О тебе радуюсь

-Послушайте, что приключилась со мной, дорогой Иван Алексеевич.
-Послушаю, послушаю, любезная Прасковья Андреевна.
Они сидели в саду за круглым столом, покрытым белоснежной скатертью. Фарфоровый кофейник дымился ароматом свежего кофе.
Лёгкий и уже не прохладный ветерок трепал салфетки на столе. Приближалась полуденная жара.
-Ах, Иван Алексеевич, я сегодня видела Илью Тихоновича. Мы встретились на мосту. Он поцеловал мне руку и всё говорил, говорил, как давно не виделись, и как лучше ему стало после болезни. Но, скажу я вам, выглядел он неважно. Все таки болезнь отняла у него его задор. Постарел. Лоск утратил.
-Что ж вы, милая, с ним говорили? Или забыли, сколько страданий он вам причинил?
-Забыла, забыла…и вспоминать не хочу..Вы знаете, Иван Алексеевич, я люблю Илью Тихоновича и не держу зла на него. Человек не волен приказать сердцу любить. Как, вот тот извозчик, кричит своей кобыле «Ноооо!». Сердце не кобыла и подчиниться нашему велению не может.
 Она берет чашку с кофе, рука дрожит, чашка бьётся об блюдце, она нервно возвращает ее назад на стол.
-Ах, Иван Алексеевич , любовь - это чувство одного. Я нежно храню его. Однажды, возможно, его не станет. Оно истлеет, как валенки Прохора, помните? Вы помните?
Она смеётся.
-Помните, как прошлой зимой Прохор старые валенки с печи достал? Ножищу свою сунул, а пальцы-то наружу и вылезли.
Она раскатисто смеётся, прикрывая руками лицо.
-Помню, помню, Прасковья Андреевна. Батюшка ваш на него заругался было, но потом дал пятак на новые. Прохор хороший работник, хороший.
Оба смеялись вспоминая огромную ногу конюха Прохора, которая почти полностью торчала из валенка.
Потом замолчали.
-Иван Алексеевич, - сказала она.
Илья не должен меня любить, обетов он не давал ни перед богом, ни перед людьми. Только помните, когда на скачках его рысак первым пришёл? Как он радовался и угощал всех шампанским? Помните? Как его статью напечатали и какие хвалебные рецензии на неё были? Я радовалась за него. Я ужасно радовалась за него. А помните, как заболел и отправился на лечение в Швейцарию? Помните, я ездила проведать его?  Он лежал с провалившимися глазами в ознобе, а я давала ему порошки, обтирала горячечный лоб. И молилась, молилась за его здравие. Ну, вот, бог дал и выздоровел. Больше не ездила я к нему, только молилась, постоянно молилась. И до сей поры молюсь. Потому, как благодарна ему за то, что сердце моё живое. Может истлеет это чувство, как те валенки, а может и останется со мною на всю жизнь. Есть икона в нашей церкви «О тебе радуюсь». Ей  и молюсь…..И не нужно никого винить. Никто ни в чем не виноват.
Она встала.
-Прощайте, дорогой Иван Алексеевич, посещайте нас почаще. Скучно нынче в усадьбе.
Иван Алексеевич  допивал кофе и долго смотрел ей в след. Белый кружевной зонтик, как поплавок медленно плыл в высокой траве.
В это лето он больше не навещал ее…..