Предисловие

        Глава I
Эпиграф: Ветер гуляет, где хочет, и голос его
слышишь, а не знаешь,
откуда приходит и куда уходит; так бывает
со всяким, рожденным от Духа
Предисловие

Теплый ветер, гулявший еще час назад, сменили холодные и резкие порывы с гор. Они то и дело шумели: сначала далекими от дороги кронами деревьев, еще покрытых золотом, но постепенно пустеющих от листвы, а после, волнами накрывали высокую, выцветшую за лето траву. Трава шелестела, пела, шумела и волновалась, создавая уникальную картину. Все вокруг начало петь. Предстояла одна из последних в этом году теплых гроз, после которой в свои права должна была вступить промозглая осень. Небо, мгновение назад казавшееся светло-голубым, затянули черные, хмурые тучи. Рваные, неакуратнные, объемные, и, казалось, совсем близкие, они стали наполнять воздух вокруг прекрасно-пугающим запахом грозы. Еще чуть-чуть и первые тяжелые капли должны упасть на землю, дорогу, траву. Окропить всю округу, размыть разъезды, закрыть горные перевалы. Пожалуй, несмотря даже на всю неприятность зимовки в этом открытом долинном котловане – со всех сторон от которого располагались горы и перевалы – дышать было просто. Рыжий мужчина поморщился, когда очередной порыв ветра поднял его длинные локоны и скинул их в глаза, перекинув через плечи.
Он вздохнул, убирая одной рукой волосы с лица, другой удерживая поводья. Остановил свою лошадь и, осмотрел долину.  Уже не было видно солнца. Позади – витиеватая дорога сокрытая густым золотисто-пшеничным одеялом, уютно окрашенным в насыщенные темные предгрозовые тона. По бокам – горы. Неровные острия уже покрытые белыми шапками, но основная часть их была зеленой, с редкими желтыми, рыжими и золотистыми пятнами. Спереди же ждал лес. Дорога утопал в нем, кривясь между молодых берез и кленов. Высоких. С кронами уходящими в небо, скрывая остатки света, еще украшающего долину.
Очередной порыв вернул мужа в реальность, а за ним первые тяжелые капли упали на нос и перчатки мужчины. Он словно вышел из транса и опустил глаза вниз, снова на дорогу. Прошло еще мгновение, прежде чем он отдал приказ своей соловой лошади, с подстриженной гривой.

–Давай Исска, давай! – Скомандовал он, хрипловатым, хмурым голосом. Животное ответило ему лихо, порывистым ржанием, и начало наращивать темп своего бега, в такт дождю. Лошадка была молодой, поспешной, гонялась с дождем и ветром, стараясь обогнать их. Доказать – что она задает темп мира, а не мир трактует ей свой. Однако всадника слушалась, внимая его речам и жестам. В такт первому ржанию Исски, всадник накинул поверх своей меховой шапки капюшон плаща.
Вскоре из-за падающих капель вся округа скрылась, словно покрытая пеленой. Тогда же Исска и ее наездник наконец подъехали к небольшому трактиру, состоящему из трех смежных зданий – двухэтажного дома с каменной выкладкой первого этажа, больших конюшен с резными воротами, и амбара-свинарника, откуда даже через сильный дождь, слышны были как поросячьи визги, так и поросячьи ароматы. Животинка верно чувствовала себя неуютно, но определить причину ее ощущений было невозможно. Рыжий уловил настроение своей кобылы, насупился пуще прежнего, заметил, что дождь вокруг зданий шел тише, медленнее, аккуратнее чем во всей остальной округе. Это особенно настораживало его.

Он ловко спешился перед воротами конюшни, перекинул поводья лошади и начал вводить ее внутрь. Лошадь хрипела и тяжело дышала, качала головой, сопротивлялась, а после, поняв что все тщетно, начала бурно вращать шеей, сбрасывая с себя капли дождя. Всадник, словно подражая ей, скинул с себя капюшон и шапку, обошел соловую сбоку. Там, на правом боку лошади, он развязал промокшие тряпки, крепящиеся почти сразу за лукой седла кожаными ремнями. Немного потупил взгляд, и сняв перчатки, расстегнул ремешки удерживающие ножны длинного меча. А после, размотав пояс ножен на рукоятке, надел перчатки и вынул сам меч из ножен, едва заметных в конюшенных потемках. Крутанул его с обеих сторон, проверяя нет ли с ним никаких проблем. Повернулся лицом к открытой воротине. Исска билась, рычала, требовала не оставлять ее здесь.
Всадник не обратил на это внимание, задирая голову посмотрел на грозовые тучи, увидел в небе молнию, бьющую где-то вдали, и прежде чем выйти из конюшен в такт с громом, сказал: –Не обижайся, Исска. Обожди здесь грозу ты, я обожду ее там. Тебе, подруга моя, страх неведом. И сейчас не бойся. За меня не бойся…
Выйдя на улицу он прошел тройку метров по скользкой грязи. Ловко, быстро, почти бесшумно. Одним движением открыл двери трактира. Его удивило, что никто не вышел ему не встречу. Впрочем, кроме свиней и серой кошки, мирно дремавшей в конюшнях, больше никакой живности в округи не было. Не было и лошадей, а ворота конюшни были до того не заперты.Значит, он не ошибся. Пришел туда, куда следовало прийти. Он чувствовал, что находится на нужном месте, сюда привела его сама жизнь.
В здание было темно. Чертовски темно и сыро, из глубины помещения буквально несло пустотой, страхом, болью и слишком знакомым одиночеством.
Вдруг, темнота стремительно рванула к стоящему в середине зала мужчине, захлопнула за ним дверь, окутала его, начала шептать. Дождь, гремящий еще секунду назад, стих, словно ему приказали заткнуться. Еще мгновение и он начал махать мечом, разрезать воздух вокруг, кричать, брыкаться. В темноте не было ничего: ни столов, ни лавок, ни людей. Только темнота. Она сразу, одновременно, была и всем, и ничем. Она была. Не являла собой отсутствие света как то водится в мире, а была сущностью, живой, извивающейся, теплой. Настоящей… Как сказано было в великих писаниях Онцифора.
 
Юноша упал. Он обессилил, длинный меч выпал и тут же пропал, растворившись во мраке, как и дождь. Из носа потекли сопли, из глаз слезы, а изо рта вырвался громкий, пронзительный крик. Он начал реветь словно дикий зверь, когда за волосы его отдернули. Резко. С болью подняв голову он также ничего не видел. Ослеп ли, или то была просто темнота, было не разобрать. Силы кричать и сопротивляться кончились. Рука, морщинистая и вонючая, сильно сжимала волосы, а после, к горлу приставили что-то похожее на изогнутый кинжал. Это была острая кость, отчего-то заметная даже в темноте. Острая, что заточенная сталь, еще не порезавшая его горла, уже прикоснулась к шее, пуская небольшую кровавую полосу по жесткой щетине.
– Явился, Яков, Яков нам явился! – Начало неистово кричать что-что с мерзостным женским голосом и вороньим клювом, оказавшимся  позади мужчины– Сам Явился! К нам явился!
Яков! Яков! Яков! – Скандировал этот голос все больше похожий на мужской, как юноша резко открыл глаза. Его тряс в плечо человек, с хорошо знакомым лицом, которое не удалось разглядеть сонными глазами, ибо в них же ударил яркий утренний свет…