Волчий пастырь

Середина ноября в Далмации — пора ветров, пора дождей и пора волков.

Юго-восточный ветер рыщет вдоль побережья, завывает в дымоходах, щедро осыпает дворы жухлой листвой и пригоняет низкие, тяжёлые тучи. Они цепляются за Динарские горы и днями напролёт оплакивают уход лета.

Волки знают, что грядет зима и стужа. Голод не ведает жалости и учит их тому же. Серыми тенями гонит их ветер к деревням, к людям, а направляет их Мрата — хромой колдун, вестник Нижнего мира и Волчий пастырь. Он открывает волчью охоту и следит за равновесием. Он медленно спускается с каменистых плато и внимательно изучает дворы и окна домов.

Кто заранее украсил ставни чесноком да углём, перевязанными красными нитями, да ещё и дары волкам оставил — тех не тронут. А кто пренебрегает, нарушает правила да над древними обычаями смеётся — к тем Мрата волков в первую очередь направит.

«В волчьи дни, особенно в день святого Мартина, не берись за иглу или ножницы. Иначе волк перегрызёт овцу так же легко, как и нитку!»

Мачеха у Стипе традиции уважала. Она чесала шерсть, сучила нить и ткала каждый день, кроме воскресений, церковных праздников и дня Святого Мартина. Последнего она очень боялась. В него она не мела двор и не прикасалась к шерсти. Еду она готовила заранее и строго-настрого запрещала маленькому Стипе даже близко подходить к тем окнам, что выходили в сторону леса. Мачеха очень боялась волков.

Но в этот раз не смогла она должным образом всё подготовить. Целых три дня до прихода волчьего пастыря юго-восточный ветер мерялся силой с северными бурями. Многие в селе стали кашлять, а Мачеха — так и вообще слегла с жаром. Чем ближе был день Святого Мартина, тем хуже ей становилось.

Стипе очень любил свою мачеху и боялся, что ждать больше нельзя. Он развесил чеснок, растопил печь, закинул туда побольше дров и вышел из дома. Пасечник жил в соседнем селе. Дорога туда шла по кромке леса, и Стипе планировал вернуться домой засветло. Да что там засветло — чтоб поленья в печке прогореть не успели! Одна нога тут, а другая там!

Да вот не зря говорят, что человек предполагает, а Бог располагает. Пока он одной соседке дров наносил, а другой помог обереги развесить, пока с пасечником наболтался и пока на обратном пути у мачехиной сестры забрал сушёного мяса, солнце уже оказалось подозрительно близко к кромкам гор. Стипе побежал домой со всех ног, но то его корень некстати за ногу дёргал, то камни из-под ботинка выворачивались. Один раз он очень больно упал и в кровь расшиб коленку.

Снова задул юго-восточный ветер, закружил листву, завертел пыль и унес с собой в чащу запахи крови и сушёного мяса. Учуяли его волки, завыли, зароптали на волчьего пастыря и раньше времени из леса вышли. Замелькали лохматые спины, засверкали слюнявые клыки и со всех сторон завыло и загавкало: «Наш! Наш! Наш!».

Стипе с перепугу залез на дерево. Волки тут же окружили его серым мохнатым морем. Вот она, расплата за пренебрежение старыми традициями. А ведь он только хотел спасти мачеху! Сколько же ему здесь сидеть придётся! Как бы ночью спросонья прямо им в лапы не свалиться. Ведь из деревенских никто больше за ворота нос не сунет! Все прячутся за каменными стенами, за оберегами да за молитвами. Деревенский священник всю ночь призывал молиться и двери церкви открытыми оставил. Нет, не спасёт его никто. Дай Бог, утром он мачехе мёд донести сможет!

Заволновалось мохнатое море, принялись волки ушами водить да принюхиваться, порыкивать да поскуливать. Заозирался и Стипе — вдруг да спасёт его кто. Хотя, кто такой стае противостоять способен? И тут он песенку услышал. Такую родную-родную, будто он её давно знал, хотя мачеха ничего такого никогда ему не пела.

Расступились волки, и к дереву подошёл странный хромой мужчина. У него были смешные тонкие усы, красная куртка, шапка с пером и скрипка. Именно на скрипке он и играл ту самую песенку, а все звери его слушали. И волки глаз оторвать не могли, и даже птицы из гнёзд повысовывались.

Мужчина ещё какое-то время поиграл на скрипке, а потом посмотрел на него и улыбнулся.
— Спускайся, Стипе!
— Не хочу! — ответил он и только потом задумался, а откуда мужчина знает его имя.
— Спускайся, уж тебя-то не тронут!

«Сам Мрата! Волчий пастырь… — подумал Стипе. — Зачем я ему?» Замотал головой и ещё крепче вцепился в ветку.

— Неужели ты хочешь, чтобы я тебя сам оттуда снимал? Спускайся, пока я не начал колдовать!
— А что будет потом?
— А потом тебе нужно будет прыгнуть, — волчий пастырь принялся загибать ухоженные пальцы, — узнать секрет и сделать выбор.
— А волки?
— Ты — наполовину волк, а волки своих не трогают.

Стипе недоверчиво слез с дерева, и волки действительно уступили ему место. Он осмотрелся и понял, что их взгляды не злые и не голодные. Кто-то уставший, кто-то любопытный, кто-то ему не доверяет, а кто-то ему наоборот очень рад. А Мрата внимательно за всем смотрит и запоминает.
— Прыжок с дерева считается? — поинтересовался Стипе, чтобы никто не догадался, как ему страшно.
— К сожалению, нет, — покачал головой колдун.
— А куда надо будет прыгать?

Мрата улыбнулся, обнял Стипе за плечи и повёл по широкой лесной тропе. Кусты перед ними расступались, пауки подтягивали вверх свои паутины, а волки молча шли следом. Вскоре перед ними показалось озеро. Оно по форме напоминало глаз и в сумерках казалось невероятно синим. Отвесные каменные берега насколько хватало глаз уходили вниз.

— Это озеро — исток реки Цетина, волчьей реки, — при этих словах волки почтенно склонили морды, — она поит и волков, и людей, не делая между ними различий, но лишь волкам она раскрывает истину о былом.
— Она и расскажет мне секрет? — спросил Стипе.
— Да, когда ты в неё прыгнешь.
— Но я не умею плавать! — испугался мальчик.
— Это волшебное озеро. Ты обязательно выплывешь. И выплывешь совершенно другим.

Стипе подошёл к обрыву. В полумраке озеро казалось бездонной пропастью, из которой не выбраться. Он знал, что чем больше будет думать, тем страшнее ему станет. Пожалуй, уж лучше вода, чем стая злых волков. Страшно…

В бездну надо прыгать без лишних мыслей. Он сделал глубокий вдох и сиганул внутрь, поджав ноги.

Вода цепко захватила его ледяными щупальцами, проникла под кожу и в мысли. Вот он видит себя: глупого мальчишку, самостоятельно, будто по какому колдовству, прыгнувшего на верную смерть и погружающегося ниже и ниже. А вот внезапно видит молодую волчицу, которая так же, как он, прыгает в озеро и выбирается из него прекраснейшей женщиной с длинными черными волосами. Миг — и женщина прячется на мельнице его отца. В следующий миг она уже держит в руках маленького Стипе и счастливо улыбается.

Стипе очень плохо помнил родителей. Отец был мельником, мать была из другой деревни. Её обвинили в колдовстве и бросили в реку. Отец снова женился. Мачеха оказалась чудесной. Она искренне любила и Стипе, и его отца, но заменить первую жену так и не смогла. Отец Стипе продолжал горевать по первой жене. Однажды он ушёл в лес и не вернулся. С тех пор Стипе с мачехой остались вдвоём.

Теперь же он видел всё так, будто сам при этом присутствовал. И как староста со священником ругались на его мать. И как забрали её из дома и на глазах у всей деревни велели связать и бросить в реку. И как его мать вырвалась из рук служек и обратилась в волчицу.

Она бежала по лабиринту деревенских улочек в поисках выхода, а за ней бежали его соседи и односельчане. Она вскарабкалась по дровам на стену амбара, перепрыгнула через ограду и подвернула лапу. Она бежала в лес, к братьям и сёстрам, и у самой кромки леса её нагнала серебряная пуля старосты. Её шкура и по сей день висела в его гостиной: символ «победы над злом».

— Она не была злая! — воскликнул Стипе. Он забарахтался, начал грести руками и ногами, но было слишком поздно. Вода спеленала его, как младенца, и не желала отпускать. Он замотал головой — вокруг была только тёмная пустота. А потом словно кто-то тёплый обнял его, напевая ту самую песенку, что и Мрата на скрипке играл. Родную. Теперь Стипе вспомнил: именно её ему пела мама. Настоящая мама. Волчица.

Ему стало тепло и легко дышать. Вода засияла изнутри и вынесла его на берег. А все волки завыли, приветствуя его.

Когда они вышли из леса, луна висела высоко-высоко.
— Это твоя деревня, — сказал Мрата, — здесь убили ни в чём не виноватую волчицу, твою мать. Как прикажешь поступить?
— Я вас не понимаю! — ответил Стипе.
— Давным-давно в этих землях было запрещено убивать волков. Их уважали за то, что волки поддерживали справедливость. Ты — наполовину волк и наполовину человек, будущий волчий пастырь. В этой деревне свершилось зло, и теперь только тебе решать, как с ними поступить. Скажешь — и волки нападут на деревню, порвут скот, передушат кур и разберутся с вашим старостой.

Стипе ещё раз посмотрел на поселение, благо после купания в озере он стал отлично видеть в темноте. Редкие окошки с зажжёнными свечами. В домах побогаче — керосиновые лампы. Мерцающий свет в сводчатых окнах церкви. И везде люди. Соседи, знакомые, родственники, друзья и недруги. Все прячутся от волчьих дней. Все боятся. Все хотят жить. А ещё где-то там, за тёмным окном, дрожит под овечьим одеялом его мачеха. Ей плохо, но она не спит, переживает, всё ли хорошо с мальчиком, которого она взялась защищать, несмотря на его происхождение.

— Не надо нападать, — сказал Стипе.
— Но волкам тоже надо есть, — возразил Мрата, — вот был бы им пир горой!
— Пусть волки возьмут своё так же, как взяли бы в любой другой деревне! — Стипе выпрямился и с вызовом посмотрел хромому колдуну в глаза.
— Неужели ты не хочешь отомстить? Ты можешь победить большое Зло…
— Зло в ответ на Зло порождает ещё больше зла! — ответил Стипе. — Староста больше всех в деревне боится волков. Он сам себя накажет.
— Ты сделал свой выбор! — улыбнулся Мрата, а волки один за другим склонили перед мальчиком свои морды. — Ты достоин быть следующим Волчьим пастырем.
— Потому что я не стал мстить? — изумился Стипе.

— Совершенно верно, — улыбнулся Мрата, — ты прошёл самое сложное испытание и победил Зло внутри самого себя! Отныне тебе и твоим близким не нужно бояться волков. Когда ты подрастёшь, ты займёшь моё место.

Мрата ласково улыбнулся и достал из-за пазухи маленькую бутыль и тряпочку с тремя красными ягодками.
— Беги скорее к своей мачехе. Вместе с мёдом дай ей этот настой волчьего винограда. Только три капли, и ни каплей больше! А эти ягодки выдави в воду, которой её будешь умывать. Всё, что останется, — кинь в печь и скажи: «чтоб волки лихорадку поели!». Ну, беги, малыш, и до скорых встреч!

Мачеха выздоровела уже на следующее утро и очень обрадовалась, что Стипе жив-здоров и без приключений добрался до пасечника и обратно. А староста так боялся волков, что когда в его дымоходе застряла птица, он не стал выходить из дома и чистить дымоход. Так он и угорел.

#АлисаШёбель

Иллюстрации: Lina Dudaite; — The Strange Musician и Steven Tung — no name.

Послесловие автора

Я начала эту сказку с поиска легенд о волчьем пастыре. Это словосочетание было первым, которое мне пришло в голову, глядя на восхитительный рисунок Лины Дудайте (Lina D;dait; — The Strange Musician).

Оказалось, что волчий пастырь — устоявшийся мифологический мотив на Балканах. Его прообраз — славянский бог Велес. Причём у православных сербов он стал святым Савой, празднующим «волчьи дни» вокруг 27 января, а у католических хорватов — со святым Мартином, чей день — 11 ноября, и… со святым Стефаном Дечанским (11 ноября по старому стилю и 24 ноября по новому). Стипе — хорватская версия имени Стефан. Мрата — хорватская версия Мартина.

Река Цетина действительно течёт из карстовых пещер в Динарских предгорьях. Несмотря на попытку римлян по их старой доброй традиции латинизировать и записать реку под именем «Кентана», у неё сохранилось народное название — Цетина, которое переводится, в том числе, и как «щетина». Как тут не подумать о волчьей шерсти и щетине как признаке колдуна-оборотня в славянских легендах? Тем более что одним из источников Цетины является глубокое карстовое озеро, известное туристам как «Око Хорватии».

Меня переклинило. Я дописала сказку и пошла копать карты и «Гугл». Оказалось, что долина реки Цетины неподалёку от истока называется… «Вучьеполье» — волчья долина. И в двадцатом веке 75% всех нападений волков были зарегистрированы именно там.

Я никоим образом не претендую на реконструкцию. Но определённо эта сказка очень хотела быть рассказанной.