Две ложечки

- Евпатий, это что за коробки? – Галина Ермолаевна была удивлена.
- Все мои данные, за всю жизнь – разговоры, переписки, счета, чеки из Пятерочки, мысли в слух и не очень, - Евпатий с гордостью смотрел на свое богатство. – А это, особенная, - Евпатий показал на коробку с бантиками. - В ней все мои кукиши в кармане.
- Мне кажется, ты что-то забыл, - Галина Ермолаевна была критична.
- Все, как есть на духу – заначки, телефонные разговоры…
- Штаны забыл снять. Или ты, смерд, считаешь, что это власть за тебя должна делать? – Галина Ермолаевна заговорила как власть. – А ну, скидавай портки, и с голой жопой иди сдаваться, к лесу передом, а к власти задом.
- Неудобно как-то, - Евпатий было стянул штаны, но задержался.
- Тю, тебя всю жизнь имеют, а сегодня засмущался?

Евпатий выбежал вон. Вошла Ирина Васильевна.

- Пошто, мужика обидела? Пронесся мимо меня без штанов, весь в слезах, - Ирина Васильевна присела отдохнуть. – А это что за коробки? Переезжаем?
- Евпатий сдаваться решил – приготовил. Слышала, что изобрели самый лучший в мире мессенджер? – Галина Ермолаевна сделала ангельское личико. – "Факс я вас всех" называется. Про всех всё знает, сам в трусы залезает…
- Наслышана, - устало отвечала Ирина Васильевна. – Самый безопасный. Попы и матрасы от него в восторге. Хотят еще закон принять, чтобы в каждой квартире было по несколько патриотических видеокамер с встроенными электрошокерами. С проводами прямо в кегебе. Тебе же нечего скрывать от народа?
- А куда деваться, ежели приказывают? Что делать будем, если война кончится? Как жить? – Галина Ермолаевна была в растерянности.
- Трудный вопрос задаешь, подруга. Не знаю. Трагедия, - Ирина Васильевна сделала брови домиком. - Хотелось бы как в семнадцатом, когда ловили золотопогонников и тут же линчевали на месте, а попов, чиновников и дворянство пускали в распыл. Ну, почему?! – взмолилась Ирина Васильевна.
- Что почему?
- Всех не добили в семнадцатом?
- Слабая экономика, - рассудила Галина Ермолаевна. – Не хватило пуль, сабель, штыков и фонарных столбов.
- Может, сейчас хватит? – в голосе Ирины Васильевны теплилась надежда.

На пороге встала Верка.

- Тетя Ира, вам, сколько ложечек сахару положить?
- Какие сапоги? – Ирина Васильевна была неподдельно удивлена.
- Чтобы вода была слаще, как в СССР, - Верка хотела сделать доброе дело.
- Им смешно, - Ирина Васильевна обратилась к Галине Ермолаевне. – Ах, какое прекрасное было время. Кому скажешь – не поверят.
- Например? – Верка приготовилась хохотать.
- Рот закрой, ворона залетит, - Галина Ермолаевна поддержала Ирину Васильевну. – Таких безобразий не было.
- Были другие? – Верка огрызнулась. – Каждый кулик свое время хвалит. Пора бы ужо смириться. Лишние вы среди нас, молодых. Только мешаете своими нравоучениями.
- А я что говорила? - обратилась Галина Ермолаевна к Ирине Васильевне.
- Спор есть спор, - Ирина Васильевна протянула Галине Ермолаевне сто рублев.
- Продолжай, - кивнула Галина Ермолаевна Верке.
- Ни смартфонов, ни интернета, ни… Как же вы размножались? – Верка недоумевала.
- Не помню, - пыталась вспомнить Ирина Васильевна.
- В темноте, - подсказала Галина Ермолаевна.
- Темнота, одним словом, - Верка была довольна.
- А как сейчас размножаются?
- Правильно. За капитал, за Гранту, за победу, за место в раю, за холодильник, в пробирке, от святого духа... - вспоминала Верка проповедь дяди попа. – Вам и вспомнить нечего, ни одной фотки. А у меня три сотни подписчиков и пятьсот фоток.
- Это где ты с голой жопой и передком хвостом вертишь перед мужиками? А грудя вывалились наружу? – Галину Ермолаевну охватил страх.
- Ничего вы не понимаете, - снисходительно отвечала Верка. – Это значит, быть в тренде.
- Помнишь, Галка, как в наше время все мечтали иметь хотя бы фотографию? Попасть в кадр? За всю жизнь три черно-белых фотографии - детский сад, на море и в гробу. А сейчас? – Ирина Васильевна сплюнула. – Личное пространство, не иметь права снимать. Фотоаппараты есть у каждого, а снимать запрещено. Или тысячи фоток, а смотреть не на что, одна срамота.
- При этом миллионы кинокамер снимают нас без всякого спроса, - поддакнула Галина Ермолаевна.

Вошел Варфоломей.

- Бензин закончился, - Варфоломей потряс зажигалкой. - Проклятые хохлы, коллапс устроили с бензином на руси-матушке!
- Тише, - зашипела Мария Ивановна. – Ведьма услышит.
- И чё? – не понял Варфоломей.
- А то, перевернет все из черного в белое.
- Я все слышу, - Ирина Васильевна все слышала.
- А разве я не прав? – с вызовом отвечал Варфоломей.
- Голубчик, если бы вы не сидели в тайге, а работали в указанной промышленности, вы бы поняли весь этот бред с дефицитом, - Ирина Васильевна тоже сидела в тайге, но все понимала.
- Я - профессор, - Евпатий вернулся. – Но также ничего не понимаю!
- Голубчики, - Ирина Васильевна обратилась к двум голубчикам. – Неужели вы полагаете, что бензином заправляются прямо с колес на заводе? И больше бензина нет? Из-за нескольких диверсий встала страна с крупнейшей нефтеперерабатывающей промышленностью в мире, а цены взлетели, как небезызвестный "орленок" - выше солнца? Ха-ха! - для вящей убедительности произнесла Ирина Васильевна.
- Не понял, - это Варфоломей. – Когда в моей зажигалке дадут бензин?
- Машка, ты че, своему мужику не даешь? - Галина Ермолаевна превратно понимала слово "зажигалка".
- Ведьма хотела сказать, что диверсии на руку барыгам, которые под шумок взвинчивают цены, а бензина завались, - Мария Ивановна пришла на помощь супругу.
- Так это власть - барыг, подонков или бандитов? Определитесь же, наконец! – профессор Евпатий торжествовал.
- Понятия не имею, кто из этого дерьма кто, - строго и сухо отвечала Ирина Васильевна.
- Таким образом, Ирина Васильевна, вы признаетесь, что подрываете нашу аутентичность, идентичность и патриотический мессенджер?
- Признаю, и что?
- Ничего, это так, к слову, - профессор поспешно и повторно ретировался.
- Понятно, две ложечки, - вынесла вердикт Верка.