Нерон - глава 1 Одержимость властью

Лучше иметь не деньги, а власть над теми, у кого они есть

Сенека (младший)

Неро;н Юлий Цезарь Германик (лат. Nero Iulius Caesar Germanicus)старший сын Германика и Агриппины Старшей, старший брат императора Калигулы, старший приёмный сын императора Тиберия, женатый на его внучке, и один из возможных наследников его власти.

Нерон родился в 6 году в семье Германика и Агриппины Старшей. Его отец — сын Друза Старшего, внук Ливии Друзиллы, жены Августа, от её первого брака. По мужской линии принадлежал к патрицианскому роду Клавдиев.
Его мать — дочь Марка Випсания Агриппы, близкого друга Октавиана Августа, от Юлии Старшей, дочери Августа

ВИКИПЕДИЯ

Самым  древним  памятником  литературы, где  описана  жизнь  самого  худшего  правителя Рима  является  сборник Гая Светония Транквилла 
«Жизнь двенадцати цезарей»
Гай Светоний Транквилл — древнеримский писатель, историк, учёный-энциклопедист, личный секретарь императора Адриана, наиболее известный сборником биографий «Жизнь двенадцати цезарей» на латинском языке.

Шестая  книга  этого  произведения  так  и  называется «НЕРОН»

Автор  начинает  повествование  с  предков  самого  гениального  и  кровавого  императора  Рима

Из рода Доми­ци­ев зна­ме­ни­ты были два семей­ства: Каль­ви­нов и Аге­но­бар­бов. Аге­но­бар­бы ведут свое про­ис­хож­де­ние и про­зви­ще от Луция Доми­ция: по пре­да­нию, одна­жды по пути из дерев­ни перед ним пред­ста­ли юно­ши-близ­не­цы боже­ст­вен­но­го вида и пове­ле­ли ему воз­ве­стить сена­ту и наро­ду об одер­жан­ной победе, о кото­рой еще ниче­го не было извест­но; а в дока­за­тель­ство сво­ей боже­ст­вен­ной силы они кос­ну­лись его щек, и воло­сы на них из чер­ных ста­ли рыжи­ми, мед­но­го цве­та. Эта при­ме­та оста­лась и у его потом­ков, сре­ди кото­рых мно­гие были рыже­бо­ро­ды­ми.  Удо­сто­ен­ные семи кон­сульств, три­ум­фа, двух цен­зорств, при­чис­лен­ные к пат­ри­ци­ям, все они сохра­ня­ли преж­нее про­зви­ще. А из лич­ных имен они поль­зо­ва­лись толь­ко име­на­ми Гней и Луций, и при­том с при­ме­ча­тель­ным раз­но­об­ра­зи­ем: то несколь­ко чело­век под­ряд носи­ли одно и то же имя, то име­на чере­до­ва­лись. Так, пер­вый, вто­рой и тре­тий из Аге­но­бар­бов были Луци­я­ми, сле­дую­щие трое по поряд­ку — Гне­ями, а осталь­ные попе­ре­мен­но то Луци­я­ми, то Гне­ями. Дума­ет­ся, что со мно­ги­ми из это­го семей­ства сто­ит позна­ко­мить­ся: тогда станет яснее, что насколь­ко Нерон поте­рял доб­ро­де­те­ли сво­их пред­ков, настоль­ко же он сохра­нил их поро­ки, слов­но родо­вое наслед­ство.

Итак, начи­на­ем изда­ле­ка. Пра­пра­пра­дед Неро­на Гней Доми­ций в быт­ность свою три­бу­ном поссо­рил­ся с пон­ти­фи­ка­ми, так как те на место его отца выбра­ли не его, а кого-то дру­го­го, и за это отнял у жре­че­ских кол­ле­гий пра­во избра­ния новых чле­нов, пере­дав его наро­ду. А в быт­ность кон­су­лом он после победы над алло­бро­га­ми и арвер­на­ми про­ехал по про­вин­ции на слоне, сопро­вож­дае­мый тол­пой вои­нов, слов­но в три­ум­фаль­ном шест­вии.  Это о нем ска­зал ора­тор Лици­ний Красс, что нече­го удив­лять­ся его мед­ной боро­де, если язык у него из желе­за, а серд­це из свин­ца.

Сын его в долж­но­сти пре­то­ра потре­бо­вал от сена­та рас­сле­до­ва­ния поступ­ков Гая Цеза­ря в его кон­суль­ство, счи­тая их совер­шен­ны­ми вопре­ки зна­ме­ньям и зако­нам; а затем, в долж­но­сти кон­су­ла, он пытал­ся лишить Цеза­ря началь­ства над галль­ски­ми вой­ска­ми и был неза­кон­но назна­чен ему пре­ем­ни­ком. В самом нача­ле граж­дан­ской вой­ны он был взят в плен в Кор­фи­нии,  отпу­щен на сво­бо­ду, явил­ся на помощь к мас­си­лий­цам, тес­ни­мым оса­дой, потом вне­зап­но поки­нул их и, нако­нец, погиб в бою при Фар­са­ле. Чело­век он был сла­бый духом, но гроз­но­го нра­ва. Одна­жды в отча­ян­ном поло­же­нии, пол­ный стра­ха, он решил уме­реть, но потом в ужа­се пере­ду­мал, при­ня­тый яд изверг рвотой, а сво­его лека­ря отпу­стил на волю за то, что тот, зная сво­его хозя­и­на, пред­у­смот­ри­тель­но дал ему яд слиш­ком сла­бый. И в то же вре­мя из всех совет­ни­ков Гнея Пом­пея он один пред­ло­жил счи­тать вра­га­ми всех, кто дер­жал­ся середи­ны и ни к какой сто­роне не при­мы­кал.

Он оста­вил сына, кото­рый, бес­спор­но, был луч­ше всех в сво­ем роду. Осуж­ден­ный Педи­е­вым зако­ном за соуча­стие в убий­стве Цеза­ря, он, хоть и был неви­нен, при­мкнул к Бру­ту и Кас­сию, близ­ким сво­им род­ст­вен­ни­кам, а после их гибе­ли сохра­нил дове­рен­ный ему флот, даже уве­ли­чил его, и лишь когда его еди­но­мыш­лен­ни­ки были повсюду раз­би­ты, пере­дал кораб­ли Мар­ку Анто­нию, доб­ро­воль­но и как бы ока­зы­вая вели­кую услу­гу. Из всех, осуж­ден­ных по это­му зако­ну, он один вер­нул­ся в оте­че­ство и достиг само­го высо­ко­го поло­же­ния6. Затем, когда граж­дан­ская вой­на воз­об­но­ви­лась, он стал лега­том у того же Анто­ния, и мно­гие, сты­дясь пови­но­вать­ся Клео­пат­ре, пред­ла­га­ли ему вер­хов­ную власть; из-за вне­зап­ной болез­ни он не решил­ся ни при­нять ее, ни отверг­нуть, но пере­шел на сто­ро­ну Авгу­ста и через несколь­ко дней умер. Одна­ко даже его не мино­ва­ла дур­ная сла­ва: так, Анто­ний уве­рял, буд­то он стал пере­беж­чи­ком отто­го, что соску­чил­ся по сво­ей любов­ни­це Сер­ви­лии Наиде.

Его сыном был Доми­ций, кото­ро­го Август в заве­ща­нии назна­чил покуп­щи­ком сво­его состо­я­ния и средств, как ста­ло извест­но впо­след­ст­вии. Сла­ву он стя­жал как в моло­до­сти лов­ко­стью на скач­ках, так и позд­нее три­ум­фаль­ны­ми укра­ше­ни­я­ми, добы­ты­ми в гер­ман­ской войне. Но был он занос­чив, рас­то­чи­те­лен и жесток. Еще будучи эди­лом, он заста­вил цен­зо­ра Луция План­ка усту­пить ему доро­гу при встре­че; будучи пре­то­ром и кон­су­лом, он выво­дил на под­мост­ки в мимах рим­ских всад­ни­ков и мат­рон; трав­ли он пока­зы­вал и в цир­ке, и по всем город­ским квар­та­лам, а гла­ди­а­тор­ский бой устро­ил такой кро­ва­вый, что Август, тщет­но пре­до­сте­ре­гав­ший его неглас­но, вынуж­ден был обуздать его эдик­том.

От Анто­нии Стар­шей он имел сына, буду­ще­го Неро­но­ва отца, чело­ве­ка гнус­ней­ше­го во вся­кую пору его жиз­ни. Сопро­вож­дая по Восто­ку моло­до­го Гая Цеза­ря, он одна­жды убил сво­его воль­ноот­пу­щен­ни­ка за то, что тот не хотел пить, сколь­ко ему веле­ли, и после это­го был изгнан из ближ­ней сви­ты. Но буй­ство его не укро­ти­лось: в одном селе­нье по Аппи­е­вой доро­ге он с раз­го­ну зада­вил маль­чи­ка, нароч­но под­хлест­нув коней, а в Риме, на самом фору­ме, выбил глаз одно­му всад­ни­ку за его слиш­ком рез­кую брань.  Бес­че­стен он был до того, что не толь­ко меня­лам9 не пла­тил за покуп­ки, но и на скач­ках в долж­но­сти пре­то­ра не выда­вал воз­ни­цам наград, за что над ним изде­ва­лась даже его сест­ра; и толь­ко после того, как хозя­е­ва колес­ниц при­нес­ли жало­бу, он поста­но­вил выпла­чи­вать впредь награ­ды на месте. Обви­нял­ся он неза­дол­го до кон­чи­ны и в оскорб­ле­нии вели­че­ства, и в раз­вра­те, и в кро­во­сме­ше­нии с сест­рой сво­ей Лепидой, но сме­на пра­ви­те­лей его спас­ла; и он скон­чал­ся в Пир­гах от водян­ки, оста­вив сына Неро­на от Агрип­пи­ны, доче­ри Гер­ма­ни­ка.

Нерон родил­ся в Анции, через девять меся­цев после смер­ти Тибе­рия, в восем­на­дца­тый день до январ­ских календ, на рас­све­те, так что лучи вос­хо­дя­ще­го солн­ца кос­ну­лись его едва ль не рань­ше, чем зем­ли. Тот­час по его горо­ско­пу мно­ги­ми было сде­ла­но мно­го страш­ных дога­док; про­ро­че­ски­ми были и сло­ва отца его Доми­ция, кото­рый в ответ на поздрав­ле­ния дру­зей вос­клик­нул, что от него и Агрип­пи­ны ничто не может родить­ся, кро­ме ужа­са и горя для чело­ве­че­ства.  Дру­гой знак его буду­ще­го зло­по­лу­чия был заме­чен в день очи­ще­ния: Гай Цезарь, когда сест­ра попро­си­ла его дать мла­ден­цу имя по сво­е­му жела­нию, взгля­нул на сво­его дядю Клав­дия (кото­рый потом, уже будучи пра­ви­те­лем, и усы­но­вил Неро­на) и назвал его имя, себе на поте­ху и назло Агрип­пине, так как Клав­дий был посме­ши­щем все­го дво­ра.

Трех меся­цев он поте­рял отца; по заве­ща­нию он полу­чил третью часть наслед­ства, да и ту не пол­но­стью, пото­му что все иму­ще­ство забрал его сона­след­ник Гай. Потом и мать его была сосла­на, а он, в нуж­де и почти в нище­те, рос в доме сво­ей тет­ки Лепиды под над­зо­ром двух дядек, тан­цов­щи­ка и цирюль­ни­ка. Но когда Клав­дий при­нял власть, ему не толь­ко было воз­вра­ще­но отцов­ское иму­ще­ство, но и добав­ле­но наслед­ство его отчи­ма Пас­си­е­на Кри­спа.  А бла­го­да­ря вли­я­нию и могу­ще­ству мате­ри, воз­вра­щен­ной из ссыл­ки и вос­ста­нов­лен­ной в пра­вах, он достиг тако­го поло­же­ния, что ходил даже слух, буд­то Мес­са­ли­на, жена Клав­дия, видя в нем сопер­ни­ка Бри­та­ни­ку под­сы­ла­ла убийц заду­шить его во вре­мя полу­ден­но­го сна. Добав­ля­ли к этой выдум­ке, буд­то бы с его подуш­ки навстре­чу им бро­сил­ся змей, и они в ужа­се убе­жа­ли. Воз­ник­ла такая выдум­ка отто­го, что на его ложе у изго­ло­вья была най­де­на сбро­шен­ная зме­и­ная кожа; кожу эту, по жела­нию Агрип­пи­ны, впра­ви­ли в золо­тое запястье, и он дол­го носил его на пра­вой руке, но потом сбро­сил, чтобы не томить­ся вос­по­ми­на­нья­ми о мате­ри, и тщет­но искал его вновь в дни сво­их послед­них бед­ст­вий.

Еще в дет­стве, не достиг­нув даже отро­че­ско­го воз­рас­та, высту­пал он в цир­ке на Тро­ян­ских играх, мно­го раз и с боль­шим успе­хом. На один­на­дца­том году он был усы­нов­лен Клав­ди­ем и отдан на вос­пи­та­ние Аннею Сене­ке, тогда уже сена­то­ру. Гово­рят, что на сле­дую­щую ночь Сене­ка видел во сне, буд­то вос­пи­ты­ва­ет Гая Цеза­ря; и ско­ро Нерон, при пер­вых же поступ­ках обна­ру­жив свой жесто­кий нрав, пока­зал, что сон был вещим. Так, сво­его бра­та Бри­та­ни­ка, когда тот по при­выч­ке при­вет­ст­во­вал его Аге­но­бар­бом и после усы­нов­ле­ния, он стал обзы­вать перед лицом Клав­дия неза­кон­но­рож­ден­ным. А про­тив сво­ей тет­ки Лепиды он откры­то давал пока­за­ния в суде в уго­ду мате­ри, кото­рая ее пре­сле­до­ва­ла.
 В день совер­шен­но­ле­тия он был пред­став­лен наро­ду и обе­щал пле­бе­ям разда­чу, а вои­нам подар­ки; когда пре­то­ри­ан­цы нача­ли бег в ору­жии, он со щитом бежал впе­ре­ди, а потом в сена­те про­из­нес бла­годар­ст­вен­ную речь отцу. В то же его кон­суль­ство он гово­рил речь за жите­лей Боно­нии по-латы­ни, а за родо­с­цев и за или­о­нян по-гре­че­ски. Тогда же он впер­вые пра­вил суд в долж­но­сти город­ско­го пре­фек­та на Латин­ских празд­не­ствах, и луч­шие ора­то­ры оспа­ри­ва­ли перед ним не мни­мые и мел­кие дела, как обыч­но, а мно­го­чис­лен­ные и важ­ные, хотя Клав­дий это и запре­тил. А немно­го спу­стя он взял в жены Окта­вию и устро­ил за здо­ро­вье Клав­дия цир­ко­вые игры и трав­лю.
 Ему шел сем­на­дца­тый год, когда было объ­яв­ле­но о кон­чине Клав­дия. Он вошел к стра­же меж­ду шестью и семью часа­ми дня — весь этот день счи­тал­ся несчаст­ли­вым, и толь­ко этот час был при­знан под­хо­дя­щим для нача­ла дела. На сту­пе­нях двор­ца его при­вет­ст­во­ва­ли импе­ра­то­ром, потом на носил­ках отнес­ли в лагерь, оттуда, после крат­ко­го его обра­ще­ния к сол­да­там, — в сенат; а из сена­та он вышел уже вече­ром, осы­пан­ный бес­чис­лен­ны­ми поче­стя­ми, из кото­рых толь­ко зва­ние отца оте­че­ства он откло­нил по моло­до­сти лет.
Начал он с того, что поста­рал­ся пока­зать свои род­ст­вен­ные чув­ства. Клав­дия он почтил вели­ко­леп­ным погре­бе­ни­ем, похваль­ной речью и обо­жест­вле­ни­ем. Памя­ти отца сво­его Доми­ция он воздал вели­чай­шие поче­сти. Мате­ри он дове­рил все свои обще­ст­вен­ные и част­ные дела. В пер­вый же день прав­ле­ния он назна­чил три­бу­ну тело­хра­ни­те­лей пароль: «луч­шая мать», а потом часто появ­лял­ся с нею на ули­цах в одних носил­ках. В Анций он вывел коло­нию из отслу­жив­ших пре­то­ри­ан­цев, к кото­рым были при­со­еди­не­ны и пере­се­лен­ные из Рима стар­шие цен­ту­ри­о­ны; там же постро­ил он и доро­го сто­ив­шую гавань.

Гай Светоний Транквилл 
«Жизнь двенадцати цезарей»