Нерон - глава 2 Власть и страсть
Женщина может сохранить лишь ту тайну, которой она не знает
Сенека (младший) О женщинах
Источник:
Пьер Антуа;н Грима;ль (фр. Pierre Antoine Grimal; 21 ноября 1912, Париж — 2 ноября 1996, там же) — французский историк, специалист по истории Древнего Рима.
Учился в лицее Людовика Великого. После окончания Высшей нормальной школы в 1935 году проходил стажировку во Французской школе в Риме[фр.] до 1937 года. Впоследствии преподавал латинский язык в лицее Ренна, затем — античную историю в университетах Кана (1941-1945), Бордо (1945-1952) и в Сорбонне (после реорганизации системы высшего образования Франции — в университете Париж IV; 1952-1982). Тема докторской диссертации (1944) — «Сады Рима» (фр. Les Jardins romains). Член Академии надписей и изящной словесности с 1977 года (по другим данным, с 1975 года), с 1985 года — её президент. Офицер Ордена Почётного легиона[7][8]. Трое детей Грималя стали историками, один из них — Николя Грималь[фр.], крупный египтолог.
Много внимания французский историк уделял написанию биографий крупнейших деятелей римской литературы — Цицерона, Тацита, Сенеки Младшего и других авторов. Грималь опубликовал много переводов латинских классиков — Фронтина, Петрония, Апулея, Сенеку Младшего, Плавта, Теренция, Тацита, Цицерона и других авторов — на французский язык. Занимался также переводами с древнегреческого (Лукиан и другие авторы). Перу Грималя принадлежит ряд научно-популярных работ, призванных популяризовать античную эпоху, а также несколько художественных произведений, действие которых происходит в Древнем Риме. В советской историографии работы Грималя критиковались за недостаточное внимание к социально-экономическим факторам исторического развития, за модернизацию античности и за противостояние «прогрессивным» историкам околомарксистского направления, ориентировавшимся прежде всего на социальную и экономическую историю
Но как же,описывая жизнь Сенеки -учителя НЕРОНА, не дать оценку безумному нраву правителя Римской империи
Лу;ций Анне;й Се;не;ка (лат. Lucius Annaeus S;n;ca minor), Се;не;ка Мла;дший, или просто Се;не;ка (4 до н. э., Кордуба — 65, Рим) — римский философ-стоик, поэт и государственный деятель. Воспитатель Нерона и один из крупнейших представителей стоицизма. Сын Луция (Марка) Аннея Сенеки Старшего (выдающегося ритора и историка) и Гельвии, младший брат Юния Галлиона. Автор «Нравственных писем к Луцилию», ряда философских трактатов и трагедии
И благодарный ученик отблагодарил своего наставника - наградил его правом выбора смерти
Сенека покончил жизнь самоубийством по приказу Нерона, чтобы избежать смертной казни. Несмотря на возражения мужа, жена Сенеки, Паулина, сама изъявила желание умереть вместе с ним, и потребовала, чтобы её пронзили мечом.
Сенека ответил ей:
Я указал тебе на утешения, какие может дать жизнь, но ты предпочитаешь умереть. Я не буду противиться. Умрём же вместе с одинаковым мужеством, но ты — с большею славой.
После этих слов оба вскрыли себе вены на руках. У Сенеки, который был уже стар, кровь текла очень медленно. Чтобы ускорить её истечение, он вскрыл себе вены и на ногах. Поскольку смерть всё не наступала, Сенека попросил Стация Аннея, своего друга и врача, дать ему яд. Сенека принял яд, но тот не произвёл действия. Тогда он вошёл в горячую ванну, обрызгав водой окружавших его рабов, сказал: «Это — возлияние Юпитеру Освободителю», и скончался.
https://ru.wikipedia.org/wiki/
Нерону не нужен был свидетель преступлений,в которых принимал участие император ,а подчас и сам Сенека
Стремясь к собственному благополучию,Луций Анней Сенека подавал наставнику советы по общению с женщинами и ненавидел Агриппину, которая влияла на
решения властелина Римского государства
Между тем обстановка во дворце становилась все тревожнее. Нерон, еще до своего воцарения успевший жениться на дочери Клавдия Октавии, не испытывал к супруге ни тени привязанности и вскоре увлекся отпущенницей по имени Акте. Сенека понимал, что любовный роман мог спровоцировать в душе Нерона бурный кризис и вызвать глубокие изменения всей его личности. Из осторожности он не стал противодействовать этой связи, не желая настраивать против себя молодую женщину и без нужды давить на принцепса, которому тогда едва исполнилось 18 лет. Мало того, он потихоньку помогал влюбленным, поручив своему другу Серену официальное покровительство над Акте. Но вскоре первая любовь принцепса прошла, и он завел себе новую пассию, на сей раз обратив свой взор на женщину своего круга — Поппею Сабину.
Роман с Поппеей начался, по всей видимости, в 58 году, примерно в то время, когда шел процесс по делу Свиллия. Отцом Поппеи был Т. Оллий, друг Сеяна, после опалы последнего разделивший с ним его участь. Не желая лишний раз будить дурные воспоминания, она взяла родовое имя матери. Уцелевший осколок той партии, что преследовала Германика, но была разгромлена благодаря вмешательству Антонии, Поппея видела в Агриппине дважды соперницу. Поэтому не приходится удивляться, что она всячески поощряла зарождавшуюся страсть Нерона, используя против внучки Антонии оружие, к которому столь часто прибегала и сама Агриппина. Кроме власти как таковой Поппею привлекала восхитительная возможность отомстить за свою семью, низринув последнюю представительницу проклятого клана и подчинив себе внука Германика. Агриппина все это понимала. Если прежде она скрепя сердце терпела связь сына с Акте и даже лицемерно изображала из себя сообщницу своей «невестки», надеясь перетянуть ее на свою сторону и вывести из-под влияния Сенеки, то теперь, почувствовав смятение, припомнила весь опыт прежних интриг и решилась пустить в ход маневр, столь удачно сработавший с Клавдием. Агриппина задумала соблазнить собственного сына.
Перед лицом этих драматических событий, вновь угрожавших превратить молодого принцепса (зимой 58/59 года ему, напомним, шел двадцать первый год) в игрушку собственных прихотей, Сенека не сидел сложа руки. Как и в предыдущий раз, он прибегнул к помощи Акте, поручив ей припугнуть Нерона, уже готового поддаться искушению и совершить инцест с собственной матерью. Довод, который Сенека подсказал Акте и против которого Нерон не смог бы устоять, состоял в следующем: солдаты (читай: преторианская гвардия) не станут хранить верность императору, повинному в преступном кровосмесительстве.
Действительно, Нерон начал все больше отдаляться от матери, соответственно все глубже подпадая под влияние Поппеи, методично продолжавшей плести собственную интригу. Рассказ Тацита о разговорах, которые все эти месяцы Поппея вела с Нероном, выглядит весьма правдоподобно, и, даже делая скидку на литературную условность этого пересказа, легко догадаться, что женщина, остававшаяся законной супругой Отгона, преследовала одну-единственную цель — стать женой императора. Вместе с тем Нерон понимал, что его собственная жена Октавия, не будившая в нем никаких теплых чувств, представляла, хоть, может быть, и невольно, известную «политическую» силу. По традиции, идущей от Юлиев и Клавдиев, она передавала супругу ту самую легитимность власти, какой когда-то Юлия Старшая одарила Марцелла. Прежде чем обручиться с Нероном, Октавия считалась невестой Л. Юния Силана, правнука той самой Юлии. Для своего будущего супруга она олицетворяла обещание Империи, и именно по этой причине Агриппина настояла, чтобы Клавдий порвал помолвку дочери с Силаном. Вслед за Британником Октавия сделалась в руках Агриппины инструментом шантажа. Перед Нероном, как мы видим, стояла невероятно сложная задача. Свою конечную цель он сознавал ясно: угодить Поппее и сделать ее законной супругой. Для этого приходилось жертвовать Октавией, чего никогда не позволила бы Агриппина, терявшая в ее лице свое последнее оружие. С другой стороны, у самой Октавии имелось немало сторонников из числа римских граждан. Вполне естественно, что в конце концов принцепс воспылал желанием раз и навсегда избавиться от шантажа со стороны Агриппины. Осуществив это, он затем намеревался публично скомпрометировать Октавию и уже без всякого риска добиться развода. Так все и случилось, хотя на исполнение задуманного ушло почти три года: убийство Агриппины произошло в середине марта 59 года (во время празднеств в честь Минервы), а развод с Октавией состоялся лишь в 62 году.
Древние историки, наиболее враждебно настроенные к Сенеке, с уверенностью заявляют, что именно он подбил Нерона на убийство собственной матери. Тацит приводит свою версию, гораздо менее прямолинейную и явно более соответствующую тому, что нам известно о Сенеке. Что ни говори, с позиций стоической морали довольно затруднительно оправдать убийство матери, даже если допустить, что в ее личности воплотилась угроза гражданскому миру. Между тем именно к этой аргументации вынужден был прибегнуть Сенека, когда в результате неумного поведения принцепса, выбиравшего для осуществления своих целей совершенно неподходящие методы, смерть Агриппины стала неизбежной. Маловероятно, что Сенека выступил в роли вдохновителя покушения, но не быть его соучастником он, конечно, не мог. В ночь, когда разыгралась эта драма, в Мизенах собрался закрытый совет, на котором в адрес Агриппины прозвучали обвинения в организации заговора. Она находилась в это время на своей собственной вилле, но, конечно, понимала, что происходит. Новые обстоятельства совершенно изменили содержание стоявшей перед Сенекой нравственной проблемы. И прежде ему не приходилось сомневаться, что Агриппина являет собой угрозу гражданскому согласию, однако до сих пор эта угроза носила потенциальный характер, и бороться с ней следовало с помощью дозволенных средств: опираясь на Бурра и других противников Агриппины из числа советников, отвечать интригой на интригу. Но теперь вопрос перешел в плоскость дилеммы: либо гибель женщины, известной своей беспощадностью, либо военный мятеж. Опасность мятежа существовала отнюдь не только в воображении философа, и мятеж действительно вспыхнул после смерти Нерона, в 68 году, как прежде он случился после убийства Калигулы. Страх перед солдатским бунтом довлел над всей политической жизнью Рима с тех самых пор, как Тиберий неосмотрительно выстроил казармы преторианской гвардии возле самых городских ворот.
Между тем известно, что после Сократа все философские учения, а стоицизм в особенности, считали гражданскую войну высшим злом. Гекатон посвятил изучению этого вопроса сочинение, которое стало источником трактата «О благодеяниях». Сенека пошел еше дальше и дополнил приведенный Гекатоном пример Каллистрата высказыванием Рутилия Руфа, который говорил, что предпочитает видеть свою родину скорее виновной, нежели несчастной, имея в виду, что в случае победы Суллы римляне вынуждены были бы призвать назад всех изгнанников. Суть дела состоит в том, что гражданская распря противоречит основополагающему закону человеческой природы — единству людей (conciliatio hominum). Она есть абсолютное зло, и любое другое зло, даже убийство может сделаться необходимостью перед лицом долга по сохранению мира. Уже Цицерон, следуя за Панетием, писал, что целью законов и их смыслом является стремление поддерживать нерушимость гражданского союза; тот, кто посягает на это, должен караться смертью, ссылкой, тюрьмой и лишением имущества. Да, Агриппина пока не развязала гражданскую войну, но было очевидно, что она неизбежно сделает это. Отныне она превратилась в государственную преступницу и заслуживала гибели. Сенека не считал себя вправе судить Нерона, не говорил, что, если бы не неудачное покушение, предпринятое последним против матери, вовсе не потребовалось бы делать то, что пришлось сделать, и можно было совсем другими средствами помешать Агриппине стать действительно опасной. Он нигде не подчеркивал, что решающую роль во всем этом деле сыграло влияние Поппеи и что главная ответственность в конечном счете ложилась на самого Нерона, на его невероятную слабость или, если судить со снисхождением, моральную несостоятельность перед лицом жестокого соперничества обеих женщин. В этих обстоятельствах необходимо было опередить Агриппину, даже рискуя возложить ответственность за преступление на того, кто его задумал, хотя суровой государственной необходимости в его совершении еще не было.
В книгах Сенеки, написанных уже после этого кризиса, слышны отзвуки мучивших его угрызений совести, например утверждение, что в человеческих взаимоотношениях над всеми прочими соображениями должно превалировать благоденствие родины. Более конкретное выражение тех же мыслей мы находим в критическом анализе понятия сыновней благодарности — основе того почитания, какого заслуживают отец и мать. Благодетельная роль отца и матери, учит Сенека, может быть сведена на нет, если отец или мать принесли своему ребенку вреда больше, нежели блага, которое даровали вместе с жизнью. Преступление Агриппины не снимает ответственности с Нерона, но полностью оправдывает Сенеку: убийство матери не всегда противозаконно, и его оценка зависит от конкретных обстоятельств. Чуть дальше Сенека пишет: «Благодеяние не подчиняется никаким писаным законам, оно целиком во власти моего личного суждения; я вправе сравнивать количество добрых и злых услуг, оказанных мне тем или иным человеком, и исходя из этого решать, я его должник или он мой». Кажется совершенно очевидным, что благодеяния Агриппины по отношению к Нерону — и к самому Сенеке — выглядели слишком легковесно по сравнению с той опасностью, какую в данных обстоятельствах ее жизнь представляла для государства. К тому же, если оставить в стороне тот факт, что Агриппина дала Нерону жизнь, большая часть ее «благодеяний» сыну диктовалась корыстью. И Сенека задается вопросом о том, в какой мере позволительно говорить о благодарности, когда имеешь дело с благодетелем, который больше всего озабочен собственными интересами: «Тот, кто думает лишь о себе и оказывает нам услугу только потому, что не видит иного способа оказать услугу самому себе, — такой человек кажется мне похожим на рачительного хозяина, пекущегося о прокорме для своего стада и зимой, и летом... Как сказал Клеанф, есть большая разница между благодеянием и торговой сделкой».
Но рассуждения Сенеки, основанные на «чувстве уместности» — еще одной стоической добродетели, какими бы весомыми они ни выглядели с точки зрения его совести, вряд ли могли избавить от душевной муки Нерона. Чувство жестокого раскаяния преследовало того на протяжении многих месяцев, и древние историки не отказали себе в удовольствии описать его переживания в самых драматических тонах. Отнюдь не случайно в «Письмах к Луцилию» Сенека настойчиво подчеркивает, что такая вещь, как угрызения совести, является реально существующей, мало того, она играет огромную роль во внутренней жизни человека. Ранний стоицизм расценивал угрызения совести как слабость, порожденную ложными суждениями, следовательно, неведомую мудрецу. Напротив, эпикурейцы считали угрызения совести вполне реальным чувством, но трактовали его с позиций, вызвавших решительное несогласие Сенеки. Провинившийся человек, учит Сенека, испытывает чувство глубокого беспокойства не потому, что боится разоблачения или наказания, а потому, что совершенный неблаговидный поступок сам по себе рождает в душе непреодолимое чувство вины (paenitentia). Зло — ржавчина души, дурное семя, из которого не может взрасти ничего, кроме боли, подобно тому, как из оливковой косточки всегда вырастает олива, и никогда — смоковница. В этом вопросе Сенека, вне всякого сомнения, опирался на физическое учение о добрых и злых делах, лежащее в русле ортодоксального стоицизма. Он не вносит ничего нового в это учение, но примечательно другое — он уделяет анализу этого чувства такое большое внимание, какого до него не уделял ни один представитель школы.
Не так давно появились исследования, посвященные теме «больной совести» у Сенеки — одной из излюбленных тем философа. Авторы этих работ не только справедливо указывают на эпикурейские корни, из которых берет начало проводимый Сенекой анализ (действительно, каждый раз, когда встает необходимость проиллюстрировать стоические силлогизмы, Сенека использует конкретные примеры психологического порядка), но также доказывают, что немалую роль в формировании этой концепции сыграла традиция греческих моралистов, предшественников Эпикура. Следует отметить и еще одно обстоятельство. Идея раскаяния хоть и возникает в творчестве Сенеки до кризиса 59 года, но носит здесь гораздо менее ощутимый, менее «насущный» характер, практически целиком ограничиваясь традиционной темой страданий, которыми терзается тиран. Или, скажем, в трактате «О счастливой жизни» совесть и вовсе названа источником счастья, поскольку служит выражением чувства собственной добродетели. Иное дело после 59 года. Теперь уже совесть становится источником страданий для человека, совершившего преступление. Такая трактовка появляется не только в «Письмах к Луцилию», но и в трактате «О благодеяниях». Можно с достаточной степенью достоверности предположить, что акцент на теме «больной совести» усилился не в результате ознакомления Сенеки с каким-либо новым философским источником, а в результате напряженного осмысления опыта, пережитого Нероном.
Эта гипотеза кажется нам тем более вероятной, что в том же самом трактате «О благодеяниях» автор определенно ссылается и на опыт собственного пребывания при дворе Нерона. Целая пространная глава посвящена тому, какие услуги приближенные могут оказывать принцепсу и чего последний оказывается в жизни лишен. Сенека пишет о лживости царедворцев, которые льстят, вместо того чтобы советовать, и о последствиях их лжи; о бессмысленных войнах; о нарушении согласия; о безмерном тщеславии. За каждым словом, написанным Сенекой в эти последние годы его жизни, когда со смертью Бурра пришел конец и его власти (как свидетельствуют знаменитые строки Тацита), стоят реальные факты. Бессмысленная война — это, бесспорно, возобновление военных действий в Армении, неосторожно доверенное Цезеннию Пету и завершившееся кровавым поражением. Порушенное согласие — это охлаждение Нерона к Сенеке и, что еще хуже, разрыв с Тразеей, случившийся в 63 году, как ни призывал философ принцепса не ссориться с самым влиятельным членом сенаторской партии.
Точно так же в «Письмах к Луцилию» зачастую содержатся ссылки на реальные события и происшествия, из которых Сенека извлекал уроки. Разумеется, повседневная жизнь не довлеет в них над философской мыслью, но придает ей гораздо большую, нежели в предшествующих сочинениях, основательность и остроту.
Противоречия между Нероном и Агриппиной после отравления Британника разрастались. Агриппина всё сильнее ощущала, что сын полностью выходит из-под её влияния. Все попытки вернуть былое могущество оканчивались провалом. Противоборство между ней и Сенекой за влияние на императора заканчивалось победой Сенеки. Авторитет Сенеки продолжал расти. С ним Нерон советовался по всем вопросам. Нерон настолько стал тяготиться домогательствами матери, что решил с ней расправиться физически. К такому поступку его подталкивала и новая любовница - Поппея Сабина.
Поппея Сабина происходила из древнего аристократического рода. От своей матери она унаследовала изумительную красоту. К моменту её романа с Нероном она была вторично замужем. Её муж Отон был другом Нерона. При первой же встрече с Поппеей Нерон влюбился в жену своего друга. Поппея была опытной в любви женщиной. Обнаружив чувства Нерона, она повела тонкую игру, задумав стать императрицей. Холодная, умная, расчётливая, коварная, целеустремлённая аристократка, прошедшая богатую школу в искусстве любви, с каждым днём усиливала своё влияние на Нерона. От него она прежде всего добивалась развода. Большим препятствием на этом пути была Агриппина. Без её уничтожения нечего было и мечтать о троне. И Поппея Сабина день за днём очень хитро давала понять Нерону, что Агриппина может отнять трон у своего сына. Только женщина может внушить мужчине мысль об убийстве его матери. Коварные, зверские планы Нерона вырастали как бы сами собой, Поппея как будто оставалась непричастной, к этому
Нерон стал совещаться со своими приближёнными: как же умертвить мать. Вначале остановились на яде. Но, поразмыслив, пришли к выводу, что яд применять не следует, так как совсем ещё недавно был отравлен Британник. Если и мать отравить ядом, пойдут неблагоприятные слухи. Глава мизенского флота Аникет предложил хитроумный вариант: утопить Агриппину путём организации кораблекрушения. Нерон согласился. Был подготовлен соответствующий корабль. Чтобы заманить мать на корабль, Нерон артистически разыгрывает примирение. Мать поверила словам Нерона и согласилась плыть на корабле, который ей предоставил Нерон. Однако план провалился. Во время кораблекрушения Агриппина спаслась.
Сенека подробно и с большой достоверностью рассказывает о покушении на Агриппину в исторической трагедии «Октавия»:
... Цезарь, мать обманув,
На губительном плыть её корабле
По Тирренским волнам коварно послал.
Как велит приказ, мореходы спешат Безбурный причал покинуть скорей, Весла вспенили гладь,
От берега вдаль несется корабль, Но брусья его вдруг распались, и щель Зазияла, открыв путь напору вод.
(«Октавия»311-319)
На корабле начинается паника. Люди не могут понять, почему возникло кораблекрушение, когда на море стоит полный штиль. В панике и безумии люди устремились в разные стороны в надежде найти спасение.
Тут громкий крик поднялся до звезд, И женский плач примешался к нему. Пред очами стоит ужасная смерть, Каждый сам по себе ищет, как бы спастись: Один, к доскам с разбитой кормы Нагим прильнув, рассекает волну, К берегу вплавь стремится другой, Но многих рок погружает на дно.
(«Октавия», 320-327)
Ацерония, стремясь любыми способами спастись, стала взывать о помощи, крича: «Помогите, я Агриппина, мать принцепса Нерона!» Не успела она прокричать о помощи, как к ней подбежали сторонники Аникета и забили ее насмерть баграми, веслами и другими попавшимися под руку корабельными предметами. Агриппина, бросившись в море, поплыла к берегу. Ей на помощь подплывают верные слуги. Затем ее подбирает лодка, на которой она добирается до берега.
На спасенье нет надежд у нее, Побеждает беда, - и в гневе она Восклицает: «О, сын, за великий мой дар Ты наградой такой мне платишь теперь? Этой ладьи я достойна, о да, За то, что тебя родила на свет, Что цезаря власть и имя тебе В безумье дала. Из подземных вод Поднимись, мой муж, чтобы казнью моей Насладиться вполне!
Виновата я в убийстве твоем, По моей вине и сын твой погиб, По заслугам сойду я к манам твоим, Погребенья лишусь и скроюсь навек В разъяренных волнах».
Хлещут волны в уста говорящие ей, Погружается вглубь она, но вода Вновь выносит ее; как велит испуг, Бьет руками она, выбиваясь из сил, По воде. Но живет в молчаливых сердцах И велит презирать печальную смерть Верность. Храбро плывут из последних сил, Чтобы помощь подать своей госпоже, Много слуг, и кричат, чтоб ободрить ее, Хоть руками она едва шевелит, И спешат подхватить.
(«Октавия», 331-356)
Агриппина возвращается на свою виллу. Она в страхе и гневе. Сын перешел от угроз к действиям. Агриппина решила не подавать вида, что она разгадала замысел Нерона. Поэтому Агриппина пишет Нерону письмо, в котором извещает его о своем здоровье и благодарит бога за свое спасение. Письмо отправляется с Агерином.
Нерон уже получил известие о том, что Агриппина спаслась. Тацит пишет: «Помертвев от страха, он восклицает, что, охваченная жаждой мщения, вооружив ли рабов, возбудив ли против него воинов или воззвав к сенату и народу, она вот-вот прибудет, чтобы вменить ему в вину кораблекрушение, свою рану и убийство друзей: что же тогда поможет ему, если чего-нибудь не придумают Бурр и Сенека».
Нерон приказывает срочно вызвать Сенеку и Бурра. Глубокой ночью состоялось совещание. На нем присутствуют Нерон, Сенека, Бурр, Аникет. Нерон требует совета. Все хранят молчание, так как не знают, какой оборот примут события к утру. Устоит ли Нерон? Спасать ли его? Никто не хотел говорить первым. Наконец заговорил Сенека. Он набрался решимости. Пошел на риск. Сенека взглянул на своего друга Бурра и обратился к нему с вопросом: «Можно ли отдать приказ воинам умертвить Агриппину?» Бурр ответил, что преторианцы связаны присягой верности дому цезарей и не осмелятся поднять руку на Агриппину, поэтому пусть Аникет выполняет свое обещание. Аникет не растерялся. Он предложил возложить на него осуществление задуманного злодеяния. Нерон, дав согласие, приказывает Аникету отобрать верных людей и отправить их немедленно к Агриппине с целью ее убийства. Аникет в сопровождении триерарха Геркулеса и флотского центуриона Обарита отправляется срочно на виллу Агриппины.
Тем временем Нерон, узнав о прибытии посланца Агриппины Агерина, решил возвести на мать ложное обвинение. Пока Агерин передавал послание Агриппины, Нерон подкинул меч к ногам посланца и заявил присутствующим здесь Сенеке и Бурру, что Агерин хотел его убить по приказу Агриппины. Этим самым она себя добровольно предала смерти.
Прибывшие во главе с Аникетом врываются в дом Агриппины и убивают её.
Сенека в драме, продолжая рассказ об убийстве Агриппины, пишет:
Злобствует сын, горюет, что мать
Осталась жива,
И удвоить вину нечестивец спешит, Торопит смерть родившей его, -Даже час ему отсрочки тяжел!
И посланный раб исполняет приказ: Грудь госпоже рассекает мечом. С одной лишь мольбой обратилась она К убийце слуге: чтоб в утробу вонзил Он проклятый клинок.
«Рази сюда, - сказала она, -
Здесь выношен был чудовищный зверь».
И эти слова
Со стоном ее последним слились, И скорбный дух испустила она
Из кровавых ран.
(«Октавия», 361-377)
Узнав о смерти матери, Нерон в первые минуты растерялся. «Неподвижный и погруженный в молчание, а чаще мечущийся от страха и наполовину безумный, он провел остаток ночи, ожидая, что рассвет принесет ему гибель». Далее Тацит пишет, что утром Бурр прислал своих центурионов. Они льстиво стали поздравлять принцепса с избавлением от грозившей опасности. Затем посыпались подобострастные поздравления и заверения в преданности от сенаторов, именитых людей из разных городов. Через некоторое время Нерон вместе с Сенекой выехал в Неаполь. По заданию императора Сенека пишет от имени Нерона послание к сенату, которое и было направлено в Рим.
Текст послания до нас не дошел. Есть лишь краткое изложение его содержания у Тацита. Опираясь на это изложение, попробуем более подробно реконструировать послание к сенату. Само послание предназначалось для того, чтобы убедить сенат принять те обвинения против Агриппины, которые выдвигались в послании. Сенека должен был все обвинения аргументировать. Ведь сенаторы были в правовом отношении хорошо подготовлены, поэтому текст должен быть логичным, обвинения доказательны, аргументация юридически грамотна. Задача была не из легких. Да и времени было предельно мало. Нерон торопил. Сенека писал в спешке, переживая, возмущаясь, осуждая и радуясь.
Сенека сформулировал пять пунктов обвинения против Агриппины.
Первый пункт - императору удалось раскрыть заговор, во главе которого стояла Агриппина. Потеряв совесть, стыд, материнское чувство, человеческий облик, коварная Агриппина хотела отнять у Рима и римского народа его императора - принцепса Нерона. Она давно вынашивала план убийства своего сына. В этих целях она подослала убийцу. Им был ее приближенный Агерин. Он должен был совершить убийство в момент передачи письма Нерону от Агриппины. Орудием убийства был меч, который Агерин спрятал в складках одежды. Но, к счастью, во время передачи письма меч выпал, и убийца с поличным на глазах у присутствующих был схвачен. Тем самым Агриппина разоблачила себя как цареубийца. Необходимо было срочно принять меры, иначе неуправляемая Агриппина могла направить новых убийц. Тот, кто поднял руку на принцепса, должен был умереть. Боги покарали вероломную женщину.
Второй пункт - эта властолюбивая женщина не смогла смириться с тем, что принцепс, разгадав её намерения, изолировал её и приказал ей выехать на жительство за пределы столицы. Покушение на принцепса есть следствие провала прежних замыслов Агриппины. Она давно вынашивала план, который заключался в том, чтобы стать соправительницей принцепса. Неслыханное дело, чтобы женщина управляла государством. Она добивалась привести к присяге преторианские когорты ей, Агриппине! Мало того, она хотела подвергнуть подобному позору сенат и народ. Она хотела опозорить всех мужчин в глазах других народов. И, слава богу, этого не случилось.
Третий пункт - Агриппина занималась саботажем. Когда все ее надежды стать соправительницей были развеяны, она, охваченная враждебностью к воинам, сенату и простому народу, рьяно стала возражать против денежного подарка нашим славным воинам и раздачи пособтя бедности, стремясь всячески подорвать авторитет принцепса. Она искала всякого повода, чтобы постоянно строить всевозможные козни именитым мужам Рима и провинций. Это лишний раз доказывало ее коварный и мстительный характер. Но боги отвернулись от неё.
Четвёртый пункт - с первых дней после смерти Клавдия Агриппина, вмешиваясь в дела государственные, пыталась отвечать от имени государства, от имени могучего Рима другим народам во время прибытия различных послов. Например, когда прибыли посланцы из далекой Армении, чтобы известить о трагических событиях в своей стране и получить от римлян соответствующие заверения, Агриппина ворвалась в курию, где велись переговоры, и хотела от имени Рима выразить позицию. Если бы не удалось прервать срочно совещание и предотвратить ее вмешательство, то какой был бы позор! Кто же должен был управлять империей: Агриппина или принцепс? Она хотела разрушить устоявшиеся традиции и всячески попирала закон. Но Рим стоит незыблемо потому, что в нём свято соблюдают законы, которые являются самыми лучшими в мире.
Пятый пункт - эта женщина не раз в прошлом нарушала закон руками своего мужа. Вспомните, сколько ошибок было допущено во времена правления Клавдия. А почему? Потому что эта властолюбивая женщина стала командовать Клавдием, внушала ему, что он должен поступки совершать такие, которые не отвечали интересам государства, сама часто от имени императора отдавала распоряжения. Да она просто распоясалась! Агриппина возомнила, что не принцепс, а она является первым лицом государства. Такую роль она хотела играть и после смерти Клавдия. Разве мы могли допустить это? Нет, никогда! Ни воины, ни сенат, ни народ нас не поняли бы, если бы Агриппина продолжала командовать.
В послании к сенату говорилось и о злосчастном происшествии на корабле. Утверждалось, что это дело случая. «Но нашелся ли хоть кто-нибудь столь тупоумный, чтобы поверить, что оно было случайным? Или что потерпевшей кораблекрушение женщиной был послан с оружием одиночный убийца, чтобы пробиться сквозь когорты и императорский флот?». Так писал Тацит.
Сенат одобрил действия Нерона. Однако по городу ходили неприязненные толки. Император матереубийца! Еще в большей степени осуждали Сенеку: как можно в послании оправдывать бесчеловечный поступок? Говорили не об императоре (этого боялись!), а о Сенеке, который пошел на оправдание Нерона.
Был ли Сенека искренен в своих оценках кровавого события? Думается, что в душе он осуждал Нерона.
https://ozlib.com/1018587/sotsium/ubiystvo_agrippiny
Свидетельство о публикации №225082701047