Рукопись

Случайно забытая на старом комоде коробка из-под конфет, перевязанная кое-как верёвочкой. В коробке не конфеты – пожелтевшие машинописные листы на английском и рукописные альбомные странички на русском. Жильцы съехали, перебравшись в другой штат, клининговая компания еще не поработала. Бывшие жильцы – русские, уже давно американцы, дети родились здесь. Можно коробку и выбросить. Но… есть какой-то трепет перед исписанными от руки листками, хранящими часть неизвестной жизни. Вот они – заполненные старательно, мелким аккуратным почерком, с помарками, зачёркиваниями. Почерк чёткий, преподавательский. Читать легко. Интересно, на каком языке изначально написан текст, а что – перевод? Теперь этого никто не объяснит.

Теперь коробка лежит на письменном столе в другом доме. Чтение листков погружает в чужие судьбы. Сомневаться в реальности событий не приходит в голову, слишком откровенно и живо написано. Если сравнивать оба текста, они не совсем совпадают, есть некоторые отличия. Как будто английский вариант более литературный, добавлены детали, диалоги. Возможно, для американского читателя это привычней. С русским читателем можно не церемониться, как и он не церемонится с автором. Русский читатель и сам просматривает текст через строчку, пропускает большие куски, которые его могут напрягать. Он может вообще подменить авторскую историю – своей. И будет в полном праве так поступить. Для русского читателя можно не править написанное когда-то кем-то, почему-то. Можно посмотреть на несовершенную жизнь неизвестных людей, с её ошибками и утратами, пережитой и нанесённой болью без случайного посредника. В неровности стиля сохранилась естественность чувств. Пусть черновая рукопись останется единственной в своём роде.

…Стал многое забывать…

Стал многое забывать. Казалось бы, забыл – и этого больше нет. Как говорится, нет человека – нет проблемы, всё прекрасно. Но с памятью так не работает: прошлое, когда-то не передуманное, лёгшее камнем на дно, давит. Постепенно, с годами обнажается давняя вина за грубые поступки, мелкие предательства, ложь. Что-то забыл, а оно лежит в слоях подсознательного, как пуля, не извлечённая фронтовым хирургом, и однажды, попав в ток живой крови, войдёт в сердце и закончит твою жизнь. Как найти эти осколки жизненных битв, чтобы извлечь и обезвредить? Чтобы продлить свой век хотя бы на несколько лет? Возраст, увы, уже очень чувствуется возраст, уже за семьдесят. Сейчас особенно нестерпимо хочется жить, а значит, надо искать осколки и пули, извлекать их и наполнять пустоту благотворным покаянием.

Вот, допустим, совет подружки-психологини: проведи душевный апгрейд. Перетряси всё. Начни анализировать прошлое, найди тёмные места и исследуй их. Закрой спорные темы, растопчи все скелеты в своём шкафу. И дальше – наполни новым содержанием: высокими идеями гуманизма, утончёнными мыслями религиозных философий, глубинными озарениями искусства. Ну, что-нибудь совсем новое, постороннее. Это поможет запустить память, а значит, интеллект. Живой, творческий интеллект – вот необходимое условие бессмертия (чем чёрт не шутит). Что ты больше всего любил в жизни, а значит, и ранило оно сильнее всего? Начни с этого.

Забыла подружка предупредить об одном – нельзя кривить душой перед своей совестью, жалеть себя и врать, бесконечно обманывать и обманываться. Нет, такой фокус не пройдёт; только беспощадная правда, некрасивая, кособокая, смердящая. Иначе осколки останутся там, где они и лежат прочно и незыблемо. Однако… Страшно как-то увидеть свою перекорёженную тень без прикрас и уловок, без жалости к себе любимому, без милой мишуры наивности и простоты, которая хуже воровства. А другого пути нет. Жизнь идёт к финалу, нужно торопиться. Нужно всё вспомнить или найти тех, кто был свидетелем, участником, кто поможет вспомнить, наведёт внутреннее зрение на забитые тиной времени подробности. Через чуждое отражение можно увидеть своё, понять себя того – давнего.

Что же любил? На первом месте, конечно, ключевое – свою работу, яростное стремление заниматься наукой, подкреплённое немалым честолюбием. Постоянные бдения в библиотеке и лабораториях, семинары, конференции, встречи с научными светилами. Нестерпимое желание постичь больше, чем способен сейчас. И это бесконечное борение с собственной инерцией, привычным ходом общей логики, с многоголосым хором знатоков и дилетантов. Уколы зависти, разъедающее чувство соперничества, которое больше мешало, чем помогало. Тут не кривил душой, если не поспевал, не доходил быстрее других. Знал точно, что виноват только сам, нет у него сверхзрения научного гения, видящего далеко за горизонт современного знания, нет и таланта – открыть в привычном неожиданно новое и продуктивное. В этом был честен с собой: науку любил искренно, но часто безответно. Почему не достиг возможного успеха – причин много и самая очевидная – оторванность от современных изысканий учёных. Иностранные журналы приходили с годовым опозданием, опубликоваться в них – большая сложность. Хотя перед глазами был яркий пример того, кто в таких же условиях начинал и развивал новую научную школу, пренебрегая тем, что пишут в мире, в том числе о его научном поиске. Он так не мог, он так и ковылял вместе со многими искателями научных степеней. Защитил кандидатскую диссертацию – и это уже хорошо. Горько? По крайней мере, не крал чужие идеи и не водил за нос коллег.

Гораздо больше нравилось другое – работать со студентами, преподавать, вести их через сложности высшего образования. Это было его великое удовольствие, в котором он не признавался даже друзьям. Студенты факультета, с которыми он возился не только по программам обучения, но и в их простом, грубом быту, вызывали у него очень тёплые чувства, которые можно бы назвать – любовью. Он обладал талантом отца, чадолюбивого, заботливого, внимательного, вникающего в самые мелкие мелочи: что едят, кто болен, сухие ли ботинки, есть ли у девочек тёплая вода для гигиены, как складываются отношения с родителями. Он учил их в аудиториях, готовил факультетские праздники и выступления студенческих коллективов, сопровождал на сельхозработы, был воспитателем в летней университетской школе, и во многом другом он получал истинную радость общения с мальчиками и девочками. Здесь он был незаменим, его ценили, уважали. Хотя что-то подсказывало ему, что без научного авторитета достойно существовать в университете среди студентов всё же невозможно.
 
Эмиграция. Американская жизнь поставила крест на прошлом, пришлось осваивать IT-технологии, они и прокормили всю семью. Казалось бы, профессиональная судьба сложилась, будь доволен собой. Но с годами крепло ощущение нереализованности – страшное, разрушительное следствие эмиграции. Она прошлась по жизни, как катком. Двери в крупные научные центры были плотно закрыты за неимением значимых достижений и известности в научных кругах. Работа со студентами? Продержался в должности преподавателя Вермонтского университета около трёх лет и не выдержал: мешала низкая компетентность коллег, неразбериха, равнодушие к студентам и так далее. И главным образом – небольшая зарплата и постоянные аттестации на должность. Нужно было поднимать семью. Всё правильно сделал, нечего плакаться. Деятельность на ниве IT-технологий сложилась гораздо благополучнее в этой процветающей стране. Сейчас есть деньги и нет кредитов – вот что главное. Выросли собственные дети, получившие хорошее образование. Ставшие успешными профессионалами. Кажется, судьба не оставляла выбора – верным был только один единственный. А может быть, нет?

И теперь неотвратимая расплата начинает своё тёмное дело – бессонницы, бесконечно повторяющийся замкнутый круг случайных мыслей, тупая боль под сердцем. Духовная суть эмиграции – трагедия отброшенных надежд, несостоявшихся планов. Исправить ничего нельзя, нужно пережить и принять, других вариантов не остаётся.

Были, были тяжелейшие приступы тоски. О чём? Об утраченной родине, которая, как ни отказывайся от неё, всё же была. О людях, бывших ему друзьями, умными собеседниками, выручавших его в сложные моменты. О самом воздухе, дождях, запахе раннего снега, свежести городского утра? Он смог эту тоску пережить, хотя желание свести счёты с жизнью ему не казалось фантастикой. Но… его семья, большая семья. Именно ей он обязан силой терпения, преодоления. Он всё же понимал целесообразность принимаемых решений. Рушилась его старая родина, и эмиграция давала шанс всем членам его многочисленной семьи начать более стабильную и безопасную жизнь. Как единственный мужчина, он не мог поступить по-другому. И оказался прав. Поэтому личные потери не так мучили его, они окупались относительным благополучием всех родных и близких ему людей. Жертвуя своими интересами, он не разрушал чужие. Он не стал богачом, знаменитостью, хотя по отпущенным ему природой способностям мог бы этого достичь. Главное – нет чувства вины за неправедно прожитые годы.

А вот дальше, что называется, личная жизнь. Да, любил женщин, очень любил женщин. Сейчас ему казалось, что только в молодости, хотя кривил всё же душой, любил и после женитьбы, и в тридцать, и в сорок лет. И в пятьдесят. Ненавидел профессиональных проституток, их услугами никогда не пользовался, зато любил слегка испорченных, легко идущих на близкие отношения, с едва заметной трещинкой внутри, с неверной нотой, выбивающейся из общей гармонии. Да, привлекали женщины «с тяжёлой судьбой», с непростой историей. Была какая-то подпитка в этих отношениях. В сексе с ними – больше свободы, глубже эмоции, подправленные сочувствием, душевным участием. Как бонус для него – исследование психологического феномена раскрепощённости и незащищённости женщины, её всеядности. Подсознательно он иногда понимал, что это может быть женская игра, приманка. Как выразился любимый Чехов: каждое слово женщины – ложь. Но его привлекала эта детская непосредственность и наивность. Что-то было в этом его выборе одного типажа – женщины-девочки, угловатого и непосредственного подростка, распущенного и циничного одновременно, с быстрой сменой настроения, с внезапными слезами и хохотом. Обычно это были коротко стриженные блондинки, худенькие и маленькие, быстрые и ловкие, как мартышки. В чём он испытывал потребность, выбирая подобных, что искал? Ведь был высок ростом, красив, атлетического телосложения. Держался дерзко, лидировал среди своих товарищей без усилия, никто не претендовал на его место. Женщинам нравился всегда, почти наверняка. Любым женщинам. В том числе и потому, что был умён и наблюдателен. А вот те женщины, которые проходили равнодушно мимо, терзали его воображение. Он их помнил до конца дней, всегда интересовался их судьбой, выказывая неизменно сожаление, если жизнь сложилась у них не очень. Сожалел искренно.

Но это всё так, проходные моменты. Самые сложные отношения были другие. С женщиной совсем другого склада. Да, там была как раз любовь. Та самая, о которой так любят рассуждать великие писатели и мизерные писатели. Он всколыхнул угасающую кровь воспоминаниями об этой давней истории. Непривычно зашевелилось сердце. Проступили «тёмные места», прошла тень забытой боли, вины. Тут же нашёлся телефон, да он и не терялся. Все телефоны любовниц, с которыми он имел дело, хранились обязательно. Поначалу номер не отвечал – ведь прошел не один десяток лет с тех незабвенных времен. Наконец, стало понятно, что номер мёртвый. И тут возникло чувство, что именно эту женщину надо отыскать. Перерыт интернет, составлены переговоры со старыми знакомыми – результата поисков нет. Тянулись дни и месяцы, а номер не отвечал.

И вдруг короткое письмо: «Ты жив? Всё в порядке?». Душевное ликование обоих. Да, жив и очень хочу слышать и видеть. Он вызвал новую волну чувств у женщины, которая любила его все эти годы. Сейчас между ними были тысячи километров, они могли разговаривать только по телефону. Бывшие любовники не могли наговориться, как будто прорвало тяжёлую плотину. Он вновь испытал некое подобие любовной горячки, был почти счастлив. Её голос, смех, шутки… День за днём, вечер за вечером – они перебирали воспоминания, порой плача (это она, конечно), а порой смеясь и удивляясь, осознавая ошибки и прося за них прощение. Пролетел месяц. Туго натянутые нервы стали ослабевать, напряжение как будто спадало. Постепенно реальность заявляла о себе привычным укладом жизни, который нужно было исполнять: жена и семья взрослой дочери, налаженный быт, обязанности по дому. Невольно стали возникать вопросы: куда это его потянуло, чем может закончиться? Нужно, нужно закругляться. Распутал сложные узлы, получил желаемое. Пришло время расставаться. Отправь даму на все четыре стороны.  Объясни: семья, дети, внуки, он уже старый человек. Ему запрещаются безумства молодости. Это опасно, лучше жить простыми радостями – семейным общением, интернет-дискуссиями, виртуальными друзьями, которым нравится его острый желчный ум. Его точная речь. Да, в уме и знаниях ему не откажешь. Теперь требуется интеллигентно распрощаться с женщиной. Он стал подбираться  к последнему разговору, чтобы убедительно, многословно, с немеряным количеством комплементов объяснить, что острых воспоминаний достаточно. Пора…

Мы родные, мы близкие. Мы будем просто дружить. Нас связывает нежность, взаимопонимание. Да, не сложилось когда-то. Но никто в этом не виноват, точнее каждый виноват по-своему. Я любил другую женщину, которая издевалась надо мной, я был как открытая рана. Ничего вокруг не мог чувствовать, понимать. Как одержимый. Именно в это время ты встретилась мне. Наши отношения были изначально обречены. Конечно, я причинил тебе боль, может быть, самую страшную в твоей жизни. Но и меня можно понять, согласна? Прошло шесть лет, состояние любовного помешательства отпустило, за это время ты ушла к другому, вышла замуж. И мне нужно было жениться, немалый возраст. Я был морально разрушен, нуждался в помощи. Я выбрал спокойную, благополучную женщину, абсолютно психически здоровую. Только с такой женщиной я мог жить полноценно. Мне нужна была здоровая психически женщина (это он повторил несколько раз, то есть та, которая его любила, – психически нездоровая, надо полагать). Она родила мне желанную дочь, подарила настоящее счастье в семье. Я был верен жене все сорок с лишним лет, родились ещё двое детей, жизнь прошла совершенно нормально, как во всех обычных семьях. Возможно, без особых страстей, но мы сохранили уважение друг к другу, сложились прекрасные отношения. В старости тем более не нужны никакие страсти, они мешают, портят здоровье. Самое главное – это любовь к детям, внукам, они смысл жизни, они наполняют нас нежностью. А нежность – это лучше, чем любовь, это гораздо ценнее. Даже так: нежность – это любовь, самая высшая её проба. Следовательно, гуд бай, олд гёрл.

Что испытала женщина, когда поняла, что в общении с ней больше не нуждаются? Честно говоря, она была почти уверена, к сожалению, что столь счастливая «встреча» – какой-то подвох судьбы, ловушка, обман. Так не бывает. Она пыталась разгадать тайный план своего возлюбленного и почти угадала. И постоянно ждала, когда случится тот самый «новый» удар, который уничтожит всё. Упорно гнала от себя страшные предчувствия, подавляя едкие слёзы. Но этот момент пришёл. Она молча выслушала пламенную речь любимого человека, до сих пор любимого. И ничего не ответила ему. Всё так и должно было быть, нельзя оставаться наивной и верить, что есть вечная любовь. Её нет. Она есть только у тебя, спрячь её, чтобы никто не знал.
 
Он помнил твёрдо: для того чтобы жить со спокойной совестью, нужно уничтожить скелеты. За пролетевший, как сумасшедшие грёзы, месяц эти скелеты были обнажены и названы. Память женщины и её неостывшие чувства помогли ему в этом. Совесть не сбросишь со счетов. Та самая женщина, которая любила его много лет назад, любовь которой откликнулась на его речи сегодня, очень проникновенные речи, сама сделала за него пыльную работу – она уничтожила скелеты, освободив его совесть.  Женщина, которая поверила почему-то, что ему нужна её любовь. Она была счастлива отдать её, сохранившуюся за долгие десятилетия, жертвуя своим прошлым, подменяя память – логичной ложью. Понимал ли он, что выступает в качестве палача? Представлял ли ту силу удара, который приготовился нанести? И да и нет, потому что не верил в вечную любовь, потому что считал: её любовь – это игра, привычная маска, способ манипулировать и вымогать. Справедливо было бы утверждать также, что он понимал гадость своих намерений самым краешком сознания, но думал, что не поймёт сама женщина, к которой он обратился. Ему было важно, чтобы на него опять не легла новая вина.

Любя его, женщина сделала вид, что не догадалась, зачем он расспрашивает об оргазме, любовниках, потере девственности. Она понимала его мотивы, зачем ему такие безумные подробности: чтобы иметь право – в прошлом – сравнять с другими любовницами, обычными гостьями чужих постелей, наделёнными холодной плотской страстью. Ему хотелось не уважать её за доступность, простодушие, за согласие на любые условия и этим объяснить невозможность их брака. Она стала думать: он хочет снять с себя вину за прошлые грехи в их отношениях, объяснить себе себя и оправдать своё поведение. А ведь отсутствовало главное – любовь, зато было пренебрежение и даже скрытое хамство по поводу её чувства и привязанности к нему, был аборт – по его непреклонному требованию. Тогда, давно, она действительно во всём винила себя: ведь знала, что нелюбима, но шла на всё, чтобы получить хоть каплю внимания, радости. А этого делать было нельзя. Ничего удивительного, что её презирали, доказывали, что рождение ребёнка – недопустимая вещь (что скажет его мама, друзья, подруги, коллеги в университете и т.д. и т.п.). Но память беспощадна, и он не забыл об аборте. А значит, вина по-прежнему существовала.

Да, сегодня его мучит совесть, он хочет избавиться от угрызений – думала женщина. Она берет всю вину на себя, пусть его совесть успокоится. Конечно – она была очень молода и неопытна, да, он старше её на пять лет и многое уже испытал. Но ему тяжело, значит, нужно взять эту ношу. Логика любящей женщины… Она предчувствовала: как только камень упадёт с его души – любимый исчезнет из её жизни навсегда. Теперь она будет действительно ему не нужна. И невольно женщина ждала. Хотя ей очень хотелось верить, что ещё дорога ему.

«Ты не виноват в том, что я сделала аборт. Это было моё решение. Ты здесь ни при чём. Я поняла, что ребёнок будет несчастлив, и пошла на аборт. Не бери на свою совесть лишнего». И он сразу расцвел, даже несколько времени испытывал к ней большую признательность. Видимо, это был главный мотив в его стремлении разворошить прошлое в душе женщины. Ему было важно, чтобы именно она ему об этом сказала.

Второй момент, который тоже его мучил – был ли он груб в интимных отношениях, думал ли он только о себе, волновали ли его чувства женщины, с которой был близок? Интересно, что он не запомнил эти моменты вообще! (Она шутливо прокомментировала в разговоре: значит, не зацепила совсем своими прелестями, не запомнилась как женщина, просто пустое место! Вот и доказательство нелюбви). И женщина поняла, что есть тут у него какая-то  маленькая вина или стыд за себя. Первоначальный ответ женщины испортил ему настроение (Нет, конечно, не всегда. Был оргазм и не один раз). Потом она исправилась, чувствуя его неудовлетворение: конечно, он был очень чуткий и ласковый любовник. Он не мог быть другим, потому что… он самый лучший, добрый, отзывчивый. Она кривила душой, а может быть, не кривила? Ведь любящее сердце легко прощает даже более страшные вещи. Подумаешь, какая мелочь, пусть в его памяти останется именно так. Действительно, приходит какая-то женщина и добивается у мужчины близости на том основании, что она, якобы, любит его. Как можно к такой женщине относиться по-другому? Поэтому часто была высшая степень равнодушия, отталкивающая механичность акта. Всё происходило порой в полном молчании, ни слова участия. Это доводило её до отчаяния, которое она не смела показывать. А что она ещё хотела? Какой такой ласки, нежности и др.? Она и за это была ему благодарна. Да, страшно горько, унизительно. Но благодарна. И женщина снова соврала  ему – была нежность, была ласка, была радость. Пусть ещё одна вина спадёт с его души. И он поверил в свой общий гуманизм, очень хотел поверить, он мог уже гораздо свободнее дышать в оставшейся ему жизни. Пускай, – думала женщина, – пускай, если ему так будет легче.

Интересно и то, что у него была какая-то настойчивая потребность восстановить всю логику их отношений. Почему? Зачем? Может быть, он это проделал со многими женщинами, с которыми был связан в своей долгой жизни? Это осталось для неё неизвестным. Но он дотошно выяснял все мотивы тех или иных поступков в прошлом, возвращаясь к ним еще раз и ещё раз, если не удавалось получить искомый ответ сразу. Он действовал как настоящий исследователь. Можно было бы составить список вопросов, волновавших его.

Почему полюбила, когда, как это могло случиться? Мы из разных сфер жизни, мало было возможностей пересечься. Ответ: увидела на студенческой тусовке, видела на сцене в капустниках, знала о тебе кое-что от твоих товарищей. Много ли надо для любви? В этом вопросе, кажется, он всё же не получил убедительного для себя ответа: она не назвала точно – за что любила. Значит, будет стараться еще раз на него вывести. Позже прозвучал вывод: ты придумала меня, чтобы влюбиться. Просто у тебя не было кавалеров, поэтому показалось, что я самый лёгкий путь к взаимности. Она не стала возражать, она и себе не могла объяснить, почему всё вышло именно так. Может быть, действительно любовь –  плод воображения? В это она могла бы поверить, если бы не годы жизни без него, годы размышлений. Любовь не покинула её, она, как верный часовой, стояла рядом во всех дальнейших отношениях, во всех привязанностях. А он сделал единственно возможный для себя вывод: психически болезненное состояние, нужно было обратиться к врачу, подлечиться. И всё встало бы на свои места. Как принять такое объяснение, как подогнать под него всю свою жалкую жизнь? Подлечиться от любви… Наверно, подумала она, в их американской жизни всё лечится, всё. Формула любви существует, и её можно подправить.

Ещё один вопрос. Из праздного любопытства. Почему вела себя как замороженная вобла, не смела слова сказать? Чего так боялась? Он не мог допустить, что его равнодушное, порой презрительное отношение, когда он проходил мимо дивана, на котором она тихо сидела в уголке, не способствовали душевному сближению. А заправской любовницей она никогда не была. То есть вообще никогда не была. Он чувствовал это. Он посматривал на неё с плохо скрываемым раздражением, не понимая, чего же она от него хочет? Он ей что – жених? Лишать её невинности – не его задача. Потом он понял, что невинности нет, но раздражение осталось.

Каждый раз повторялась привычная история: она садилась на диван, отвечала на случайные вопросы, видя его раздражение, всё больше сжималась и наконец решалась откланяться и уйти восвояси. Однажды он всё же привлёк к себе и разрешил остаться немного для короткого секса, который не предполагал ни нежности, ни ласки. Всё произошло довольно быстро, она даже не поняла, в чём тут секрет счастья. Поздним вечером одна брела по тёмным улицам домой, переживая всю гамму чувств, которые принесла ей эта близость. А как ты хотела? Ты знала, что он не любит, ты вынуждала его. Его же мнение по этому вопросу было очень благородным: видел, что ты неопытная, и до последнего старался сохранить твою девственность. Мне не позволяла совесть воспользоваться наивностью глупой девушки. Когда понял, что у тебя уже кто-то был до меня, покоробило. Ушло уважение. Редкая близость сохранилась.

В связи с этим ещё одна история, мучившая его. Вопрос о её девственности. Что у тебя было с известным музыкантом, который недавно скончался? Какие странные отношения вас связывали? Ему однажды одна из его уважаемых подруг сообщила, что во время гастролей музыкального коллектива женщина встретилась с солистом и осталась на три дня и три ночи в его номере в гостинице. Конечно, была близка и не только с ним, но и со всеми, кто его окружал и кто мог этого пожелать. Сплетня заканчивалась тем, что сделано ею это было для того, чтобы потерять девственность и тем самым подтолкнуть на отношения с ней. И он поверил в эту грязную историю. Казалось бы, ты же не любишь, какая разница, были три ночи и три дня в гостинице или нет? Возможно, он боялся венерических заболеваний? Но ни у него, ни у неё их не было за всё время связи. Эта ситуация поразила женщину. Ты поверил? Почему ты напрямую не спросил меня об этом? Она-то точно знала, что он никогда не стеснялся в выражениях, когда разговаривал с ней об интимных вопросах, вел себя без церемоний. И вполне мог об этом спросить.

Его ответ тоже поразил её: ты оказалась не девственницей, когда между нами произошла первая близость, у тебя кто-то был до меня. Почему же ты была не девственницей? Почему ты молчала о том, что ты давно не девственница? Его логика пугала женщину. Она не догадывалась, что мужчина, к которому она пришла просить этой близости от безысходности любви, стеснялся спросить её об этом. При его абсолютном равнодушии – зачем ему знать, как она лишилась невинности. Но он ставил вопрос ребром: когда ты её потеряла? Тебя изнасиловали? Напоили на вечеринке, а потом все гурьбой… Не было никакого изнасилования, ответила она, тем более гурьбой. Был хороший друг, была встреча перед долгим расставанием после окончания школы. Была совершенно наивная и немного неловкая близость, которая не испугала ни его, ни её. Но через несколько дней появилась сплетня, что парень склонил её к этому, заключив пари, – и такую недотрогу можно лишить невинности. Эта новость донеслась до неё очень быстро и разбила сердце. И с тех самых пор она перестала видеть в мужчинах что-то благородное, она перестала им доверять. Стала бояться. И даже когда полюбила, страх жил в её душе, мешая быть собой.

Казалось бы, обычная житейская история. Почему она мучила его? Он объяснял это тем, что как порядочный человек, старался нести ответственность за ту, которая по недоразумению приходит в его дом, чтобы предложить себя если не в качестве возлюбленной, то хотя бы в любовницы. Он не мог себе позволить воспользоваться глупостью девушки, потому что она ему всё равно была не нужна. А кто-то воспользовался. И он простить этого не мог ни незнакомому совратителю, ни ей. Женщина, чувствуя его обиду за случившееся, стремилась объяснить ему, что виновата только она, что в разных ситуациях он оставался на нравственной высоте. Для себя же она открыла, что вопрос девственности – очень болезненный и важный, возможно, для каждого мужчины. Значит, она изначально не могла претендовать на уважение и внимание с его стороны. Она второй, третий и т.д. сорт девушек, которых нельзя рассматривать как спутниц жизни. Бессмысленно спорить с древнейшими предубеждениями, надо принимать это как неоспоримый факт.

Ещё один вопрос: как же ты жила столько лет в браке, родила двоих детей, когда любила другого? А была ли любовь или ты её сочинила, чтобы выделиться из общей массы? Или ты истеричная особа, которая живёт больными фантазиями, не желая мириться с обыденностью жизни. Объяснить себе, что это такое – любовь, он не мог. В его понимании – это три-четыре года потребности в сексе, относительной духовной близости и психологического комфорта, а дальше что-то вроде дружбы, приятельства, когда можно за чашечкой кофе поговорить о том о сём. Если в этом случае складывается семья – то это прекрасная семья, где все уважают друг друга, нет обид, полная гармония. Поэтому любовь нужна только совсем молодым, на первом этапе. А дальше – спокойный выбор подходящего партнёра.  Именно так сложился его брак, и он брал его за образец. Всё остальное – не норма. Этого лучше сторониться, это путь в никуда. Отсюда несчастные дети, супружеские измены, разбитые сердца.

Надо сказать, что он не упоминал (а может быть, подзабыл), что изменял своей жене. При её железобетонном спокойствии (психическом здоровье), уверенности, что муж никуда от неё не денется, она прожила свою жизнь очень размеренно, без потрясений дожила до комфортной старости. Он же не признал в душе свои старые измены: ерунда, пустяки, даже имени не помню этих женщин. Обычная потребность свежей струи. Всё оставалось неизменным для моей семьи – это главное. Вот высший образец. Но совесть мешала, значит, его теория не работала. Нет счастливого брака, если… И тут умолкают всякие теории, не способные объяснить, а что же такое счастье и чем оно отличается от комфорта, любого – бытового, психологического и т.д.

А теперь – почему у тебя несчастный брак? Сколько у тебя было любовников? Что тебя в них привлекало? Он ставил эти вопросы неоднократно, снова и снова выводя разговор на эту тему. Это его волновало.

Дать вразумительный ответ на его вопросы она опять не смогла. У неё не было ответа. Она и сама не знала, как быть. Конечно, любовь очень мешала браку, мешала близким отношениям с мужем. Она утешала себя тем, что вот ещё немного и всё пройдёт само собой. Нужно просто потерпеть, нужно вырастить детей. А без детей никак, они главное в её жизни. Но ненужная любовь не исчезала, тихо жила в самой глубине сердца, почти неслышно. И только иногда, вдруг с огромной силой ударяла в голову, в сердце, ломая сложившиеся обстоятельства. Может быть, поэтому они с мужем не испытывали потребности друг в друге, редко радовались обычным радостям семейной жизни, не желая проводить даже малое время вместе. Всё больше и больше тяготились друг другом. Да, брак не удалось сохранить, он закончился взрослением детей и их уходом в большую жизнь. Она поняла, что больше нет необходимости притворяться, потребовала развод и получила его.

А любовники? Иногда были короткие интрижки. Но ведь прожита огромная жизнь, в которой находится место всяким ситуациям. Зачем объяснять взрослому человеку, что интимная жизнь отсутствует, а физиологические потребности сохраняются? Как объяснить, что сексуальная жизнь с нелюбимым человеком – верный путь к фригидности. Это понимает та, которая сама испытала подобное. Далеко не все относятся к близости как естественной потребности пить, есть и спать. Это порождает измены, уступки тем, кто тоже ищет отношений вне привычного круга. За долгую жизнь любовников у женщины было немного, всего четверо. Всего? Кто? Что же привлекало в этих мужчинах? «Мы близкие люди, нам нечего друг от друга скрывать, мы можем задавать самые интимные вопросы и отвечать на них». Для него это было аналитическим упражнением или маленькой слабостью сладострастия, старческим любопытством, желанием препарировать чужие эмоции, получая от них ток настоящей жизни. Для неё – искренними чувствами, живыми и острыми, как бритва.

Что привлекало в других? Сказать правду – снова вызвать раздражение, думала она. Если он не понимает, что можно любить человека, которого нет и не будет рядом, то как ему объяснить, что в другом  привлекает то, что было в возлюбленном. Она до последнего уходила от прямого ответа, отшучиваясь, постепенно понимая, что правда, её личная правда, ему не нужна. Ей стало казаться, что большое количество интимных связей в его собственной жизни нуждается в подтверждении другой судьбой, близкой и противоположной одновременно. У него было много любовниц, и часто они легко отдавались другим, и он это знал. Они не хранили ему верность. С некоторыми она была знакома лично и не понимала, что привлекает его в них. Какой же ответ будет правильным, успокоит его и подтвердит, что жизнь, которую он прожил, не уступка пошлым страстям. С его умом и проницательностью – разве может он не понимать, что простота женщины – это не её достоинство. Это не внутренняя свобода или независимость от мнения окружающих. Простота, или вульгарность, – признак грубости душевной природы, её примитивности. Не надо ждать высоких качеств от таких людей, их нет.

Женщина решилась ответить на его вопросы понятно и по возможности успокоить его страдающую совесть. Нельзя всю жизнь быть замкнутым на одном человеке и привязанности к нему, как этого требует брак. В религиозном обществе достаточно было дать святой обет верности, соблюдать который помогала вера, а для неверующих не существует духовной опоры, и человек совершает грех. Да, сказала она, я грешила, я не святая. Я не брошу камень в того, кто также изменял своему супругу. Я его понимаю, но назвать супружескую измену благом тоже не могу. Приходится принимать себя такой, какая есть. Ты со мной не согласен?

Он внимательно слушал каждое слово и не стал возражать. Но вопросы продолжались. Кто были эти люди? И тут она поняла, что в душе его кипит ревность. Ревность? Откуда, зачем? Он гнал любившую его женщину от себя всеми возможными способами, он не попросил когда-то прощения за то, что вынудил ее избавиться от будущего ребёнка, тогда он не испытывал угрызений совести. После этого она стала приходить в его дом крайне редко, когда совсем уж уставала от самой себя и когда хотела себе напомнить – смотри, смотри, как тебя здесь не любят, как ты тут никому не нужна. Помни об этом и не скули. И вот – ревность! Зачем расспрашивать о тех, кого ты не знаешь, это посторонние люди, которые живут своей жизнью и не имеют ко мне претензий. Я не могу назвать их имён. Я не скажу, где и когда мы однажды пересеклись. Не надо выпытывать конкретные сведения. Общее в них – они были моложе меня, возможно, они ещё были способны увлекаться, влюбляться и даже любить. Почему нет? А это больше всего привлекает в мужчине – его искренние чувства. Его ласка, нежность, страстность не отпугивали, можно было раствориться в объятиях, поцелуях. Этого не хватало, наверное. Он волновался, слушая её ответ, но, видимо, пока не получил желаемого. А страсть, страсть, что ты скажешь о сексуальных отношениях? Она силилась понять, какого ответа он добивается. Хорошо, наконец сказала она, в сравнении с тобой они проигрывали. Да, ты был сильнее в страсти, мог утомить своими ласками, заставить пролиться слезам. Но тебя не было у меня. Я отдавалась тем, кто желал более настойчиво, кому больше доверяла. Конечно, она говорила неправду. Его страстность часто оборачивалась болью, скрытой агрессией, подавлением. Но кому до этого есть дело, тот, кого она по-прежнему любила, верил ей, зная её душевную открытость. Может быть, думала она, именно эта страсть и привлекала в нём? Эта грубость и неразумная сила? В глубине души она чувствовала, что это скорее мешало, хотелось сказать – не спеши, успокойся, всё хорошо. Но он не услышал бы.

Я ответила на твой вопрос, спросила она. Да, я хотела найти подобного тебе. Но безуспешно. Ты один, другого нет. Прости, что возвращаюсь к своей любви. Ты ведь в неё не веришь. Именно эти слова его успокоили. Какой-то волшебный ключик повернулся в волшебном замочке, мелодично прозвенели хрустальные колокольчики. Открылись хрустальные створки сердца. И он вдруг испугался, что может её потерять. Вот она отключит телефон и больше не ответит на его звонки. Если не вернуть её – исчезнет ли гнёт совершенных ошибок?  И главное – возможно ли счастье… Отчаянно захотелось счастья, молодого, открытого всему, нерасчётливого. Тайный голос напоминал: жена, дети, внуки, различные обязательства – как с этим быть? Как будто исподволь нарастала внутренняя борьба. Он замолчал, пытаясь успокоить громко бьющееся сердце.
 
Она по-своему истолковала длительную паузу. Она поняла, что пришла пора расстаться, что часы её краткого возрождения, когда опять в полный голос на полных правах заговорило сердце, истекли. Сейчас он скажет – спасибо, ты очень помогла мне разобраться в нашем прошлом, я многое понял, осознал, немало мы совершили ошибок. Наверно, теперь будет немного легче жить и ждать конец. Она готовилась получить последний удар судьбы за свою непрошеную любовь. Он облегчил свою совесть, теперь – всё.

– Можно тебе звонить, хотя бы иногда, – его голос дрогнул.

– Конечно, можно, – она изумилась в душе.

– Я стал лучше понимать тебя, а ты? – он был напряжён.

– Да. Я поняла, сколько дров нарубила. Не удивительно, что жизнь пошла наперекосяк.

– Ты действительно меня ещё любишь?  – почти неслышно спросил он.

Она молчала. Всё-таки пришла очередь её сердцу разбиться вдребезги. Кровь бросилась в голову: ты поняла, что он просит твоей любви? Ты опять готова вступить в борьбу за неё? За его любовь? Если она до сих пор жива, если она стучится в сердце, можно ли отказаться от ещё одного, последнего, может быть, губительного, шанса?

– Ты любишь? – повторил он.

– Да… – на выдохе прошелестел её ответ.

– Я буду тебе звонить. Буду звонить хоть каждый день.

– Я буду ждать.

«Я буду ждать», – о, Господи, как же она устала ждать за эти годы. Но снова и снова будет ждать, это так. Снова будет кидаться к телефону, класть его рядом, даже принимая ванную, во время ночного сна пристраивать на своей груди. Она будет ждать. А он? Сейчас ему кажется, что он не может с ней расстаться, а завтра… будет новый день, новые заботы, семья, дети, внуки. Ведь она всё равно будет ждать.

Итак, совесть, память, покаяние? Прекрасные, прекрасные слова, заслуженно стоящие на самой вершине человеческого духа. Пройдёт несколько дней, и он спросит себя: ну что, всё в порядке? Скелеты прошлого уничтожены, от совести отскоблили тёмные пятна? Пришла пора наполнить внутренний мир новыми смыслами? Какими? Есть какие-то новые смыслы? И в ответ он не ощутит гармонию в душе, он будет опять и опять уходить в прошлое, будет искать новые ответы на старые вопросы. Почему? Потому что успокоить совесть не удастся даже любящей женщине, потому что чуда покаяния не произошло. Покаяние требует огромных жертв. Оно более или менее равно силе духа человека. Сколько ему отпущено, на столько он и способен осознать совершенные ошибки.

Он никогда не был дураком, ему хватило бы силы духа судить себя честно. Он стал понимать, что совершённое не исчезает. Оно живет независимо от всех своей жизнью. И надо ли от него избавляться? Что же тогда будет стоить наша жизнь? Она неповторима своими ошибками и заблуждениями, которые, подобно малым искрам драгоценного металла, сверкают изредка в тёмной породе жизни, если на них падает магический луч Создателя, призванного судить нас по делам нашим.


Первый самостоятельный фрагмент английского черновика

– Мне очень важно знать: ты получала удовольствие от близости со мной?

Растерянное молчание, вздох.

– Никогда и ни с кем это не обсуждала…

– Мы же с тобой договорились всё говорить откровенно, теперь уже можно сказать, столько времени прошло.

– Да, я получала удовольствие от этого. Радость.

– И оргазм испытывала?
 
– Да, испытывала, даже не один раз.

– Значит, не всегда?

– Ну ты же помнишь, как было!.. Ты мог быть не настроен, чем-то озабочен, рассержен. Поэтому не всегда тебе хотелось… – она не стала уточнять.

– Может быть, я был грубым? Невнимательным?

– Что ты, это вообще не про тебя. Ты всегда расположен к женщинам, даже к таким, как я.

– Не принижай себя. Мне только непонятно, почему я фактически не помню нашей близости. Какие-то мелочи помню, незначительные. Вот пуговичку на юбке ты расстёгивала, душ принимала, когда я встретил тебя в автобусе, ты ехала замёрзшая с сельхозработ. Мелочи какие-то. А главное – не помню.

– Наверно, совсем была никакая, раз не запомнилась. Вот что значит – не любить.

– Ведь ты тоже ничего конкретного не рассказываешь. Как-то в общем.

– Ты не прав – я помню. Просто у меня всё перемешалось, я последовательность забыла. Вот руки твои помню, тёплые, нежные. Когда ты обнимал меня, такое чувство радости – сердце выпрыгивало. Точнее сказать – не радость. Отрада такая душевная. Как будто с груди снимают постепенно тяжёлый груз, такая лёгкость вдруг наступает. И запах твой, понимаешь, запах, который входил в моё тело, он навсегда в память врезался, я его ни с чем не спутаю. Я так пахла ещё дня два-три после. Сердце веселило! Слова ласковые, правда, ты никогда не говорил, наверно, не хотел обнадёживать. Всего два раза у тебя сорвалось с языка. Мне кажется, ты сразу пожалел, что обронил – «Натуся».

– Да, действительно, помню. Так мою сестричку зовут.


Второй фрагмент самостоятельный английского черновика

– Посмотри – выслала тебе старые фотографии. Это я именно в то время. Может быть, помогут тебе вспомнить, что между нами было?

– Да, красавица! Такая нежная, тоненькая. Глаза грустные. Очень молоденькая.

– Ну как, пятый курс, тогда считалось – взрослая. Конечно, совсем неопытная. Ничего толком не понимала, не знала. Сексуального опыта почти ноль.

– Между тем девушкой ты не была. Что, кстати, меня очень удивило, на тебя непохоже. Как же ты с такой подготовкой – и к мужчине в постель? Хотя бы предохраняться научилась бы.

– Прости, я, конечно, старалась следовать календарю, но не всегда получалось. Пришла в гости, думала, что отношений не будет. В предыдущую встречу одни претензии потоком: там я не такая и тут я не такая. А в этот раз вдруг – давай, я соскучился. Не было сил отказать, боялась потерять хотя бы тоненькую связь.

– Если бы ты предупредила, я легко бы отказался.

– А мне потом дома с тоски помирать. Тяжело.

– Нет, ты не думай, я вину с себя не снимаю. Я навсегда виноват перед тобой. Перед ребёнком, которого нет.
 
– Моей вины больше. Я не нужна была тебе и навязывать отношения не имела права. Вот и вышло, что забеременела. А когда поняла это, стало так страшно. Я наперёд знала, что ты не примешь ни в коем случае. Страшно, страшно... Всё же нужно было об этом сказать, я не могла принять решение сама. Не могла. Мне так ребёнка жалко было.

– Когда ты позвонила и сказала, что есть важный разговор, я сразу понял, о чём. В квартиру зашла и с порога – будет ребёнок. Я, конечно, готовился к худшему, но надеялся, что пронесёт.

– Твой первый вопрос – зачем ты мне это сообщаешь? Если хочешь рожать, иди рожай, только мне об этом говорить не надо.

– Я так и сказал??

– Так и сказал. Я подумала, что ты во мне расчётливую даму определил. Которая любой ценой тебя привязать хочет. Унизительно. Сказал с невыносимой интонацией: делай аборт, мне ребёнок не нужен. Я повернулась и ушла.

– Прости меня, прости. На всю жизнь мне урок. Я очень виноват. Долго мучился, не знал, как же быть, потом решил: пусть будет ребёнок, пусть будет как будет. Пошел тебя искать в общежитие, а когда увидел в кровати, с перевязанными руками после капельниц, понял, что опоздал. Ты так выразилась странно – «Никаких решений уже не надо».


Третий фрагмент самостоятельный английского черновика

– Почему ты с мужем развелась? Столько лет вместе прожили, выросли дети. А ты раз – и всё разрываешь.
– Именно потому что дети выросли, уже меньше давление на совесть, меньше ответственность перед ними. Сохраняла брак, чтобы отец у детей был, тем более что их он очень любит. Меня, правда, не любил. То есть по-своему как-то, желательно без интимных отношений. Во мне няньку, служанку, мамочку видел. А я женщина, обычная женщина. Муж всё выстроил таким образом, что он ни за что не отвечает, зато я обязана и обязана. Поначалу пыталась его понять – почему так? А потом махнула рукой. Его эгоизм, жадность, хитрованство надоели. Научилась деньги зарабатывать. И всё. Дети выросли. Ушли из дому, мне уже за шестьдесят, а я развелась. Да. Больше никому не должна нос подтирать, постельку стелить, ботиночки мыть и так далее по списку. Пусть хотя бы в старости за собой сам ухаживает.
– А дети что говорят?
– Дети всё видели, на их глазах жизнь прошла. Они не осуждают, надеюсь.


Четвёртый фрагмент самостоятельный английского черновика.

– За всю твою жизнь у тебя не могло не быть любовников. Тем более что муж избегал. Скажи честно, были любовники? Я вовсе не стану на тебя смотреть с осуждением, понятно, что в жизни всякое бывает. Но мне хочется понять, чем они тебя привлекали. Хотелось свежей струи?

– Я любила тебя. Какие же могли быть любовники? Ты мне не веришь? Ну, хорошо. Постоянных – нет, не было. Иногда, если слишком добивались, могла уступить.

– Что значит, не было любовников, если кому-то уступала? Подолгу не задерживались? Нечем гордиться? Нет, я понял, что долгих отношений не было. А те, что были, чем запомнились?

– Послушай, трудно врать человеку, особенно если его хоть немного уважаешь. Я не могла притворяться, что люблю, а рано или поздно мужчина требовал, чтобы это было сказано. Обмануть никого нельзя. Так лучше не дожидаться. Поэтому отношения были недолгие.

– Кто они? Понятно, что я не требую имена назвать.

– Конечно, наш круг, университетские, из администрации. Неглупые, порядочные люди. Как видишь, пока никто меня ни в чём не обвинил, жёны не приходили разбираться. Стопроцентные мужчины. Это главное.

– Что это значит?

– Ну, вот как ты. Любят женщин и понимают их. Бережные.

– А возраст?

– Зачем тебе? Эти отношения были в разное время, на протяжении целой жизни. Да, они были моложе меня, но не намного.

– На сколько? Двадцатилетние парни?

Она смеётся.

– Нет, конечно. Самая большая разница восемь лет. Это много или мало? С учетом, что мне могло быть тридцать, сорок, пятьдесят.

– Женаты?

– Что ж ты меня так пытаешь? Двое были женаты, двое – нет.

– Значит, их было четверо. И как ты могла всё скрыть в таком маленьком городе? Тебя полгорода, наверное, знают.

– Во-первых, не такой уж и маленький. А потом снять квартиру на месяц – это не проблема. И никому не мешает жить. Ты не забыл, что я рассталась с тобой сорок лет назад?..


Последняя страничка убрана в коробку. Верёвочкой – аккуратно перевязать коробку и убрать на книжную полку. Пусть лежит. Может быть, через несколько лет рукопись обретёт другой смысл? Люди станут лучше и милосерднее? Или проще и бессердечнее? Может быть, откажутся от естественной любви. Научатся лечить её при помощи лекарственных порошков или вызывать её по расписанию при помощи других лекарственных порошков. Чтобы жизнь не портила.