Друзья всей жизни

                ДРУЗЬЯ   ВСЕЙ  ЖИЗНИ
    1953 год. Папа превёз наше семейство в город Пятигорск Ставропольского края. В Пятигорске меня определили в одиннадцатую мужскую среднюю школу в восьмой класс, а Сашу в Ессентукский педагогический техникум. Папа уехал к месту своей службы в Германию, а мы опять остались одни, привыкая к новому месту жительства.
     Школа оказалась в километре от нашего дома, добирался я до нее пешком, а иногда две остановки на трамвае. Мужской класс показался мне каким-то необычным по своему умственному,  физическому развитию и составу. Я был там новичком, ко мне присматривались и не сразу стали принимать за своего. Тем более, обнаружились в моем разговоре и речи ярко-выраженные отпечатки Дагестанского акцента. Я часто путал окончания в словах и женский род с мужским. При моих ответах на уроках я замечал улыбки на лицах моих однокашников и преподавателей. Мне было очень обидно, я страдал, но прилагал все душевные и физические усилия, чтобы не сорваться, не показаться в глазах новых товарищей - хлюпиком и растяпой.   
     На перерывах я выбегал на школьную спортивную площадку и старался показать свои возможности на гимнастических снарядах. В какой-то день сентября 1953 года я выбежал на спортивную площадку, которая, обычно,   было многолюдной, но в этот момент, только на перекладине: - подтягивания, перевороты в упор, подъемы разгибом, выполнял мой одноклассник. Подойдя к этому снаряду, я повторил те же элементы, а когда совершил соскок, у нас завязался разговор, мы познакомились.
     - Юра!.. – представился одноклассник и протянул руку.
     - Вова!.. – ответил я, почувствовав какую-то притягательную силу к этому человеку.
     - Давно занимаешься гимнастикой?
     - Со второго класса…
     - В гимнастическую секцию ходишь?
     - Нет, не хожу…
     - А где освоил эти элементы?
     - В городе Буйнакске в школе и на снарядах штаба дивизии, где служил мой папа.
     - Ну, тебе кто-то же показал эти элементы?
     - Да, показал… – учитель по истории, Булач Имадутдинович Гаджиев – брат героя Советского Союза – Магомеда Гаджиева.
     - Приходи в гимнастическую секцию, которая три раза в неделю работает в пятой школе. Я поговорю с тренером Сергеем Борисовичем, он классный мужик, и тебя обязательно примет в группу гимнастов, будем  заниматься вместе, а от твоего дома, между прочим, пятая женская школа находится совсем рядом.
     По звонку в класс мы возвращались вдвоем, но на каждой перемене стали выбегать на спортивную площадку, а по вечерам, три раза в неделю, ходить на тренировки по гимнастике в 5-тую школу. Так завязалась дружба, которая на момент написания этих строк, длится уже 72 года.
     Юра Марченко, коренной Пятигорчанин, познакомил меня с обычаями в городе и неписанными,  законами мальчишек. Его папа, Сергей Климович Марченко, был шахтером, работал в шахте по добыче урановой руды. Шахтным методом руда добывалась из горы Бештау, затем доставлялась на завод в город Лермонтов, где подвергалась первичной обработке, и  отправлялась на какие-то предприятия страны для дальнейших воздействий.   
     Мама, Екатерина Николаевна Марченко, вела домашнее хозяйство, следила за тем, чтобы муж и сын всегда были сыты, опрятно одеты, чтобы в доме всегда было тепло, порядок,  чистота, дружба и любовь. Простые, душевные люди были родители у Юры. Я благодарен судьбе, что в ней было место насладиться общением с ними. Вспомнив о них, я прошу у Бога: «Царствия им небесного, и земля им пухом!» – труженикам, честным, благородным людям.   
     Не могу обойти стороной мои впечатления, когда я впервые пришел в спортивный зал  Пятигорской пятой женской средней школы. Эта школа располагалась в небольшом 3-х этажном здании на проспекте Кирова, сверкала чистотой и убранством. Поднимаясь по лестнице в спортивный зал на третий этаж, я обратил внимание на большие фотографии, украшающие стены на лестничных переходах под общим названием: «Наши спортсмены». Одна фотография произвела на меня завораживающее впечатление. На ней был отпечаток девочки, выполняющей какой-то элемент на гимнастическом бревне, и надпись: «Ученица 9-го класса Седакова Жанна». Уверенная, спокойная улыбка на миловидном личике, пропорциональное, красиво сложенное, растянутое, физически крепкое тело поразили мое воображение. Я невольно остановился,  любуясь этим созданием, при этом думая о нем, как о недосягаемой вершине и не по моим зубам. Каждый раз, поднимаясь в спортзал, и спускаясь вниз, я замедлял шаг возле этой фотографии, любуясь гимнасткой, запечатленной на ней. В моей душе разгорались какие-то неведомые мне ранее чувства.
     В Буйнакске я учился в смешанной школе. Девочки и мальчики всегда были хорошими товарищами и партнерами по учебе. Местные законы не позволяли девочкам свободно, раскованно вести себя в обществе мальчишек, поэтому они вели себя всегда строго и предупредительно с ними. Мальчишки  знали это и не позволяли  вольностей к противоположному полу. Там я  никогда не видел девочку в купальнике, а тем более на гимнастических снарядах. Наверное, это отразилось на моем поведении и душевном состоянии. Признаюсь, что, как и с Юрой Марченко, с этой девочкой я поддерживаю дружеские связи - вот уже 64 года.
     Однажды, зайдя в спортивный зал, я увидел там группу девочек-гимнасток, которые выполняли вольные упражнения, занимая одну из его половин. Среди них была Жанна, фотография которой шокировала меня и волновала душу. Девочки очень старательно выполняли упражнения под зорким наблюдением тренеров Белокопытова Александра Ивановича и Гулиди Ария Макаровича. Тренировка была обыкновенной, рабочей, но на меня оказала какое-то завораживающее действие и неизгладимое впечатление. Я постоянно поворачивал свою голову в сторону гимнасток, восхищался их прыжками, кувырками, переворотами, сальто, - был не внимателен к объяснениям моего тренера Сергея Борисовича и снискал от него громкое замечание: «Пастернак, не крути головой! Кто тебе из девчат вскружил голову?».
     После тренировки я шел домой под большим впечатлением от того, что наяву увидел девочку, фотография, которой красовалась на стене лестничного перехода. Мое душевное состояние не ускользнуло от зоркого взгляда мамы, и на ее вопрос: «Сынок, что с тобой?», - я соврал, ответив ей, что научился выполнять на перекладине новый гимнастический элемент.
     Первые занятия в 11-й школе принесли мне много огорчений и переживаний. Требования к выполнению школьных программ в Пятигорске оказались более высокими, чем в Буйнакске. Когда я получил тетрадь с результатами первого диктанта, то  страница с диктантом привела меня в шок, - она была вся красная от исправленных ошибок, а внизу красовалась большая, красная «1», и несколько слов: «Прошу родителей Владимира Пастернака срочно прибыть в школу!».
     Скрыть от мамы мою неудачу я не мог и вынужден был ознакомить ее с ней. Бедная женщина, она привыкла видеть во мне  мальчишку без всяких проблем в учебе, а эта новость, как кушак горячей воды, ошпарила ее.
     После встречи мамы с учительницей, мне была нанята женщина-репетитор, с которой я упорно занимался русским языком в течение одного года. И, надо сказать, эти занятия оказались очень своевременными и полезными для меня.   
     Весной 1954 года в 11 школе была организована встреча с чемпионом Советского Союза по спортивной ходьбе Хабаровым Анатолием Николаевичем. На эту встречу явились спортсмены из других школ, институтов и спортивных организаций. К моему приятному удивлению и восхищению среди гостей я увидел Седакову Жанну. Во время выступления Хабарова А.Н. моя голова была повернута не на сцену, а в сторону Жанны и ее подруги. Я не отводил от девчонок своих глаз, и решил для себя в этот вечер обязательно познакомиться с ними. Для осуществления своего замысла, я попросил помощи у Игоря Марченко – моего одноклассника, однофамильца Юрия. Игорь легко согласился, и по окончанию вечера,  нагло напросился проводить девчонок домой, а я был как бы при этом. Оказалось, что девочки проживали вблизи от моего дома, и это очень обрадовало меня. Во время путешествия мы познакомились, подругой Жанны была Валя Пушкарская.
     У Игоря ни на минуту не закрывался рот, он рассказывал присутствующим всякие небылицы, травил детские анекдоты, вел себя раскованно, как человек, знакомый с девчонками тысячу лет. Я восхищался смелостью товарища, его упорством и неиссякаемой энергией, сам же робел и всю дорогу молчал. Создавалось впечатление, что Игорь был инициатором этой встречи, а меня взял с собой ради балласта. Я, как будто проглотил язык, и проклинал себя за то, что не мог, смело включиться в разговор, вспомнить хотя бы одну интересную историю, сказать хотя бы одно  ласковое слово, намекнуть Жанне о моем страстном желании подружиться с ней.
     Валя Пушкарская первая покинула нашу компанию, как только мы подошли к ее дому, а Жанна проживала  дальше, в ста метрах от своей подруги, и наше путешествие продолжалось. Подойдя к калитке, мы преградили девочке путь и своей болтовней старались, как можно дольше, удержать ее в нашем обществе. Как быстро и незаметно летит время в такие моменты. За калиткой послышались шаги, щелкнул затвор, и в ее  проеме показалась очень разгневанная женщина.
     - Жанна, что ты себе позволяешь!.. Уже три часа ночи! Марш домой!.. А вы, женишки, убирайтесь, а то получите по своим спинам вот этой палкой!..
     Жанна, как пуля, проскользнула в калитку мимо своей мамы, калитка захлопнулась, и громко щелкнул затвор, послышались удаляющиеся шаги, наступила тишина.
     Постояв еще какое-то время перед немой и глухой калиткой, мы с Игорем направились по домам, каждый, унося в своих душах, впечатления от прошедшего вечера. 
    Со слезами на глазах, с укорами и упреками встретили меня мама и тетя Ксенья, которая в то время гостила у нас. Я был очень взволнован  знакомством с Жанной и, не огрызаясь на упреки женщин, завалился спать.
     Прошедший вечер дал мне возможность, здороваться с Жанной при встречах в спортзале, заводить с ней разговор, приглашать на прогулки и путешествия по достопримечательностям Пятигорска. Каждая новая встреча была для меня стимулом к совершенству. Жанна оказалась очень содержательным, начитанным, развитым человеком, и когда заводила речь о новой прочитанной книге, историческом событии, я сгорал от стыда, что впервые слышу об этом и не могу быть ей достойным собеседником. Эта девочка стала для меня лидером, тем ведущим, за которым бежишь, задыхаясь, выбиваясь из сил, а боясь отстать, собираешь в комок нервы и силы и не последним заканчиваешь дистанцию.

               
                «Эй! Убери руки! Получишь по морде! Нахал!»
               
                Пяткигорск, 1955 г. Я, Седакова Жанна, Валя Пушкарская, её друг.

         
                С Жанной у Эоловой Арфы. Г.Пятигорск, 1955 год.

            
          Жанна и Валя Пушкарская, 1956 год.             

 

                Жанна, Валя и Я,  1956 год.























Застолье по случаю моего дня рождения, Справа, налево: моя мама, Ульяна Борисовна (хозяйка дома), мой папа, Елена Гавриловна (приятельница нашей семьи), Юра Дудников (внук хозяйки), Я, Жанна Седакова (моя первая любовь), Валя Пушкарская (подруга Жанны), Игорь Марченко (мой друг), тетя Женя (мама 
                Юры Дудникова).  Пятигорск, 26 мая 1954 года.
Сейчас, когда смотришь современные фильмы, назойливую рекламу, слышишь на улице и в общественных местах беседы молодых людей (мальчиков и девочек), разочарование и сожаление ложатся на душу от той упрощенности в отношениях между женщиной и мужчиной: - безнравственности, бездуховности и пошлости. И об этом я написал такие строки:               Реклама бабу одурила,
И наша баба закурила.
Любовь, воспетая Христом
И лирой пламенной поэтов,
Свелась к бесстыдству пошляков,
И стала времени приметой!

     Я с большой настойчивостью стал просить маму купить мне фотоаппарат, преследуя мысль, что он даст мне возможность и повод чаще встречаться с Жанной. Примером для этого был Гена Романов и его дружба с Сашей.   
     Перед моим напором и назойливостью мама не устояла. В один из воскресных дней мы совершили поход в магазин, купили фотоаппарат ФЭД и несколько пленок к нему. Некоторые азы  фотографии я уже имел от общения с Геной, не задумываясь, зарядил пленку и начал фотографировать все подряд. Когда предел пленки был исчерпан, мама и Саша с нетерпением ждали фотографий, но для этого одного фотоаппарата оказалось недостаточно – нужны были химикаты, фотобумага, красный фонарь, ванночки, бачок для проявления пленки, фотоувеличитель и каток для накатки отпечатков на стекле, а все это по стоимости оказалось дороже самого фотоаппарата. Мама была в шоке, но, делать нечего, пришлось бедной женщине понести дополнительные расходы. В письмах папа одобрил нашу покупку, все были довольны и ждали фотографий.
     Ночь напролет я сидел за фотоувеличителем и штамповал фотографии, ими был заполнен эмалированный  тазик,  который служил для стирки белья, а в этот момент в нем промывались продукты моего труда. Под утро усталость свалила меня, я уснул, а когда проснулся, то увидел картину: тазик был вынесен во двор, а вокруг него стояли мама, Саша,  хозяева дома и с большим интересом  рассматривали мокрые отпечатки.
     Первый опыт нанесения глянца на фотографии принес мне огорчение  – они так прилипли к стеклу, что невозможно было их отодрать, и весь мой ночной труд оказался напрасным. Консультации у знатоков, изучение справочной литературы расширили мои познания в фотографии, и через короткое время я умел уже фотографировать, как настоящий фотограф-любитель. Мои любительские фотографии напоминают мне о тех далеких временах, которые были, которые отражаются в душе, как сказка, как доброе, ласковое мгновение надежд, любви и стремлений.   
     Мои увлечения гимнастикой, фотографией, общением с друзьями и Жанной  не оставляли мне ни одной минуты свободного времени. Школа требовала своего: посещать занятия, выполнять домашние задания, читать обязательную художественную литературу, участвовать в творческих кружках и кружках художественной самодеятельности.
     Сейчас, вспоминая школьные годы, думаешь о том:  «Как нам удавалось со всем этим справиться?.. Как?..» Но мы справлялись, не поддавались унынию и панике. У каждого была мечта: – поступить в институт, военное училище, активно включиться в трудовую жизнь Советского народа.
     Были моменты, когда ломило виски, очень хотелось спать, но домашние задания должны быть выполнены, и над их выполнением  приходилось просиживать до 2-х, 3-х часов ночи, но утром - обязательно подъем и бегом в школу.
     Быстро пролетел учебный год в 8-м классе, экзамены показали неплохие результаты, я был переведен в 9-й класс, а, ко всему прочему, и в другую школу. В то время правительством был принят закон об отмене разделения учебных заведений по половому признаку.  Нашу 11-тую мужскую среднюю школу расформировали, и я оказался в 1-й средней школе им. М.Ю.Лермонтова. В этой школе ранее обучались только девочки и вот,  их среду разбавили юношами из других школ, по территориальному признаку.

               
                Пятигорская средняя школа №1 им. М.Ю.Лермонтова

     К моей большой радости и удовлетворению  в эту школу были переведены мои друзья из 11-й  – это Юра Марченко и Игорь Марченко.  В  школе был установлен  порядок, отличающийся от порядка в мужской одиннадцатой. Очевидно, это было связано с историческим прошлым и традициями, которые сложились за долгие годы ее существования. Как только нас распределили по классам, классная руководительница, Татьяна Владимировна, учительница математики, рассадила нас - обязательно мальчика с девочкой, и, несмотря на то, что  обучение было кабинетным,  установленный порядок ей строго контролировался.
     Меня Татьяна Владимировна посадила с Аллой Себелевой, - девочкой симпатичной и очень способной в учебе. Я не помню, чтобы она, хоть когда-либо, получила за свои ответы, контрольные работы, сочинения оценку «хорошо»… Всегда были только пятерки. Ее лучшей подругой была Валя Москалева, которая обладала теми же качествами, что и Алла. У этих девочек была прекрасная дикция, и когда они рассказывали стихотворения, сюжеты из прочитанной литературы, в классе воцарялась мертвая тишина и всеобщее внимание.
     У меня всегда возникал вопрос: «Каким образом эти девочки умудряются качественно выполнить все задания по математике, физике, химии, прочитать множество страниц из обязательной литературы, выучить наизусть стихотворения и без малейшей запинки их рассказать?». Они были лидерами, и заставляли нас – мальчишек тянуться за ними, не выглядеть жалкими и убогими.
      В школе, традиционно каждый месяц, устраивались вечера отдыха,  которые начинались с посвящений выдающимся писателям, поэтам, героям Советского Союза, знаменательным и праздничным датам. После официальной части, обязательно были танцы, викторины, игры в почту и т.д. На эти вечера стремились попасть молодые люди из других школ города, но не всем это удавалось. На входных дверях в школу стояли дежурные преподаватели, старшеклассники. Гостей пропускали только по приглашениям.
      Летом 1954 года из Германии в отпуск приехал папа. Ему очень хотелось, чтобы я освоил музыкальную грамоту и научился играть на баяне.  И вот  папа привез и подарил мне немецкий баян. Признаюсь, что музыка захватила, и появилось у меня страстное желание научиться игре на баяне. В Пятигорскую детскую музыкальную школу меня не прияли из-за возраста (мне шел тогда уже 17-й год), но посоветовали нанять музыкального репетитора. Им оказался прекраснейший баянист Николай Осипович (к сожалению, фамилию его я забыл), который в короткое время научил меня исполнять Полонез Огинского, чардаш Монти, танго, вальсы: Амурские волны, Дунайские волны, на сопках Манчжурии, Сказки венского леса, различные арии, песни советских композиторов, танцевальные мелодии, гопаки,  цыганочки и др.
      
    Город Пятигорск, ул.Рожанского, дом 15, 1954-й год. Тацуют: мама, тетя Ксенья, её подруга. Танец               
                «Цыганочка», аккомпанирую я.

     Ни одно праздничное мероприятие в нашей семье не обходилось без моего участия, которое, как медовые капли на сердце, было для моих родителей. Занятия музыкой требовали больших затрат времени, а к тому, о чем я говорил выше прибавилось еще дополнительное увлечение – это баян. Каждую свободную минуту я посвящал упражнениям для рук, разучивал новые и штудировал старые произведения. На основе этого у меня с Сашей стали возникать конфликты: мне нужно было играть, а ей выполнять учебные задания, а громкая музыка отвлекала ее.
     Значительно позже я понял, что  спортивная гимнастика и игра на баяне не совместимые направления для организма. После тренировок на перекладине, брусьях, кольцах, коне кисти рук становились стальными, а баян требовал мягких, эластичных пальчиков. Приходя домой после тренировок, я распаривал свои руки в горячих ванночках и только после этого мог браться за баян. Отдать предпочтение какому-либо одному направлению я не мог, и упорно насиловал свой организм – занимаясь одним и другим.
      У Юры Марченко обнаружился прекрасный голос. Его способности и талант, а мое умение нажимать на кнопки баяна,  быстро заметили в школе, и ни один школьный вечер не обходился без нашего участия. Помню, когда Юра пел, а я ему аккомпанировал песню о погибшем моряке и на словах: «…Напрасно старушка ждет сына домой, ей скажут, она зарыдает, а волны бегут за широкой кормой, и след их вдали пропадает!..», приглашенные родители рыдали, а вместе с ними не сдерживали слез и преподаватели.
     Великое дело в воспитании и формировании личности является сцена. Она раскрывает потенциальные способности молодого человека, развивает в нем, смелость, память, дикцию, способность к импровизации и молниеносному принятию правильных решений. На сцене мы не только пели, но рассказывали стихи, выполняли  акробатические этюды, принимали участие в маленьких тематических сценках. Я не помню, чтобы на вечерах в школе когда-либо был пустой зал – всегда был полный аншлаг. Это радовало нас и являлось стимулом для дальнейшего совершенства. Было много забавных моментов, которые остались в памяти и в душе воскрешают очень приятные воспоминания. С некоторыми из них я делюсь с тобой, мой читатель.
     На одном из вечеров, во время затянувшейся паузы, в гримерку влетела запыхавшаяся школьная завуч, Валентина Ильинична, которая была организатором всех школьных вечеров.
     - Ребята, пауза затянулась, - закричала она, - её нужно срочно заполнить! Пастернак, Марченко быстро на сцену, исполните песню… Ой, как ее?.. Ой, как ее?.. Название такое простое!.. Такое простое…
     Мы стояли в недоумении и ждали, когда она озвучит  название песни.
     - Валентина Ильинична, какую песню? – в нетерпении спросил Юра.
     - Ребята, название вылетело из головы, хоть плачь! Ну, как ее?.. Ну, как ее?..  – несколько раз повторила она свой вопрос, откровенно сетуя на свою память и сжимая ладонями виски… – Ну, там что-то похожее на игру в шахматы, или шашки?..
     - «Домино», что ли, Валентина Ильинична? – кто-то спросил бедную женщину.
     - Да!.. Да!.. «Домино!», «Домино!» – радостно вскрикнула она. – Марченко, Пастернак, быстро на сцену!..
     А однажды, перед выходом на сцену, для исполнения группового акробатического этюда Валентина Ильинична дала указание ведущему, как объявить этот номер программы.
     - Гриша, для большего эффекта объявишь этот номер так: «Акробатический этюд!.. Исполняют акробаты - братья Марченко, Пластун и Пастернак!»
     - Валентина Ильинична, мы же не братья, мы только однофамильцы! – запротестовал Юра.
     - Юра,  ты ничего не понимаешь в театральном деле! Все будет так, как я сказала!..
     Так у Юры появился брат Игорь, и до окончания школы все думали, что это правда. 
     Необычными, очень радостными, веселыми были новогодние вечера. На каждом  обязательно организовывался бал-маскарад. Старшеклассники готовили  для себя костюмы каких-либо литературных героев; на вечерах устраивалась игра в почту,  до поздней ночи звучала музыка, а в зале вокруг елки кружились пары под мелодии  бальных танцев. На стенах зала висели плакаты с поздравлениями, добрыми пожеланиями, дружественными шаржами и смешными карикатурами. На одном плакате  было такое: в красочном, черном фраке, белой рубашке, бантиком на воротничке, был изображен поющий соловей на длинных ножках, вытянутой шейкой, разведенными в сторону крылышками и надпись: «Марченко», а рядом, с поющей птицей,  сидящим на стуле, был изображен веселый кот с баяном в лапах и надпись: «Пастернак», а ниже стишок:

Иль муза к Марченко нейдет,
Иль больше песен он не знает,
Одно лишь танго он поет,
А Пастернак ему играет!

     Летом 1954 года к нам в гости из Хабаровска приехали папин брат, дядя Степан, и его старшая дочь Александра. Встреча, после двадцатилетней разлуки братьев, была очень радостной. Описать это торжество очень и очень трудно, наверное, не хватит всех ярких, душевных  слов в русском языке, чтобы ты, дорогой читатель, мог представить эту картину. Двадцать лет – срок, за который в жизни каждого брата произошли радостные и горестные события – это и потеря детей и рождение других, это голодные годы и ужасы войны, радость победы и  возвращение с фронта братьев, сестер, родителей, неимоверно трудные послевоенные годы и торжество созидания.
     Каждый старался посвятить другого  в малейшие эпизоды своей жизни, были застолья, здравицы и пожелания, знакомства с историческими местами Кавказских Минеральных вод, его природой, местными традициями. Я не успевал перезаряжать фотоаппарат и без остановки и устали снимал гостей и родителей  дома и на природе. Быстро летит время. Гости разъехались, а папин отпуск подошел к концу, он собирался к месту своей службы.
     В тот же год Саша закончила Ессентукский Педагогический техникум,  папа привез ей вызов на работу в Германию - учительницей младших классов в русской школе. Они уехали, а мы остались с мамой одни и утешали свое одиночество письмами от папы и Саши. В январе 1955 года папа прислал вызов маме. Для оформления разрешающих документов на проезд в Германию, ей нужно было лететь в Ставрополь. Из Пятигорска в Ставрополь уже тогда летали пассажирские самолеты АН-2. Мама одна боялась совершить такое путешествие, да, ещё на самолете, поэтому туда мы отправились вдвоем.
     В нетерпеливом ожидании, в предвкушении неизведанных ощущений мы находились в зале аэропорта и с большим любопытством  рассматривали самолет, стоящий на старте. Но вот посадка, запуск двигателя,  его оглушительный рев, короткий стремительный разбег и мы в воздушном пространстве. С набором высоты перестала ощущаться скорость, мы как будто повисли в воздухе, закладывало уши, кололо в висках, самолет стал часто проваливаться в воздушные ямы. У некоторых пассажирок началась рвота, салон заполнился неприятным запахом и душераздирающими звуками. Это разочаровало меня, я переживал за маму. Но к моему приятному удивлению, она прекрасно переносила полет, спокойно сидела и с большим наслаждением любовалась земными просторами, которые видишь с высоты 1,5 тысячи метров. А внизу проплывали сказочные виды Пятигорска, гора Бештау, гора Машук, Змейка, Железная, сказочные просторы Ставрополья.
     Быстро, без всяких проволочек, были оформлены все документы, мы  свободны и, наняв такси, вернулись в Пятигорск. Через несколько дней мама уехала в Германию, а я остался один под присмотром наших хозяев дома.
     Первые дни одиночества были для меня тоскливыми, но не голодными. Мама оставила мне достаточно пищи и денег. Уходя в школу, я разогревал еду на электроплитке, завтракал, а придя домой, после занятий в школе – обедал и ужинал. Когда запасы готовой пищи закончились, я прибегал к услугам столовой, которая находилась возле Цветника (знаменитый городской парк для отдыха приезжих и местных жителей).

            
                Лермонтовская галерея в Пятигорском Цветнике

     Постепенно жизнь наладилась, скука прошла, после школы ко мне приходил Юра Марченко, мы вместе что-либо готовили из еды, выполняли домашние задания, пиликали на баяне и отправлялись в спортзал. Частенько после школы, обедами нас потчевала Юрина мама, Екатерина Николаевна, а после этого, все продолжалось на моей территории. Взрослые доверяли нам, знали, что мы не сотворим какого-либо хулиганства или разбоя, знали, что мы не будем устраивать в нашей съемной квартире пьяных оргий с противоположным полом. У нас была цель, мы находились в постоянных заботах и обязанностях. В свободное время, я встречался с Жанной, но никогда у меня  не появлялась мысль пригласить ее к себе домой, считал, что такая инициатива с моей стороны, унизила бы и оскорбила девушку.
     Но в этот период, вначале мая, был случай, который темным пятном лег на мою биографию. В один из воскресных дней, внук наших хозяев, Юра Дудников, пригласил меня погулять по городу. Побродив по проспекту Кирова, мы незаметно подошли к Цветнику. В то время вход в Цветник был платным и стоил один рубль.
     - Зайдем в Цветник, - предложил Юра.
     - Давай, - ответил я и подошел к кассе.
     - Не чуди, - сказал Юра, - я знаю лазейку, где не надо платить денег.
     Он взял меня под руку и потянул к  лазейке, которая находилась в заборе недалеко от грота Дианы. Это была дыра в заборе диаметром с полметра. Без всякого труда мы пролезли в это отверстие и оказались на территории Цветника. Неожиданно к нам подошел рослый мужчина и потребовал предъявить входные билеты, а их-то у нас и не было.
     - Молодые люди, предъявите, пожалуйста, ваши входные билеты, - настойчиво потребовал мужчина.
     Юра артистически начал шарить по карманам, его примеру последовал и я.
     - Что, нету?..  – ехидно спросил мужчина. - Да, их вы и не найдете!.. Пройдемте со мной.
     Мужчина взял Юру под руку и повел на выход из парка. Я не мог оставить в беде своего товарища, убежать и шел за ними. Путешествие было не долгим, и мы оказались в городской милиции.
     - Ну, что, молодые люди, заборы ломать в Цветник!?..  – строго спросил майор, входя в кабинет.
     - Какие заборы? – недоуменно спросил Юра.
     - А такие, в которые полгорода Пятигорска, без входных билетов, проникает. Предъявите ваши документы! – потребовал милицейский начальник.
     - У нас нет документов, - ответил Юра за себя и за меня.
     - Хорошо!.. А как ваша фамилия, молодой человек, обратился начальник к Юре.
     - Рудников, Виталий! – соврал Юра.
     - Адрес вашего проживания?
     Юра опять соврал. Затем посыпались вопросы: о работе, учебе, составе семьи.
     Допросив Юру, майор переключился на меня. Я решил не врать и  правдиво ответил на все вопросы.
      - Хорошо, сейчас я проверю достоверность вашей информации.
      Майор сложил в папку исписанные листки, вышел из кабинета и закрыл нас на ключ.
      Мы сидели в глубоком молчании, каждый прогоняя в своих мозгах мысль о величине наказания за совершенный проступок. Наконец, дверь открылась, в кабинет вошел тот же майор.
      - Кто из вас соврал?.. Признавайтесь!..
      Мы молчали.
       - Я жду!.. Кто соврал?.. 
       Наконец, нервы у Юры не выдержали, и он рассказа правду. Нас отпустили, а через несколько дней Юриной маме пришло письмо с описанием нашего проступка, где было много неправды и обвинение нас в порче забора в Цветник.
      Были слезы, были упреки, были слова, которые тяжелым грузом легли на душу и сердце каждого из нас.
      - Юра, сынок, ты бы ради памяти об отце, который погиб на фронте, подумал и не позорил нашу семью! – причитала тетя Женя – Юрия мама.
      Мне было несколько спокойнее от того, что я был один, а до приезда родителей из Германии было еще далеко.
      Но, как бы там ни было, время шло, я неплохо окончил обучение в девятом классе и был переведен в десятый. В этот год некоторые мои товарищи, окончившие школу, разъехались по стране с целью поступления в институты, военные училища, техникумы. К моему огорчению, в город Одессу уехала Жанна и поступила в ОТИ (Одесский технологический институт). Мне было очень грустно и тоскливо. Каждый свой поступок я согласовывал с вопросом: «А как бы его оценила Жанна?..», поэтому среди своего окружения, я прослыл, как мальчик-недотрога. Меня часто приглашали на прогулки, путешествия девочки-гимнастки, нас объединял спорт, у нас были общие интересы и увлечения, но среди них я всегда испытывал одиночество. Юра Марченко познакомился с девушкой по имени Галина, и все свободное время он посвящал ей.
     Я замыкался, свободное время заполнял чтением художественной литературы и игрой на баяне. Иногда ко мне в гости стала заходить гимнастка Тамара Турикова, как я понимал, неравнодушная ко мне. Она в тот же год окончила школу, устроилась на работу в центральную городскую фотографию, сначала ученицей, а затем и фотографом. Тамара тогда уже имела какой-то заработок, приходила к нам всегда с предложением и купленными билетами. Я чувствовал себя на положении альфонса, но не мог отказать доброму желанию девушки и составлял ей компанию: то ли в кино, то ли в театр, то ли на какую-нибудь выставку, музей. После театра, кино, посещения музея, мы прогуливались у подножья Машука, по Горячей горе в районе Орла, находили свободную скамейку и подолгу любовались пейзажами Горячеводска, Бештау, Машука, видами Кавказского хребта и Эльбруса. Наши отношения были дружественными, мы никогда не переступали порог недозволенного.
               
               

                ВИДЫ ПЯТИГОРСКА

 

Орел на Горячей горе – достопримечательность Пятигорска

               
               
 

               
                Место дуэли М.Ю.Лермонтова


               
               


                Домик М.Ю.Лермонтова в Пятигорске
               

   
                Грот М.Ю.Лермонтова

               
 
                ПамятникМ.Ю.Лермонтову
               
               
               
                Грот Дианы

               
 
                Эолова Арфа
               
               
   
                Академическая галерея

               
   
                Фонтан «Деды».

     С девочками нашего класса отношения были только деловые и товарищеские. Причиной этому была гимнастика. Она формировала фигуру человека, его физические качества и способности. Меня и Юру Марченко освободили от уроков физкультуры в школе, но когда мы добровольно присутствовали на них, то испытывали полное разочарование при виде угловатых фигур наших сверстников и сверстниц, их неспособность выполнить простое упражнение на гимнастических снарядах, показать хорошее время на беговой дорожке, выполнить норматив  по прыжкам в высоту и длину. Хотя в учебе наши одноклассники и одноклассницы  были выше нас, но  настоящие дружественные отношения были  с гимнастами и гимнастками. 
     Летом из Германии приехали папа и мама. Папа объявил мне, что по окончанию отпуска он заберет меня в Германию на целые каникулы. Опять поездка в Ставрополь для оформления разрешающих документов и предвкушение путешествия заграницу в страну, которая 10 лет назад казалась страной варваров и убийц.
     И вот я с папой в поезде. Наш путь в Москву, а оттуда в Германию. В Москве мы остановились на несколько дней в гостинице военного ведомства    и все свободное время отдавали знакомству с достопримечательностями столицы. Папа! Мой дорогой папа, он не жалел ни средств, ни времени, чтобы расширить мой кругозор, мои познания истории России, её достижения в области культуры, в области техники и искусства. Мы посетили Красную площадь, Исторический музей, Мавзолей Ленина, Большой театр, парк им. Горького, Ленинские горы, Детский мир и др. На всю жизнь запомнился мне Большой театр, где давали оперу «Иван Сусанин». Величие театра, проникновенное музыкальное  звучание, мастерское, сценическое исполнение ролей произвели на меня неизгладимое и не забываемое впечатление. Я впервые познакомился с оперным искусством и пребывал в каком-то сказочном состоянии, гордился своими предками - мужественными, смелыми, честными людьми, их патриотизмом и величайшей любовью к Родине. Поздно вечером, возвращаясь в гостиницу, папа спросил:
     - Ну, как тебе, сынок, опера?
     - Папа, у меня сейчас звучит в голове музыка выдающегося композитора, Михаила Ивановича Глинки, перед глазами мелькают картинки в исполнении талантливых артистов, сценические декорации и величие  Большого театра. Это быль, или сказка?! Спасибо тебе, папа!..
     - А как ты воспринял то, что артисты поют?..
     - В Пятигорске, папа, я бывал почти на всех спектаклях оперетты, привык к этому виду искусства, даже на баяне исполняю некоторые арии, но опера имеет свои отличия.  Сначала было несколько непривычно, но потом какие-то силы захватили меня и перенесли в сказочный божественный мир нашей истории. Папа, а все же польская шляхта – лживая, подлая, жестокая и наглая. Все время эта свора точила свои зубы на Россию, но благодаря таким людям, как Иван Сусанин, Россия была и будет.
     - Согласен с тобой, сынок!.. – ответил папа.
    Так, за этими разговорами мы незаметно подошли к гостинице.
     В то время не осталось уже следов от прошедшей войны. Меня поразили высотные здания, которые украшали столицу, особенно здание университета им. Ломоносова.
     - Вот бы тебе учиться в этом университете!.. – с какой-то затаенной надеждой тихо сказал папа.
     Я промолчал, но эта мысль запала мне в душу.
     Под торжественную маршевую музыку поезд «Москва-Вюнфсдорф медленно покидал город. Я безотрывно смотрел в окно, наслаждаясь величием столицы Советского Союза.
     В Бресте наш поезд переустановили на другую колею, и мы оказались на Советско-Польской границе. Процедура таможенной проверки была не долгой, и вот, мы уже в другом государстве. Железнодорожный вокзал в Варшаве не оставил в моей памяти каких-либо ярких воспоминаний, но из окна вагона я обратил внимание на высотное здание, похожее на Московские.
      - Папа, смотри - высотное здание, такое же, как в Москве!.. – удивленно воскликнул я.
      - Да, сын, такое же, как в Москве, и его построил Советский Союз в дар Польскому народу.
      На Польско-Германской границе задержек не было, и вот мы в пути к Вюнфсдорфу. Из Вюнфсдорфа нам предстояло каким-то образом добраться до города Ротенов, там располагался штаб дивизии, в котором служил папа. Он плохо знал немецкий язык, поэтому общение с немцами было практически исключено, но жесты мимика и несколько немецких слов давали нам возможность получить нужную информацию.
       На ж\д вокзале в Вюнфсдорфе папа обнаружил военный грузовик, который собирался  ехать в сторону Потсдама. Нас это устраивало, т.к. из Потсдама до Ротенова,  ходил поезд. Офицер, сопровождающий грузовик и водитель согласились подвезти нас, но с теми удобствами, которыми был оснащен кузов автомобиля ЗиС-5. Нас, предлагаемые «комфортные» условия  не испугали, папа за свою жизнь испытал комфорт землянок,  окопов,  сон на снегу и в чистом поле, а у меня был уже опыт путешествовать в спартанских условиях. Мы тут же согласились и, с благодарностью офицеру и водителю, полезли в кузов.
      Через короткое время мы выехали на знаменитую немецкую автостраду. Погода была прекрасной: безоблачное голубовато-серое  небо, ласковые лучи солнышка, теплый ветерок – ласкали наши тела, уставшие от длительного пребывания в душных вагонах и помещениях. Мелькали богатые, ухоженные лесные массивы, дорожные указатели, шелестели колеса автомобиля, издавая своеобразное монотонное постукивание, соприкасаясь с температурными швами дорожного покрытия. Автострада произвела на меня сильное впечатление. Я еще никогда в жизни не имел удовольствия прокатиться по такому идеально ровному дорожному полотну. Нас обгоняли легковые и грузовые автомобили разных марок, от которых невозможно было оторвать своих глаз, но это были мгновения ласкающие душу и, вызывающие зависть от того, что наш автомобиль по своим внешним и техническим данным резко уступал немецким. Но, несмотря на это, мы благополучно доехали до Потсдама, а на вокзале папа встретился со своим сослуживцем и соседом по квартире. Встреча была дружественной и теплой.
     - Яков Васильевич, какая приятная встреча! – подбежав к папе, протянул руку для рукопожатия офицер. – Ты возвращаешься из отпуска?
     - Да, возвращаюсь из отпуска и везу сына на экскурсию в Германию. Познакомьтесь!..
     - Майор Филатов, Артем Иванович, - представился офицер и крепко пожал мне руку. – Чувствую, у твоего сына есть сила в руках, - сказал офицер, похлопав меня по плечу.
     - Да, он у меня спортсмен, занимается спортивной гимнастикой! - не без гордости был ответ.
     - Яков Васильевич, до отхода поезда еще четыре часа, есть предложение подкрепиться и отметить нашу встречу.
     - Нет возражений, - был ответ.
     Перейдя небольшую привокзальную площадь, мы оказались в какой-то многолюдной столовой, или кафе, заняли свободный столик.
     К нам тут же подошел молодой официант, поздоровался на немецком языке, предложил меню и, получив заказ, удалился для его исполнения. Мне было удивительно видеть в роли официанта мужчину.
     - Папа, почему здесь официанты мужчины, а не женщины, как у нас? – недоуменно спросил я.
     - В Европе, сын, роль официантов выполняют только мужики.
     - Странно!.. – ответил я, задумавшись над первой отличительной особенностью жизни между  русскими и немцами, которая бросилась мне в глаза.
      - Не долгим было наше ожидание. Торжественно и очень умело, как цирковой жонглер, появился этот молодой человек, неся на подносе наш заказ. Расставив тарелки с пищей, вилки, ножи, рюмки, бокалы с пивом,  графинчик с водкой, и пожелав приятного аппетита на ломанном русском языке, он легкой походкой удалился, как птица, улетевшая в свое гнездо.
     - Ты выпьешь с нами?.. -  спросил папа.
     - Выпью, - ответил я, увидев перед собой тарелку со смачной сарделькой, картофельным пюре и привлекательным салатом.
     Артем Иванович заполнил каждому рюмки немецкой водкой, произнес тост, чокнулся с каждым, легко осушил содержимое рюмки, запил пивом и аппетитно приступил к уничтожению пищи.
     Я был голоден и энергично повторил всю процедуру приема пищи, глядя на Артема Ивановича. Папа был безумно рад, увидев во мне такой аппетит, которым я всегда страдал. Водка и пиво немножко вскружили мне голову, но не забрали разум и владение собой.
     - Может, повторим?.. – предложил папа.
     - Нет возражений, - ответил Артем Иванович.
     - Ты, как себя чувствуешь?.. – спросил папа, обращаясь ко мне.
     - Нормально!.. - бодро ответил я.
     Папа подозвал официанта  и  повторил заказ. Официант удаляясь, что-то говорил немцам, сидящим за соседними столиками, обращая их внимание на нас.
     Вторую рюмку водки, бокал пива  и сардельку с гарниром я употребил также аппетитно, как в первый раз.  Я не чувствовал сильного опьянения, нормально сидел за столом и слушал разговоры сослуживцев. Когда кто-то из них обращался ко мне с вопросом, я давал ответы в соответствие с моим уровнем образованности и кругозора.
     Быстро пролетели четыре часа, мы встали и двинулись на выход для посадки в поезд до  Ротенова.  Меня удивило то, что посетители этого кафе с каким-то нескрываемым интересом провожали нас взглядами до самого выхода. «Что особенного они увидели, - думал я, - что так нагло, обратили свои взоры на нас».
     Позже я понял:  немцы были удивлены тем, что русские легко употребляют спиртные напитки и не ограничивают в этом юношей. Я оказался в поле их интереса, но не подвел папу и Артема Ивановича – шел ровно, уверенно, как, ни в чем не бывало и, очевидно, тем не оправдал негативных ожиданий немцев.
     Удивительным для меня было то, что в каждое купе вагона вход был снаружи, а не как у нас изнутри. Каждое купе было очень просторным с жесткими деревянными полками для сиденья, на которых были отведены места для  пассажиров и нас.
     - Вова, здесь поезда отправляются не по гудку паровоза, а по команде дежурного по вокзалу, - предупредил меня папа.
     - Как это?.. – спросил я.
     - А, вот, скоро услышишь!..
     Действительно, через какое-то время, на перроне показался дежурный и в рупор громко прокричал: «Ab Faren!». Поезд медленно тронулся, увозя нас из Потсдама в сторону Ротенова.
     В Ротенове для меня оказалась сюрпризом квартира, в которой проживал папа. Я никогда в жизни не имел удовольствия жить в квартире, которая была бы оснащена ванной комнатой и туалетом, кухней с газовой плитой и холодильником.
     - Давай-ка, сынок, примем ванну после длительной дороги, - предложил папа и, включив газовую колонку, стал заполнять ванну теплой водой.
     - Вот здорово!.. Вот хорошо!.. Не надо ходить в баню, бегать в туалет за тридевять земель!.. Все в доме!.. – радовался и восхищался я, как дикий человек, оказавшийся в другом мире.
     - Да, сын, мы еще бедно живем, не хватает у государства средств, чтобы у каждой семьи были такие бытовые удобства. А мы не только восстанавливаем свое, разрушенное войной хозяйство, но и помогаем немцам, загладить ужасы войны, которую они же и развязали.
     - А, почему так, папа?..
     - Подрастешь и узнаешь – почему так!.. – был ответ моего отца.
     Не долгим было мое пребывание в Ротенове. Через неделю вся дивизия переезжала на учебный полигон вблизи города Альтенграбово. Длинная вереница навьюченных грузовых автомобилей, тягачей с пушками, штабных кунгов двинулась в сторону этого города. Опять мое путешествие было в кузове грузовика, который перевозил папино хозяйство. И вот мы на месте.   
     Армейский лагерь занимал довольно приличную площадь с капитальными строениями для казарм, столовой, жилыми одноэтажными зданиями для командного состава, складскими помещениями, спортивной площадкой и площадкой для хранения подвижного состава и артиллерийского оружия. Нам была выделена отдельная большая комната в общежитии, в котором в разных концах длинного коридора располагались  туалеты и комнаты для стирки и утренних моционов.
     Мы завтракали, обедали и ужинали в армейской столовой в отдельной комнате для офицеров. Пища была очень каллорийной и вкусной. На обед офицерам разрешалось выпить 100 грамм водки, иногда к таким сто граммам прикладывался и я, но это было не часто, т.к. после такого обеда я не мог посещать спортивную площадку и плодотворно заниматься гимнастикой.
     После завтрака папа уходил на службу, а я был предоставлен сам себе: читал, играл на баяне, который папа взял напрокат из клубного хозяйства, бродил по территории военного лагеря, ну и, конечно, надевал спортивную форму и посещал спортивную площадку. К тому времени я имел первый разряд по гимнастике, а мое умение владеть своим телом на гимнастических снарядах покоряло многих офицеров и солдат, снискало ко мне уважение и внимание. У меня тут же появилось много друзей, с которыми я обменивался опытом и полезной дружбой.
      К моему приятному удивлению, однажды я встретил  своего сверстника -Валерку Шараевского. Это был мой товарищ по Буйнакску, там мы жили в одном доме, увлекались общими играми, совершали походы на Кавалер-батарею, и в одной команде воевали - двор против двора. Валерий ехал на велосипеде, увидев меня, остановился, мы обменялись рукопожатием и несколькими фразами. Оказывается, его отец тоже проходил службу в Германии, в той же дивизии, что и мой папа, а Валерий, как и я, был здесь на каникулах.
     Я пригласил его на спортивную площадку, там мы поиграли в волейбол, побросали мяч в кольцо, но на каком-либо гимнастическом снаряде Валерий не мог выполнить самый простой элемент. Это его очень удручило, он чувствовал неловкость и явное мое превосходство в физическом развитии. Я предложил ему каждый день встречаться на спортивной площадке и серьезно заняться гимнастикой, он пообещал, но, по неизвестным причинам, ни разу не пришел в назначенное время и место. И эта встреча, к моему огорчению, была первой и последней.
     Когда я крутил большие обороты на перекладине, выполнял сальто со стойки на  брусьях, много зевак собиралось вокруг снарядов, но желающих



















повторить какой-либо элемент не находилось.

     Солдаты тянули меня на площадку, где находились штанги и гири, я с большим удовольствием принимал участие в соревнованиях по отжиманию с плеча 2-х пудовой гири. В этом у меня был уже опыт, я не был победителем,  но и не показывал самый плохой результат. От солдат я перенял некоторые трюки жонглирования  гирей,  это поднимало во мне чувство личного достоинства, а в будущем сыграло мне положительную службу.

      Разговоры обо мне ходили в офицерской среде и, естественно, доходили  до папиных ушей. Он из своего кабинета контролировал каждый мой шаг, мне не удавалось скрыть от него ни  успехов и неудач.  Придя со службы, домой папа говорил:
     - Сын, ты не очень надрываешь свое тело, когда выжимаешь 2-х пудовую гирю? Не рановато ли тебе поднимать тяжести?
     - Нет, папа, - говорил я. – Я легко выжимаю 2 пуда одной рукой 15 раз и не устаю.
     - А на перекладине крутишь «солнце» без страховки, разве ты не рискуешь?
     - Рискую, папа! Но этот гимнастический элемент очень приятный, и мне доставляет большое удовольствие.
     - А почему ты молчишь, что сорвался с перекладины и летел с такой высоты на руки? Руку, хоть, не поломал?
     - Не поломал, но сильно ушиб – болит плечо и локоть левой руки. Да, пройдет! Поболит и пройдет! – отвечал я.
     После этого разговора с родителем, я стал реже показывать опасные трюки, но тренировался ежедневно и настойчиво.

Командование части по выходным дням устраивало для военнослужащих и их семей экскурсии по Германии. Благодаря этим экскурсиям, я посетил: Берлин, Потсдам, Бранденбург, Магдебур          
      
   Разбитый  Рейхстаг. Берлин, 1955 год.                Трептов парк. Берлин, 1955 год.





     В Берлине на меня сильное впечатление произвела центральная улица, которая в то время называлась: «Сталин алее». По обе стороны проезжей части еще лежали груды от разбитых зданий, искореженная и изуродованная арматура. Я видел Бранденбургские ворота, Рейхстаг, изрешеченные пулями и снарядами Советской армии, костел, где незадолго до своей смерти венчался Гитлер с Евой Браун. Меня покорил Трептов парк, где были массовые захоронения Советских воинов, отдавших свои жизни за торжество мира в борьбе с фашистским злом. Там, я представил себе, какое грандиозное сражение произошло на этом пятачке земли, чтобы поставить точку в борьбе со страшным злом. Какое мужество, патриотизм, самопожертвование было у Советских солдат во имя нас, живущих на Земле. Об этом не должны забывать мы и будущие поколения.
   
      В Потсдаме большой отпечаток в памяти оставил дворец Фридриха 2 и парк Сан Цу Си. Бродя по комнатам и залам дворца, я не уставал восхищаться богатством и роскошью этого заведения, тем божественным даром и умением простых людей творить чудеса. «Сколько труда, здоровья, жизней было отдано на строительство этого потрясающего дворца, чтобы в нем коротал свою жизнь какой-то вельможа со своим окружением, проявляя чванство, эгоизм, жестокость, бездушие к его создателям!» – думал я, наслаждаясь всем этим богатством, которое могло быть в одночасье разрушено кровавой войной, прояви варварство Советская армия. Сегодня, когда видишь в средствах массовой информации разрушения, которым подверглись исторически памятники в Сирии скопищем зверьков – диких и жестоких –  негодование, ненависть кипят в душе, и невольно разум обращается к Богу – покарать преступников - выродков  человечества.
     Быстро летело время. Наступил август 1955 года, на исходе были мои летние каникулы, наступила пора думать о возвращении в Пятигорск.
     У Саши закончился отпуск, и она приехала в Германию к нам в Альтенграбово. К тому времени у нее сформировался характер взрослой женщины, не допускающей в бытовых условиях хаоса и беспорядка.