Настоящее искусство. Глава 17. Лилевская

     18+   В соответствии с ФЗ от 29.12.2010 №436-ФЗ
     Данная книга является художественным произведением, не пропагандирует и не призывает к употреблению наркотиков, алкоголя и сигарет. Книга содержит изобразительные описания противоправных действий, но такие описания являются художественным, образным, и творческим замыслом, не являются призывом к совершению запрещенных действий.
     Автор осуждает употребление наркотиков, алкоголя и сигарет.


Глава 17. Лилевская

     Андрей листает новостную ленту в смартфоне, в который раз пробегая глазами одни и те же статьи. Довольно резкое высказывание журналистки из REAL ART Евы Лилевской об Александре, подобно тонкой искусной паутине, обрастало новыми и новыми невероятными, шокирующими и порой даже мало походящими на реальность фактами от уже других, не специализирующихся на теме искусства изданий, и давало немало поводов для беспокойства Лазарева. Во-первых, Адамов совсем недавно порвал доверительные отношения с наркотиками, и такой общественный резонанс по поводу его персоны мог с легкостью заставить его свернуть с верной дороги. Во-вторых, семья Александра, приезжавшая навестить едва отошедшего от страшных ломок Александра под предлогом «поглядеть на Питер», все еще была убеждена в том, что Адамов перенес операцию. Наконец, рабочие дела Андрея шли ощутимо хуже из-за того, что чертовы папарацци все же подловили его в клинике. Понимая последствия того, что наркодилера, хоть и не масштабно, все же невольно засветила пресса, клиентура боялась продолжать отношения под страхом правосудия.
     Тень торопливо скользит по тонкому льду щедро смоченного промозглыми дождями асфальта и настороженно останавливается, выпрямляясь в сильную уверенную позу, когда ее обладатель слышит глухую мелодию шагов позади. Андрей сжимает в кармане вымокшего пальто равнодушную сталь пистолета, несколько раз прерывисто втянув свежесть вечернего воздуха. Ощущение непрекращающейся опасности, готовой напасть с любой стороны — сомнительно «светлой» в лице людей в форме или истинно «черной» в образе граждан криминальной вселенной Петербурга, — в любое время было одним из главных побочных эффектов его работы. Лазарев даже явственно чувствовал, что еще немного — и у него разовьется паранойя, но благополучно спускал эту мысль на тормозах, получая щедрую оплату за свои предосудительные труды.
     — Лазарев! — Андрей с облегчением выдыхает, слыша знакомый голос. — Какие люди! Рад видеть тебя, дружище.
Лазарев ни на секунду не выпускает из напрягшихся пальцев оружия, но безмятежно улыбается товарищу. Его коллеге, мужчине лет сорока с редкими светлыми волосами с проседью и плутоватой усмешкой, сравнительно немногим больше, чем ему самому, но вокруг его глаз уже собрались стрелки возрастных морщин: Сергей с витыми толстыми паутинами вен на тыльных сторонах ладоней работал на более высокой должности и, соответственно, сталкивался с гораздо большим гнетом, чем Андрей.
     — Вытаскивай руки из карманов, — хитро, но без всякой ощутимой угрозы произносит Сергей, взглянув на пальто Лазарева. — Знаю я все ваши уловки, уже далеко не первый год работаю. Просто хочу поговорить, расслабься.
     Андрей с виноватым выражением лица подчиняется и с горькой усмешкой поднимает обе руки в воздух. Этого человека было не только страшно, но даже как-то по-человечески стыдно ослушиваться: Сергей стал для всего круга нелегальных знакомых Андрея и его самого в частности кем-то вроде отца. На него всегда можно было положиться в любом — даже нерабочем — деле; он всегда по силам помогал попавшим в серьезные и не очень проблемы и передряги коллегам.
     — Прости, Отец. Последнее время нервы ни к черту. Ты знаешь профессиональное.
     Андрей подрагивающими пальцами подкуривает уже вторую за последние пятнадцать минут сигарету у рыжего пламени фирменной зажигалки, оборачиваясь на окна великолепных домов.
     — Еще бы: в такое-то дело вляпаться, — с сочувствующей ухмылкой отвечает Сергей.
     — Ты о чем? — мгновенно нахмуривается Андрей, делая нервную затяжку и внимательно рассматривая непроницаемое лицо собеседника.
     — Ты знаешь сам, о чем я, — со сквозящим в словах осуждением произносит Сергей. — С тех пор, как я вернулся из Америки, о тебе все постоянно чешут языками. Чего только не говорят: от того, что теперь всем нужно беречь от тебя задницы, и до того, что ты сливаешь невероятные массы товара.
     Лицо Лазарева, выкрашенное в отсветы фонарей, начинает напоминать хищнический оскал.
     — Ничего из перечисленного нельзя назвать делом, в которое эти ребята должны совать свои носы, даже если бы это была правда. — Он выпускает вишнево-табачный дым, отвернувшись от наркодилера.
     — Да нет, — задумчиво отвечает Отец, — это как раз их дело. Если бы в нашей работе все были поодиночке и думали только о себе, то все бы уже давно были по клеткам. А то, что ты творишь, когда отваливаешь огромные бабки за содержание какого-то вшивого клиента в больнице, светишься в прессе и продаешь продукцию с какой-то неадекватной скидкой, — это не только абсолютно по-идиотски, но и совершенно на тебя не похоже, Лазарев. Почему тебя так переклинило? Ты вроде всегда был способным парнем, а тут вдруг провал за провалом.
     — Это не их дело, — чеканит Андрей и набирает в грудь воздуха, будто собираясь с мыслями. — И не ваше тоже.
     — Не думай, что я был подослан ими, хотя это было бы достаточно умно с их стороны. — Удивительно, но Сергей совсем не меняет своего вполне дружелюбного тона. — Но они и на четверть не такие смышленые, как ты. Андрей! — он со смехом возводит руки к запыленным небесам. — Не тебе же мне, черт возьми, рассказывать о том, что люди в нашем бизнесе — это не больше, чем расходный материал! Они же дохнут, как мухи, — Сергей опускается до шепота. — Товар — это выбор откровенно слабых. Мы просто что-то вроде естественного отбора, не более.
     — Хватит, — почти рычит Андрей, яростно топча ботинком бычок. — Хватит, Отче. Мне не надо повторять сто раз, но я все же в состоянии решать сам, что мне делать и как жить.
     — Твое дело, Лазарев, — пожимает плечами Сергей и поворачивается к влажному мраку осеннего вечера. — Моя обязанность — предупредить. На то я и Отец. Серьезно отхватишь от них — вспомнишь мои слова, будь уверен.

     Александр залпом выпивает весь стакан дорогого виски.
     — Аккуратнее на поворотах, — поднимает брови в ответ на это действие Лазарев. — Какая-то вшивая статья из желтой газетки… Это совсем не повод так убиваться и ударяться в новую зависимость.
     — Ты не понимаешь! — пьяно вскрикивает Адамов, ударяя кулаком по барной стойке. — Это REAL ART, самое авторитетное издание об искусстве в России! Прошла уже неделя — неделя, ты можешь себе представить? — а об этом до сих пор все говорят. Господи, какой же позор…
     В мыслях, разжигая невыносимый интерес и нестерпимую злость почти на грани, возникает мягкий образ Евы Лилевской. Несмотря на статью-разгром, принесшую фотографу немалые убытки и значительно снизившую его авторитет среди петербургской богемы, он никак не мог выкинуть ее портрета из своей головы, подобно ненужному хламу, мозолящему глаза, из просторной квартиры. Это, как оказалось, было не мимолетным увлечением — впервые за долгое время нахождения в высшем свете он попался в тайный капкан. Однако она, бессовестно воспользовавшись своим привилегированным положением сильно разочаровала фотографа.
     Как в будто давно канувшие в Лету вечера, Александр лежит на софе в очередном закрытом клубе, но уже отвратительно трезвый, отвратительно ненавидящий себя, отвратительно презирающий и обожающий таинственный женский образ, целомудренно прикрытый полупрозрачной черной капроновой вуалью. Лазарев, надеясь добраться до барной стойки, недавно покинутой им и Александром, с трудом
протискивается через толпу.
     — Читал о пятом исчезновении девушки? — ловит он сквозь музыкальные волны, достигнув цели.
     — Читал. Думаю, что совсем скоро всех молодых девушек начнут запирать по домам, — хохочет второй, пока Андрей берет из рук искусного бармена стаканы с жидким янтарем.
     Пока он снова пытается расчистить себе путь среди сияющих в густом свете неона людей, подняв ладони, сжавшие сосуды с алкоголем, вверх, его охватывает внезапный приступ уже очевидной даже ему самому паранойи — невыносимо реальным кажется, что кто-то со стороны небольших соф для очень важных персон направляет на него кромешную тьму пистолета.
     А ведь пару часов назад он был вооружен и мог защититься от самого себя.
     К горлу подкатывает приступ тошноты.