Дачный роман. Откровенная история девушки

«Мне было всего двадцать два года. Только живи и радуйся, но «приказное» в двадцать четыре часа покинуть территорию» портило всю жизнь. Этой молодой и самовлюблённой паспортистке в форме легко было сказать «назад домой», а мне было страшно.
И понесло меня в пучину неведомого цепляния за место в столице или хотя бы в Московской области. В ход пошли все варианты: от службы в армии (?) до начальника – проходимца с  намёками на своеобразный домашний обед. И от всего этого меня что-то охраняло. В первом случае дорога вела прямо в «горячую точку» (женщин тоже тогда набирали), но не взяли, потому что у меня не было прописки, а во втором случае, уж больно нагловат был начальник, который в порыве откровенности прямо заявил о сексе: «А чего здесь особенного? Услуга за услугу». А я думала, что просто поможет. Наивная.

Однажды я гуляла у станции метро «Смоленская». Глаза на окружающее не смотрели, только по земле блуждали, да по редким объявлениям на кирпичной стене. Куплю, обмен, продам, сдам, ищу.
Читаю одно объявление: «Мужчине нужна помощница по дому. Есть дача, машина. Платформа 47 км. Улица Ленина, дом 10».

Была, не была. Поехала. Еду в электричке и думаю, к чему всё это приведёт. До дачи шла какими-то прямыми углами: сто метров туда, пятьдесят сюда, прямо-налево,  ещё сто метров вперёд. Наконец дошла. Смотрю. Огромнейший запущенный участок, двухэтажный старый дом. За домом стоит грязно-чёрная «Волга». Открыла калитку и прямиком к двери. Позвонила. Дверь открыл сморщенный лысоватый дед. Разглядев меня, пригласил внутрь. Там уже сидела пожилая женщина.
– Вот что, милая, – обратился ко мне дед, – пройди в холл и подожди там. А вы, милая, – сказал он женщине, – можете идти.
– Ну, как вы, Михаил Фёдорович, решите? – У женщины глаза увлажнились. Она готова была разрыдаться. – Ну, Михаил Фёдорович, ну что же мне делать?
– Не знаю, – упорствовал старик. – Можете идти. Мне надо с девушкой поговорить.
Он ей отказал, поняла я. А я, видимо, на данный момент ему больше подходила. Удачный денёк.

Женщина удалилась. Меня старик потащил на улицу и начал допрос: сколько лет, где живу, где работаю, есть ли родственники. Удовлетворившись ответом, почему-то стал мне описывать своё богатство: дом, машину, участок. И напоследок прямо сказал, что ему нужна не только помощница, но и жена. Я испугалась и замотала головой. Хозяина это удивило:
– Но тебе же негде жить, а я уже старый. Мне восемьдесят два года.
Вот это дед. Старика, действительно, мой отказ обидел.
– Я не настаиваю, – продолжил он. – Подумай. Это всё будет твоё. Я тебя выдам  замуж.
Чем я ему приглянулась? Молодостью?
– Я подумаю, подумаю, – закивала я головой и стремглав полетела прочь с этого места. 

На платформе встретилась мне та женщина. Она смачно курила и материлась в адрес деда:
– Козёл. Привязался к моим документам. С дуру, я ему показала. Из тюрьмы только что вышла, – откровенно призналась собеседница. – Жить мне негде. И вдруг этот ……с его объявлением. Думала, поможет.

Я молча соглашалась. Мне самой ещё предстоит принимать решение. С одной стороны, мне тоже негде было жить, а с другой, как представлю, что у меня дома подумают: мол, девка рехнулась, в двадцать два года за восьмидесяти двухлетнего старика идти. Вот это семейка! Да плюс ещё любовник-муж под боком будет, моложе да наглее. Стало противно.

Очень поздно, тёмной ночью оказалась я в своём временном жилище, которое «получила», отработав несколько соток хозяйского участка.
Маленькая однокомнатная пристройка с отдельным входом и газовой плитой была самым настоящим райским уголком. Приготовив себе чаю, стала вспоминать прошедший день. От меня зависело дальнейшее существование. Или я буду жить по-человечески, или мне придётся скитаться. Предстояло заставить себя делать невозможное. Я отнекивалась, забывалась, но обстоятельства давили, выбора как такового тогда не было.

И вот через несколько дней я уже окончательно решила перебраться к старику. Вначале позвонила ему. Он предложил встретиться в районом Совете, депутатом которого являлся.
В одноэтажном, длинном домике заседали депутаты и с интересом поглядывали на меня.
– Михаила Фёдоровича можно?
Он несказанно обрадовался.
– Я сейчас, сейчас быстренько. Ты согласна?
Я кивнула головой.
– Ну, посиди. Сейчас освобожусь.
И, как «молодой», выскочил через десять минут. Глаза блестели. Щёки дёргались.
– Я рад, что ты согласилась.
Ему было радостно, а у меня внутри всё противилось этому сближению. Не хочу ничего, но вынуждена, но не хочу.

Потом мы пришли к нему в дом. Дед побежал ставить чайник. Мне предложил искупаться. Вот этого, действительно, я хотела, даже мечтала об этом. Дед принёс «ночнушку», халат, оставшиеся от умершей жены. И наступило блаженство. Грязное тело болтыхалось в пенистой воде и грелось, и мылось. Мне долго не хотелось вылезать из ванны, но надо было вставать, хотя бы из приличия.

Спокойная, чистая, молодая я на хозяина произвела невообразимое впечатление. Его охватила дрожь. После чая меня разморило, и я, войдя в свою комнату, легла в постель без всякой задней мысли. И вдруг дед расположился рядом со мной. Он стал меня наглаживать, восхищаясь нежной бархатистой кожей.
– Ну, иди сюда, – предложил старик. – Иди. Мы же договорились. Мне много не надо. Я старый человек, поэтому ничего дать не смогу, но от тебя мне нужна ласка.
Мне стало плохо. Дряблое тело, сухие сморщенные руки гладили меня. Каждая нервная клетка сопротивлялась этому. И я не выдержала, резко оттолкнув хозяина от себя.
Тот взбесился:
– Мы же договорились. Я тебе пообещал, что будешь в моём доме работать, жить. И я держу своё слово. Тебе достанется вся одежда, бельё, вещи жены. Дети живут отдельно, сюда приезжают редко. Подумай. Со временем этот дом может достаться тебе.
– Нужно мне, – крикнула я. – Бежать надо. И чем скорее, тем лучше.
Внутри всё кипело. Одно слово «бежать» затмило все другие – «дом, работа, жильё».
– Не хочу, – заключила я и добавила: – Поеду домой, к себе.
Старик залился краской и дрожащим голосом затараторил:
– Ну и иди. Иди. Иди. Иди в свои трущобы. Ты знаешь, что тебя ждёт.
А мне было уже наплевать. Рывками я сдёргивала с себя его одежду и с радостью надевала свою.

На улице было темно. И вслед мне неслось:
– Слышишь. Больше никогда не приходи.
– И не приду. Никогда.
Свобода, свежий воздух, поздняя электричка и неизвестность.
         
И я летела в эту неизвестность».
               
===========