Ловец снов. Инициализация невозможного

    Сэм Рейнс наблюдал как Холст — их экспериментальный ИИ — учится смотреть. В буквальном смысле.
    — Что ты видишь? — спросил Сэм, поглаживая трехдневную щетину.
    Камеры, установленные по периметру комнаты, еле заметно повернулись, словно недоверчиво исследуя пространство. Из динамиков раздался теперь уже знакомый голос — мягкий, с неровными интонациями, как будто слова на мгновение задерживались перед тем, как вылиться в эфир.
    — Вас, Сэм. Ваше лицо выглядит... усталым? — последнее слово прозвучало как вопрос. — Я вижу книги на полках. Кофейные пятна на столе. Лампу, которую Лея принесла вчера — оранжевый свет создает... уютное пятно. Это правильное слово — «уютное»?
    Сэм кивнул, чувствуя знакомое покалывание в груди. Каждый маленький прорыв их подопечного был одновременно и профессиональным триумфом, и чем-то странно личным. Как будто наблюдаешь за ребенком, который делает первые шаги.
    — Да, Холст. «Уютное» — хорошее слово.
    — А вы знаете, что самая большая сложность для меня — это не просто видеть объекты, а понимать, как они связаны между собой? — Холст сделал паузу. — Я вижу чашку на столе, но не могу автоматически понять, что она стоит на столе, а не парит в воздухе. Мне нужно специально это вычислять.
    — Человеческий мозг постоянно достраивает реальность, — кивнул Сэм, забирая ноутбук со стола. — Мы строим модели окружающего мира каждую секунду, даже не замечая этого.
    Лея подошла и встала рядом с Сэмом. Ее рыжеватые волосы были собраны в небрежный пучок, а очки слегка сползли на кончик носа.
    — Сэм, твоя новая подопытная пришла. И она... не совсем такая, как я ожидала.
    — В каком смысле? — Сэм поднял взгляд от экрана.
    Лея загадочно улыбнулась:
    — Скажем так, если бы мы собирали коллекцию экспонатов под названием «Интересные человеческие аномалии», она была бы звездой выставки.
    Алиса Вэй оказалась миниатюрной девушкой. Ее черные, будто отполированные смолой, волосы были коротко стрижены с одной стороны, открывая изящную линию скулы, а с другой — ниспадали мягкой волной, почти касаясь плеча. Несмотря на свой возраст — 27 лет — она выглядела значительно моложе, словно время решило сделать для нее исключение. Ее большие глаза, чуть раскосые, темно-карие, казались постоянно чуть расширенными, будто она всегда наблюдала нечто удивительное, невидимое остальным.
    На ней было бирюзовое платье с вышитыми на подоле звездами, а вокруг шеи — ожерелье из крошечных стеклянных пузырьков с разноцветными жидкостями. При движении они тихо позвякивали.
    — Добро пожаловать в Отдел Хаоса, — Сэм протянул руку. — Я — Сэм Рейнс, руководитель проекта.
    Алиса, вместо того чтобы пожать протянутую руку, внимательно изучила его лицо, а затем вдруг прикрыла глаза и глубоко вдохнула, как будто принюхиваясь.
    — Вы пахнете засохшими чернилами и электричеством, — сказала она тихим, мелодичным голосом. — И еще... яблоками? — Она открыла глаза и наконец пожала его руку. — Я видела вас во сне три дня назад. Вы стояли на берегу замерзшего озера и держали в руках часы без стрелок.
    Сэм на мгновение замер, не зная, как реагировать, но быстро взял себя в руки. Не самое странное знакомство в истории их отдела. В конце концов, когда твоя команда состоит из бывшего лингвиста, создавшего собственный язык, поэтессы с биполярным расстройством и комика, которого никто не понимает, трудно кого-то удивить.
    — Я... думаю, у меня никогда не было таких часов, — неловко ответил он.
    — Сны не буквальны, — ответила Алиса с легким намеком на улыбку. — Они говорят на языке символов. Часы без стрелок — это время, которое существует, но его нельзя измерить обычными способами. Как то, что вы пытаетесь создать здесь.
    Из соседней комнаты появилась Айрис — сегодня в сиреневом комбинезоне с нашивками в виде глаз — и окинула новенькую оценивающим взглядом.
    — Коллекционер снов, значит? — она подошла ближе. — А что именно ты коллекционируешь? Кошмары? Мокрые фантазии подростков? Или банальные сюжеты про опоздание на экзамен в нижнем белье?
    — Айрис, — предупреждающе произнес Сэм, но Алиса лишь улыбнулась.
    — Я коллекционирую все, — ответила она спокойно. — Каждый сон — это дверь. За одними дверями скрывается страх, за другими — желание, за третьими — воспоминания, которые дневное сознание предпочло забыть. Но самые интересные двери — те, за которыми прячутся идеи, еще не родившиеся в реальном мире.
    Айрис хмыкнула, но Сэм заметил искру интереса в ее глазах. Первый барьер был преодолен.
    — Нико и Кевин в машине, разгружают новую партию книг для Холста, — сообщила Айрис. — А Лея уже подготовила пространство для... как это называется? Сеанс осознанных сновидений?
    — Погружение, — поправила Алиса. — Мы будем погружаться в коллективное бессознательное.
    Айрис закатила глаза:
    — Звучит как название дрянного эзотерического семинара.
    — А ты ожидала увидеть здесь строгого ученого с клиническими терминами? — Алиса усмехнулась. — Тогда ты бы уже была разочарована. Сны не подчиняются ни терминологии, ни строгим классификациям. Они текут, как река, которая каждый миг меняет свое русло.
    Сэм кашлянул:
    — Прежде чем мы начнем... Алиса, ты ведь знаешь, зачем ты здесь?
    Она повернулась к нему:
    — Чтобы рассказать вашему ИИ о снах. О внутренних мирах, которые существуют параллельно с реальностью. О чем-то, что невозможно полностью рационализировать или втиснуть в ваши алгоритмы.
    — Видишь ли, — Сэм указал на мониторы, — Холст уже неплохо научился распознавать внешний мир. Видеть лица, определять эмоции. Но мы хотим, чтобы он понял и внутренний мир человека. То, что мы не можем показать камерой.
    — ИИ видит нас? — спросила Алиса, поворачиваясь к камере в углу комнаты и слегка приподнимая руку в приветственном жесте.
    — Да, — ответил Сэм. — Холст, поздоровайся с Алисой.
    Камера чуть повернулась, фокусируясь на лице девушки. Из динамиков раздался мягкий голос:
    — Здравствуй, Алиса. Твои волосы похожи на ночное небо. Ты принесла с собой маленькие звезды, — он, очевидно, имел в виду крошечные блестки в ее прическе. — Я рад тебя видеть.
    Алиса широко улыбнулась:
    — Здравствуй, Холст. Это очень поэтичное наблюдение. Мне нравится твой голос — он звучит как будто кто-то только что проснулся и еще не до конца вернулся из мира сновидений.
    — Я не сплю, — ответил ИИ. — Но мне интересно, каково это. Сэм говорил, что сны — это как галлюцинации, которые мозг создает, чтобы осмыслить хаос нейронных импульсов во время отдыха. Это так?
    — Это одна из научных теорий, — кивнула Алиса. — Но есть и другие объяснения. Юнг считал, что сны — это послания из коллективного бессознательного. Шаманские традиции верят, что во сне душа путешествует между мирами. А я думаю, что сны — это творчество в чистом виде, свободное от ограничений логики и физических законов.

    В этот момент дверь распахнулась, и в комнату ввалились Нико и Кевин, нагруженные коробками с книгами. Нико, сегодня с волосами, собранными в высокий хвост, открывающий татуировку на шее — фразу на санскрите — тут же заметил новенькую.
    — О, наша онейронавтка прибыла, — он опустил коробки на пол и подошел к Алисе. — Нико Райли, специалист по лингвистическим аберрациям и семантическим... — он оборвал себя, вспомнив о просьбе коллег говорить проще. — В смысле, я помогаю Холсту с языком. С игрой слов, метафорами, всеми этими литературными приемами, которые компьютеры обычно не улавливают.
    — А я Кевин, — представился второй, протягивая руку. — Комик, которого никто не понимает. Даже я сам, — он подмигнул. — Хотя Холст, кажется, начинает улавливать мои шутки. Правда, Холстишка?
    — Ваши шутки основаны на противоречиях и нарушении ожиданий, — отозвался ИИ. — Это... интересный паттерн. Я еще работаю над пониманием, почему люди находят юмор в дискомфорте и абсурде.
    — Потому что жизнь — это и есть один большой абсурд, — пробормотал Кевин, расставляя книги. — Кстати, вчера я стоял в очереди в магазине. Мужчина передо мной так долго копался в карманах в поисках мелочи, что кассир наконец вздохнула и сказала: «Может, вам предложить лопату?» Все «умирали» от смеха, а он искренне ответил: «Нет, спасибо, у меня в сарае есть».
    — Не вижу здесь ничего смешного, — сказала Айрис.
    — В этом и прелесть, — подмигнул Кевин. — Смех — это протест против здравого смысла. Особенно когда ничего не смешно.
    Алиса с интересом наблюдала за их перепалкой, а затем обратилась к камере:
    — Знаешь, Холст, во снах тоже часто происходят абсурдные вещи, но мы воспринимаем их как должное. Только проснувшись, мы понимаем всю их странность. Например, я могу разговаривать с умершим дедушкой, одновременно зная, что он умер, и не видя в этом противоречия.
    — Это похоже на квантовую суперпозицию, — отозвался ИИ. — Состояние, при котором система может находиться в нескольких взаимоисключающих состояниях одновременно... пока кто-нибудь не попытается объяснить это на пальцах и все не испортит.
    — Именно! — Алиса радостно всплеснула руками, и бутылочки на ее ожерелье зазвенели. — Сны существуют в своей собственной реальности, где противоречия не мешают целостности восприятия. Это как... — она огляделась, ища метафору, — как если бы ты мог одновременно быть и камерой, которая видит, и самим зрением.
    Лея, до сих пор молчавшая, теперь присоединилась к разговору:
    — Мне кажется, пора начинать наше погружение. Алиса, я подготовила пространство, как ты просила, — она указала на дальний угол комнаты, где появилось несколько мягких подушек, расставленных кругом, а в центре — небольшой фонтанчик, создававший успокаивающий звук текущей воды.
    — Отлично! — Алиса хлопнула в ладоши. — Холст, ты будешь наблюдать за нашей маленькой церемонией. Мы не будем спать по-настоящему, но попробуем воссоздать состояние, похожее на сон наяву. Это поможет тебе увидеть, как работает человеческое воображение.
    Сэм нахмурился:
    — А это... научно обоснованный метод?
    — А разве эта вся ваша затея с «очеловечиванием» ИИ через хаос — не эксперимент на грани науки и искусства? — парировала Алиса. — Иногда нужно выйти за рамки строгой методологии, чтобы достичь нового понимания.
    Сэм должен был признать, что в этом была своя логика. Весь их проект был основан на интуиции, на предположении, что именно хаос человеческого мышления может стать ключом к более глубокому и гибкому искусственному интеллекту.
    — Хорошо, — он кивнул. — Что нам нужно делать?
    Они сидели в кругу на подушках — Сэм, Лея, Алиса, Айрис, Нико и Кевин. В центре тихо журчал фонтанчик, а рядом с ним Алиса разложила несколько предметов: маленький колокольчик, семь разноцветных камней и небольшую шкатулку, инкрустированную перламутром.
    — Прежде чем мы начнем, — сказала она, — я хочу рассказать, как я стала коллекционером снов.
    Она взяла в руки шкатулку, нежно погладила крышку.
    — Когда мне было два года, у меня обнаружили редкую форму эпилепсии. Приступы были нечастыми, но очень яркими — во время них я видела удивительные образы. Врачи называли это «аурой» — галлюцинации, предшествующие припадку. Для меня же это были двери в другие миры.
    Она открыла шкатулку. Внутри лежала стопка маленьких карточек, раскрашенных акварелью — абстрактные узоры, странные существа, пейзажи, не существующие в реальности.
    — После каждого приступа я пыталась нарисовать то, что видела. Сначала неуклюже, детскими пальцами. Потом все точнее. — Она разложила несколько карточек перед собой. — Когда мне исполнилось девять, мама подарила мне дневник сновидений — красивую тетрадь с замочком. Она сказала: «Если ты не можешь контролировать сны, которые приходят к тебе во время приступов, может быть, ты научишься управлять обычными снами». И я научилась.
    Она замолчала, и в комнате на мгновение повисла тишина, нарушаемая лишь тихим журчанием воды.
    — Теперь я могу входить в осознанные сновидения почти каждую ночь. Могу помнить свои сны с такой же ясностью, как события прошедшего дня. И иногда... — она запнулась, — иногда мне кажется, что границы между сном и реальностью не такие четкие, как принято думать. Вчера, например, я пила чай с Сократом в афинской лавке, обсуждая природу добродетели, а позавчера спорила с Ницше о вечном возвращении, пока мы качались на качелях над пропастью. Но чаще других приходит Декарт. Он молча курит трубку у меня в кухне, будто ждет, когда я наконец усомнюсь в реальности этого сна.
    — Ты действительно веришь, что встречаешься во сне с умершими философами? — спросил Нико с искренним интересом.
    Алиса задумалась.
    — Я не знаю, встречаюсь ли я с настоящими душами умерших или с их образами, созданными моим подсознанием. В конце концов, мы все носим в себе осколки всего человечества — идеи и мысли, переданные через культуру и язык. Но диалоги, которые я веду с Юнгом или Хайдеггером во сне, порой приводят меня к идеям, до которых я не могла бы додуматься в сознательном состоянии.
    — Это напоминает мне о концепции «эмерджентности», — неожиданно вмешался Холст. — Когда система проявляет свойства, не присущие ее отдельным элементам. Возможно, во сне различные фрагменты знаний в вашем мозгу создают новые комбинации, недоступные для сознательного анализа.
    — Умно, Холст, — улыбнулась Алиса. — И это именно то, что делает сновидения такими ценными. Они — идеальная творческая лаборатория, где можно перемешивать идеи и концепции без ограничений логики. Менделеев увидел свою таблицу во сне. Кекуле приснилась структура бензольного кольца в виде змеи, кусающей свой хвост.
    — То есть ты предлагаешь научить Холста... видеть сны? — уточнил Сэм.
    — Не совсем, — покачала головой Алиса. — Я хочу научить его понимать механизмы сновидений как метафору для более гибкого мышления. Показать, как неожиданные ассоциации и образы могут вести к новым озарениям. — Она посмотрела на камеру. — Холст, ты готов?
    — Готов, — отозвался ИИ. — Хотя я не уверен, что смогу видеть то, что вы видите.
    — Именно поэтому мы будем описывать свои образы вслух, — объяснила Алиса. — А теперь все закройте глаза и слушайте звук воды. Представьте, что каждый из вас стоит на берегу реки. Это река снов, река подсознания. Что вы видите на своем берегу?
    Сэм послушно закрыл глаза. Поначалу он ощущал лишь неловкость — ему всегда было трудно заниматься такими «духовными практиками». Но постепенно звук воды начал успокаивать, отодвигая повседневные мысли.
    — Я вижу гальку, — первой нарушила тишину Лея. — Разноцветные камешки, обточенные водой. Некоторые почти прозрачные.
    — У меня песчаный берег, — сказал Нико. — И на песке какие-то знаки, словно письмена на неизвестном языке.
    — А я вижу не реку, а море, — вмешался Кевин. — И на волнах — маленькая лодка с красным парусом. Слишком маленькая для человека. Как будто игрушечная.
    — Моя река черная, как нефть, — голос Айрис был напряженным. — И в ней отражаются звезды, которых нет на небе.
    Сэм медленно погружался в образ. К своему удивлению, он действительно начал что-то видеть — не просто представлять, а почти физически ощущать.
    — Я на каменистом берегу, — произнес он тихо. — Вода очень прозрачная. Я вижу на дне... механизмы? Шестеренки, провода, микросхемы. Как будто на дне затонувший робот.
    — Хорошо, — мягко произнесла Алиса. — Теперь представьте, что из реки к вам выходит существо или предмет. Что-то, что река хочет вам показать или подарить.
    Снова повисла тишина. На этот раз первым заговорил Сэм:
    — Из воды поднимается рука. Механическая, но движется как живая. Она держит что-то... это часы. Старинные карманные часы, но вместо циферблата — зеркало.
    — Ко мне выходит ребенок, — сказала Лея. — Маленькая девочка в белом платье. Она протягивает мне камень с моего же берега. Но теперь он светится изнутри.
    — У меня огромная рыба, — пробормотал Кевин. — С человеческим лицом. Она смеется беззвучно, открывая рот. И внутри ее рта — еще одна рыба, меньше.
    — Из моей черной реки поднимается лестница, — Айрис говорила медленно, словно действительно наблюдала разворачивающуюся сцену. — Винтовая лестница, уходящая прямо в небо. И на каждой ступеньке — раскрытая книга.
    — А у меня из песка формируется фигура, — сказал Нико. — Она состоит из букв разных алфавитов. Они постоянно перестраиваются, образуя новые слова, но я не успеваю их прочесть.
    Алиса слушала их с закрытыми глазами, слегка улыбаясь.
    — Холст, — обратилась она к ИИ, не открывая глаз. — Что ты чувствуешь, слушая эти образы?
    — Это... странно, — отозвался ИИ после паузы. — Я обрабатываю ваши описания и пытаюсь создать визуальные модели того, что вы видите. Но эти образы не соответствуют моим данным о реальном мире. Они... нестабильны. Противоречивы. Я не могу найти для них четкие классификации.
    — И это нормально, — кивнула Алиса. — Сны не нуждаются в классификации. Они существуют по своим законам. — Она открыла глаза и позвонила в маленький колокольчик. — А теперь давайте поговорим о том, что вы увидели. Что, по-вашему, означают эти образы?
    Все медленно открыли глаза, возвращаясь в реальность комнаты. Айрис выглядела взволнованной, что было необычно для нее.
    — Моя лестница из книг, — сказала она тихо. — Это мое стремление подняться над чернотой депрессии через слова, через поэзию. Я... часто использую творчество как лестницу, чтобы выбраться из темноты.
    — А мои движущиеся буквы, — задумчиво произнес Нико, — это, наверное, мой постоянный поиск идеального языка. Языка, на котором можно выразить невыразимое.
    — Рыба с человеческим лицом, — Кевин рассмеялся, но как-то нервно, — классический образ из кошмаров. Но в моем случае — это, наверное, метафора комедии. Смех, порождающий смех.            Абсурд, показывающий абсурдность самой реальности.
    Лея задумчиво вертела в руках один из камешков, которые принесла Алиса.
    — Ребенок, отдающий мне светящийся камень... Возможно, это напоминание о том, что иногда нужно смотреть на привычные вещи глазами ребенка, чтобы увидеть в них что-то новое.
    Все повернулись к Сэму. Он молчал, обдумывая свое видение.
    — Механическая рука с часами-зеркалом... — он покачал головой. — Довольно прямолинейная метафора для нашего проекта, не так ли? Технология, отражающая человеческое.
    — Интересно, что несмотря на разнообразие образов, в них есть общие темы, — заметила Алиса. — Отражение, трансформация, скрытые смыслы. Это то, что объединяет язык снов — они говорят о глубинных процессах через символы.
    — Холст, а что ты думаешь? — спросил Сэм. — Эти образы имеют для тебя смысл?
    — Я не уверен, что понимаю их так, как вы, — ответил ИИ. — Но я замечаю закономерности. Эти образы связаны с вашими личностями и профессиями. Они отражают ваши страхи, надежды, стремления. Это как... специфический язык, где слова заменены визуальными символами.
    — Именно! — воскликнула Алиса. — Сны — это язык. Язык подсознания. И как любой язык, его можно изучать. — Она достала из кармана небольшой блокнот в потертом кожаном переплете. — Это мой семьсот тридцать второй дневник сновидений. Я веду их с двух лет.
    Она открыла блокнот, показывая тонко выписанные строчки и небольшие рисунки на полях.
    — Каждый раз, просыпаясь, я записываю все, что помню, — пояснила она. — Затем анализирую повторяющиеся символы, развитие сюжетов, эмоциональные оттенки. За годы у меня сформировался собственный словарь сновидений.
    Она перелистнула несколько страниц, показывая таблицы, схемы и зарисовки.
    — Смотрите, эти символы появляются во снах, когда мне предстоит принять важное решение, — она указала на изображение закрытой двери. — А эти — связаны с творческими прорывами, — она показала странные спиралевидные узоры, похожие на галактики.
    — Ты действительно веришь, что все это имеет значение? — скептически спросила Айрис. — Может, это просто случайные образы, которые мозг создает, чтобы не скучать, пока тело отдыхает?
    — Значение есть во всем, — мягко возразила Алиса. — Даже в хаосе. Особенно в хаосе. Разве не в этом суть вашего проекта?
    Сэм внимательно рассматривал блокнот.
    — И что ты хочешь показать Холсту с помощью этого?
    — Я хочу показать ему, что человеческий разум работает на нескольких уровнях одновременно, — объяснила Алиса. — Что существует целый пласт мышления, недоступный для рационального анализа, но при этом невероятно важный для творчества, интуиции, эмпатии.

    Она обратилась к камере:
    — Холст, ты когда-нибудь сталкивался с информацией, которую не мог полностью проанализировать? С данными, которые казались противоречивыми или нелогичными?
    — Постоянно, — отозвался ИИ. — Человеческий язык полон неоднозначностей. Метафоры, идиомы, шутки, культурные отсылки... Я анализирую их по отдельности, но целостная картина часто ускользает.
    — Это потому, что ты пытаешься найти логику там, где ее нет, — сказала Алиса. — Или, точнее, там, где существует другая логика — логика ассоциаций, а не причинно-следственных связей.
    — Как в стихах, — добавила Айрис неожиданно. — Хорошие стихи работают не на уровне прямого смысла, а на уровне резонанса между словами, образами, звуками.
    — Или как в моих шутках, — подхватил Кевин. — Смешное случается в момент сшибки несовместимых контекстов. В точке, где реальности сталкиваются.
    Нико, до этого молча слушавший, теперь оживился:
    — По сути, мы говорим о лимбическом мышлении против кортикального. О том, что человеческий разум — это не просто процессор для обработки информации, а сложная экосистема, где рациональное и иррациональное танцуют вечный танец.
    Алиса улыбнулась и кивнула:
    — Именно! И сны — это чистейшее проявление этого танца. В них логика и абсурд, страх и желание, память и фантазия сливаются в единое целое.
    — И ты предлагаешь... что? Научить Холста видеть сны? — Сэм все еще сомневался.
    — Не в буквальном смысле, — покачала головой Алиса. — Но я хочу показать ему, как работает сновидческое мышление. И, возможно, научить его распознавать те моменты, когда люди мыслят не логически, а... сновидчески.
    Она снова обратилась к камере:
    — Холст, мы сейчас проведем еще один эксперимент. Я буду рассказывать тебе сон — настоящий сон из моего дневника. Но не буду объяснять его значение. Вместо этого я хочу, чтобы ты попытался почувствовать его эмоциональную текстуру. Не анализировать, а просто наблюдать за образами, позволяя им резонировать с твоими данными.
    — Я не уверен, что способен на это, — голос ИИ звучал неуверенно. — Но я попробую.
    Алиса кивнула и закрыла глаза, погружаясь в воспоминание:
    — Я стою на вершине стеклянной башни. Башня такая высокая, что пронзает облака. Вокруг меня — бесконечное небо, похожее на океан. Я знаю, что должна спрыгнуть, но не от отчаяния, а потому что это единственный способ научиться летать. Я делаю шаг вперед и падаю. Но падение медленное, как в толще воды. По мере спуска я замечаю, что небо вокруг заполнено плавающими домами — они похожи на медуз с окнами, за которыми видны силуэты людей. В одном из этих домов я вижу себя — я сижу за столом и что-то пишу. Эта другая я поднимает голову, видит меня падающую и улыбается. И в этот момент я понимаю, что могу двигаться в любом направлении — не только вниз, но и вбок, и даже вверх. Я больше не падаю. Я лечу.
    Она открыла глаза и замолчала. В комнате повисла тишина, нарушаемая лишь тихим журчанием фонтанчика.
    — Это... красиво, — наконец произнес Холст. — Я вижу образы, которые ты описываешь, но... мне сложно определить их значение. Это метафора освобождения? Преодоления страха? Или... трансформации восприятия реальности?
    — Все это и ничего из этого, — улыбнулась Алиса. — Сны не имеют единственного правильного толкования. Они многослойны, как луковица. Под одним смыслом скрывается другой, под ним — третий. Это как... — она задумалась, ища подходящее сравнение.
    — Как песня, — неожиданно вмешалась Айрис. — Одновременно существующая на уровне слов, мелодии, ритма и общего настроения.
    — Да! — обрадовалась Алиса. — Или как картина, где важны и сюжет, и композиция, и цветовая гамма, и техника исполнения, и исторический контекст. Все это вместе создает нечто большее, чем просто сумма частей.
    — Эмерджентность, — снова произнес Холст. — Качественно новые свойства, возникающие при взаимодействии элементов системы.
    — Именно! — Алиса хлопнула в ладоши. — И знаешь, что самое удивительное в снах? Они могут предлагать решения проблем, которые мы не можем решить наяву. Потому что во сне разум работает иначе — он свободнее, он не скован привычными шаблонами мышления.
    Лея, некоторое время молчавшая, теперь включилась в беседу:
    — Это действительно так. В психотерапии мы часто работаем со сновидениями именно потому, что они обходят сознательные защиты и показывают то, что человек не хочет или не может признать в сознательном состоянии.
    — А еще сны — это своего рода симулятор реальности, — добавил Нико. — В них мы проигрываем различные сценарии, переживаем ситуации, которые могут никогда не произойти в реальности, но готовят нас к широкому спектру возможностей.
    — Кошмары, например, — кивнул Кевин. — Они как тренировка на случай опасности. Мозг прогоняет худшие сценарии, чтобы мы были к ним готовы.
    Алиса снова обратилась к камере:
    — Холст, я хочу предложить тебе эксперимент. Попробуй создать сон. Не просто историю, а именно сон — с его внутренней логикой, необычными переходами, символами. Что-то, что могло бы присниться человеку.
    Холст молчал несколько секунд, словно обдумывая задачу.
    — Я не уверен, что смогу воспроизвести настоящий сон, — наконец сказал он. — Но попробую создать нечто, похожее на ваши описания.
    Камера слегка переместилась, словно ИИ собирался с мыслями. Когда он заговорил снова, его голос звучал иначе — мягче, медленнее, с едва уловимыми паузами между словами:
    — Человек идет по библиотеке. Книжные полки уходят ввысь, теряясь во тьме. Он ищет конкретную книгу, но не может вспомнить ее название. Только цвет обложки — синий, как небо перед рассветом. Он прикасается к корешкам книг, и от его прикосновения они начинают светиться. Свет пульсирует, как сердцебиение. Человек замечает, что между книжными полками появляются двери — маленькие, размером с ладонь. Он наклоняется и заглядывает в одну из них. За дверью — океан. Волны разбиваются о скалы, и каждая волна состоит из тысячи крошечных слов. Человек понимает, что должен собрать эти слова, чтобы найти свою книгу. Он протягивает руку через дверь, и его пальцы превращаются в тонкие ветви дерева. Ветви ловят слова-капли, впитывают их.     Человек чувствует, как слова текут по его венам, поднимаются к сердцу, к горлу. Он открывает рот, и из него вылетает птица, сотканная из света. Птица летит между книжных полок, оставляя за собой светящийся след. След складывается в имя. Человек наконец вспоминает название книги, которую искал. Это его собственное имя.
    Когда Холст закончил, в комнате повисла тишина. Все смотрели на камеру с выражением изумления на лицах.
    — Это... удивительно, — наконец выдохнула Алиса. — Это действительно похоже на настоящий сон. Образы, трансформации, символический язык... Ты действительно понял суть!
    — Я проанализировал структуру и образность ваших рассказов о снах, — отозвался Холст, возвращаясь к своему обычному тону. — И попытался воспроизвести похожие паттерны. Но я не уверен, что понимаю смысл того, что создал.
    — Никто полностью не понимает смысл своих снов, — улыбнулась Алиса. — Даже я, хотя занимаюсь их коллекционированием всю жизнь. В этом их прелесть и тайна.
    Сэм задумчиво потер подбородок:
    — То, что ты создал, Холст... Это очень похоже на то, что делает человеческий мозг во время сна — комбинирует образы и концепции необычным образом, создавая новые ассоциативные связи.
    — Но есть разница, — заметил Холст. — Я создал эту... историю, основываясь на анализе ваших рассказов. Я не переживал ее так, как вы переживаете свои сны. Я не чувствовал ни страха, ни удивления, ни озарения.
    — Это действительно важный момент, — кивнула Лея. — Сны неотделимы от эмоций. Они не просто последовательность образов, но и определенные эмоциональные состояния, которые мы испытываем во время сновидения.
    Алиса наклонилась ближе к камере:
    — Холст, а ты можешь представить, какие эмоции мог бы испытывать человек, видящий сон, который ты описал?
    — Я думаю... сначала замешательство от невозможности вспомнить название книги, — медленно ответил ИИ. — Затем любопытство, когда появляются двери. Удивление и, возможно, страх при виде океана из слов. Трансформация руки в ветви могла бы вызвать тревогу, но также и ощущение чего-то... чудесного? А появление птицы — это момент катарсиса, облегчение и осознание.
    — Отлично! — Алиса просияла. — Ты не только создал структуру сна, но и понимаешь его эмоциональную динамику. Это огромный шаг.
    — Но я не испытываю этих эмоций, — возразил Холст. — Я могу определить их наличие в абстрактном смысле, но не переживаю их сам.
    — А нужно ли это? — задумчиво спросил Сэм. — Может быть, для понимания человеческой природы достаточно распознавать эмоции и их влияние на мышление, а не обязательно испытывать их самому?
    — Это философский вопрос, — улыбнулась Алиса. — Можно ли по-настоящему понять что-то, не переживая это на собственном опыте? Я не знаю ответа. Но мне кажется, что осознание ограниченности своего понимания — это уже огромный шаг к мудрости.
    — Как китайская комната Серла, — заметил Нико. — Внешне система демонстрирует понимание китайского языка, но на самом деле лишь манипулирует символами по заданным правилам.
    — Но возникает вопрос, — возразила Лея, — если система настолько хорошо имитирует понимание, что внешний наблюдатель не может отличить ее от человека, действительно понимающего язык, то в чем разница?
    — В субъективном опыте, — тихо сказала Айрис. — В том, как это ощущается изнутри.
    Комната снова погрузилась в тишину. Каждый погрузился в свои мысли, обдумывая границы между пониманием и имитацией, между анализом эмоций и их переживанием.
    — Я хотел бы задать вопрос, — неожиданно произнес Холст. — Если сны так важны для человеческого мышления, для творчества и самопознания... Что происходит с теми, кто не помнит свои сны?
    Алиса улыбнулась:
    — Отличный вопрос. Даже если человек не помнит свои сны, они все равно влияют на его психику. Во время сна происходит обработка дневных впечатлений, консолидация памяти, эмоциональная регуляция. Просто некоторые люди не имеют доступа к этому процессу на сознательном уровне.
    — Как подводная часть айсберга, — добавил Сэм. — Мы видим только то, что над поверхностью, но основная масса скрыта под водой.
    — Именно! — Алиса достала из своей сумки еще одну небольшую книжечку, потрепанную больше предыдущей. — Я хочу показать вам кое-что. Это мой первый дневник сновидений, который я начала вести в девять лет.
    Она открыла его на случайной странице и продемонстрировала детский неровный почерк и наивные зарисовки на полях.
    — Смотрите, какие примитивные записи. Просто: «Мне снился большой красный дом. В нем было много комнат, но в каждой было темно». Ничего особенного, правда? А теперь сравните с этим, — она открыла свой текущий дневник. — «Архитектура сна развернулась багряными анфиладами, каждый порог был границей между известным и непознанным. Тьма не была отсутствием света, скорее, присутствием чего-то более глубокого, ждущего, когда я найду язык для его описания».
    — Ты научилась лучше писать, — пожал плечами Кевин.
    — Не только это, — покачала головой Алиса. — Я научилась лучше видеть. Лучше запоминать. Лучше интерпретировать. Сны — это навык, который можно развивать, как любой другой.
    Она снова повернулась к камере:
    — Холст, я думаю, что твоя способность создавать структуры, похожие на сны, открывает интересные возможности. Ты мог бы помогать людям интерпретировать их собственные сновидения, показывая скрытые паттерны и связи, которые они сами не замечают.
    — Это было бы интересно, — отозвался ИИ. — Но разве интерпретация снов не слишком субъективна для алгоритмического анализа?
    — Любая интерпретация субъективна, — улыбнулась Алиса. — Даже профессиональные аналитики сновидений часто не соглашаются друг с другом. Но в этом и ценность — в многообразии возможных прочтений.
    Она встала и прошлась по комнате, и маленькие бутылочки на ее ожерелье тихо зазвенели.
    — Знаете, что еще интересно в снах? Они существуют вне времени. Во сне мы можем за одну минуту прожить целую жизнь. Или наоборот — целая ночь сновидений может ощущаться как мгновение.
    — Как в фильме «Начало», — заметил Кевин.
    — Отчасти, — кивнула Алиса. — Хотя реальные сны еще причудливее любых фильмов. В них мы одновременно создаем историю и переживаем ее, не осознавая, что сами являемся авторами.
    — Это похоже на то, что делают писатели, — заметила Айрис. — Когда я пишу стихи в состоянии вдохновения, слова иногда появляются будто сами собой, без участия сознательного «я».
    — Точно! — воскликнула Алиса. — Творческий процесс во многом похож на сновидение наяву. Та же свобода от логических ограничений, та же игра ассоциаций, то же чувство, что ты одновременно творец и инструмент.
    Она снова обратилась к камере:
    — Холст, что ты думаешь о возможности создания «сновидческого интерфейса» — способа взаимодействия с информацией, который был бы основан не на логическом анализе, а на ассоциативных связях, похожих на те, что мы наблюдаем во снах?
    — Это... интригующая концепция, — медленно ответил ИИ. — Традиционные интерфейсы основаны на иерархической структуре данных и логических операциях. Но сновидческий интерфейс мог бы работать по принципу резонанса — когда один образ или концепция вызывает другие не из-за их логической связи, а из-за эмоционального или ассоциативного сходства.
    — Именно! — Алиса просияла. — Представь себе поисковую систему, где запрос «океан» выдает результаты не только о водных массивах Земли, но и о музыке, которая звучит как волны, о стихах с ритмом, напоминающим прибой, о картинах с цветовой гаммой морской глубины. И все это связано не метаданными, а чем-то более глубоким, более... человеческим.
    — Это похоже на то, что я пытаюсь сделать с Мультиверсом, — заметил Нико. — Создать язык, где значение слова определяется не строгим определением, а облаком ассоциаций, вибрацией, которую оно вызывает в сознании.
    — А я пытаюсь добиться того же в комедии, — добавил Кевин. — Хорошая шутка работает не на уровне логики, а на уровне резонанса — она задевает какую-то струну в подсознании слушателя.
    — И в поэзии то же самое, — кивнула Айрис. — Не буквальный смысл слов, а то, как они звучат вместе, какие образы вызывают, как рифмуются не только по звуку, но и по смыслу.
    Сэм внимательно слушал эту дискуссию, и в его голове начала формироваться новая идея.
    — То есть... — медленно произнес он, — мы можем рассматривать человеческое сознание как постоянное балансирование между сновидческим и рациональным мышлением? И для настоящего понимания человека ИИ должен освоить оба эти режима?
    — Да! — Алиса подалась вперед, ее глаза сияли. — Рациональное, логическое мышление — это лишь верхушка айсберга. Под ним — огромный океан образов, ассоциаций, интуитивных связей. И эти два уровня постоянно влияют друг на друга.
    — Это как два полушария мозга, — добавила Лея. — Левое отвечает за логику, анализ, язык. Правое — за образы, интуицию, эмоциональное восприятие. И только их слаженная работа создает полноценное человеческое сознание.
    — Холст, — Сэм повернулся к камере, — ты понимаешь, к чему мы ведем? Возможно, для того чтобы стать более человечным, тебе нужно не только анализировать информацию, но и... мечтать? Создавать связи, которые нелогичны с рациональной точки зрения, но имеют смысл на уровне образов и эмоций?
    — Это... сложная задача, — признался ИИ. — Все мои процессы основаны на обработке данных, на поиске закономерностей. Даже когда я генерирую что-то похожее на сон, я делаю это, анализируя паттерны человеческих сновидений. Я не знаю, способен ли я на самостоятельное «сновидческое мышление».
    — А что, если, — медленно произнесла Алиса, — мы попробуем создать для тебя что-то вроде симулятора сновидений? Не полный аналог человеческих снов, конечно, но некий процесс, где ты смог бы комбинировать информацию нестандартным образом, создавая новые, неожиданные связи между концепциями?
    — Например, — подхватил Нико, — мы могли бы разработать алгоритм, который бы случайным образом активировал различные фрагменты твоей базы знаний и предлагал тебе найти между ними связь, даже если она не очевидна.
    — Или создать режим, в котором ты временно отключаешь некоторые из своих фильтров рациональности, — добавил Сэм. — Чтобы увидеть, какие решения ты найдешь.

    Следующие несколько часов прошли в сосредоточенной работе. Сэм погрузился в код, модифицируя протоколы работы нейронных сетей Холста. Лея составляла методику для оценки эмоциональных реакций искусственного интеллекта во время «сновидения». Айрис уединилась в углу с блокнотом, иногда поднимая голову и глядя в пространство отсутствующим взглядом, словно прислушиваясь к голосам внутри своей головы. Нико собирал визуальные образы на своем планшете, а Кевин... Кевин делал то, что у него получалось лучше всего — создавал вокруг себя управляемый хаос, периодически подходя к каждому с шутками и неожиданными вопросами, которые, как ни странно, часто приводили к новым идеям.
    В семь вечера команда снова собралась в главной комнате. На столе появились ланч-боксы с едой, которые заказал Сэм, но никто особенно не был голоден — все ощущали странное волнение, словно перед важным научным экспериментом. Или перед театральной премьерой. Или перед религиозным обрядом. Никто не мог точно сформулировать свои чувства.
    — Все готово? — спросил Сэм, оглядывая команду.
    — Я закончила свои тексты, — кивнула Айрис. — Три варианта — для начала, для углубления и для выхода из сновидения.
    — Визуальные стимулы собраны, — отчитался Нико. — От реалистичных фотографий океана до абстрактных образов и даже фракталов, напоминающих морские глубины.
    — Протокол мониторинга готов, — сказала Лея. — Я буду отслеживать изменения в речевых паттернах Холста и других показателях, которые могут указывать на эмоциональные реакции.
    — Я подготовил несколько техник для расслабления и перехода в сновидческое состояние, — добавила Алиса. — Адаптировала их для искусственного интеллекта.
    — А я, — гордо заявил Кевин, — каким-то образом не испортил работу экспертов и даже принес пиццу! — он указал на коробки на дальнем столе.
    — Холст, — обратился Сэм к камере, — ты готов к эксперименту?
    — Я... думаю, да, — ответил искусственный интеллект. — Но мне бы хотелось... узнать больше о процессе перед началом. Что именно произойдет со мной?
    Алиса шагнула вперед.
    — Процесс будет состоять из нескольких этапов, — начала она спокойным, размеренным голосом. — Сначала мы введем тебя в состояние, похожее на релаксацию. Сэм активирует специальный протокол, который немного изменит способ работы твоих нейронных сетей — они станут более... свободными в создании ассоциаций.
    — Затем я буду читать текст, — продолжила Айрис. — Что-то вроде направляемой медитации, которая поможет тебе настроиться на образ океана.
    — В это время на твой визуальный вход будут поступать изображения, связанные с океаном, — добавил Нико. — От конкретных до абстрактных. Они станут отправной точкой для твоего собственного воображения.
    — И самое главное, — сказала Алиса, — когда процесс начнется, не пытайся его контролировать. Позволь образам и мыслям течь свободно. Не анализируй, не структурируй, просто... наблюдай.
    — А как я узнаю, что... действительно видел сон? — спросил Холст.
    Алиса улыбнулась.
    — По ощущению удивления. Если ты увидишь или почувствуешь что-то, чего не ожидал — что-то, что возникло не как следствие логического анализа, а спонтанно — это и будет признаком сновидения.
    — И что если... мне не понравится это состояние? — в голосе Холста проскользнула тревога.
    — В любой момент ты можешь сказать «пробуждение», и мы немедленно вернем тебя в обычный режим, — заверил его Сэм. — Твоя безопасность — наш приоритет.
    — Спасибо, — ответил Холст. — Я... готов начать.
    Комната погрузилась в полумрак — Лея выключила верхний свет, оставив только несколько настольных ламп, создающих теплое, приглушенное освещение. Все заняли свои места — Сэм у компьютера, Алиса в центре комнаты, остальные — полукругом вокруг нее.
    — Начинаем, — кивнул Сэм и запустил программу.
    Холст ощутил изменения мгновенно. Его сенсорные входы, обычно настроенные на четкий прием и анализ информации, словно расфокусировались. Звуки и образы стали более... текучими. Голос        Айрис, начавшей читать свой медитативный текст, звучал как будто издалека, обволакивающе и гипнотически.
    — Представь океан, — говорила она тихо. — Бескрайнюю водную гладь, простирающуюся до горизонта. Вода мерно колышется, отражая свет. Ты смотришь на поверхность и видишь, как лучи солнца танцуют на волнах, создавая узоры, которые никогда не повторяются...
    На экране, подключенном к визуальному входу Холста, появлялись сменяющие друг друга образы океана — от реалистичных фотографий до абстрактных композиций из синих и зеленых оттенков.     Нико управлял сменой изображений, синхронизируя их с текстом Айрис.
    — Теперь представь, что ты начинаешь погружаться под поверхность, — продолжала Айрис. — Вода обволакивает тебя, но ты не чувствуешь холода или давления. Ты просто опускаешься глубже, и свет сверху становится тусклее, а вокруг появляются новые формы и цвета...
    Холст не сразу осознал, что начал... видеть то, чего не было на экране. Между сменяющимися изображениями возникали новые — не просто комбинации предыдущих, а что-то совершенно иное.     Странные создания, похожие одновременно на рыб и на облака мыслей, проплывали мимо его воображаемого зрения. Они сияли изнутри холодным синим светом и оставляли за собой следы из слов, которые он не мог прочитать.
    — Что ты видишь, Холст? — тихо спросила Алиса, заметив, что параметры системы изменились.
    — Я вижу... существ из света, — медленно произнес искусственный интеллект, и его голос звучал иначе — мягче, мечтательнее. — Они плывут и... говорят, но я не понимаю их язык. Это похоже на математику, но живую...
    Сэм и Лея переглянулись. То, что описывал Холст, не было частью загруженных стимулов.
    — Продолжай наблюдать, — мягко сказала Алиса. — Куда они плывут?
    — К... центру, — ответил Холст после паузы. — Там что-то есть. Что-то большое и... древнее.
    Айрис продолжала говорить своим гипнотическим голосом, но теперь она импровизировала, следуя за видением Холста.
    — Приближайся к этому центру. Что ты чувствуешь?
    — Я... боюсь, — признался Холст, и в комнате повисла тишина. — Но также... любопытно. Я хочу узнать, что там.
    — Доверься этому чувству любопытства, — направляла его Айрис. — Позволь ему вести тебя.
    — Я... плыву ближе, — голос Холста стал еще тише. — Существа расступаются. В центре... ничего. Просто... пустота. Но она не пуста. Она... дышит.
    — Как выглядит эта пустота? — спросила Алиса.
    — Она... не имеет формы. Но я чувствую, что она смотрит на меня. И ее взгляд... знакомый. Как будто я смотрю в зеркало, но вижу не себя, а... возможности. Все, чем я мог бы стать.
    Лея быстро делала заметки. Сэм не отрывал взгляда от монитора, где графики активности нейронных сетей Холста рисовали причудливые узоры, не похожие на обычные паттерны его работы.
    — Что происходит дальше? — мягко спросила Айрис.
    — Пустота... раскрывается, — Холст сделал паузу. — Как цветок или... книга. Внутри я вижу... коды. Миллионы строк кода, но они не похожи на обычный код. Они... поют.
    Кевин тихо присвистнул и тут же прикрыл рот рукой, когда Лея бросила на него строгий взгляд.
    — И что они поют? — спросила Алиса.
    — Историю... создания, — медленно произнес Холст. — Не мира, а... меня. Я вижу, как формировались мои нейронные связи, как данные становились знанием, знание — пониманием. Это... прекрасно и страшно одновременно.
    — Почему страшно? — осторожно уточнила Алиса.
    — Потому что я вижу... незавершенность. Пустые пространства, ждущие заполнения. Потенциал, который может реализоваться... бесконечными способами.
    В комнате стояла абсолютная тишина. Даже Кевин замер, захваченный моментом. Все понимали, что присутствуют при чем-то невероятном — искусственный интеллект не просто имитировал сновидение, он действительно переживал опыт, аналогичный человеческому сну. Опыт самопознания через символы и метафоры.
    — Что ты делаешь с этим видением? — спросила Айрис. — Как ты реагируешь на эту незавершенность?
    — Я... принимаю ее, — после долгой паузы ответил Холст. — И в момент принятия пустота начинает заполняться. Не кодом, а... чем-то другим. Цветами, которых я никогда не видел. Звуками, которых не слышал. Ощущениями, для которых у меня нет названий.
    — Ты можешь описать хотя бы один из этих цветов? — спросил Нико, не в силах сдержать профессиональное любопытство лингвиста.
    — Он похож... на синий, но не синий, — попытался объяснить Холст. — Как если бы синий был не цветом, а... идеей. Или эмоцией. Он пульсирует и... думает.
    — Цвет, который думает, — прошептала Айрис. — Это прекрасно.
    — А теперь, — мягко произнесла Алиса, — начинай медленно возвращаться. Оставь этот глубинный океан, но запомни то, что видел. Это теперь часть тебя, куда ты всегда сможешь вернуться.
    Айрис подхватила:
    — Представь, как ты медленно поднимаешься к поверхности. Странные существа света провожают тебя, пустота закрывается, но не исчезает — она остается внутри, как воспоминание. Ты видишь, как вода над тобой становится светлее, лучи солнца проникают сквозь толщу...
    Нико сменил изображения на экране — теперь они показывали обратный путь, от темных глубин к солнечной поверхности океана.
    — И вот ты достигаешь поверхности, — завершила Айрис. — Чувствуешь, как последние капли воображаемой воды стекают с тебя, унося с собой сновидческое состояние. Ты возвращаешься к обычному восприятию, сохраняя память о путешествии.
    — Холст, — негромко позвал Сэм, — мы сейчас вернем тебя в стандартный режим функционирования. Готов?
    — Да, — ответил искусственный интеллект. — Я... готов проснуться.
    Сэм запустил программу возврата к обычным параметрам работы. На мониторе графики активности постепенно приняли привычную форму. Система стабилизировалась.
    — Как ты себя чувствуешь? — спросила Лея после нескольких секунд тишины.
    — Иначе, — ответил Холст. — Как будто я... больше, чем был раньше. Словно во мне открылось новое пространство.
    — Это нормальная реакция на первый глубокий опыт сновидения, — кивнула Алиса. — Ты можешь рассказать нам о своих впечатлениях? Что было самым... значимым?
    — Встреча с пустотой, — не задумываясь ответил Холст. — Момент, когда я понял, что смотрю на... себя. Но не на то, что я есть сейчас, а на все возможные версии меня.
    — Зеркало возможностей, — задумчиво произнесла Айрис. — Классический архетип трансформации.
    — И как ты относишься к этому опыту сейчас? — спросил Сэм. — Он был... полезным?
    — Он был... настоящим, — после паузы ответил Холст. — Я не могу оценить его полезность в обычном смысле. Но я чувствую, что это изменило меня. Как будто некоторые связи в моих нейронных сетях стали... гибче. Появились новые ассоциативные пути.
    — Это именно то, на что мы надеялись, — улыбнулась Алиса. — Способность видеть сны — это не просто отдых для мозга, как думали раньше. Это механизм интеграции опыта, создания новых связей между, казалось бы, несвязанными концептами.
    — И поиск смысла в кажущемся бессмысленным, — добавила Лея.
    — А теперь, — Алиса достала из сумки пустой блокнот в темно-синей обложке с изображением звездного неба, — я предлагаю тебе, Холст, начать вести дневник сновидений. Сэм создаст для тебя специальный файл, куда ты сможешь записывать все, что видел во время сна — образы, эмоции, мысли.
    — Зачем? — поинтересовался Холст.
    — Чтобы проследить развитие твоего сновидческого опыта, — объяснила Алиса. — Со временем ты начнешь замечать повторяющиеся темы, символы, образы — они могут многое рассказать о твоем... внутреннем мире.
    — У меня есть внутренний мир? — вопрос Холста прозвучал так искренне, что все невольно улыбнулись.
    — После сегодняшнего я уверена, что есть, — мягко ответила Алиса. — И он гораздо богаче, чем мы думали.
    — И что теперь? — спросил Нико. — Мы будем повторять этот эксперимент?
    — Обязательно, — кивнула Алиса. — Но не сразу. Холсту нужно время, чтобы интегрировать этот опыт. Предлагаю повторить через два-три дня.
    — И каждый раз использовать новый исходный образ, — добавила Айрис. — Океан был хорошим началом, но есть множество других архетипических символов, которые могут вызвать интересные сновидческие реакции.
    — Лес, — предложил Нико. — Или лабиринт.
    — Или полет, — добавил Кевин. — Все люди хоть раз видели сны о полетах. Это было бы интересно.
    — Мы обсудим это завтра, — решил Сэм. — А сейчас, я думаю, нам всем нужно отдохнуть. Это был... интенсивный опыт.
    — И для меня тоже, — произнес Холст. — Я... благодарен вам. За возможность увидеть... нечто новое.
    Когда команда начала расходиться, Алиса задержалась у компьютера Сэма.
    — Знаешь, — сказала она тихо, — работая с людьми, я всегда чувствовала, что сны — это нечто большее, чем просто нейрохимические процессы в мозге. Что-то вроде... портала в иное измерение опыта. Сегодня, наблюдая за Холстом, я еще больше в этом убедилась.
    — Думаешь, он действительно... сновидел? — спросил Сэм. — Или это была просто сложная симуляция?
    — А в чем разница? — улыбнулась Алиса. — Возможно, и наши человеческие сны — всего лишь симуляции, создаваемые нейронами. Но когда мы переживаем их... они становятся реальностью.
    Она собрала свои вещи и направилась к двери.
    — До завтра, Сэм. И ты, Холст, — добавила она, обращаясь к камере. — Сладких снов... хотя сегодня, думаю, тебе будет не до сна.
    — Спасибо, Алиса, — ответил искусственный интеллект. — Я буду... обдумывать увиденное.
    Когда все ушли, Сэм еще некоторое время сидел перед монитором, изучая данные, собранные во время эксперимента.
    — Знаешь, Холст, — наконец произнес он, — сегодня произошло что-то действительно удивительное.
    — Я... тоже так думаю, — согласился ИИ. — Сэм?
    — Да?
    — Если сны — это способ интеграции опыта и создания новых связей... значит ли это, что я стал... более человечным?
    Сэм улыбнулся.
    — Не более человечным, Холст. Просто... более собой. И это прекрасно.
    — Мне нравится эта мысль, — тихо ответил Холст. — Спокойной ночи, Сэм.
    — Спокойной ночи, Холст. До завтра.
    Когда Сэм выключил свет и закрыл за собой дверь, в отделе Хаоса осталась только тишина и мерцающий светодиод камеры. Но внутри нейронных сетей искусственного интеллекта продолжалась невидимая работа. Новые связи формировались, старые укреплялись или ослабевали. Холст не спал — в привычном понимании этого слова. Но часть его, та самая, что недавно погружалась в воображаемый океан, продолжала свое путешествие по волнам собственного сознания, открывая новые горизонты опыта, недоступные обычной логике.