцу не болеть, как не тосковать. Его только время вылечит и то вряд ли. Ты где был?
   — Ходил в полицию давать свидетельские показания. Может, пообедаем?
   — Пошли, сыночек, я картошки свежей отварила и салат приготовила.
   —  Мам, ты на самом деле в порядке?
   — В порядке я ровно настолько, насколько можно после ухода дорогого человека, но и лежать в постели всю оставшуюся жизнь не собираюсь. И не спорь со мной, — добавила Анна Степановна, заметив, что Алексей собирается возразить. — Я лучше знаю, что мне полезно, что нет.

    После обеда, выйдя на крыльцо, Алексей сел на верхнюю ступеньку лестницы и стал смотреть на зелёную сельскую улицу. Дом, в котором он жил сейчас,  перешёл в наследство Егору Фомичу от своего отца.  Алексей помнил, как со своими родителями не очень часто, но приезжал сюда, навестить деда с бабушкой. С тех пор в доме и посёлке мало что изменилось. Всё те же дома и улица такая же зелёная и пушистая от кустов сирени в палисадниках. Единственное новшество, это асфальтированная дорога вдоль улицы.  Отцу с матерью здесь очень нравилось, а Алексею в те годы нравилось бегать с ребятишками на реку и купаться до посинения. Отец всегда говорил, что вот выйдет на пенсию, обязательно приедут всей семьёй жить в отчий дом. 
    Рассматривая высокую, видавшую виды черёмуху, Алексей подумал, что, сколько себя помнит, столько же помнит и эту чудесную черёмуху. Весной, когда она расцветает, божественным ароматом наполняется вся улица. Алексей любил это время года.  Сейчас разглядывая черёмуху и полупустую улицу, он вспомнил брата Антона, который младше его на четыре года и, который сейчас на СВО. Вспомнил, как они в детстве, в очередной приезд к деду, маясь от безделья, поспорили, кто быстрее и выше залезет на черёмуху. Антон  хоть и был младше Алексея, в ловкости старшему брату не уступал. Алексей глазом не успел моргнуть, как Антон уже сидел на тонкой черёмуховой ветке чуть ли не на  макушке дерева. Ветка прогнулась и Алексей, испугавшись, как бы брат не свалился, закричал:
    — Антон, слезай, упадёшь. Слезай, тебе говорю.
    На его крик из дома вышла мать. Увидев Антона, раскачивающегося на тонкой ветке, позвала отца. Антон заторопился спуститься с дерева, но сучок, на который он встал, надломился. Не удержавшись на дереве, цепляясь одеждой за сучки, брат полетел вниз и упал в крапиву. Переломов не было, брат отделался ушибами и синяками, да порванной одеждой. От родителей досталось обоим, Алексею даже больше, как старшему.
    Полупустая улица навеяла воспоминания о детстве, о брате, который тоже военный и сейчас служит в разведке. Алексею очень хотелось встретиться с ним, обняться, поговорить, поделиться проблемами, попросить совет. Как- никак в мирное время Антон работал военным следователем и сейчас здесь был бы как нельзя кстати.
    Если действительно отец умер не своей смертью, а его убили, то нужно расследование. Только расследовать никто не будет, да и, что говорит за убийство? Какой-то смутный рассказ плохо видящей Татьяны Ивановны. Может, и не было рядом с отцом никакого мужика, а просто плод больных воображений расстроенной горем женщины. Никаких улик и следов или мало-мальски вменяемых показаний очевидцев. Никто ничего не видел и не слышал кроме козы Маняши.

    Алексей хотел было уже подняться и идти по своим делам, как увидел соседа Василия, по прозвищу Комарик. Василий медленно шёл по улице о чём-то сам с собой, рассуждая вслух. Это был небольшого роста, худощавый и жилистый мужик, со смешливым взглядом. Прозвище Комарик закрепилось, скорее всего, от фамилии Комаров, а ещё, может быть от того, что он постоянно норовил собеседника словесно уколоть, весело и безобидно. В посёлке о такой его странности знали все, никто на него не обижался и не сердился.
     По молодости, в доперестроечное время, Комарик с женой работали в совхозе, Комарик механизатором, жена дояркой. После переворота, как тут называют  поменявшуюся в стране ситуацию, Комаровы приобрели у совхоза некоторую сельхозтехнику, трёх коров да свиноматку и стали заниматься частным хозяйством. Старший сын Сергей, поначалу подавшийся вслед за сбежавшими сельчанами в город, вернулся и влился в семейный бизнес. К тому же, Комаровы получили причитающиеся им земельные паи в размере двадцати гектар, да ещё двадцать прикупили у соседей и построили на них своё животноводческое хозяйство. Теперь у них было дойное стадо из двадцати коров, племенной бык, телята, три свиноматки, племенной хряк поросята на откорме и поголовье маленьких поросят. Одним словом, Комаровы снабжали поселковых жителей сельхозпродукцией в виде молока и мяса, а так же поросятами для личных подворий. С соседями Бусыгиными Комаровы жили мирно, даже дружно. Надо сказать, что Василий уважал Егора Фомича, помогал ему на пасеке и снабжал навозом для садоводства и огородничества.
   Свернув к своему дому, Комарик заметил сидящего на крыльце Алексея и, немного подумав, повернул к соседской калитке. Наблюдая за ним, Алексей предложил:
   — Василий, заходи.
   Комарик кивнул и открыл калитку. Подойдя к Алексею, протянул руку.
   — Здорово, Лексей. Спросить хочу, ёпкарный, пасеку продавать не будешь? А то я бы купил.
   Комарик при разговоре, в каждое предложение вставлял непонятное для собеседника слово «ёпкарный». Кто с ним давно и часто общался, такую вставку замечать переставал, а свежему человеку она резала слух. Алексея Комарик называл по-своему, Лексей. Мысль о том, чтобы продать пасеку да ещё вскоре после смерти отца, Алексею в голову не приходила, поэтому он отрицательно покачал головой.
   — Нет, Василий, попробую сам заниматься, может, получится.
   — Ну да, ёпкарный, ну да,— согласился Комарик, продолжая топтаться на месте, не решаясь ещё что-то сказать или спросить. Наконец решившись, тихо произнёс: — Расследование о смерти Егора Фомича, ёпкарный, хоть, продвигается?
   — А никакого расследования нет, Василий. Заключение дали, что отец умер от сердечного приступа. — Алексей внимательно посмотрел на Комарика и в свою очередь спросил:
   — Может, ты что-то знаешь? — и предложил, — присаживайся, посидим по-соседски, поговорим.
   Василий сел на ступеньку ниже, достал из кармана сигареты. Алексей не курил и, как многие некурящие, не переносил табачный запах. Сейчас, в интересах дела, промолчал, а Василий, закурив и глубоко затянувшись, стал медленно выдыхать противно пахнущий дым.
   — Видел что-нибудь, Василий, — не выдержал Алексей затянувшейся паузы. — Может, был кто-то рядом с отцом или подходил к нему?
   — Уважал я, Лексей, твоего отца.  Сильный характером был человек и справедливый, помогал ему, ёпкарный, с пчёлами, и он давал мне дельные советы. Жаль его, ёпкарный, жить бы ещё и жить. Кирюха к нему подходил, ёпкарный, бродяга местный, о чём говорили, не слышал, далеко, ёпкарный,  стоял от них. Из своего огорода мне было видно, но не слышно. Говорили, ёпкарный, недолго, вскоре Кирюха ушёл, а Егор Фомич, ёпкарный, остался  и был в полном здравии.
   — Больше ничего не видел? — Алексей с надеждой смотрел на соседа, перестав замечать даже противную сигаретную вонь.
   — Вроде как кто-то шёл от леса, ёпкарный, но кто это был, я не видел. Может и не человек вовсе, а животное какое, например собака.  Жена домой позвала. Может Кирюха, ёпкарный,  что-то видел, он не успел далеко уйти.
   — Спасибо, Василий, а Кирюху этого, где можно найти?
   — Так он живёт, ёпкарный, вон, на соседней улице, — Комарик махнул рукой в сторону крыш, видневшихся из зелёных зарослей. — Сразу увидишь дом, где трава выше окон и калитки нет.
   — Этого Кирюху я знаю, — кивнул Алексей. — Поговорю с ним обязательно. Ещё раз спасибо,
   Видимо на ступеньке Василий освоился, и уходить не торопился. Он не спеша погасил окурок о подошву видавшего виды ботинка и, не зная, куда его деть, сунул себе в карман.
   — Ходил в военкомат, ёпкарный, просился на войну, не берут. Говорят, старый. А какой я, ёпкарный, старый, шестьдесят всего…. Мой отец, ёпкарный, дожил до девяноста, крепкий был, может, и я доживу.
   — Зачем тебе это, Василий? На передовой воюют молодые, а ты, работая здесь, пользу приносишь. Помогаешь фронту продуктами. Все бы так помогали. Два уазика продуктов уже отправил и уазик – буханку бойцам подарил. Если уйдёшь на войну, на кого хозяйство оставишь?
    — Зинуха с Серёгой справятся. Младший сын Сёмка, ёпкарный, воюет, сейчас раненый в госпитале, а я тут прохлаждаюсь. Душа, ёпкарный, болит за Сёмку, как он там…?
   — Василий, во-первых, не справятся Зинаида с Серёгой без тебя, зачахнет хозяйство, точно тебе говорю. Во-вторых, после госпиталя твой Семён домой в отпуск придёт, повидаешься с ним, поговоришь, он тебе расскажет, как воюет. Не спеши принимать решения, которые никому ничего хорошего не принесут.
   Комарик, молча, поднялся и, кивнув головой, на полном серьёзе произнёс:
   — Ты это, Лексей, ёпкарный, зови, если что, с пчёлами помогу, подскажу чего. Я у Егора Фомича научился. Если продавать пасеку надумаешь, то я куплю. Нравятся мне пчёлки, ёпкарный, мирные они и лечебные.
   — Хорошо, Василий, если надумаю, тебе первому сообщу. — Алексей пожал Комарику руку и тот довольный разговором закрыл за собой калитку.

   После ухода соседа Алексей стоял на крыльце в полной задумчивости.    Чисто визуально Алексей Кирюху знал, даже здоровался с ним, но и всё. У кого-то надо бы расспросить, что за человек этот Кирюха? На крыльцо вышла Анна Степановна.
   — Кто приходил, сынок? Как будто разговор слышала.
   — Сосед Василий заходил, интересовался, не продам ли ему пасеку. Я сказал, что не продам, сам буду заниматься пчёлами.
   — А справишься ли, сынок? Это, ведь, целая наука.
   — Ничего, научусь, отец справлялся и я справлюсь. Ты лучше скажи, что знаешь о Кирюхе, что он за человек. У Гороховых сегодня его вспоминали, Василий вот упомянул.
   Анна Степановна опустилась на лавочку, аккуратно пристроенную на высоком крыльце.
   — Да что о нём говорить. Вроде не бомж, дом есть, и не нищий, не побирается, выпить любит, а пьяный дурак дураком, прости меня господи. Живёт через два дома от Гороховых, — Анна Степановна махнула рукой в сторону домов, окружённых садами. — Он вообще-то пришлый, здесь живёт не так давно. Дом ему достался по наследству от  родственницы, он и осел тут. Дом запустил, ничего не делает, не ремонтирует, живёт — день прошёл и ладно.
   — А живёт на что? Работает где-то?
   — Постоянно нет. С таким характером, как у него, долго  вряд ли кто его вытерпит. Калымами живёт, одноразовой работой. На что он тебе сдался?
   — У него с отцом никаких дел не было?
   — Какие могли быть дела с ним у твоего отца, господь с тобой. Нет, конечно.
   — Василий рассказал, что видел его рядом с отцом в день смерти.
   — И что? — Анна Степановна пристально смотрела на Алексея.
   — Ты вот что, сынок, не накручивай себя и не придумывай ничего. Отец умер своей смертью, никто его не убивал, если ты это имеешь в виду.
   — Но он же был абсолютно здоров, спортом занимался, закалялся, к врачам не ходил, как он мог ни с того, сего умереть…?
   Анна Степановна грустно покачала головой.
   — Вот то-то и оно, что ни на что не жаловался и к врачам не обращался, хотел казаться сильным. Ты же знаешь его характер? Он не любил показывать слабость, пусть будет ему хуже, но жаловаться не станет. Были у него проблемы с сердцем, я знаю, да и как им не быть. Сколько всего пережито, он, ведь, не в вакууме сидел, и проблемы были да ещё какие. — Анна Степановна взяла Алексея за руку. — Пообещай, сынок, что бросишь ты эту затею, виновных искать. В его смерти никто не виноват, если только он сам, переоценил своё здоровье вот и всё.
   Алексей обнял мать.
   — Хорошо, мама, как скажешь. Не надо, так не надо!
   — Вот и ладно. Чем заняться думаешь?
   — Пойду к пчёлам, надо ульи посмотреть, как бы наши пчёлки не изроились. Маточников, наверное, накрутили.
   — Может, помочь? Я отцу иногда помогала.
   — Не надо, — Алексей махнул рукой. — Если что, позову Василия.

   Облачившись в отцовский костюм пчеловода, Алексей не успел разжечь дымарь, как рядом неслышно появился Василий с москитной сеткой на голове.
   — Смотрю, ёпкарный, ты пчёл решил проверить, иду помогать. Знаю, ёпкарный, поперву одному их смотреть плохо, подсоблю тебе.
   — Хорошо, Василий, помогай. — Алексей пожал Василию руку. — От помощи я никогда не отказываюсь.
   — Наверное, ёпкарный, ты прав на счёт войны. — Василий шагал за Алексеем, неся ящик с инструментами. Алексей нёс чистые навощенные рамки. — Отвоевал я своё. Сколь, ёпкарный, осталось жизни, дома повоюю, работы, ёпкарный, хватает.
   — Вот и ладненько, — откликнулся Алексей. — За хозяйством тоже надо кому-то смотреть. Я утром рой поймал, сейчас они в подвале в роевне. Приготовим улей, вечером в него пчёл высыплем, да пару ульев надо разделить, роевое настроение у пчёлок. Вон, смотри, на летках висят, и работать не хотят. Если пчёл много, рамок с деткой тоже достаточно, маточников наделали, поэтому разделим ульи. Из улья половину рамок с пчёлами и маточником перенесём в чистый улей, и в оба улья поставим навощённые рамки, пусть оттягивают, соты делают. Делом займутся, настроение роиться пропадёт,  а из маточника матку себе новую выведут.
   — Так ты, Лексей, ёпкарный, оказывается, разбираешься немного в пчеловодстве.
   — Только немного, — засмеялся Алексей, поднимая крышку на улье. — Твоя помощь будет очень кстати.

   4
    После работы на пасеке, Алексей направился к Кирюхе. Хоть и обещал он матери не искать виновных в смерти отца, но с Кирюхой решил поговорить. Дом Кирюхи резко выделялся среди других ухоженных домов своим заброшенным видом. Калитки  не было, забор местами наклонился, а местами упал. Окна заслонял выросший чуть ли не под самую крышу бурьян. Крыльцо с коридором тоже покосились, а  входная дверь в коридор, похоже, вообще не закрывалась.
   Алексей не успел подойти к дому, как на крыльце появился хозяин. Узнав Алексея, махнул рукой.
   — Заходи, по делу или как?
   — Здравствуй, Кирилл, по делу.
   — Пошли в беседку, там и поговорим.
   Кирюха ловко скрылся в зарослях бурьяна. Алексей шагнул вслед за ним в чуть заметный узкий проход среди лопухов и крапивы. Вынырнув из зарослей и оказавшись  на более-менее расчищенной от чертополоха полоске земельного участка, Алексей огляделся.  Сделанная из деревянных реек беседка со столом из необструганных досок и  двумя скамейками вдоль стола, выглядела даже прилично на фоне разрухи.
   — Присаживайся, Алексей. Что у тебя за дело? Ко мне мало кто по серьёзному делу ходит, больше так…, — Кирюха хлопнул себя по шее.
   Алексей смотрел на Кирюху и не узнавал. Обычно мужик был неряшливо одет, заросший чёрной бородой до самых глаз и с косматой, давно не стриженой шевелюрой выглядел заброшенным стариком. Сейчас, в чистой рубашке, побритый и подстриженный оказался вовсе не старым. Алексею показалось, что Кирюха где-то его лет. 
    — Ну, так что, говори, зачем пришёл? — Торопил Кирюха. — Ты извини, спешу в военкомат.  Сегодня поведут нас комиссию проходить, на СВО по контракту пойду. Сам понимаешь, опаздывать нельзя. Может, что-то надо сделать, так из уважения к Егору Фомичу, вечером сделаю всё, что скажешь.
   — Нет, Кирилл, я по другому вопросу. — Алексей опустился на скамейку. — Скажи, у тебя с моим отцом, может, какие-то дела были?
   Кирюха удивлённо уставился на Алексея.
   — Какие дела у меня могут быть с твоим отцом. Алексей, ты что? Где Егор Фомич и где я? — И, мотнув головой, заверил: — Никаких дел у нас с ним не было.
   — Тогда о чём вы с ним говорили утром, в день его смерти?
   Кирюха наморщил лоб, вспоминая.
   — Утром, в день смерти? — И хлопнув себя по лбу, воскликнул: — А…, так это я к нему приходил узнать на счёт работы. — Заметив серьёзный взгляд Алексея, стал пояснять. — Ещё задолго до этого поиздержался я деньжатами совсем и пошёл к Егору Фомичу спросить, нет ли у него для меня какой работёнки. Он  иногда мне калымчики подкидывал. В тот раз работы  не было, но Егор Фомич  человек был с пониманием, с дорогой душой относился к людям, поэтому пообещал за меня похлопотать на счёт работы. Сказал, что под свою ответственность найдёт мне работу, но чтобы и я ответственность проявил.  А в то утро я огородами шёл из гостей от одной особы, увидел Егора Фомича и подошёл спросить, узнавал ли он на счёт работы для меня.
   — И что он сказал? — Алексей внимательно следил за Кирюхой, и было видно, что мужик говорит всё, как есть.
   — Он человек слова был, сказал, что поговорит с кем надо, и поговорил. Я в тот же день устроился на мебельную фабрику и вот, работал до сих пор.
   — Понятно, — кивнул Алексей. —  Ещё скажи, Кирилл, вчера вечером ты никого подозрительного не видел возле дома Гороховых? Вчера вечером ты заходил к ним, и говорят, скандалил.
   — Заходил Николая поздравить, а что? Мы всё же соседи, да и не скандалил я. Это Наташкин брат на меня попёр. Бомжом обозвал, ещё как-то. Хотел я ему врезать да помешали, а Танька – тёща Николая заверещала на всю улицу. Дура. Не повезло Николаю с тёщей.
   — А ещё ничего необычного не приметил?
   — Я когда от них ушёл, злой был. Чтобы в историю, какую не попасть, лёг спать. Егор Фомич своим честным именем за меня поручился, подводить его не хочу даже после его смерти. А поскольку рано лёг, рано и проснулся. Около двух часов ночи было, когда вышел на улицу курить. В пачке была всего одна сигарета, выкурил её, смотрю, идёт кто-то по улице.  Ещё темновато было, хоть ночи сейчас светлые, но сразу человека не узнал. Стою, жду, думаю, может, куревом разживусь у прохожего. Когда человек ближе подошёл, смотрю, а это Николай.
   — Какой Николай…? — удивлённо переспросил Алексей.
   — Ты правильно подумал, — усмехнулся Кирюха. — Тот самый Николай, мой сосед, Горохов.
   Алексей, немного помолчав, спросил:
   — Ты не спросил, куда он ходил среди ночи?
   — А чего спрашивать, я и так знаю.
   — И куда же? — Алексей всё больше удивлялся.
   —  К подруге своей.
   — Подруге…? — Переспросил Алексей. — Что за подруга?
   — Директор нашего дома культуры, Виктория Круг. Он уже полгода к ней шастает.
   — А ты откуда это знаешь? — Алексей с любопытством уставился на  собеседника, обратив внимание, что у Кирюхи вполне симпатичное лицо, а в карих глазах с прищуром, прыгают «чертенята».
   — У меня глаз, что ли нет? —  засмеялся Кирюха. — У Николая любовь с этой Викторией была.
   Алексею не хотелось в это верить, поэтому он тихо сказал:
   — Не верю.
   — А это уж как хочешь, — равнодушно произнёс Кирюха. — Дело твоё верить или нет, врать, мне смысла нет.
   — Вы о чём-нибудь с ним говорили?
   Кирюха пожал плечами.
   — Ни о чём таком не говорили. Я закурить у него попросил, а он мне отдал всю пачку, почти целую, и домой пошёл.
   — Больше никого не видел?
   — Конкретно нет. Но когда я курил ещё свою сигарету, у дома Гороховых было какое-то движение, кто-то там был. Может эта дура Танька, тёща Николая, ей не спалось. Не повезло Николаю с тёщей.
   Алексей поднялся.
   — Спасибо, Кирилл, ты много интересного рассказал и за добрые слова об  отце спасибо.
   — Так о хорошем человеке только хорошо и можно сказать, а Егор Фомич был хорошим человеком.   
   
    Шагая по зелёной улице с соответствующим названием «Зелёная», Алексей не знал, что и думать о новости, которую сообщил ему Кирюха. О том, что у Николая могла быть любовница, он даже мысли не допускал. А если даже это правда, то знала ли об этом Марина? А если знала, то ситуация с преступлением в корне менялась. Кирюха с Николаем встретились около двух ночи, а по рассказу Марины, она  мужа мёртвым обнаружила тоже около двух ночи. Чуть раньше возле дома Гороховых кого-то заметил Кирюха. Возможно, что и Татьяна Ивановна не ушла спать, а караулила зятя, если прознала об его шалости. Что же, получается, подытожил свои мысли Алексей, убийцей может быть и жена, и тёща. Жена Николая свою мать не выдаст и тёща свою дочь, тоже не под какими пытками не выдаст, будут говорить всё, что угодно, только не правду. Что если, на самом деле, драма произошла в семейном кругу? К тому же, зачем бы Маринке травиться, подумал Алексей, открывая калитку в свой палисадник.

Продолжение следует.