Ливны 1948 год

.
МОЙ ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ

Мои родители, инженеры-гидротехники, работали в Московской экспедиции Гипроводхоза  по устройству прудов в колхозах (в рамках Сталинского плана преобразования природы), им часто приходилось переезжать из города в город, по мере завершения работ на предыдущем месте.
В город Ливны (Орловской области) семья Лофиченко приехала в 1948 году в маленький щитовой домик, из одной комнаты и небольшого входного тамбура, находившийся у самого края лежащего в развалинах  разрушенного войной города.

11 апреля 1948 года, в мой день рождения,  отец, недавно вернувшийся с Германии, вместе со мной пошёл  в ливенскую церковь. Был большой православный праздник, народу было так много, что не все поместились внутри и терпеливо ждали снаружи на большой, уже зелёной  лужайке, в ожидании, когда можно будет туда войти.
 Церковь была маленькая и без верхней её части, которую немцы сбили снарядом (может быть вместе с нашим артиллерийским наводчиком).

Уцелевший большой колокол  висел  у самой земли на прогнувшимся под его тяжестью  металлическом ломе, вделанном одним концом в церковную стену, другим опирался на остатки другой кирпичной стены. Верёвка, привязанная к колокольному языку была довольно длинной и извилисто лежала на молодой весенней травке.

Отец, видя такое обилие людей вздохнул и направился сразу внутрь церковного помещения, тесно наполненного стоящими там людьми. С первой попытки проникнуть внутрь он наткнулся на недоумённые вопросы, что не видишь? – не куда тут.
Тогда отец наклонялся к уху впереди стоящего и что-то ему сказал, тогда тот понимающе сдвигался чуть-чуть в сторону, давая нам протиснуться немного вперёд. Дальше отец опять что-то говорил следующему впереди стоящему, и опять ему давали возможность пройти вперёд,, откуда доносилась молитва священника.
В самой церквушке был полумрак, свет исходил лишь от редких свечей в руках молящих и, главным образом от иконостаса, освещённого церковными свечами, сильно пахло человеческим потом и горящим воском.

Наконец оказались в первых рядах максимально приблизившись к читавшему молитвы священнику. Выждав удобный момент, отец тихо сказал ему что-то, в ответ священник отрицательно покачал головой. Тогда отец ещё раз, но теперь уже настойчиво повторил свою просьбу, после чего батюшка, тихо сказал отцу, чтобы тот выставил своего сына вперёд.

Когда священник в конце службы обходил молящихся с чашей святой воды и веничком, персонально остановился напротив нас и, произнеся какие-то молитвенные слова, окрестил меня крёстным знаменем и обильно обрызгал святой водой.
В этой церкви я был крещён  Николаем, хотя при рождении в метрике записан  Александром.
Отец, возвратившись с Германии,  решил называть меня Николаем, в честь пропавшего без вести (в то время) его брата Николая. 

Как потом понял, протискиваясь, отец всем впереди стоящим говорил, что ему надо срочно окрестить сына, и все понимающе давали возможность им пройти вперёд. То же самое он сказал и батюшке, который ответил, что для этого существуют специальные дни, но, не знаю, что повторно сказал ему отец, но вероятно, слова были очень убедительны.

Когда шли обратно домой, отец тихо запел: «Миром господу помолимся ..»  Он вырос  под Новочеркасском в большой крестьянской семье, где молитвы ещё помнили.
Так по походному, почти по военному, меня окрестили, батюшка не пожалел святой воды, (из церкви вышел весь мокрый).

МАЛЬЧИШКИ

Никогда прежде я не видел такого большого количества разрушенных домов. Уже прошло достаточно времени после последних боёв с немцами, но пока были расчищены лишь проезжие части улиц, по сторонам которых возвышались развалины, состоящие их разного размера кирпичных обломков, уже поросших травой и мелкой древесной растительностью.

С двумя сверстниками, которые жили неподалёку в своих полуразрушенных домах, теперь целыми пропадал на этих развалинах в поисках чего-нибудь интересного. Для мальчишек этого возраста, ведь никаких детских игрушек тогда не было ни у кого (хотя раз видел на ливенском базаре.устроенном в чистом поле большую куклу, привезённую из Германии, которая, когда её клали горизонтально, закрывала свои глазки и произносила похожее на «ма-ма»).

Была ещё причина, почему они упорно лазали по городским развалинам, на них рос паслён (невысокое травянистое растение), который на местном мальчишеском жаргоне звался «бздникой», они ели их ягоды, когда те из зелёных превращались в чёрные и сладкие, после такой пищи язык, зубы и губы становились тёмно синими, иногда приходилось по нескольку раз навещать одни и те же развалины из-за разного времени созревания этих вкусных ягод.

Из паслёна местное население умудрялось даже варить варенье (естественно, в те годы без сахара). По отдельным признакам, мальчишки понимали, что раньше было на месте этих развалин, так по обилию разбитых стеклянных пузырьков, определяли, что тут была аптека (или больница), и т.п.
Мы целыми днями проводили на этих, заросших бурьяном городских развалинах, пытаясь найти чего-нибудь интересное для нас мальчишек. Любые найденные предметы, даже небольшие металлические трубочки становились предметом обмена, а осколки цветного стекла были особенно привлекательным «товаром», ведь через них было так интересно смотреть на солнце!

НАДЬКА ВЛАСЕВИЧ - ЭМАНСИПЭ СОВЕТСКОЙ ЭПОХИ.

В 1948 году в Ливнах (Орловской области) находилась экспедиция Гипроводхоз, в которой мои родители проектировали и строили плотины для колхозных прудов в соответствии со Сталинским планом преобразования природы.
В рабочем коллективе было две женщины, две натуральные  блондинки:
Надежда Власевич и  Людмила Лофиченко (моя мать).

Может из-за того, что Надежде  не везло  с замужеством, она критически смотрела на всё вокруг себя. Надежда была квалифицированным специалистом и несмотря на её экстравагантный  характер, мужское начальство с ней мирилось.

У Власевич было продолговатое лицо, крупные выпуклые серые глаза, нос с горбинкой и, бросающиеся в глаза,  большие красивые зубы.
Она иногда лихо приезжала в гости к Людмиле на  большом мотоцикле в  комнатку, где жило семейство Лофиченок в одном из уцелевших после войны доме.   
Мощный мотоцикл она купила на деньги, которые ей с запозданием заплатили, как и моим родителям (работавшим до этого в Молдавской экспедиции в время голода и послевоенной денежной реформы  в 1947 году).

На этом личном мотоцикле Надежда лихо носилась по колхозным полям и не зависела, как остальные инженеры от экспедиционного транспорта, для заключения договоров с колхозным руководством на проектирование на их землях водохранилищных плотин.
 Однажды летом она приехала в один колхоз, председатель колхоза задержался где-то на полях, была страшная жара  и в ожидании его в пустом кабинете Надежда разделась догола.
И вот  весь в поту в свой кабинет влетает председатель колхоза и видит перед собой голую блондинку с прекрасной фигурой и в испуге отшатнулся обратно, на что услышал от  Надежды ласковое – не стесняйтесь, заходите. Потом ей уже в платье пришлось долго его убеждать, что она именно тот инженер, который будет проектировать пруд в его колхозе.
 
Об этом трагикомичном случае  быстро узнали во всей Ливенской экспедиции Гипроводхоза, и смакуя рассказывали о ней друг другу в самых разных вариантах, часто добавляя от себя вымышленные  подробности.
Сама Надежда Власевич просто не обращала внимание на все сплетни вокруг неё, хотя приобрела звания странной женщины. Была она женщиной одинокой и будучи молодой красивой блондинкой внутренне переживала от своего одиночества.

Этому предшествовало другое уже трагическое событие.
 Некоторое время назад она, как и все сотрудники  ездила в деловые поездки  на служебной полуторке. Но однажды в открытом поле у их машины заглох мотор и Надежда одна пешком вернулась обратно на экспедиционную базу, оставив шофёра  в ожидании приезда ремонтной машины.
Когда же приехала техпомощь к сломанной полуторке, то обнаружила водителя повешенным на рулевой баранке. Эта таинственная смерть так и осталась не раскрытой. Ходили сплетни, что у неё была интимная связь с  шофёром этой машины.

Может и потому тоже, Надежда  купила мотоцикл, чтобы не ездить на злополучной полуторке с новым шофёром – несмотря на свою  экстравагантность она так же  была и немного суеверной. Она с симпатией относилась к нашей семье и лихо подъехав на железном коне, весело кричала: здравствуй Людка! Федька привет! (для матери она тоже была Надька!)
Когда родился мой братишка Вова, она упросила мою мать взять его в руки понянчить, и когда тот неожиданно описался, воскликнула: У, засранец! И быстро вернула его обратно матери.

Большинство сотрудников мужчин побаивались  её  язвительного языка, боялись её непредсказуемости во взаимоотношениях, и откровенно робели перед красиво сложенной светлокожей высокой блондинкой. 
Ещё опасались за её бескомпромиссные заявления в адрес людей, которых она невзлюбила за их непорядочность в отношениях, а кто из мужчин был без греха? 
За глаза её считали шизофреничкой и потому многие  высказывания в адрес  власти сходило ей с рук.

Забегая вперёд, в период общей работы экспедиции в Чапаевске, когда  умер Иосиф Сталин, на слова о том, что весь народ плачет от такой потери, в ответ она заявила, что в деревне народ плачет от того, что тот так долго прожил.

Она и тогда была одинокой женщиной, так и не смогла найти  достойного себе мужа. Работая в Москве, Власевич сообщила моей матери, что выходит замуж, но что то потом у них не получилось. На склоне лет она стала ярой кошатницей, и через некоторое время вместе с кошками переехала в Прибалтику.   

PS
С 1948 года происходили масштабные гидротехнические работы по всей засушливой части России, являвшимися составной частью «Сталинского плана преобразования природы» рассчитанного на многие годы вперёд. Большими темпами сажались полезащитные лесные полосы, для защиты от пыльных бурь и суховеев.

Сажали лесные полосы большой протяжённости и по берегам рек, которые, по замыслам авторов этого грандиозного плана, должны были прекратить рост овражно-балочной системы, смыв плодородного слоя с полей и заиливание устроенных на них водохранилищ.
На Гипроводхоз была возложена задача проектирование и строительство малых гидротехнических сооружений:  речных дамб и  плотин для орошения полей и водопоя скота.