Мои университеты

Девять лет я учился в Московском университете. Пять лет на историческом факультете и четыре в аспирантуре философского, где и защитил кандидатскую диссертацию. Пришлось для этого на время оставить солнечный Таджикистан и пожить в Москве. С тех пор я плохо переношу столицу, и сильно переоценённого писателя Булгакова в частности. У него из каждой строки так и веет запахом кальсон, примусов и прочей московской кошатиной. В последние времена (а они явно последние!) Москва сделалась ещё хуже. Там ухитрились испортить единственное порядочное место - окрестности Ваганьковского кладбища, понастроив по периметру небо...бов. В результате стало не в кайф бродить среди могил и мысленно беседовать с выдающимися усопшими. А больше в Москве заниматься нечем. К тому же надоедают местные бомжи и покойники с предложением показать фейковую могилу Соньки Золотой Ручки. Так что вот уже десять лет я в Москву ни ногой. чтобы не зашквариться. А в студенческие и в аспирантские времена, с целью сменить обстановку, мы ездили одним днём на верхних полках плацкартных вагонов в Петербург. А Питер, как любит повторять актёр Каневский, это совсем другая история.

В Московском университете нам преподавали разные преподы.  Среди них встречались уже известные и как бы ещё не очень. Они принимали у меня зачёты и экзамены. А теперь вот я сам буду выставлять им оценки.

На самой первой лекции к нам вышел со своим мощным носом сам академик Борис Александрович Рыбаков. автор книги "Язычество в Древней Руси". Он пояснил. что студенчество это самое счастливое время в жизни. поскольку можно все пять лет читать разные интересные книжки и не работать. Теперь я вижу, как он был прав, поскольку работа это самое ужасное, что может случиться в жизни человека. Но тогда Рыбакову мало кто поверил, однако похлопали, на что он язвительно заметил: "Цирк - рядом!". В дальнейшем те студенты. кому посчастливилось сдавать Рыбакову зачёт по истории России, рассказывали. что он принимал их на даче. Сидел там в семейских трусах в огороде и раздувал сапогом самоварище, который на поверку оказался самогонным аппаратом. Потом угощал всех пареной репой и такой ядрёной самогонкой, что инда глаза щипало. И разговаривал с присутствовавшими исключительно матерно - древнерусскими поговорками. прибаутками и пригудками. В целом замечательный был преподаватель и историк. От меня ему твёрдая четвёрка.

Поскольку я приехал из Таджикистана. в мою учебную группу входили студенты отовсюду - от Прибалтики и Закавказья до коренных народов Сибири. Поэтому группу называли "тюрьмой народов", а я там был единственным русским и старостой. Эта ситуация негативно сказывалась на учебном процессе. Так, на экзамене по истории древнего Рима замечательный преподаватель. будущий автор школьного учебника по истории древнего мира для 5 класса Алексей Алексеевич Вигасин спросил Манука. что было в римском доме: на что тот сумрачно ответил: был стол.
-А что еще было? - ехидно поинтересовался Вигасин.
- Ара, как что? Стул и кровать!
После экзамена я ехал вечером в метро и открыл из интереса учебник по древнему Риму. Я удивился. насколько у римлян всё было интересно и решил непременно эту книжку как-нибудь прочитать. Я это сделал. только намного позднее. Мне Вигасин поставил единственную на этом душераздирающем экзамене четверку. Нужно же было кому-нибудь её поставить! При этом вздохнул. посмотрел на меня исподлобья и сказал:
-Хорошо. Хотя худо.
Ну, а я ему теперь ставлю пятерку. Хороший человек, тем более. что ещё жив. только зачем-то весь поседел. Алаверды. как говорится, жалко мне, что ли?

На третьем курсе я поступил для специализации на кафедру источниковедения. Там был жуткий предмет "Математические методы в исторических исследованиях". Математику я никогда не знал и н до сих пор не понимаю совсем. Семинары проходили в небольшом кабинете, где вдоль стены стояли в один ряд наши столы. Меня одногрупники сажали по центру, потому что преподаватель Леонид Васильевич Милов начинал опрос с правого или с левого фланга, и до меня очередь никогда не доходила. Иногда Милов переключался на монолог и рисовал на доске предельно непонятные формулы, схемы и прочую порнографию. Как-то раз я наблюдал это зрелище и мне стало забавно, потому что он был похож на священного египетского жука, который суетится в своей норке. Я заулыбался, а Милов прервал свой рассказ и поинтересовался:
- Филатов. я говорю что-то весёлое?
- Мне просто сложно следить за ходом ваших рассуждений.
- И это смешно?
- Да нет, это очень грустно.
А вообще - очень умный учёный был Леонид Васильевич. Сочинил интересные книжки про русское крестьянство. Он заслужил свою четвёрку.

На четвёртом курсе я сдавал экзамен по истории стран Азии и Африки в новое и новейшее время. Институт стран Азии и Африки был в МГУ государством в государстве. Пользуясь тем, что азиатские иероглифы и африканские людоеды с тамтамами мало кому понятны. востоковеды люто. бешено фрондировали и позволяли себе всякие вольнодумства. Поэтому на некоторых их лекциях яблоку было некуда упасть. Однако этого преподавателя я впервые увидел непосредственно на экзамене и это был Аполлон Борисович Давидсон. В детстве я прочитал много произведений южноафриканских негров про апартеид - о том, как белые их угнетали. Каждая книжка непременно начиналась предисловием Дависона. где он всякий раз писал. что в 1652 году голландские колонисты под руководством Яна ван Рибека основали Кейптаун - первое европейское поселение в Южной Африке, и после этого всё завертелось. Мне африканеры были очень понятны потому что им приходилось жить среди чёрных, так же, как мне в Таджикистане. И вот я сидел у себя в невыносимой жаре на четвёртом этаже в Душанбе в микрорайоне Масложир и как бы представлял себя Яном ван Рибеком. Ясное дело, что африканерам я безусловно сочувствовал. Всё это я рассказал Давидсону, он жутко обрадовался и поставил мне пятёрку. А я теперь возвращаю её ему. Позднее я прочитал его замечательную книжку "Сесиль Родс и его время". Аполлон Борисович так-то светлый ум и самый замечательный историк из всех. с кем мне довелось пообщаться в МГУ.

В аспирантуре философского факультета МГУ. мой научный руководитель Ричард Иванович Косолапов всю жизнь сохранял научную и человеческую честность. После уничтожения СССР он принципиально отказался перестраиваться и остался убежденным сталинистом. В девяностые годы он сочинил интересную книгу "Полет совы". которая сделалась легендой еще до выхода из печати. Ричард Иванович весьма терпеливо общался со мной на темы моей кандидатской диссертации. Только один раз осерчал, когда я заявил. что всё решается в Москве. Сам он отчего-то наивно верил в народные массы. Нет, Ричард Иванович, на самом деле всё решается нигде. История - это миф, а её движущая сила -  рулетка, чистый случай.

И, наконец, гениальный мыслитель, создатель философии небытия Арсений Николаевич Чанышев. К сожалению, у нас в аспирантуре он ничего не вёл. Но сам факт того. что все девять лет учёбы в МГУ я ходил с ним по коридорам одного учебного корпуса вселяет в меня... как там говорил великий Венедикт Ерофеев? Негу. Да, вселяет в меня негу. Помимо "Трактата о небытии", перу Арсения Николаевича принадлежат очень талантливые стихотворения. одним из которых я и хочу завершить это моё замечательное сочинение:

Профессорам (1983 год).

Профессора, "мыслители", ублюдки, блюдолизы,
Эрасты вы - убийцы бедной Лизы,
Пойдите-ка туда, где в тюрьмах тот гниёт
Чьи мысли смелые любой выносят гнёт,
Чьи чувства сильные и ярки, и правдивы,
Чьи дерзкие уста отнюдь не молчаливы!
Неужто есть борцы, кому не страшен гнёт?
Кого полиция в баранку не согнёт?
Кого подарок сребренников триста
Не превратил в сухого эгоиста?
Какой позор мне быть в продажных сих рядах
И душу чистую развеять в жалкий прах!
За сущие гроши я продал ум и честь
И подлецам дарю свою прямую лесть.

Как надоело мне, живя трусливо, подло,
Собою умножать профессорское кодло!