Город на холме. 15

15. Как мы снова поехали в Бассано. Говорит Руджери Нери

Когда Маджорана ди Никьяра узнал о том, что наш синьор вернул его стада, то по окончании конфликта с графом Альдобрандески он сразу заплатил обещанное, причем передал деньги лично синьору Джованни в руки. Тот, не долго думая, оставил половину себе, а половину вручил городскому совету. Когда приор указал ему на недопустимость подобного присваивания денег, синьор ответил, что, во-первых, он честно забрал свою часть за спасение чести города, а, во-вторых, вовсе не собирается класть их себе в карман. Он намерен заключить договор и отправиться на военную службу, так как чувствует свою ответственность за состояние обороны Кастель-дель-Пьяно.

-Вы сами сказали, что ворота Сан-Феличе рушатся, а мост через реку падает, - напомнил он заседателям. -  Ворота я беру на себя, а с мостом вам придётся справляться самим.
-Постойте-постойте, - вмешался Пьетро Вази. – Но городской совет не давал согласия на отъезд синьора и даже не обсуждал такого вопроса. А если синьор попадёт в плен? У простых граждан нет лишних денег на его выкуп!
-Пьетро, - съязвил Марко Вампа, - все очень тронуты тем, что ты подумал о простых людях. Ты просто продашь один из своих шести до-мов и тем самым поможешь беднякам.

Все обратили внимание на то, что синьора сидела на заседании совета молча и не сделала синьору ни единого замечания. Исходя из этого у членов городского совета возникла и чем далее, тем больше крепла мысль, что именно она-то его и подвигла на эти препирательства. Все знали, что после того, как синьор Джованни встал на ноги, у него появилась привычка сидеть с ней вечерами возле камина и разговаривать. Поскольку сидели они далеко от двери напротив друг друга, то никто не мог их подслушать. Иногда их беседы затягивались за полночь, так что горожане, которых мучала бессонница, могли видеть слабый свет в высоко расположенном окне комнаты с камином. Те, кто ненавидел их всем сердцем, говорили: «Опять старая паучиха ткёт сеть со своим паучонком».

Разговоры синьора Джованни об отъезде из города вызвали толки и пересуды во всех домах Кастель-дель-Пьяно. Одни считали, что не следует его никуда пускать, а то случись что, нужно будет снова где-то искать синьора. Другие полагали, что, напротив, нужно дать ему делать, что хочет, а в городе совет и без него разберётся, как управлять делами. Пьетро Вази мутил воду и подстрекал поднять вопрос, нужен ли городу синьор, который не считается с городским советом. Некоторые даже стали к нему прислушиваться, но тут над городом сгустилась ещё одна беда.

Собственно, сгустилась она ещё в конце весны, 8 мая, когда Франческо Орделаффи, синьор Форли, Малатеста де Малатести, синьор Римини, и другие синьоры Романьи встретились в Пизе с императором, и с его согласия принесли клятву в том, что не желают никакой власти, кроме власти империи. Поскольку все их города находились на церковных землях и принадлежали Святому Престолу, которому они отказались подчиняться, папа, как только в Авиньон дошли слухи об этом, тут же созвал совет. На совете было решено послать в Италию армию против мятежников из Романьи во главе с кардиналом Эгидием Альборносом, епископом Сабинским. В июне Малатеста де Малатести из Римини  склонил голову перед кардиналом и выразил покорность папе, в июле ему подчинились графы Монтефельтро из Урбино, в сентябре – Джентиле де Мольяно, синьор Фермо. Папская армия приближалась.

Городской совет был страшно взволнован. С одной стороны, все благословляли небеса, что наше посольство встретилось с императором раньше, чем синьоры Романьи, да ещё и в небольшом Бассано, а не в крупной Пизе. Это давало надежду, что наш грех как-нибудь скроется в тени более крупного отступничества. С другой стороны, наш городской совет так и не отослал ценз за викариат папе и не умолял его утвердить нашего синьора, так что он официально оставался никем. Следовало каким-то образом смягчить гнев папы, но никто не знал как. Впрочем, в муках сомнений были не только мы, но и многие окрестные города и синьоры. Для того, чтобы выработать общую линию, синьор Бассано пригласил всех влиятельных синьоров съехаться в его город.

Будь синьор болен, городской совет послал бы посольство из своих представителей. По такой уважительной причине синьор Бассано как-нибудь перенёс бы присутствие наших городских заседателей. Однако синьор был вполне на своих ногах, так что, несомненно, ехать должен был он. Однако, для поддержания чести нашего города, с ним должна была ехать какая-никакая свита. В конце концов поехали я, пять членов городского совета, из них двое главы городских цехов и трое грандов. Некоторые взяли своих молодых сыновей для того, чтобы они своей молодостью и дорогой одеждой поднимали престиж посольства нашего города.

Перед отъездом синьора вызвала меня к себе. Синьор стоял у окна спиной к нам. Внезапно он развернулся и резко вышел. Она же, приказав мне закрыть дверь поплотнее, велела подойти ближе и сказала:
-Руджери Нери, из всех людей, что служат синьору, ты самый благоразумный и надёжный, поэтому я и даю тебе это поручение. Запомни, где бы вы не ночевали, ты один должен оставаться с синьором на ночь в комнате. Любым способом ты должен сделать так, чтобы никто никогда не находился в это время с вами. Ты не должен смыкать глаз ни на минуту, пока не убедишься, что он заснул.

-Я понял, синьора, - ответил я еле слышно, горячо желая, чтобы на этом моя задача и закончилась.
-Это ещё не всё, - продолжила она, глядя на меня в упор. - Подойди ближе, чтобы я могла говорить ещё тише.
Я подошёл, и тогда она, глядя на меня снизу вверх, произнесла одними губами:
-Запомни, Руджери Нери, что когда синьор будет засыпать, ты должен сидеть рядом и следить за ним и за тем, чтобы в комнате всегда горела и никогда не угасала свеча. Как только ты увидишь, что синьор начинает ворочаться, и услышишь хоть какие-нибудь звуки, ты должен будешь подойти к нему и постараться разбудить его так тихо, чтобы за дверью никто не услышал ни звука.
Мне стало жутко. Она же, видя мои колебания, железной хваткой схватила меня за руку выше запястья и зашептала ещё тише:
-Я позволяю тебе удерживать его за руки и за плечи, чтобы он не мог вырваться из твоих рук. Ты даже можешь прикрыть ладонью его рот, но так, чтобы он не задохнулся. Нужно будет тихо звать его по имени. Иногда даже достаточно дунуть ему в лицо. Если ты всё сделаешь вовремя, он проснётся без лишнего шума. Второй раз он заснёт очень быстро. Когда ты увидишь, что это произошло, то можешь тоже идти спать. До утра он больше тебя не потревожит. Если ты не справишься и об этом узнает кто-то ещё…
«Я тебя уничтожу», - мысленно закончил я, и только в конце фразы понял, что беззвучно произнёс это губами.
-Ты правильно понял, - сказала синьора.


На следующий день мы все выдвинулись в Бассано. На этот раз мы не спешили, а потому к ночи остановились на постоялом дворе. У меня с синьором Джованни комната была чуть поодаль от других, за углом на втором этаже. Я целый день думал о задании синьоры, и на душе у меня было тяжело. Пока все ещё заканчивали ужинать, я пошёл во двор, чтобы подышать воздухом. Прогуливаясь возле конюшни, я наткнулся на Альдо, который, чертыхаясь, выходил из дверей.
-У тебя булка есть? – спросил он меня.
-Нет, а тебе зачем?
-Да эта злобная тварь Астро развлекается: мешает мне насыпать ему овса. Только я подойду, как он начинает толкать меня под руку, скалить зубищи и фыркать, так что всё летит в разные стороны. Ясное дело, вымогает угощение. Если я ему что-нибудь не дам, он так и не позволит мне ничего доделать. А потом придёт синьор, увидит полупустую кормушку и будет меня пилить за издевательство над животным.
-Можно попробовать попросить у хозяйки недоеденный помстояльцами хлеб,  - предложил я.
-Думаешь, даст? – усомнился Альдо. – Я тут приметил, что у неё две свиньи хрюкают в закутке.
-С твоим-то обаянием? Ты же его каждый день тренируешь на всех встречных лицах женского пола, не исключая нашу кухарку, а она женщина строгая.
-Я такой! – согласился Альдо, и мы пошли к хозяйке.

По дороге он спросил:
-А ты что сегодня как в воду опущенный?
-Не спрашивай меня. Я тебе, может быть, завтра скажу.
-Ты так говоришь , Руджери, будто для тебя завтра может и не наступить.
-Это не моя тайна, но из-за неё может пострадать вся наша семья, так что ничего у меня не спрашивай.
-Ничего себе! Между прочим, я – твоя семья, я могу пострадать, а ты как всегда: отстаньте, господа, я в печали!
-Но я…
-Хватит уже ломаться как пряник! Колись! Я не собираюсь ломать своё будущее из-за чужих тайн!

Хотя мне очень хотелось разделить с кем-нибудь свою ношу, я продолжил молчать, чтобы не нарушить данное синьоре слово. Видя, что отвечать я не собираюсь, Альдо изменил своё намерение и вместо кухни потащил меня обратно в конюшню, где прижал к стенке и сказал:
-Руджери Нери, ты мне, конечно, брат, но если сейчас ты не скажешь мне, откуда всей нашей родне грозит опасность, я поставлю тебе синяк под глаз и отрекусь от тебя до конца моих дней! Время пошло: раз, два…
Приглядевшись повнимательнее к кулаку у своего носа, я пришёл к выводу, что семейные связи в данном случае важнее служебного долга и выложил ему всё как на духу. Хотя я нарушил приказ синьоры, на душе у меня разом полегчало. Лицо Альдо, напротив, омрачилось:
-Как могло так выйти, что я – самый близкий человек для синьора, а касающуюся его тайну доверили тебе?
-Синьора сказала, что я – самый надёжный и благоразумный чело-век из тех, кто ему служит, - попытался оправдаться я.
-А я,  стало быть, ненадёжный? Да я три месяца хожу за ним, как родная мать. Да кто ещё, кроме меня, мог решиться поехать с ним к графу Альдобрандески, не зная ни одного стиха из Данте?
-Альдо, но это же не я, а синьора так решила, - оправдываясь, произнёс я.

-Ладно, с тобой мы разберёмся позже, а теперь нужно подумать, что делать. В общем, я поставлю табурет в коридоре, недалеко от вашей двери, и если что-то пойдёт не так, то ты дашь мне об этом знать.
-А если кто-нибудь спросит, чего ты сидишь в коридоре?
-Ладно, там есть окно. Открою и буду смотреть. Скажу, что любуюсь на звёзды.
-Сегодня пасмурно,  - возразил я. – Звёзд может и не быть. К тому же, тебя могут попросить закрыть окно, потому что по ночам уже холодает.
-Значит, я изначально должен быть в комнате, - решительно заявил Альдо. -  Там есть какой-нибудь сундук для вещей?
-Сундук-то есть, но, боюсь, ты в него не поместишься.
-Тогда остаётся только залезть под кровать. В комнате нормально вымытые полы?
-Вроде да, хотя я под кровать не заглядывал. Только…
-Только что?
-А что, если синьор тебя там заметит? Чем мы объясним, что ты сидишь под кроватью?
-Хорошо, я не полезу. Давай ты, Руджери Нери, придумай что-нибудь.
Я подумал и признался, что не знаю, как быть.

В это время в конюшню заглянул синьор Джованни и спросил, накормил ли Альдо его коня. Брат показал на полупустую кормушку и заявил, что покормил. В это время Астро стал ржать и бить правым копытом.
-Покормил значит? – переспросил синьор Джованни. – А что это там за ведро, полное на три четверти?
-Это чьё-то ещё, -  уверенно заявил Альдо. – Я его первый раз вижу.
- Да? – переспросил синьор Джованни. – Давай проверим, наелся ли конь.
Он взял ведро и опрокинул его в кормушку. Астро, который мирно ждал, пока он закончит, тут же опустил морду и стал есть.
-Смотри-ка, конь не наелся, - сказал синьор Джованни и вопросительно поднял брови.
-Синьор, это не конь, а какая-то прорва, - ответил Альдо, глядя честным и открытым взглядом.               
-Руджери, а ты что здесь делаешь? – поинтересовался синьор.
-Альдо уговаривает меня выпросить у хозяйки для коня хлеб, который не доедят за ужином наши люди, - ответил я, стараясь сочинять недалеко от истины.
-А ты что?
-Мне как-то неудобно, но я, наверно, пойду и попробую, - сказал я и вышел из конюшни.

Наконец стемнело. Все стали готовиться ко сну. Альдо устроился у окна в коридоре недалеко от нашей двери, надеясь позже переместиться под саму дверь. Стоя, он усердно шевелил губами и загибал пальцы. Когда его спрашивали, что он делает, он отвечал, что за игру в азартные игры, сопровождавшуюся сквернословием, замковый священник приговорил его три раза в день читать в наказание «Отче наш» по пятьдесят раз.

На постоялом дворе всё затихло. Мы с синьором Джованни остались одни в комнате. Он всё ходил по ней, подходил к окну, потом сидел за столом и смотрел на свечу, но в конце концов не выдержал и, почти не раздеваясь, лёг на кровать.
-Разбуди меня сразу, как только услышишь, что я начал разговаривать во сне, - сказал он.

Я пообещал, потом стал следить за свечой и… заснул. Я проснулся от тихого бормотания, но со сна не сразу понял, что это. Потом, спохватившись, я взял свечу и подошёл к кровати. Веки синьора Джованни были плотно сомкнуты, но глаза под ними двигались, словно он переводил взгляд с предмета на предмет. Губы его шевелились. Он то ли жалобно говорил что-то, то ли с кем-то беседовал: слов было не разобрать. Пальцы рук его шевелились, перебирая покрывало. Я подтащил поближе стул и поставил на него свечу. Несколько раз я окликнул синьора Джованни, но он меня не услышал. Между тем его бормотание сделалось громче. Вдруг тело его напряглось и изогнулось, словно его ударили в грудь. Зубы его сжались, пальцы намертво вцепились в покрывало. Он стал мотать головой из стороны в сторону, словно видел что-то страшное. В горле его рождались неясные звуки, и я понял, что он сейчас закричит. Я прижал его плечи к кровати, низко наклонился и стал ещё настойчивее звать по имени. В ответ он резко повернул голову  и сильно ударил меня виском в глаз. Я вскрикнул, и Руджери за дверью услышал мой голос. Он быстро вошёл, велел мне стеречь дверь, а сам обхватил синьора Джованни за плечи так, чтобы тот не мог двигать руками. Несколько раз он встряхнул его, непрерывно говоря: «Синьор Джованни, проснитесь!» Тело нашего господина напряглось так, что Альдо с трудом удерживал его. Голова синьора Джованни откинулась, он застонал так, что у меня всё похолодело внутри, а потом резко наклонился вперёд, ударившись Альдо лбом о плечо. Внезапно глаза его открылись. Сначала синьор смотрел так, словно никого не узнавал, а потом спросил слабым голосом:
-Альдо Кавальканти, что ты здесь делаешь?
-Я спасаю брата, - невозмутимо ответил Альдо. – Вы ему только что подбили глаз. Руджери, иди и покажись.
Я подошёл. Увидев мою физиономию, синьор Джованни смутился.
 
-Да не расстраивайтесь, синьор, - развязно заявил Альдо. – Просто с самого начала вам нужно было поручить всё это мне. Руджери хорошо пишет бумаги, но он с вами не справится.
 Синьор подавленно молчал. Вид у него был виноватый и несчастный.
-Я бы всё равно узнал,  - продолжил Альдо. – Нам же с вами ещё ехать в поход. Мы же не взяли бы с собой ни синьору, ни Руджери. Так что всё сложилось даже к лучшему.
- Альдо Кавальканти, - сказал синьор Джованни слабым голосом, - отпусти уже меня. Я хочу лечь спать.
-Вот это правильно, - заявил Альдо. – Кстати, мне придётся ночевать у вас.
-Это ещё почему? – спросил я.
-Потому что уже поздно, и все наши спутники заперлись в своих комнатах и видят десятый сон. Или ты полагаешь, что я в одиночестве должен мёрзнуть в коридоре до утра?
-И где ты будешь спать? – спросил я с нехорошим предчувствием.
-Всем понятно, что я  не могу спать в одной кровати с собственным господином, а ты, как мой брат, подвинешься.