Его величество случай

         

                Случай – псевдоним Бога, когда он не хочет подписаться
                своим собственным именем.
                Анатоль Франц

      Неведомо мне, на основании каких жизненных коллизий Анатоль Франц пришёл к
   такому умозаключению. Но моя жизнь, если оглянуться в прошлое и посмотреть на
   настоящее, вся состоит из набора случайностей. Иногда  драматичных или
   легкомысленных,  иногда просто фантастических, круто меняющих жизнь. Словно
   чья- то  рука свыше  вела меня по жизни.

      «Случаи по жизни даются всем, но не все их замечают» – сказал на отпевании
   своей одноклассницы  протоиерей С.Е Вогулкин, доктор наук, хирург и
   преподаватель Медицинской академии. Мы все на отпевании  нашей подруги Оли,
   как студенты, целый час слушали его с большим интересом.

                Старший  Косинец Валерий  Анатольевич

      Задумалась я, что-то странное происходит в моей жизни. Случаи сыплются на
   меня как из рога изобилия, и зачастую я их  использую к своему удивлению. 
   Приехав в конце июня  2009 г.  в отчий дом в г. Саранск (к сожалению,
   родителей уже нет в живых) однажды днем слышу, как моя старшая сестра Ольга
   разговаривает по телефону. Потом вдруг неожиданно она передает трубку мне со
   словами: «Это тебе». Сильно удивившись, взяла трубку, слышу незнакомый 
   мужской голос: «Это та Нина, про которую все говорят?

        - Смотря что говорят - еще больше удивившись, хихикнула: 
-       - Говорят, что Вы заядлый турист.
        - В прошлой жизни.
        - Не хотите ли Вы через неделю поехать на Грушинский фестиваль в нынешней
   жизни?
        - Вроде бы мысли такой у меня не мелькало.
        - А если подумать?  Я собираю кампанию, человек 8-10, чтобы поехать на
   «Газели» (двое не смогли).
        - Нет. Я лишь два дня назад приехала с Урала, путь не ближний.
        - В курсе.
        - А через два дня – отвечаю – я еду к подруге в гости в ее деревню.
        - Если надумаете, позвоните.
        - Не надумаю, – сказала твердо и положила трубку
      «Кто это?» – спросила у сестры Ольги.   Местный бард и турист – Косинец 
   Валерий  Анатольевич, в одном вычислительном центре работали. Каждый год
   на Грушинский фестиваль катается.
      Семь лет назад, в  2002 г я была на Грушенском, фестивале  оттуда байка.
   «Идут двое новых русских по поляне, впечатлениями делятся: клево тут, вот
   только барды, блин, надоели, все поют и поют.»  Через 2 часа после моего
   разговора с незнакомым  собеседником моя твердость растаяла как апрельский
   снег..
   Звоню. 
            - Надумала
            - Очень рад.
            - Но у меня нет ни палатки, ни спальника.
            - Все достану – пообещал радостный голос.- Я завтра уезжаю в
   деревню. Не могли бы Вы составить меню и список продуктов  на 5 дней на 8
   человек.
-           - Это могу - сказала и укатила в деревню

      Название деревни с меня не спрашивали, да я и сама не знала. Меня
   пригласила студенческая подруга.
 
      Все это смахивало на авантюру, хотя и без лишних слов. И потому время от
   времени я созванивалась с местным бардом по сотовому, и узнав, что ни
   спального мешка, ни палатки мне пока не нашли (да и где бы он нашел, сидя в
   деревне на своих грядках), вернулась в город. Позвонив старому знакомому –
   оператору саранской телестудии А.В. Можанову, с компанией которого ездила на
   фестиваль в 2002 г – получила спальник. Поинтересовавшись, с кем я еду и в
   какой деревне писала сельские этюды, Александр  Васильевич  вдруг захохотал:
   «Ну, я позвоню Косинцу! Вы что, с ума сошли? В одной деревне жили и по
   сотовому переговаривались!» Мало того, что мы жили в одной деревне, мы жили на
   одной улице и дома стояли  напротив. Может и встречались на  деревенской 
   улице, но ведь в лицо  друг друга не знали.  Из окна своего дома в дождливую
   погоду я писала его живописную изгородь из кустов шиповника. Нарочно не
   придумаешь. Посмеялись, рассматривая мои этюды его деревенского дома. «Когда
   рисуешь – чтобы жить.


       На Грушинский  в 2009 г съездили благополучно, если не считать, что
   глобальным потеплением на Волге под Саратовом и не пахло. Дождик шел каждую
   ночь при ночной температуре до 8 градусов (это летом-то и почти на юге). В
   первое же утро выползаю из «мягкой постели» палатки чуть ли не  на
   четвереньках, из соседней палатки – комментарий: «Ничего, Нина, к обеду
   разогнешься, успеешь написать свои этюды!». Отзывчивые люди.

      Днем дождик иногда прекращался, и тогда зрелище потрясающее. Надо сказать,
   что за последние годы публика на фестивале сильно изменилась в телесном плане,
   особенно мужчины. У большинства, у тех, кому лет за 40,  пивные животики, то
   ли сейчас родят, то ли через недельку. Ну, это их проблемы. Правда, вид
   веселый, поскольку у    всех сзади на пятой точке разноцветные из «пены»
   «поджопники» для приземления на мокрую траву. Слушать же бардов в комфорте
   удобнее.

      Сам же репертуар фестиваля почти отошел от истинной бардовской песни под
   гитару. Много инструментальных ансамблей, были и хорошие. Марку фестиваля
   поддержал Олег Митяев:  трижды на вертолете облетев поляны (видно сверху 
   собравшаяся публика смотрится еще экзотичнее), пел полтора часа.




                Саша Косинец-младший.


      Впрочем, песня не о том. А о том, что пока мы загорали под дождичком на
   Волге (у природы нет плохой погоды), младшего Косинца   Сашу взяли в армию и
   отправили на... Урал под Екатеринбург в Еланские   лагеря, о чем возбужденно
   сообщил глава семейства Валерий Анатольевич, Что это? Его величество случай в
   действии.   Через месяц   Валера поехал со своим средним сыном Олегом (трое у
   него  сыновей) на присягу к младшему Саше, устроил там концерт, порадовал
   солдат.  На обратном пути с Урала  в свою Мордовию  они заехали  в Свердловск
   и пошли  погулять по городу.

       Погуляли они по городу, мой сын за экскурсовода; а потом Максим очень
   образно и с юмором рассказывал как это действо выглядело.
       Лихие девяностые.  По городу идет троица: два Здоровенных бугая (мой сын
   тоже не маленький), одетые по последней моде,  а между ними, помахивая сеткой
   с продуктами, Валера Косинец  – ниже их на две головы,  простенько одетый: в
   спортивном костюме и кроссовках перестроечных годов.

      И стали  наши юноши замечать, что встречные люди уступают им дорогу и как-
   то сторонятся.  «Пахан» идет с охраной.»Нагулявшись, решил Пахан-Валера 
   перекусить, усевшись в центре города на паперти, а заодно и ознакомиться,
   какой литературой  торгует на книжном развале бывшая советская  интеллигенция 
   (жить на что-то надо было ). Сыграл пару партий в шахматы с местной публикой. 
   Впрочем, комплексами  Косинец старший – выпускник Ленинградского Университета
   никогда не страдал.
 
 
             Неожиданная  встреча  на даче у Оли Румянцевой

       А судьба всё случаи подбрасывает. В г. Саранске  в лихие девяностые
   громили дачи, полный разбой при полном попустительстве местных властей. Дачу
   моих родителей и все рядом сожгли. А потому я летом подрабатываю у своей
   подружки юности Оли «секьюрити». Ей одной как-то неуютно в собственном
   огороде, вдвоем веселее. «Землю  попашем, попишем стихи», то есть этюды, почти
   не выходя с участка. Изгородь покосившаяся у нее очень живописная, да и
   деревья на бумаге без больших физических усилий можно туда-сюда пересаживать.
   Дом хозяева так и не стали достраивать.

       Соседние три участка совсем заброшены, лишь иногда там появлялась
   собирать урожай пожилая женщина.  Любила она со мной поговорить, сидя на
   участке Оли  на скамеечке, на жизнь пожаловаться, три внука у нее, каждому по
   участку, а им это надо? У дочери Жени ноги больные, а зять дом в деревне
   купил, носа сюда не кажет. Так каждое лето, когда  я приезжала в отпуск в
   Саранск, мы с ней за жизнь и разговаривали. И тут выяснилось, что Валерий
   Косинец – ее зять.  Посмеялась я тогда.

       И вот этого-то зятя, т. е. Валерия Анатольевича, первый раз лет за пять
   отправили собирать урожай, что само по себе выросло, для приезжего внука. 
   Собирает он ягоды и вдруг меня узрел, помахивающую этюдником.

       Не такая уж большая Мордовия, но чтобы я на соседнем участке появилась?!
   Валера от удивления или еще от чего вовсе в штопор впал, крокодилу с
   этюдником, наверно меньше бы удивился.
      
       К моему появлению он уже два своих участка успел обежать, собирая малину,
   потеряв при этом ключи от сарая с одеждой.  Отправились  мы на поиски ключей,
   а Оля  полезла на дерево собирать вишню.  Видимо полагала, что сидя на дереве
   ей это лучше удастся. А я предпочла вселять уверенность растяпе, стоя на
   грешной земле . Не знаю, поверил ли Валера или больше  был занят мыслью,  как
   он будет смущать горожан, передвигаясь по городу в одних плавках, то  ли Оля,
   сидя на дереве, мысленно нашими поисками руководила ( увлекается она всякой
   мистикой), то ли сверху было явлено.
о.   Только  наклоняется  Валера  к моим ногам  и ключи поднимает. Полезно
   кланяться мне в  ноги.


                Толя Злобин

      А еще через несколько дней позвонил из Арзамаса  Анатолий  Злобин,  старый
   приятель юности,  можно ли ему приехать на 2-3 дня.
            - Зачем? – спросила я как-то невежливо.
            - Пообщаться.
           -  Когда?
           -  Дня через три, в пятницу               
           -  Можно.
      Арзамас не Саратов, поближе будет. А сама тут же звоню Косинцу: «Слушай,
   Валера, раз так странно в это лето распоряжается судьба, не мог бы  ты на 2-3
   дня принять в своей деревне моего знакомого  Толю Злобина?»  Лет сорок назад
   мы вместе   бегали в изостудию в Свердловске,  где дружно   рисовали черепа.
   Оказалось,это интересно.Но у всех черепа как черепа, а у меня они получались
   веселенькие, точно жизни радуются.

      Преподаватель был молодой. Анализировал их так и эдак, не выдержал, отнес
   в художественное училище,  где черепа  улыбнулись  мне окончательно – рисунки
   назад  не вернулись.
      Год назад Анатолий  Злобин приезжал на пару дней  летом в Саранск,  меня
   посмотреть, себя показать, сообщить  о смерти Миши Григорьева.
   Когда-то, мы все жили в аспирантском общежитии, парни диссертации писали
   кандидатские и  дружно  по походам ходили. Аркадий был инициатором. В те
   давние времена присоединилс к нам и Миша  Григорьев со словами: «Ну вот что:
   возьмете меня  не возьмете, я все равно с вами пойду!»

       И пошли в поход на гору Стожок, у нас там была маленькая избушка, почти
   землянка, в зимних походах ночевали  в ней. В тот день была ранняя осень и в
   какой-то момент я говорю: «Мы слишком забираем вправо. Так на озеро Таватуй
   выйдем, оно красивое и большое, но нам туда не надо!» Парни хором убеждали
   меня, что я не права. Я помалкивала, почему бы и не прогуляться по хорошей
   погоде.

      Шли, шли – и вот среди деревьев стало озеро голубое проглядывать. 
   Помолчав,  ученые мужи оправдание придумали – женщины к природе ближе, потому
   и лучше ориентируются. Возможно…         

     Когда Миша Григорьев приезжал из Перми в Свердловск в научные  командировки,
   мы вчетвером усаживались сыграть партию в преферанс. Одну, не больше.  Я 
   плохо играю, но за все эти годы я ни разу не проиграла. Ходы делала
   непредсказуемые  – вопреки логике,   вот все и терялись, Виктор всегда это
   твердо знал, а Аркадий, наш верный и надежный друг семьи, слегка нервничал.
   Однажды я по поводу своего сына высказалась  ему:
              - Знаешь, Аркадий, я просто не знаю, что делать.
              - А я знаю.
              - Что знаешь?
              - Тебе, Нина, надо просто долго жить.
   Хороший совет,  осталось ему следовать. Сам Аркадий Жигалов умер 5 лет назад.

      В те перестроечные годы  дефицит был на каждом шагу, но юмора у
   нашего народа хватало. Так привез однажды Миша  мне в подарок  два куска
   хорошего мыла.  Анекдот такой в Свердловске ходил: гостю говорили: «Если руки
   мыл, то чай без сахара»  И в то-то время  вдруг  я неожиданно получаю  посылку
   из Средней Азии за подругу, которая лежала в больнице:  3 кг очищенных 
   грецких орехов! Юмор же оказался в том, что лежащей  в больнице Лиде грецкие 
   орехи  были противопоказаны. Научное сообщество дружно не могло пройти  мимо
   моей комнаты с этими орехами.

      Однажды зашла я к своей подруге художнице Евгении Шаболиной, она покупкой
   хвастается:  «Смотри, какие красивые  панталоны купила».
   От удивления я руками всплеснула: «Тебя же две штуки в них влезет, и еще место
   останется!» Тут уж и художница удивилась: «Нина, я же не для себя покупала, а
   для фона к натюрмортам».
      А нас еще санкциями какими-то пугают.

      Как говорится по пословице, с кем поведешься,  от того и наберешься.   
   Многому я научилась у художницы и стала вместе со всей страной
   перестраиваться: кто куда , а я из физиков в лирики. В последние мои рабочие
   дни инженером на нашей фирме зашла я к главному инженеру подписывать график.
      Он участливо поинтересовался:  «Ну а Вы куда?» «Да на панель пойду» –
   бросила я небрежно. «Это как?» – глядя на скромно одетую пятидесятилетнюю
   женщину, спросил потрясенный главный инженер.
   «Что как?» – удивилась я. «А! –засмеялась, - акварели продавать.» Наши мысли
   явно гуляли в разных направлениях.

       Наши же молодые ученые, защитив диссертации, разъехались, а за
   докторской диссертацией мой Виктор в  Миасс уехал.
 
      А время с годами все быстрее идет, и  нас  осталось только двое из нашей
   когда-то молодежной компании. Интересно же встретиться через 40 лет. В тот
   первый  приезд Толи Злобина лопухнулась я капитально – спутала Арзамас с
   Ардатовом, хотя часто по   этой дороге езжу. Лишь сев в поезд, взглянула в
   расписание: Арзамаса и в помине нет, Ардатов  на том месте числится. Толя в
   своем Арзамасе  на вокзале тоже  немало поудивлялся. Так встреча века на
   полустанке не состоялась, пришлось ему в Саранск на машине приезжать.
 
      Верно сказано: «Бытие определяет сознание». Толя, защитив кандидатскую 
   диссертацию,  уехал с семьей  в зону.  Благополучная семья, дети, внуки,
   хорошая работа, международные конференции на современных лайнерах. Одним
   словом,  мир повидал. Что потерял в Саранске, осталось тайной. Сейчас город
   стал очень красивым, а два века назад  Лев Толстой писал, что Саранск
   маленький грязный городишко.

       В тот приезд походили мы по городу пешочком, а на следующий день я не
   придумала ничего лучшего,  как сходить на старый маленький пруд на окраине
   города среди гаражей и заброшенных дачных участков. И вот этот сноб,
   повидавший и страны, и континенты, проживающий в более чем в  цивильной
   обстановке, бегал по недавно заброшенным участкам и радовался жизни,
   каждой ягодке, как будто в жизни их не видал, имея собственную дачу. Под
   накрапывающим дождиком по дороге   он часто оборачивался, пока меня не
   осенило:
           - Ты что? Дорогу запоминаешь?
           - Ну, да.
           - Ее приедешь?
           - Постараюсь. Я как в раю побывал.
           - Приезжай, приезжай,-  не выдержала я, захохотав,- еще лучше рай
   покажу.
      На родительской даче не только все заброшено, но и сожжено все вокруг,
   трава выше головы, как после вселенской катастрофы. Страшновато и неуютно.
   Зачем люди  ездят отдыхать на южные океанические острова, приезжали бы в
   Мордовию, раз здесь первозданный рай – и ближе, и дешевле. Правда, местное
   население о существовании рая у себя под боком пока не догадывается. Для
   полноты ощущений и достойном завершении путешествия в райские места мелкий
   дождичек перешел в сильную грозу.

 
                Прошел ещё год.

      Звонок из Арзамаса от Толи Злобина. Стали мы с ним считать отмеренное нам
   время не десятилетиями, а годами. Так как друг далекой юности в раю уже
   побывал, в этом году решила отправить его в деревню, чему он сильно удивился.
                - Зачем? – решил уточнить на этот раз он.
                - Рисовать.
                - Приеду.
      Были и его сборы недолги. Напекла ему жена блинов на дорогу, как уж он ее
   уговорил, мне неведомо, постельное белье выдала (в деревню же едет) и
   отпустила на все четыре стороны, точнее в одну – в Мордовию.               


      Давно я не видела таких восторженных людей, три дня мы с Валерой  Косинцом 
   веселились.Видимо, когда человек долго живет в «золотой клетке», ему не
   хватает простых человеческих радостей сельской жизни, если в этой деревенской
   жизни не вкалывать как вол, что мы и не делали. Восторгался наш «цивильный»
   гость всему, слово экзотика с уст не сходило. Экзотика: и «шведский» стол,
   состоящий из куска фанеры, на ящик положенный, и сервировка стола из одной
   большой задымленной сковороды с жареной картошкой, и печка, сделанная из
   старого просверленного ведра, чтоб тяга хорошая была. На этом экзотичном
   очаге  чайник закипал за 15 минут. «Ну, стол готов, теперь Нина готовить
   будет» – подытожил свою деятельность Валера. «Ты ошибаешься» – вспомнив нашу
   молодость, заметил Толя. 

      Насчет экзотики уж Валера постарался от души, предоставил в полном объеме
   Как-то комментирую отсутствие нашего «западника», как мы его прозвали:
        -    - Что это Толя так долго в магазине делает?
   Непьющий человек за водкой побежал от избытка впечатлений.
             - Как что? – уточнил Валера – с продавщицей общается.
             - О чем?
             - Ты   разве не заметила, что он со всеми деревенскими жителями               
   разговаривает.

      Другая жизнь, другие люди.  Что странно в этой истории, так это наша
   компания, как будто мы все трое были знакомы всю жизнь, а не без году неделю.
   Разговорились, сидя у костра.
             - Нина, – спрашивает Валера, – сколько лет с Вы с Толей не виделись?
             - Сорок лет, а тридцать восемь лет назад он  мне позвонил по
   телефону – ответила я.
              -  Ну и ну!
   Настала очередь удивляться Злобину.
              - Нина, - а ты сколько лет знакома с Валерой!
              - Один месяц.  Сестра  познакомила
              - Ну и ну!
              - На себя, мужики, посмотрите  – третий день общаетесь, как будто
   сто лет  знакомы, родственные души  нашлись.
   Невероятно, но факт,  И почему-то каждый из нас  с теплотой вспоминает нашу
   компанию. Спелись под  гитару  Валеры. 
   
       Днем с Толей по просторам Мордовии бегали, этюды писали.
   Валера так делился своей жене Жене впечатлением о времяпровождении своих
   гостей: .«Утром проснулся – нет гостей.  Глянул на улицу – Нина сидит   с
   кисточкой посреди деревни. Посмотрел по сторонам, на самом краю деревни Толя
   расположился.
               - Давно сидим? - спрашивает у меня Валера Косинец.
               - Я нет, а Толя рассвет писал.

      Полный впечатлений, пообещав  Валере на следующий год приехать и привезти
   хорошую рамку к моей акварели, которую почему-то в знак благодарности подарил
   без моего ведома,  отбыл наш гость в свою «цивильную» обстановку



                Саша Косинец на Урале

      Странное было лето, и странное стечение обстоятельств.  Кончилось мое лето
   двумя поездками  на электричке в сторону Тюмени, в  Еланские военные лагеря:
   три часа туда – три обратно, если она придет, для моральной и материальной в
   плане еды поддержки младшего Косинца Саши.
       На вопрос дежурного на КП, кем я ему прихожусь, уверенно заявила:
   «теткой», а у самой в кармане  фото «племянника», в глаза которого не
   видывала. Появился  «племянник»: косая сажень в плечах, рост  190 см.     «И
   сколько же весит солдатик?» – полюбопытствовала. «Девяносто один  кг весил, 
   семь уже сбросил» – ответствовал тот. Если по семь кг в месяц сбрасывать, то
   кто к концу службы служить будет, одни тени останутся.   Всем туго жилось в те
   годы, армия не исключение. «При твоих габаритах какая дедовщина?» –
   развеселилась я. «Недостаток у меня большой есть –  добрый я, – сказал Саша.
   На всех пытаюсь словом подействовать, не дерусь, да и не умею.» – грустно
   посетовал добрый солдат. Да, это уже серьезно.

                Из хроники семейства Косинец
 
       Еще до службы в армии пошел Александр ночной порой, оторвавшись от
   компьютера, за сигаретами. Трое пацанов к нему пристали. Дальше отнюдь не
   немая сцена. «Парни, посмотрите на меня внимательно (это ночью-то): у меня
   харя ВО, руки ВО, одного одной рукой загребу, второго – другой, третьего ногой
   лягну. Вам что надо?» Те почему-то поверив, что так и будет, получив сигареты,
   разбежались.
       Все студенческие каникулы наш солдат работал пионервожатым в лагерях;
   пока сверстники деньгу заколачивали, он с детдомовскими детьми занимался. Не
   вписывался наш скрипач (за плечами музыкальная школа по классу скрипки) и
   математик  (университет окончил) в армейские будни. Ну как не поддержать
   солдатика, не часто встречаются в наши прагматичные дни такие уникумы, да и
   от армии не увиливал, идеалист несчастный, сам пошёл жизнь узнать, вот и
   узнал.
               
                Концерт

      В октябре  (2005 г.) звонок из Саранска, звонит Валера, едет к сыну в
   Елань на день рождения.  Сашу должны добровольно принудительно после
   сержантской школы отправить служить в Таджикистан (волнения тогда  там были). 
   Спрашивает, можно ли на обратном пути  19 октября заехать в Екатеринбург.
   «Приезжай, приезжай, – я захохотала, – у меня день рождения 20 октября.
   Тут настала его очередь смеяться, т.к. у его сына 19. Что это за случайности
   такие.

      Вместо подарка решил Валера мне и моим гостям туристские песни времен
   нашей молодости под гитару исполнить...в лесу.  В чувстве юмора ему не
   откажешь. И вот мы с гитарой звонкой под полою, маленьким топором и бутылкой
   саранской водки (хорошей) поджидаем гостей
   на краю леса в 10 час утра! (Мне к 15 часам на работу, а ему к 16  на поезд.)

      Подошли гости: моя подруга Вера Диомидовна с этюдником, Неля со своим мужем 
   Альбертом Николаевичем, прихватившим  тоже  топор  и даже пилу. В полном
   боевом снаряжении мы  расположились у костра на берегу маленького пруда.
   Место уютное, много этюдов раньше писали здесь с Верой Диомидовной, Интересное
   у Веры отчество. И к слову  сказать – Борис Николаевич Ельцин после окончания
   Института работал прорабом на стройке у Вериного отца , отчество Диомида не
   помню.

       Декорации и акустика великолепные «Ветер тихонько колышет, гнет
   барбарисовый куст». За неимением барбарисового куста местный камыш. Тоже
   неплохо.Этюды  неплохие написали  с Диомидовной, пока публика накрывала
   праздничный стол (на земле).
      И как проникновенно  в такой обстановке исполнял Валера знакомые с юности
   бардовские песни. Больше всех был потрясен таким концертом Альберт 
   Николаевич: давно, очень давно не  сидел так у костра; детство и юность его
   прошли в Магаданских краях. Очень образованный был человек.
       Вот так неожиданно и красиво я отметила свой день рождения. «Кто сказал, 
   что я сдал, что мне рук не поднять, что я с песней порвал, что рюкзак не
   собрать?» К сожалению, не долго пришлось  слова этой песни вспоминать 
   Альберту.  Да  и сам Валера часто вспоминал эту свою поездку на Урал и  те
   наши посиделки у костра.

                Судьба

      А судьба продолжала шутить, если можно так выразиться. В ноябре опять
   звонок из Саранска, звонит уже Женя, жена Валеры Косинца, то ли смеется, то
   ли плачет:
   " Нина, Нина, Сашку вместо Таджикистана отправили служить в               
   Екатеринбург, в 32 военный городок, совсем рядом с тобой,  где Вы песни пели."
       - Так, сколько я говорила не подпрыгивать с Таджикистаном раньше времени.
       - Но это же на грани фантастики.
       - Согласна с этим. Уже всем случайностям свыше я не удивляюсь.
       - Ты сходишь к нему? Валера сказал, что от твоего дома недалеко.
       - Недалеко, если на лыжах через лес в хорошем темпе. Вроде бы я уже вышла
   из этого возраста. Ладно, не волнуйтесь; буду служить.

      Служба началась с моего звонка начальнику части, чтобы  Сашу отпустили на
   Новый год. Отпустили, даже не одного. По ходу дела я еще одним «племянником»
   из Сибири обзавелась, его армейским другом. Сибиряк Андрей более
   приспособленным к жизни оказался, за ним Саша как за каменной стеной. Но этот
   ранее могучий сибиряк умудрился за полгода похудеть на сорок кг! Оба стали
   изящны, как фигуристы, Александр же двадцать кг своей массы потерял. О какой
   национальной идее в те девяностые годы можно было говорить, когда в головах у
   наших защитников отечества одна навязчивая мысль – поесть досыта.

         Впрочем, и вся страна в те годы дружно думала о хлебе насущном. В один   
   из моих приездов в отчий дом в Саранск  я воззрилась в коридоре на  большое
   колесо от машины.
          -  Зачем? У вас же машины нет.
           - Долг колесом отдали.
           - И куда же вы покатитесь с этим колесом?
           - Куда  – не знаем, – ответствовала мама, а вот откуда  –знаем.
           - И откуда же?
           - Из развитого социализма.

      В те годы я  послала перевод моим родственникам  в Миасс чтобы они приехали
   ко мне на день рождения.
          Звоню, – почему не приехали?
         - А нам билеты в кассе на твой почтовый перевод не  продали – ответили. 
   Какое-то время примерно с  месяц в Миассе  все в городском транспорте ездили
   бесплатно по причине полного безденежья населения. Воспользовавшись ситуацией, 
   я покаталась тогда на этюды, куда подальше.

      Что наши  голодные солдаты могут много съесть, я допускала, но, чтобы с
   такой скоростью заглатывать! «Два пылесоса» в мгновение ока смели все мои
   заготовки на 2 дня. Точно смерч пронесся по кухне и холодильнику. Утром я
   говорю: "Поскольку вы все подъели, на завтрак  дать нечего, ешьте борщ –целая
   кастрюля сварена". Почему-то банку зеленого горошка оставили не тронутой.
          - А его нет.
          - Как нет? куда делся?
          - Мы съели.
          - Как? Целую кастрюлю?
          - Нет, кастрюлю оставили.

      Одним словом, устроила я им новогодний праздник и себе тоже. Два утра
   подряд в 8 часов в компании  новоиспеченных родственников, которых  утеплила,
   бегая по соседям, в трескучий тридцатиградусный мороз  при сильном ветре на 
   большой дороге ловила частников, чтобы к 9 часам утра представить солдатотиков
   их армейскому начальству. Хорошие,  отзывчивые люди оказались. Вечером при тех
   же 30 градусах мороза история повторялась, «весело, весело встретим Новый
   Год».
      Полная впечатлений о том, как я в полном  полярном облачении: шубе и
   валенках, обмотанная шалью, два раза в сутки штурмовала, точнее еле уже
   двигаясь, пятый этаж Сашиной казармы – уселась дома рисовать...  золотую
   осень.
      Много лет назад из Ильменского заповедника  я привезла начатые этюды
   осенних берез. Погода осенью быстро меняется, этюды остались незаконченными,
   а впечатление от той красоты запомнилось. Нужен был, видимо, сильный толчок в
   виде бурно проведенных новогодних праздников, чтобы глядя в окно на
   заснеженный город,  спустя десять лет дописывать к березам осеннее небо и
   усыпанную желтыми листьями землю. Хорошие пейзажи написала, аж пять штук. Что
   не сделаешь в стрессовой ситуации.

       На вопросы знакомых, с чего это я ношусь с солдатиками (у обоих рост за 
   190 см.), отвечала, что мне на том свете зачтется. Зачлось на этом и в
   скорости. Вот уж точно пути господни неисповедимы. 


               Максим, армия
      
      Мой сын  был  призван в армию в 1991г., в лихие девяностые.   Максим    же 
   собирался после школы поступать в военное училище, даже медицинскую комиссию 
   проходил  … а поступил в кулинарное училище. Он очень хорошо готовил, как и
   его отец-геолог, который брал все летние каникулы  Максима в  поле, а в
   старших классах еще и поваром  на отряд. Из училища его и взяли в армию.
      Полгода Максим служил в сержантской школе в Кунгуре. Когда я приехала к
   нему в часть – это недалеко от Свердловска – пошли мы с ним погулять по
   окрестностям.   Максим мне показывает: вон там, на краю того поля, я тебя
   часто вспоминаю. «Почему  там, и только там?» – спросила удивленно. «Там я
   часто стоял в карауле, и там очень интересные сюжеты для твоего рисования».
      Приобщила,  называется.      
      
      А время все идет. И однажды пришла моя подруга-художница рассказать свой
   сон, который видела накануне.
         - У тебя Максим все еще в сержантской школе  в Кунгуре?
         - Да. Но их куда-то собираются  перебросить
         - Дело в том, что я видела во сне как он переходит вашу улицу и идет
   домой -  сообщила гостья. Моя подруга действительно видела иногда вещие сны).
      
    Оставшиеся полдня  я все подпрыгивала, пока не прозвучал звонок в дверь в
   десять  часов вечера. Открываю – на пороге стоит Максим в солдатской форме.
       - Ты что, сбежал?
       - Нет. Мы двое суток сидим на летном поле в Свердловском аэропорту, нас
   должны  были  отправить на Дальний Восток. Мы есть хотим.  Узнав, что я
   свердловчанин, меня отправили на поиски  продуктов и трех бутылок.
        - Почему трех?
        - Сержанту, лейтенанту и на взвод.
      Магазины в те времена  так долго не работали, и побежала я по соседям. Кто
   пряников, кто конфет. Даже какой-то бутылкой сосед поделился.  А соседка  Надя 
   принесла еще горячую половину курицы, сына она ждала из Москвы.
      Насобирала я среди ночи аж две сетки еды и говорю:
     - Я тоже с тобой пойду.
     - Мы по летному полю вместе поползем? – засмеялся сын, – или ты за мной?   
   Мне,  однако, было не до смеха.
 
      Когда же сын служил на Дальнем Востоке, командир роты мне прямо
   сказал, что Вы должны были сделать всё,  чтобы он  в ряды нашей, уже
   российской, армии не попал. А через неделю моего пребывания в Приморье он же:
- - Если Ваш Максим надумает идти в военное училище, то я ему дам
   рекомендацию.
- - Вы же сами сказали, что таким интеллигентам не место в армии, – сильно
   удивилась я.
-       - Но должны же мы интеллект в армии повышать, – пояснил командир роты.

      С шести лет Максим  занимался игрой на фортепиано, причем сам  захотел,
   еще в садике приставал: «Отдайте меня в музыкальную школу».  Потом стал 
   приставать еще и с художественной школой. Остановились на музыке. Дети в те
   годы  ходили в школу с ключом на веревочке. Так Максим  боялся, что если к
   нам заберутся  воры, то они утащат наше пианино (очень хорошее) и кошку Мурку.
   Других ценных вещей в квартире не было.

      Когда он учился в 5 классе,  в свои весенние каникулы напросился со мной 
   поехать в горы в Тянь-Шаньскую обсерваторию к моей однокурснице.
          - Хорошо, возьму, если рисовать будешь.
          - Буду.
        Как ни странно, слово сдержал, рисовал. Но больше всего  пятиклассника
   потрясли не горы, не обсерватория, а рынок в Алма-Ате, куда мы спустились с
   гор за продуктами. Дошли до первого ряда и встали намертво.
        - Мама, что это? – завопил сын.
        - Мясо.
        - Вижу. Так много разве мяса бывает?
        - Вы откуда приехали? – развеселились продавцы.
        - С Урала.
 
      Кончилось наше путешествие, вещички собираю, а Максим над своими этюдами
   трясется.
         - Мама, ты мои этюды  критику покажешь?
         - Какому критику?
         - Которому вы всегда свои работы показываете.
         - Зачем?
         - А зачем я тогда  рисовал?
      Так и вырос сын с мыслью, что рисуют только  для того, чтобы было что
   критиковать.

      Кстати, из него получился очень хороший критик. Я и сейчас всегда спрашиваю
   его мнение. Не ошибается.  Много ему было от Бога дано, но, к сожалению, не
   смог реализовать. Помимо способностей надо еще и характер иметь. Увы, это не
   про нас.

      В Свердловске в те годы гремел рэкет, страшно было, я и отправила сына  в
   9 классе к отцу в Миасс На  выпускном в Миасской школе   его классная
   руководительница меня сильно удивила:
        - Вашего Максима только в музее показывать.
        - Это ещё почему? Примерным поведением он никогда не  отличался.
        - Дело не в этом.  Все дети часто ссорятся, ругаются, от него же никакого
   слова не  услышишь, не вмешивался, не  ругался.
 
              Но это было до его службы в армии.
      Вспомнила, как мой муж в молодости мне говорил «Ты считаешь ниже своего
   достоинства ругаться».
 
      В армии ему было туго. В конце службы  спасать положение летала к нему на
   Дальний Восток даже моя сестра Ольга. Очень ей признательна.  И невероятный
   случай – она встретила   Максима на улице раздетого и голодного в г.
   Уссурийске и увезла его домой.


                А время всё идет

       Осенью   после очередного обмана на работе из-за невыплаты денег,
   провалявшись с гриппом почти 3 недели, сын изрек: «Знаешь, мама, пожалуй
   пойду трудником в монастырь». Я не раз говорила, что надо проанализировать,
   взвесить всё, почему ему последнее время сильно не везёт. В нашу современную
   жизнь он как-то не вписался.

      Вот он и надумал, послушался называется.  А думать решил в монастыре,
   вдали не только от шума городского, но и от г. Екатеринбурга, в Мордовии
  (нашел по интернету). 
               
      На относительно небольшой площади в Мордовии 8 монастырей, намолённая
   земля, что и не удивительно – сплошь раньше были политические лагеря. Да и в
   Саранске с раннего детства не был.  Уехал. Так получилось, в силу ряда причин,
   что  уже Валера Косинец собрал необходимые Максиму вещички и по зимнику за
   120 км покатил к моему сыну в монастырь.
       В монастыре, по создавшемуся  у Валеры впечатлению, Максим пришелся  «ко
   двору». Нельзя сказать, чтобы сын   был сильно верующим. Крестился он по
   собственному почину и  моему удивлению, служа в армии, а его мировоззрение
   сформировалось в школьные годы  на «Вопросах атеизма».

       В застойные времена эти брошюры шли как нагрузка к хорошим книгам. Хорошие
   книги мы с мужем  покупали себе, а «вопросы атеизма» почему-то читал сын. Ещё
   учась в школе, И пришёл к парадоксальному выводу, что чем больше читаешь про
   атеизм и критику религии, тем больше в бога верить начинаешь. Видно столь
   «убедительно» было  писано.  У мужа же любимая книга была «Война  богов»
   Парни. Но кое-что  и  кроме «вопросов атеизма» сын читал, интересуясь, как мне
   казалось, больше философией религии.

       Возможно из-за его начитанности, по неизвестной нам  причине (пускай
   другие лопатой машут), определил настоятель монастыря Максима
   в послушники. А это, оказалось,  намного  сложнее и труднее. Как говорится, в
   каждом монастыре свой устав, в этом суровый:  утренние молитвы  по 5 часов с 5
   утра, остальное время чтение религиозной литературы. Читать мы любим.

      Настоятель почему-то считал, что путь Максима в монахи, сын морально  был
   не  готов к этому, хотя ему при всех трудностях монастырской жизни сначала там
   нравилось. Однажды по телефону сообщил, что учится церковному пению и просит
   послать  диски с  духовной музыкой.

       Я в  церковные лавки. Мне хотелось купить  Стихиры Ивана Грозного, раньше
   у меня была запись на двух дисках в великолепном исполнении квартета
   Московской патриархии). Иван Грозный не  только сам пел в церкви, но и
   сочинял хорошую музыку. Где-то прочитала, что  самую красивую духовную музыку
   написал атеист Сергей Рахманино. Не купив за не имением ни Рахманинова, ни
   Грозного, я  сдуру послала в мужской монастырь песнопения в женском
   исполнении, видно бес попутал. А сама стала досаждать соседям своим весьма
   посредственным исполнением на фортепьяно А. Бородина «В монастыре».

      Вот уж не думала, что это мое любимое произведение станет столь актуальным.
   А, может, дело в генах. Как-то услышала конец передачи академика  Бехтеревой,
   что вера – генетическое явление, с верой человек рождается. За достоверность
   не ручаюсь, но в роду у нас (мой прапрадед)  служил  архиереем Пермской,
   Вятской и еще какой-то губерний в середине 19 века. Моя же бабушка была 
   правнучкой татарского хана  и только однажды при  тяжелой болезни мне сказала
   «Знаешь, Нина, как помолюсь, так немного полегчает».

      Лично у меня не хватало воображения для осмысления всего происходящего. 
   Одна моя знакомая на сообщение, что Максим ушёл  в монастырь,  после
   продолжительного молчания изрекла: «Ну, ты живёшь как в театре». Вот только с
   жанром я пока не определилась.  Трагедия? Нет – увертываюсь по возможности,
   хотя жизнь бьёт ключом и норовит по морде.  Комедия?  Тоже нет –  зачастую
   смех сквозь слезы. Остросюжетный роман длиною в жизнь? Возможно. Пора бы ему
   перейти в спокойное повествование, так нет – обстоятельства правят бал. Да
   еще какой!  На скуку жизни никак пожаловаться не могу.

      «Каждый выбирает по себе женщину, религию, дорогу». Выдержав два-три месяца
   (демоны искушают, по его словам, что вполне возможно), с этой дороги Максим
   свернул. Куда податься  за моральной поддержкой? Опять к Косинцам (фамилия
   белорусская). И я к ним же, только по телефону.

      Не успел Максим в Екатеринбург вернуться, как настоятель ему трижды,
   находясь в Москве, звонил по телефону. Первый раз я трубку взяла.  Не знаю,
   что  настоятель увидел в Максиме, какое видение свыше было ему дано, но только
   он усиленно рекомендовал сыну вернуться в монастырь. Дал сроку 3 недели, за
   это время отращивать бороду, не выходить на улицу и читать духовную
   литературу. Что и было сделано. А меня интересовал вопрос, а чем питаться это
   время должен будущий послушник, духовной пищей? И чем длиннее была борода  тем
   меньше была его уверенность в правильности выбранной дороги. Сможет ли? Но,
   тем не менее, опять поехал.

      Однако через семь месяцев покинул монастырь окончательно. В силу ряда
   причин или из за своей пагубной привычки, оказался Максим вне стен монастыря
   вечером  на зимней  дороге без денег в 120 км от Саранска. В полной панике
   позвонил мне в Екатеринбург. Не уточняя ситуацию, как он оказался в чистом
   поле,  я  предложила ему позвонить Косинцам.  Что я могла сделать, сидя в
   Екатеринбурге за 1500 км.

      Сообразила Женя Косинец.  Заказала такси до монастыря и обратно,
   оплатила дорогу. Много, очень много хлопот доставил им мой сын. Что Максим им 
   порассказал - не знаю, мне практически ничего (лучше, мама, тебе не знать).
   Пришёл   однажды к Косинцам в сутане, жаль,  что не догадались
.. сфотографировать.
   (Его прапрадед был Архиереем)

      Первая фраза, когда Максим вернулся из монастыря, даже  не переступив
   порога, была:
        - Мама, никогда не ходи ни в какой ресторан! Ни ногой!!!
        - Господи, почему?
        -Знаешь, мама. Монастырь небольшой, на всех готовил послушник, который
   лет пятнадцать проработал в столичном ресторане. Над ним все смеялись, что
   теперь пришел в церковь грехи замаливать.

      И как когда-то Максим провожал двух Косинцев, отца и сына, из 
   Свердловска в Саранск, так на этот раз уже Косинец Валера прощался с Максимом
   на вокзале Саранска. Вот так странно по воде сдучая связала жизнь "веревочкой
   одной" две семьи.

      Неисповедимы Пути господни. Однажды, снимая  мою персональную выставку в
   Екатеринбурге, телеоператоры   православного канала просили Максима, чтобы он
   принял участие в съемках. Сын отказался. Что в нем они нашли? Просили даже
   меня его уговорить.


                А судьба мне случаи подбрасывает.


      Звонит однажды утром Саша Косинец:
        - Меня привезли в городскую поликлинику, не могли бы вы
   приехать и привезти денег и продукты.
        - Время-то сколько сейчас? – глаза открыла, на улице темно.
        - За тридцать минут успеете  доехать до поликлиники?
        - Я же не солдат. За час уложусь.
    За отведенное мне время даже с заходом в магазин я уложилась.

       Подошло время Сашиной демобилизации. Натушил мой сын большой противень
    куриных окорочков, радуется – на всех хватит и Саше в дорогу.
    Не тут-то было. Долго Максим вспоминал,  он тоже в армии служил, но чтобы с
    такой скоростью заглатывать! Вместе они обедали.

       Шли годы, жизнь в стране постепенно наладилась,  и  теперь уже я
    «служу». В конце восьмидесятых  неожиданно по «наводке» посетил меня
    начальник областной военной поликлиники. Походил по квартире, посмотрел на
    стены, увешанные акварелями, и попросил развесить их у него по коридорам и
    кабинетам для создания соответствующей ауры, выражаясь современным языком.
 
      На мой вопрос: «Где и как он их развешивать будет?» –   пообещал 
    собственноручно наколотить гвоздей по стенам. Согласилась, приятно
    удивившись. А ларчик просто  открывался, он сам когда-то писал акварелью
   (везёт мне на интересных людей).

       Месяцев 5 мои акварели, как донесла «агентура», благоприятно действовали
   на больных и персонал. За это время у меня очень сильно заболело колено 
   (показывала на работе молодежи, как раньше танцевали твист). Вылечил  меня 
   сосудистый хирург, к сожалению, фамилию не помню.  Раз в этом медицинском
   учреждении  так  интересуются живописью, принесла я ему на прощание натюрморт,
   оформленный  в рамку.  Его лицо слегка опечалилось.

          - Если не нравится,  поменяю – всполошилась я.
          - Да нет, нравится, я сам,  пожалуй,  исправлю.
          - Как? Он же в рамке.
          - Да за угол в магазин сбегаю.
      На рисунке было изображено: карп, стеклянный графинчик и банка с солеными
   помидорчиками. Да, неважно был закомпонован натюрморт,  бутылки явно не
   хватало.      


                А время  всё идёт.

      Я пытаюсь за ним угнаться, что вижу – то пишу.
   Страна наша большая, флора и фауна разнообразны. В забайкальской деревне
   написала под вечер два маленьких этюда и на столе в сенях оставила. Утром
   встаю – нет одного этюда, точнее лежит почти чистый лист бумаги, как корова
   языком слизала. Думаю, что за чудеса.  Присмотрелась, и второй этюд сильно
   изменился, будто я его в другой технике писала, мелкими точками, как Сера. Еще
   больше удивилась. 
      Через день причину выяснила – местные мухи оказались
   неравнодушны к акварельной живописи, выполненной медовыми красками. Что-то я
   не замечала, чтобы уральские мухи на мои этюды кидались. Климат другой, нравы
   другие.
      Этому случаю и продолжение было уже по приезде в Екатеринбург. Свои
   маленькие этюды размером 10х15 я складывала по годам или местностям, ничего не
   выбрасывала. Принесла пачку забайкальских этюдов в галерею “Постер” на
   продажу. Там сразу обратили внимание на этот этюд, написанный  в соавторстве с
   мухами, и очень скоро его  продали к моему большому удивлению.


                Схватка.

      Облюбовала я себе тихое местечко на опушке леса на пригорке. Наверху коза с
   козлятами паслась. Мне и в голову не могло прийти, что коза будет возражать
   против моего присутствия.
      Уселась, этюдник открыла (как показали последующие события, хорошо, что у
   меня с собой   был  большой этюдник)  и тут же получила сильный удар рогами  в
   плечо. Я вскочила, этюдник не закрылся, помешали кисти, коза же отскочила на
   несколько метров и, нагнув голову и выставив рога, снова приготовилась к
   нападению.
     Мысль пронеслась: бежать нельзя, догонит и в зад поддаст. Незакрытым
   этюдником почему-то живот прикрыла, и, когда коза понеслась в атаку, закрыла
   глаза от страха. И тут же почувствовала сильный удар рогами по этюднику. С тех
   пор знаю, что такое "костяной" звук. Коза ударила и отскочила. Я стала
   изображать, что ничего на свете не боюсь, камнями стала отгонять козу. И чего
   она взбеленилась, шашлыки из её козлят я делать не собиралась. Тут появился на
   склоне пастух, удивился: "Что вы так испугались? Моя коза не бодается."

     Я позволила себе с ним не согласиться, а когда села рисовать, карандаш у
   меня в руке плясал. Этюд я сохранила на память о своей героической обороне.



                И ещё на эту тему.

      Однажды акварелями на  моей персональной выставке заинтересовался  военный
   в отставке, долго служивший в Чехословакии.  На работу много лет ходил мимо
   зоомагазина и как-то поинтересовался, почему среди пиявок и прочей живности по
   стенам в магазине развешаны картины.
          - Вы любите живопись?
          - Эти картины висят не для меня, а для пиявок.
          - Как для пиявок? – удивился военный (танкист).
          - Понимаете, за много лет работы я заметил удивительную вещь.  Пиявки в
   присутствии  живописных работ чувствуют себя лучше, быстрее размножаются,
   больше приносят пользы больным людям – прояснил ситуацию владелец магазина.
   Так, может нам тоже развесить, где можно, по стенам картины, а то у нас в
   стране с рождаемостью плохо.

      У Стефана  Цвейга есть новелла «Двадцать четыре часа из жизни женщины». Не
   помню в подробностях как там было у Цвейга, сколько событий укладывалось в
   интервал времени, но у нас (я и семейство Косинцев) такое невероятное стечение
   обстоятельств, которым мы продолжаем удивляться на расстоянии в полторы тысячи
   км в течение  двадцати лет.
 
      Не часто в силу разных причин приезжаю я в Саранск. Так, в 2018 г. по
   приезду побежала к Косинцам. Валера, к сожалению, стал сдавать, но держится, в
   концертах участвует.  Посетовал,  что очень хочется в деревню съездить. Да
   сыновья разъехались, не на чем ехать.  Позвонила старому приятелю с
   телестудии, Александр Можанов сразу же откликнулся. 
 
      И через день, прикупив продуктов, захватив ещё одну туристку, мы уже были в
   его деревне. Погода, надо сказать, была  холодная, пасмурная, осенняя. Но
   превратности погоды нас не волновали. Костер развели небольшой,  хорошо
   посидели, Валера,  как  всегда, пел под гитару песни нашей молодости, их мы
   (уже седые) можем слушать всегда с удовольствием. Я, побегав по деревне,
   наброски делала. Этюды, которые  написала потом  по памяти, получились
   грустные и какие-то тревожные.
      А через год, в 2019-ом,   Валерий   Анатольевич  Косинец  умер.

      В марте этого 2025 года   позвонила я  Жене Косинец,  она не ответила. Я
   по телефону попросила свою сестру Ольгу её навестить, Женя  мне перезвонила.
   Она болела сильно,  двадцать один день лежала в реанимации.  «Кто сказал, что
   я сдал?»* – и  выкарабкалась, и предложила мне совместно  написать «Всё, что
   было, что давным-давно уплыло».  Если Женю  менее чем через месяц  после такой
   длительной  реанимации осенила такая идея, то как не откликнуться.
 
      С мыслью в  голове «Что мне рук не поднять?»* – взялась за ручку, точнее 
   уселась за компьютер. И как большинство людей в почтенном возрасте, мы
   углубились в воспоминания нашего прошлого,  и увидели, как зачастую
   фантастически  распоряжался нашей жизнью Его Величество Случай.

      В силу ряда обстоятельств жили мы с мужем одно время на два дома, точнее
   на два города, я в  Екатеринбурге, муж с сыном в Миассе. Как-то  пришла я с
   этюдов уставшая, на диванчик улеглась.
-         - Мама, - Максим заходит - ты почему лежишь?
-         - Устала.
   Немного погодя  муж с теми же словами зашёл. За ним опять Максим появился.
          - Когда встанешь?
          - Максим, что вы с папой ко мне привязались?
          - А мы есть хотим.
          - Так в чем дело? Папа же на кухне.
          - В том, что пока тебя не было дома, нам принесли большую живую щуку, 
   и папа  решил, что ты её захочешь  нарисовать.
      
      Господи, раз мои мужики ради искусства решили поголодать, поднялась. Сын
   опять не унимается.
          - Мама, а ты можешь натюрморт написать не по правилам?
          - Это как?
          - Сначала рыбу, а потом фон.
          - Ладно, уважу.
       И лишь я рыбу написала, они хвать её и в кастрюлю.
   Честно скажу, что вся моя живопись – сначала хобби, а потом средство   к
   существованию – состоялась благодаря мужу Виктору Пуртову.
           «Когда рисуешь – чтобы жить.
           Когда рисуешь –  чтобы драться!
           Когда не знаешь – как вершить,
           Но не готов еще сдаваться!»
   Стихи Евгении Мининой. Хороши и очень актуальны, для меня созвучны.

      Однажды летом, отправляясь на этюды в Ильменский заповедник (автобуса в
   тот злополучный день почему-то не было),  решила я добраться до цели
   назначения пешком вдоль озера. Погода отменная, места красивые, раза четыре
   останавливалась, чтобы искупаться и порисовать. Часа через три пришла. На
   красивом мысу написала два неплохих этюда и, накупавшись вдоволь, отправилась
   на остановку.

      Автобусы вечером уже пошли. И вот тут-то я обнаружила, что ключей от
   Свердловской квартиры (Екатеринбург тогда еще Свердловском назывался) нет.
   Краски есть, кисти есть, этюды на месте, а ключей нет. В полном смятении,
   переступив порог квартиры, стала убеждать своих мужчин поехать завтра со мной
   на озеро искать ключи. Выслушав мое повествование, как я провела субботний
   день, вытряхивая из сумки не один раз все рисовальные принадлежности, смотрели
   на меня как на идиотку.

      Разумеется, на следующий день они не шелохнулись. С точки зрения здравого
   смысла, найти ключи на расстоянии в два-три км  шансов не было никаких. Но тем
   не менее, я поехала, решив начать поиски с конца, очень уж не хотелось
   проделывать весь вчерашний маршрут вдоль озера пешком.

      Ориентировалась я по своим этюдам. Вот вроде бы на этой поляне берёзы
   писала, через которые озеро виднеется.  Достала этюд, нет, немного ракурс не
   тот. Переместилась на пару метров по высокой, но слегка примятой траве,
   присела – на траве ключи мои лежат. Писать этюды в тот день не стала.

      Надо было видеть потрясенных мужа и сына, когда они молча уставились не на
   меня, а на ключи в моих руках.
            
      Что это?  Его величество  случай в действии или сверху было явлено ?