А если написать роман? Часть 18, 19, 20, 21, 22

Конечно, вся эта писанина должна была начаться именно с этого места. Появление пенсии явилось тем местом, когда можно было бы хвалить мать-Россию за достаточно приятную жизнь.
Но, как говорится, запаха золотого века не видно. Сам по себе Золотой Век надо бы писать с заглавной буквы, но как?

Товарищ Ленин дал мне возможность учится и учиться! Я должен был написать эту возможность три раза! Я ведь, действительно три раза учился. Сначала в одном институте, потом в другом институте, потом в третьем! Так оно и было на самом деле!
Сначала в Педагогическом институте, потом... это уже смешно, как я полагаю.

Я, ведь, ещё закончил курсы тех военных, которые ключом Азбуки Морзе отстукивали точки - тире - точки! Потом была сдача экзаменов езды на мотоцикле. Потом на автомобиле. Потом экзамены в Художественное Училище! В Казани я настолько изумил двух наших горожан на экзаменах!
Главное, я не знал ни одного художника из времени Золотого века, но нахватал пятёрки за рисование! Как такое возможно? - удивлялись эти два мастера, которым пятёрки достались со слезами и то, не полностью?

Институт второй я сдал уже в Заводе за восемь лет работы. Все мне поставили звание
- Инженер-Конструктор второй Категории. Моё рисование не было проставлено даже через чёрточку. Главный Конструктор увидел портрет своего Секретаря и так удивился!
- Это же можно продать? - воскликнул он. Мне пришлось портрет красавице подарить.
Я тогда хорошо зарабатывал.

За эти же восемь лет работы в Заводе я ухитрился сдать экзамен в Москве на звание писателя. Вчера мне Москва сообщила, что эти последние десять лет "Стихи.ру" и "проза.ру" отмечены моими произведениями в ежедневном варианте!

К сожалению, мне перестали в августе платить пенсию сразу три Банка!
Вероятно, они вообразили, что в это тяжёлое время Российской "Спецоперации" я могу кормиться самостоятельно с помощью моих литературных произведений!

В кармане у меня остались последние пять тысяч рублей. Теперь надо их растянуть на "Спецоперацию" до конца!
Если ещё учесть, что ремонт городов и посёлков надо будет восстановить, то мне предлагается умереть с голоду. Вслух никто не сказал, но я помню, как в войну я ждал возвращение мамы из деревни, хотя бы, с картошкой! Сегодня мамы нет.

Август

Часть девятнадцатая

Конечно, я чуть сгустил краски. Случайно нашёл ещё одну тысячу рублей. Но только мелочью. Я в состоянии прожить на эту тысячу рублей и месяц. Но, вот, беда!
Вся моя квартира переполнена мусором. В основном, это бумаги. На бумагах нарисованы девушки и женщины.

Жалко, что я так и не научился продавать свои произведения.

Однако жизнь продолжается. Померял свой протез. Попилил его четырьмя напильниками. Кажется, можно жевать. Не так качественно, конечно, но попробую привыкнуть.
Жить стало тяжело. Мясо уже не покупаю. Надо бы обратиться в больницу. Но денег пока нет. Сын тоже живёт стеснённо в Казахстане.

Что же сейчас я могу описать положительное? А ничего, пока нет. Европа готовится без зазрения совести к войне с Россией! Идиоты! Ищут, кого бы послать в окопы вместо себя.
Вдруг вспомнил, что в главе раньше расхвалился, как хорошо я рисовал в Казани.

Когда я очнулся после столкновения с грузовиком, я почувствовал, что это лежу не я! Будто не может же быть, что я лежу, ничего у меня не болит! Потом два мужика несут меня к машине, усаживают меня в кабину и уговаривают пройтись, не хромая, перед врачами!
Да, Бог с ними, если не болит! Это меня тогда не беспокоило. Самое смешное, что я рисовал в августе в Художественном Училище удивительно легко! Будто я научился рисовать наотолько хорошо, что Директор Училища пытался выжать из меня причину, почему я не написал это сочинение?
А что я мог написать, если я целый год вспоминал, кто такой Максим Горький?
И кто такая старуха Изергиль?
После аварии у меня был чистейшщий мозг!

Через год я не поехал сдавать экзамены, но Директор Училища продолжал ещё три года уговаривать приехать.
Холмогоров меня пытался лишить моего таланта, с таким трудом заработанного!

Я, ведь, свой велосипед потом ремонтировал целый месяц! И полгода учился ходить, не хромая.
Почему у меня получилась такая короткая часть моего, так нгазываемого романа?
Я же с таким трудом написал и это короткое повествование, что уже рад, что и это количество удалось нащёлкать!

Честно говоря, на Холмогорова я не очень обижаюсь. Представьте себе человека, который не имел своего достаточного таланта, но пролез в художники. Уже он-то знал, с капким трудом он выползал в великие!

У меня даже появилось подозрение, что картины его дописывали гении, о которых мы никогда не узнаем! Он одну мою картину посоветовал не показывать на Выствком.
Потом и вторую. Я и плюнул добиваться чего-либо.

Сегодня мне мешают даже войти в Интернет. Все эти препятствия я воспринимаю только в одном направлении. Я не тот, кто меня массово знает. Я, ведь, прекрасно знаю, что человек всё время возвращается назад в это вечное детство, как возврашается переменный ток. Если бы мы могли рождаться от одного человека, наше электричество имело бы для нас чужеродный вариант. Но то, что мы появляемся от мужчины и женщины, говорит об одном: электричество и мы - одно целое!

Я нахожусь в другом мире, но уже ищу себе родителей, которые и есть плюс и минус! Выбрать умело не получается. Вот и Иисус Христос выбрал Марию, которая будто бы родила Бога без помощи мужчины. Но с Богом, как бы, всё понятно.

Со мной-то понятно другое: Я выбирал не богатых, но умных. И женился я на дуре, но очень вороватой бабе. Да ещё и цыганке! Если бы не она, я бы мимо моих талантов мог проскочить и даже не заметить!

А так получилось, что денег у меня всегда не было. Я и не отвлекался на покупки удовольствий, а только учился. Сказать, что я ничего не достиг, не могу. Я прекрасно рисовал, прекрасно писал стихи и прозу, прекрасно себя показал в образе инженера. Многие инженеры мне завидовали. Я рисовал портреты Кандидатов Наук. Никто из них не отказался позировать и все они были удивительно похожи на моих рисунках.

Портреты хранятся у меня. Мне это доставляет наслаждение. То, что художники говорили обо мне, что у меня фотографическтй дар, это меня радует, а не раздражает.
 
Август

Часть двадцатая

Итак, хочется порассуждать. Вот я купил словарь-трёхтомник. В магазине "Книги"
я оплатил весь трёхтомник не дорого. Тогда книги с рук продавались не так дорого.
Подхожу к прилавку, а уже солидный мужчина трясёт моими томами в руках. Я подаю чек, мягко так выдираю у покупателя мои тома и говорю: - Я уже оплатил. Видел бы кто этого мужчину! Должен щаметить, что в словаре было описание жизни товарища Сталина! Словари были для меня дорогущие! Их можно было продавать, как редчайшие книги современности!

Кто же знал, что товарищ Сталин будет так втоптан в грязь лицом, можно сказать, другом по Партии!
Хрущев никогда ничего не писал! Он прекрасно знал, как можно залететь на своих писательских трудах совсем не туда!

Но так получилось, что я стал изучать эти три тома. И вот что я обнаружил в содержании всего одних фамилий!

Как вы, товарищи читатели... простите, господа-читатели, что наши фамилии не меняются на протяжении вечных веков!

Понятно, что наша Религия сохраняет все наши истории наших жизней. И самое главное, наш словарь!
Так что до потопа всё держится на прочной основе. Но сначала немного потрёпанной историей нашей жизни начинает страдать история семейная. Потом дело доходит до Революции.
Здесь история портится окончательно. Но история нашей жизни держится прочно именно на церковной памяти! Сам словарь переписывается именно с церковных книг.

И здесь уже игра в поддавки перестаёт играть. Записи идут строго по порядку. Если человек родился и умер, то порядок уже соблюдается исключительно строгий.

Однако Революция совершила совершенно подлый поступок. До Революции был один человек, одна Родина, а после Революции он часто - гад, паразит. И очиститься не получится. Книги церковные сожжены, память о хорошем человеке умерла. Теперь надо завоёвывать новую историю, новый календарь.

А трехтомник, купленный мной после смерти Сталина, собран и утверждён с церковных книг, невзирая на эту Революцию. Так именно в этом словаре я и вычитал всю мою подноготную историю. Понятно, что в СССР было большое почтение к Психиатрической Больнице. Называть меня каким-нибудь бывшим талантом России было нельзя.
А все связи с этой Царской Россией громко объявлять стало нельзя. Вот таким человеком и стал я жить. Нет, я не из царей, не из господ. Но, сами понимаете, что я всё время среди Художников, среди уважаемых мастеров своего дела.

Тут аозникает неприятное явление. Если бы Революция была более мягкой, то многие великие были бы низвергнуты, а более низвергнутые Поднялись бы на более высокий пьедестал.
Так что, когда меня называли художники - У него фотографическая память!
Это и есть исторический момент, открывающий подлинное значение человека. Значит, если меня заставили мести мусор на улице и убирать снег зимой, то получается, что я, как Бог, вытирал и мыл ноги тем, кто был много ниже меня по жизни!

Август

Часть двадцать первая

В общем, как бы я ни выпендривался, а восемь лет, пряча к себе великое уважение,
Я старательно чистил унитаз в туалете, мыл ванну, правда, после себя. Получилось так, что мне некогда было сбегать в городскую баню. Приходилось в подвале по-тихому смыть с себя пот и мусор, в который я усердно нырял с понедельника по пятницу.
Приходилось и в субботу грести снег от крыльца Банка, да и в воскресенье! Я в Банке не только потерял выправку интеллигента, но даже стал походить на бомжа!

Но в понедельник я приходил в себя, если два выходных снег не падал с небес.
Моё место было в подвале. Там я выполнял более изящную работу. Один пейзаж, который я намазал на работе, много лет позже хотел забрать Директор Художественного Фонда. Именно Директор Художественного Фонда поставил свою подпись с надписью - Уволить!

А то, что целых четыре года Ижевск не предоставил мне рабочее место! Я тогда просто выживал! Четыре года ел манную кашу. Это была единственная пища для бомжей.

Я так и сказал тогда Директору: - Это пейзаж мне тоже очень нравится!
Жалко, что этот пейзаж так и не выставил я на выставке. Холмогоров предлагал за услугу. Он всех художников за услугу превратил в Членов Союза Художников.

Я отказался. Время такое было. Исчез Холмогоров, исчезли художники.

Я не жалею, что не рисую. Сегодня в моде писать стихи и прозу. Особенно замечаю, что у меня читают романы. Это так приятно!
народ сегодня небогатый. Замечаю, что в киосках книги московских писательниц не стремятся расхватать  душещипательные любовно-убийственные истории.

Я такие романы с двумя-тремя убийствами не пишу. У меня все живыми в эпилоге уходят.
Ну, представьте себе, что в Спецоперации писать о смерти друга или подруги можно только украинским писателям или писательницам.

Нам же можно только писать о наградах и зажечь вечный огонь. Помнить, конечно, обязательно!
В Спецоперации наши бойцы берегут друг друга. Но об этом я не пишу не потому, что это описывать не интересно. Просто это, как бы, само собой разумеется!
Иначе нельзя!

Август

Двадцать вторая часть

Вспоминаю всю Советскую жизнь. В ней было много приятного. Но была и зависть. От зависти уже никуда не деться. Сын какого-то Начальника обязательно становился Начальником. Дружить с таким другом можно было только недолго. Друг такой видел что-то у меня, например, машинку, котору3ю я вырезал из липого дерева. Друг быстро выманивал эту машинку и исчезал с этой машинкой навсегда.

К меня всегда можно было что-то выманить. Таких друзей у меня перебывало достаточно. Потом я уже и не помнил, как звали друга. Но потери таких поделок не забывались никогда. Сколько я вырезал этих деревянных игрушек! Потом я устроился на работу и эти поделки стали мне приносить зарплату. Потом я надсадил руки и перестал заниматься резьбой.
Сегодня я только пишу. Недели две назад я вынужден был прекратить поднимать гантели. К гирям я уже не прикасаюсь. Пора с этим расстаться навсегда. Я забыл, что мне уже пошёл восемьдесят шестой год. Уже полтора месяца, как я не надсажаю себя.
При этом, я и на велосипеде выехжаю в садоогород редко. Каждый год мне не нравится этот период с сентября до времени горячих батарей. В это время холодные батареи меня сильно раздражают.

Я просто мёрзну. Не помогает ни тёплая куртка, ни тёплые носки. Ожидание нагрева батарей превращается в ожидание искусственного тепла. Я в этот период между сентябрём и октябрём даже не рисовал.

Сейчас я пишу стихи и ролзу в любую температуру. Стучать по клавиатуре не возбраняется никогда! Иногда я сочувствую А. С. Пушкину, которому приходилось писать и писать. Сегодня я уже совсем не пишу ручкой. Не получается написать то, что я могу уже прочитать. Я даже разучился расписываться! Меня очень легко сегодня грабить. В Договоре я расписалсяЮ как курица лапой. Не возвращают деньги уже второй год в Банке.
Правда, Банк, лично для меня, вывесил рекламу, что этот Банк клятвенно обещает выплатить женьги вместе с процентами. Когда? Через пять лет!

Неужели я ещё смогу столько лет прожить? Хотя, в жизни моей чего только не было.
Может быть, сосредоточусь на этой великой дате?
Хотя, всего-то мне будет девяносто лет?