Гоноратин отрывок

Гоноратин
(отрывок)

В Огинском канале сегодня можно было увидеть отражение облаков, но взгляд сразу натыкался на колючую проволоку, за которой располагались вражеские позиции.  Лето 1916 года, позиционная война. Удушливая жара чередовалась с проливными дождями, а скука – с короткими вспышками артобстрелов. Лейтенант Алексей Солнцев, из обедневшего, но гордого рода тверских дворян, брел по заросшим травой развалинам. "Гоноратин*," - шептал ветер, проносясь сквозь пустые глазницы окон, - "Летняя резиденция Огинских..."

Еще пару месяцев назад во дворце располагался немецкий лазарет. А сейчас строение, лишившись крыши,  пустовало. Руины бывшей роскоши служили укрытием от нечастых, но назойливых снайперов. Алексей любил бродить здесь, вдыхая пыль веков и представляя, как когда-то в этих стенах звучала музыка, смех и шуршали шелка. Его семья тоже знала славу, роскошь, а потом – медленное угасание, разорение. Поэтому Гоноратин казался ему зеркалом судьбы, хрупким отражением ушедшей эпохи.
Внезапно, за покосившейся колонной, он увидел человека. В серой форме, с внимательным взглядом светло-голубых глаз. Немец. Алексей, машинально, потянулся за пистолетом, но что-то его остановило. В лице незнакомца не было ни злобы, ни угрозы, лишь такое же, как у него, любопытство.

Немец заговорил, неловко подбирая слова на ломаном французском:
– Entschuldigen Sie, Monsieur.  Excusez-moi, monsieur. Je suis Friedrich von Hohenzollern. En qu;te d'histoire.**

Алексей опустил руку. У немца было такое же аристократическое происхождение, как и у него.
– Алексей Солнцев, – ответил он по-французски, – тоже… в поисках истории.
Они разговорились. Фридрих оказался потомком одного из княжеских родов, живших в окрестностях Мюнхена. Он рассказывал о фамильном замке, о библиотеке, о детстве, проведенном в окружении старинных артефактов. Алексей слушал, вспоминая свою усадьбу, которую уже давно пришлось продать за долги.

Они бродили по руинам Гоноратина, указывая друг другу на уцелевшие детали: фрагмент лепнины, осколок витража, заросший травой фонтан. Они обсуждали архитектуру, историю, искусство. Ни слова о войне, ни слова о долге. Лишь двое образованных молодых людей, случайно встретившихся среди руин, разделенных лишь обмелевшим Огинским каналом.

– Знаете, Солнцев, – сказал Фридрих, когда солнце начало клониться к закату, – мне кажется, что этот Гоноратин – символ всей этой войны. Мы, аристократы, пытаемся воевать по старым правилам, но мир изменился. Всё рушится…
Алексей кивнул. В его душе тоже зрел подобный протест. Он видел бессмысленную жестокость, грязь и кровь. Он видел, как умирают молодые парни, такие же, как он и Фридрих, за чьи-то амбиции и глупые идеи.
– Нам пора, – вздохнул Алексей, – Скоро начнётся обстрел.
Они пожали друг другу руки. Крепко, по-мужски.
– Надеюсь, мы еще встретимся, Солнцев, – сказал Фридрих.
– Надеюсь, в мирной жизни, а не на войне, – ответил Алексей.

Они разошлись в разные стороны, к своим окопам, к своей войне. Алексей оглянулся. В лучах заходящего солнца руины Гоноратина казались особенно печальными. Он подумал о Фридрихе, о его словах, о том, что война – это разрушение всего, что дорого и ценно. Он знал, что шансов на новую встречу почти нет. Но в его сердце теплилась слабая надежда. Может быть, когда-нибудь, после войны, они снова встретятся на развалинах Гоноратина, чтобы вместе вспомнить этот странный, мимолетный момент дружбы, возникший среди хаоса и разрушения. А может быть, этот замок так и останется в их памяти символом несбывшихся надежд…
                (Продолжение следует)

* Последняя летняя резиденция Михаила Казимира Огинского.
**Извините, месье. Я Фридрих фон Гогенцоллерн. В поисках истории.