Настоящее искусство. Глава 19. А в ресторане

     18+   В соответствии с ФЗ от 29.12.2010 №436-ФЗ
     Данная книга является художественным произведением, не пропагандирует и не призывает к употреблению наркотиков, алкоголя и сигарет. Книга содержит изобразительные описания противоправных действий, но такие описания являются художественным, образным, и творческим замыслом, не являются призывом к совершению запрещенных действий.
     Автор осуждает употребление наркотиков, алкоголя и сигарет.



Глава 19. А в ресторане…

     «Я не даю подобную информацию маньякам».

     Как красная тряпка на разъяренного разодетым в красный и золото матадором быка.
     «Пускай я, возможно, действительно помешан», — глаза Александра беспокойно мечутся по ревущему залу. Ему кажется, что все и всё здесь — это бутафория, картонный кукольный домик, детские куклы Барби, одетые в лучшие на-ряды из своих упаковок; что радужные отсветы гигантских грандиозных люстр из украденных старых маминых украшений — все это нереально, глупо очаровательно в своей пластиковости, кроме него и спрятавшейся в чертах каждого проходящего мимо человека.
     «Пускай я, может быть, и правда в омут с головой; это не первый мой опыт, так что как-нибудь да  выплыву, но одним коротким и наглым поединком она не отделается».

     «Не забывайтесь, Адамов».

     Он, стараясь оставаться максимально степенным и держать себя и свое эго в узде, вальяжно-нервной походкой приближается к коллегам Лилевской, развязно улыбаясь. Не нужно и тратить силы на усердное формирование банковской картой дорожек в безмятежный Эдем — дуэт симпатии и страсти порой с мазохистским наслаждением раздражает больное и очарованное сознание в разы эффективнее, чем какие-то банальные вещи.
     — Не подскажете, куда упорхнула моя дама?
     — К сожалению, не подскажем, потому что и сами не в курсе, — щебечет одна из самых миловидных куколок из детского арсенала. — Но мы тоже сможем составить вам прекрасную компанию…
     — Может быть, кто-то из неподражаемых леди знает адрес Евы? — с плохо скрываемой надеждой произносит Адамов, полностью игнорируя взгляды женской части редакции журнала REAL ART.
     — Нет, не знаем, — поджимает пухлые, будто резиновые губки та же девушка, решившая, кажется, обидеться на фотографа за всех участвующих в беседе светских львиц петербургского медиа вместе взятых. — Мы же не ее подружки, в конце концов. Мы всего-навсего работаем вместе.

     «Я думала, что вы осознаёте, что в моей работе не бывает симпатий».

     Следующие несколько часов он проводит в поисках заветного адреса, ожесточенно барабаня по клавиатуре ноутбука на софе своей галереи. Адамов перерывает вверх дном сайт за сайтом, социальную сеть за социальной сетью — но нет не то что нужной информации, а даже пресловутого номера мобильного телефона. Аккаунт «ВКонтакте». Он жадно впитывает оттенки каждой фотографии профиля. Авторитетная социальная сеть для визуалов гласит, что Лилевская — не только одна из ведущих журналистов REAL ART, но и уж точно не менее богата, чем Адамов. Загадка этой состоятельности для столь юной девушки с такой неблагодарной профессией подбрасывает новые дрова в костер заинтересованности.
     Устав от того, что поиски не приносят результата, Алек-сандр судорожно набирает один из множества рабочих номеров Андрея. Да, это очень срочно, да, без этого никак не обойтись. И через полчаса, кажущиеся фотографу сущей вечностью ожидания на экране смартфона высвечивается необходимая как воздух россыпь букв.
     Слишком самонадеянная птичка попалась в драгоценную клетку.

     «Попробуйте».

     Адамов собирается на вечернее рандеву со своей изящной мучительницей подобно пятикласснице, до детского пота молящейся на седьмом небе Богу о том, чтобы кто-то все-таки пригласил ее на медленный танец на первой ее дискотеке. От волнения неизвестного ему самому происхождения и разрывающегося, давно не получавшего таких обильных адреналиновых доз сердца он снова вспоминает о заманчивом предложении художника, но в этот раз без особого  труда переключает колющиеся сладостью сахара мысли в другое русло: может быть, потому, что это русло наконец возникло.
     Облако дорогого парфюма, классический костюм, легкая небрежность в образе — чтобы не зазналась раньше времени каким-то чудом уцелевшая, как и Адамов, при очередном вождении по облачным дорогам адского рая машина.
     Камера в полной готовности на заднем сиденье.

     «Если только на один».

     Она открывает ему дверь, не слишком торопливо завязывая бант на изумрудном шелке домашнего халата до абрикосовых косточек щиколоток, перед этим бессловесно вручив ему кружку с пряно пахнущим кофе — кажется, смесь восточных специй. Адамов, подобно Лилевской, бессовестно решившей еще и не спеша поправить волосы, молча смотрит на нее, ощущая между тем, что еще немного — и на ладони останутся покрытые тонкой пленкой водянистые волдыри.
     Даже в таком домашнем образе Ева выглядит несправедливо готовой к его приезду, будто в этой шахматной партии она — гроссмейстер, предугадывающий на несколько ходов вперед действия несмышленыша-новичка.
     — Рада видеть вас вновь, — она наконец забирает из его рук чашку и отпивает немного горячей остроты напитка. — Вы, наверное, хотите пригласить меня в ресторан. Час ожидания — и я буду полностью готова.
     Она смеется, прикрывая дверь. Адамов как вкопанный стоит на безупречно чистой лестничной площадке подъезда, подобного его собственному, пытаясь понять, какими чарами Ева заткнула его самолюбие и природную доминацию за пояс, заставив, как верного пса, выполнять каждый приказ и подчиняться каждому слову.
     Идеально соответствуя статусу послушного питомца, он отправляется ждать даму в машине, по дороге к которой решает забежать в ближайший цветочный салон и приобрести самый благоухающий из букетов.
     За их короткую встречу он не успел произнести ни слова.
     — Спасибо, Александр, — изящно кивает она, осторожно положив на колени каноничную пестро-алую свежесть роз, — но только справка на будущее: я не настолько банальна, чтобы любить красные розы. Предпочитаю пионы.
     В ее словах ненавязчивым намеком скользит: «А вот вам над непредсказуемостью совершенно точно стоит тщательно поработать».
     Приглушенный свет огней «Мансарды» сливается с отблесками куполов Исаакиевского собора, причудливыми жидкими тенями отражаясь на открытых ключицах и хрупких, словно птичьих плечах Лилевской.
     — Вы удивительно богаты для своего возраста.
     — А вы разве осведомлены о моем возрасте? — парирует Ева, промокая губы от соленой карамели яблочного десерта кружевной салфеткой.
     — Вам не больше двадцати одного года, —  улыбается Адамов, совсем позабыв про свои блюда, уже второй час ожидающие употребления. — Не спрашивайте, откуда я узнал. Так неужели в нашей прессе столь щедро оплачивают труды юных самоотверженных журналисток,  бесстрашно посягающих на репутацию известных и уважаемых людей?
     — А вы забавный, — Лилевская наклоняется ближе. — Не усложняйте. Я всего лишь вдова очень богатого человека.
     За столом воцаряется гнетущая тишина.
     — Вы же самостоятельно стремитесь узнать обо мне как можно больше, — ухмыляясь, она разводит руками. — Стало быть, в омут с головой?
     — Омут оказался глубже, чем я мог себе представить.
     — Тем приятнее в нем утопать. Не отрицайте, Адамов, вы испытали это на своем жизненном опыте.
     Они еще долго и тихо говорят о чем-то пустом и ненужном, важном и волнующем, пока она растягивает удовольствие от своего десерта и так женственно и утонченно складывает пальцы в молитвенный замок, опираясь на него маленькой головой при долгих монологах своего собеседника.
     — Господи. Вы невероятно красивы, когда так складываете ваши руки, — Александр улыбается, ненамеренно копируя позу своей визави.
     — Спасибо, — хмурится она, опуская голову.

     Поднимаясь по лестнице к своему подъезду, Адамов вспоминает, что на заднем сиденье остался нетронутым его рабочий инструмент — фотоаппарат. Вернувшись за ним, он жадно раз за разом глубоко втягивает в себя кружева парфюма и сладких воспоминаний последнего получаса встречи.
     — Может быть, я подвезу вас? На улицах так небезопасно сейчас. Говорят, исчезают девушки. — Он озабоченно вздыхает, запуская руку в кудрявую челку и с любопытством наблюдая за ее реакцией в боковое стекло. — Совсем не хочется увидеть вас в списке жертв.
     Но единственное, что остается фотографу, ворочающемуся под лунным светом в незапланированно пустой постели, — это вспоминать окутанный туманом специальных театральных аппаратов образ Лилевской, слишком походящей на героиню какой-то далеко не дешевой театральной постановки.
     «Молилась ли ты на ночь, Лилевская?»