В граните...

—  Я лежу в гранитной усыпальнице, как красное сердце державы, я — светящийся кристалл, в котором заключена революция. Мои вены — железные дороги, мои губы — гудки заводов и локомотивов, а мой сон —  высокий полёт кометы, несущейся в будущее.

Вокруг меня шумит могучая страна — то гулкими парадами, то детским смехом в пионерском лагере, то колосьями в поле.

Я не хотел быть вечным, но вечность выбрала меня, и теперь мой голос звучит в гуле негаснущих мартенов, в каждом артиллерийском залпе.

Я не прошу покоя, ибо покой — удел мёртвых. Я не умер, я растворился в плоти и идеях народа, в дыхании новых городов, в геометрии космических кораблей.

Пусть гранит хранит моё тело, а моя душа летит над советской планетой, как звезда, что никогда не падает.

***

— Разошлись все вроде. Можно и выдохнуть... Экскурсанты толпятся, ребятишки глазеют, а я торчу тут, словно восковой экспонат в музее Тюссо. Вместо человеческой могилки у Волги, где колышется трава, чирикают воробьи и пахнет костром. Но разве меня спросили? Закрыли в герметичную капсулу, превратили в идола и туристическую достопримечательность.

Какая злая ирония, при жизни я боролся с религиозностью, но сам стал предметом культа. Отрицал загробную жизнь и получил её. Отменял эксплуатацию, но сам стал её заложником в качестве главной реликвии страны.

До смешного обидно, социализма и коммунизма — нет, а я есть — в виде бессмертного вождя пролетариата. Сто лет без малого!  Каждый год меня вытаскивают из этого стеклянного аквариума, как ценный таксидермический образец, снимают с меня костюм и кладут на холодный стол. Что до внутренних органов, то их уже давно удалили. Дальше промывают растворами, как хозяйка промывает курицу перед жаркой. После натирают, где-то подкрашивают, где-то колят химией во избежании разложения. А после снова одевают и кладут под витрину.

Бойтесь своих желаний, товарищи, а точнее господа! Как писал старина Маркс, история повторяется дважды: первый раз как трагедия, а второй — как фарс.  В моём случае всё это происходит одновременно. Карлу повезло куда больше — лежит себе спокойно на лондонском кладбище и в бороду не дует. А может это наказание за мои грехи? Но как назвать грехом то, за что я не чувствую вины?

Ладно, хватит самоедства, завтра снова трудный день. Обещают большую делегацию из дружественных стран.