Острова

     Сержант Василий Тетёркин вторую неделю пребывает в госпитале. Избавляется от «гражданской» болячки: будет протезировать колено, с десяток лет донимающее болезненностью. Всё тянул с операцией, а теперь, когда заканчивается контракт с военными и продлевать его он уже точно не будет, решил привести себя в порядок. С учётом, конечно, своих возрастных кондиций. Вернуться к жене если уж не совсем цветущим, то во всяком случае ещё вполне себе настоящим мужиком. Впрочем, в том, что он является таковым и без врачебного вмешательства, Василий зря сомневается. Подтверждением тому сразу три «Мужика», позвякивающие на его парадном мундире посреди прочих доказательств такого же рода. Кто не знает - в наречии бойцов с украинских полей брани это «Ордена Мужества».

     Покорёжило Василия там однажды основательно. От правого плеча до левой пятки, наискосок через всю спину – страшный безобразный шрам. Оперировали в полевых условиях. Не до жиру было – лишь бы оставить живу. Молоденькая медсестра, увидевшая эту рану, чуть в обморок не упала. Прилетело тогда прямо в блиндаж. Из пятерых в живых остался только Василий. Говорит, цыганка нагадала ему, что доживёт до 120 лет. Часто повторяет: - Мы все умрём, но только не сегодня. И ведь правда, смерть обходит его стороной. В последний раз - прямо перед нынешней госпитализацией. Обстрел… Все в укрытие – он же как сидел в это время под деревом, так и остался там. И хоть бы хны! В укрытии же два двухсотых. Причём один из них тот, что накануне выпросил для себя у него как у заговорённого шапку.

     Василий складно излагает явно не свои, но глубоко уверовавший в них истины вообще о войнах. - Сто раз сразиться и сто раз победить - это не лучшее из лучшего. Лучшее из лучшего - покорить чужую армию, не сражаясь. - Война любит победу и не любит продолжительности. Понимает коварные замыслы Запада и их украинских пособников. Переговоры с ними не приветствует. К каким-то иным своим cоображениям мог многозначительно заметить: - Не для печати! А то и загреметь можно под фанфары.
 
     - На войне жёстко и жестоко, - повторяет он. Имеет право рассуждать: два года контрактником на самом её передке. Любит рассказывать во всех подробностях, как ранило, о разном, пережитом им в зоне боёв.  При этом ожидает сопереживания собеседника. Это, заметно, очень важно для него.

     Особо вспоминает бои за острова. Рассказывает: - Они длиной по несколько километров. Мы их все сразу не брали, иначе хохлы тут же разнесли бы их к чёртям. Перебираться на них страшная морока: сильное течение, ходили по верёвке. А кругом «птички». Увидели тебя, набросились – и плывёт труп.

     - Или вот две разведки столкнулись нос к носу: - Вы кто!?, - кричат нам. – Отвечаем: - Мы из такого-то полка. - Лягай! - орут сами себе. – У нас реакция побыстрее была: они всё полегли.
   
      - С едой проблемы. Где её на острове достанешь. Если скидывали с дронов, то бывало она доставалась тому, кто оказывался проворнее: нам или противнику. Ели лягушек, змей. Змея после приготовления на газовой горелке напоминает по вкусу помесь рыбы и курицы. После таких трапез бывали проблемы сходить по большому. У отхожего места тебя могли поджидать те же «птички». Понимали, что к чему, обнаружив бумажки от подтирания.

     Василий говорит, что за эти «неудобства» неплохо платят.  Проговаривается о материальной заинтересованности в участии в боях. - А что достойно платят! – Разговоры будто счастье не в деньгах, глупость. – Я построил дом, купил машину, жена и дочка сыты и обуты. - Могу пролечить стариков-родителей. Разве это не счастье!? - В полку сразу шесть мужиков из посёлка, откуда я родом. - Ну, а если говорить о благополучии Родины, то оно, конечно, вполне может и должно стоить в том числе и моей жизни.
 
     Госпиталь показался Василию ещё одним островом, но уже благоденствия, а не физических и нравственных испытаний. Тишь и гладь и божья благодать. Ну а операция - так даже и ту, сказали, под музыку будут делать.

     Обычных больных, каковым считался теперь увольняющийся из армии Василий, выписывали из-за большого наплыва раненых не совсем доведенными до их обычных физических кондиций. Не было дня, чтобы не слышался мощный рокот двигателей вертолётов, доставлявших увечных бойцов с полей боёв.
 
     Операцию ему почему-то всё откладывали. Вызнал почему. Якобы купили или собираются купить у азиатов, - кажется, корейцев, - робота, способного оперировать колено без вмешательства врача. Начальник отделения набирал с десяток больных-добровольцев для такого эксперимента. Получалось как бы добровольно-принудительно. Остановился в том числе на кандидатуре воспротивившегося Василия. Перечить врачу может оказаться себе дороже. Этот злился на строптивого больного.
- Глядишь, напортачит что-нибудь с документами по поводу инвалидности, - беспокоился Василий. В конце концов решительно отказался. Впрочем, и с реальным врачом были поначалу сомнения. Оперировать его предстояло доктору абхазу по национальности. А тут, как назло, у абхазов какие-то шумные политико-экономические противоречия с нашими бизнесменами случились. Кто его знает, что в связи с этим могло щёлкнуть в голове у их соотечественника-доктора!? Слава богу, быстро помирились. Василий интуитивно осторожничал. Может потому и живым остался, и цыганка тут ни при чём.
 
     Лежать сутками на кровати, пусть и восхищавшей Василия своим технологичным комфортом, надоедало. Тянуло на улицу. Погоды стояли расчудесныые, а госпитальная территория поражала его после бивуачной жизни на передке своей ухоженностью и благоустроенностью. Иной она не могла и быть. Здесь периодически появлялись очень большие государственные и военные чины с коробками разнообразных наград для раненых. Но удивительное дело - посреди этой красоты было совсем не видно выздоравливающих больных. Территория была почти всегда пустынна. Создавалось впечатление будто это совсем не многолюдный госпиталь, а некий секретный объект. Негласный запрет. Не вдаваясь в детали, понял, что и таким образом тут обеспечивали безопасность. Страна-то в состоянии войны. Так что Василий занимал своё вынужденное безделье тем, что зависал в телефоне или часами болтал с соседями по отделению, где, впрочем, тоже царила тишина. Возможно, опять из соображений безопасности.
 
     Следила за её соблюдением, видимо, в том числе военная полиция. Василий как-то оказался в лифте с её начальником – майором, вызвавшим у него почтение даже одним своим внешним видом. Идеально обмундированный, облепленный массой разнообразных разноцветных нашивок он будто сошёл с рекламной картинки.
 
     Майор, улыбаясь, по-отечески пенял здоровенному краснощёкому молодому парню в госпитальной одежде за то, что тот не явился на разгрузку вертолёта с ранеными. Василий тогда не понял, в чём состояла их взаимозависимость.
 
     Вечером столкнулся с парнем за ужином. Из любопытства подсев к нему, выяснил, что тот из команды солдат альтернативной срочной службы, отказавшихся проходить её с оружием в руках. Прикомандирован к госпиталю для оказания медперсоналу всяческой помощи. Наверное, из разряда «принеси, подай, иди к чёрту не мешай!» - Мне теперь, - уныло сообщил он, - грозит отчисление из команды. Впрочем, это обстоятельство совсем не мешало ему уплетать с молодым и здоровым аппетитом далеко не солдатские и даже не совсем больничные богатые харчи. Не зря волонтёры денежки собирают.
 
     В общем-то, положа руку на сердце, Василий понимает, что ему повезло с данным медучреждением, где всё так складно настроено и продумано в интересах восстановления покалеченных бойцов.    Возможно благодаря тому, что находится оно как бы на отшибе от оживлённых мест. В недалёком от него областном центре, в таком же учреждении, по рассказам соседа Василия по отделению, будто бы «повеселее живётся». Наблюдениями тамошнего врача якобы поделился с ним знакомый знакомого эскулапа.
 
     Рассказывал, будто два инвалида - безрукий и безногий – один из них бывший разведчик, ночной водочный трафик организовали. Заказы поднимали в палаты на верёвке. По утрам в лучах утреннего солнца там и сям поблёскивала уже пустая тара и белыми снежинками под окнами казались выброшенные таблетки. Выздоравливают бойцы, скучно им. А врачам делать замечания героям как-то не по себе.
 
     Бойцу из тамошних пациентов оторвало ногу и всё хозяйство, а он даже шутит.  Другому оторвало левую голень, повредило верхнюю челюсть. Глаз вытек. Никакого тебе уныния. Беспокоится о внешности: собирается делать челюстно-лицевую операцию и пластику. Третий летает по коридорам на коляске с двумя моторами. Шутит: - Надо ставить зеркало заднего вида. А четвёртый ходит гоголем как по подиуму на протезе с пневматикой.
 
     День выписки всё равно наступил. Уехать сразу домой у Василия не получилось. Одной росписи для расставания с армией было недостаточно. Бюрократии, в том числе военной, требуется не только документооборот, но и личное присутствие виновника его возникновения. Так что пришлось ему поездить туда-сюда: в полк, что воюет на передовой, потом ещё куда-то к военным бюрократам, затем предстать перед комиссией, присваивающей инвалидность. Впрочем, бюрократы не всегда виноваты в том, что являются бюрократами, они всего лишь следуют букве закона.
   
     В противостоянии с ними была в конце концов поставлена точка. После двух лет отсутствия Василий снова вступал прочно и основательно на землю, скажем так, ещё одного, третьего острова: на землю, собственно, самой метрополии.
 
     И какое разочарование! Он не услышал повсеместным рефреном лозунг «Всё для фронта, всё для победы!». Люди для её достижения не стояли за небольшим исключением до изнеможения у станков. Они ели, пили веселились. Ехали и летели отдыхать и развлекаться в разные стороны света. Спортсмены отправлялись соревноваться во вражеские страны, не беря с собой флага, с которым он ходил в бой и победно водружал его над поверженным врагом.

     Жизнь шла довоенной чередой. Если не считать, наверное, что появился новый вид лиходейства. Случается, что обирают возвращающихся домой солдат.
   
25 августа 2025 года