Два стихотворения

О Тихоне земля смиряет ход,
задрёмывают травы и овраги,
и птица звонко петь перестаёт,
и слово медлит вызреть на бумаге.
 
К макушке лета тянется июнь,
но шар затих, бока на солнце грея.
На одуванчик ночи белой дунь,
не то застынет время, как в музее.
 
Пусть шевельнётся, двинувшись вперёд,
гонясь за улетающим рассветом.
Земля пойдёт – и человек пойдёт
дышать июльским воздухом, согретым
желанной сенокосною порой,
где звон косы на дальних перелогах
сливается с вечернею зарёй
и ставят стог, как будто славят Бога.

Ольга Корзова, 2015.

В стропилах воздух ухает, как сыч.
Скрипит ольха у дальнего колодца.
Бегущий лес пытается настичь
бегущие поля. И удается
порой березам вырваться вперед
и вклиниться в позиции озимых
шеренгой или попросту вразброд,
особенно на склоне и в низинах.

Но озими, величия полны,
спасаясь от лесного гарнизона,
готовы превратиться в валуны,
как нимфы из побасенок Назона.

Эгей, эгей! Холмистый край, ответь,
к кому здесь лучше присоединиться?
К погоне, за которую медведь?
К бегущим, за которых медуница?
В ответ — рванье сырой галиматьи
ольшаника с водою в голенищах
да взвизгиванья чибиса — судьи
осенних состязаний среди нищих.

1965, Норенская, Иосиф Бродский.

Один размер, одна тема (в широком смысле - северный пейзаж).

Примерно одинаковые по длине (у Бродского на одно четверостишие больше).

А какое разное настроение!

Не столько за счёт отстранения: Бродский смотрит на этот северный пейзаж с высоты Овидия, он не внутри этого пейзажа, как Ольга Корзова, а вне его, над ним, словно смотрит из окна пролетающего поезда.


А потому что поэт пишет не словами, за словами - его мирочувствие. Звуки, слова могут быть одни и те же, они у всех у нас одни и те же, а мирочувствие у каждого своё.

Но выразить его словами и звуками не каждому дано.

На коллаже: чибис, медуница, ольшаник.