От Платона до гипотезы симуляции

МАТРЕШКА РЕАЛЬНОСТЕЙ: ОТ ПЛАТОНА ДО ГИПОТЕЗЫ СИМУЛЯЦИИ. ПРИНЦИП РЕКУРСИВНОСТИ

Мне всегда казалось, что в самой природе человеческого разума заложено странное, почти навязчивое стремление — усомниться в реальности окружающего мира. Мы, единственные из известных нам существ, способны не просто воспринимать, но и рефлексировать над своим восприятием, задаваясь вопросом: а что, если все, что я вижу, знаю и чувствую, является лишь иллюзией? Вчера эта мысль оформилась в моем сознании в четкую, почти что осязаемую теорию матрешки: наша реальность, со всей ее болью и радостью, является чьей-то виртуальной конструкцией, внутри которой мы, в свою очередь, уже начинаем творить свои собственные миры, и так до бесконечности. Но, размышляя над этим, я понимаю, что эта идея отнюдь не нова; она — лишь современная интерпретация древнего философского сюжета, уходящего корнями вглубь веков.

Все началось не с программистов Кремниевой долины, а в Древней Греции. Именно Платон своим мифом о Пещере заложил краеугольный камень в фундамент наших сомнений. Его узники, видящие лишь тени на стене и принимающие их за единственную действительность, — это ведь и есть мы, пользователи глобальной симуляции. Платоновский объективный идеализм утверждал, что истинная реальность — это мир идей, эйдосов, совершенных и вечных, а наш материальный мир является лишь его бледной, искаженной копией. Мы обречены видеть лишь отблески истины, подобно тому как обитатель виртуального мира может лишь догадываться о коде, лежащем в основе его существования.

Эстафету подхватили другие. Пифагор и его последователи провозгласили, что в основе мироздания лежит число. Их интуиция, казавшаяся современникам мистической, сегодня обретает зловеще буквальное звучание. Современная физика все чаще описывает Вселенную не в терминах субстанции, а в терминах математических структур, информации и квантовых битов. Что такое электрон или кварк? Мы не можем их «увидеть» в привычном смысле; мы можем лишь описать их поведение с помощью сложнейших уравнений. Планетарная модель атома давно признана грубой метафорой.  Эффекты теории относительности (преобразования Лоренца),  квантовая запутанность, принцип неопределенности Гейзенберга, другие явления микромира идут вразрез со здравым смыслом,  начисто отвергая наши повседневные  представления о мире. Вселенная ведет себя так, как будто она не вполне «реальна» в классическом понимании, а  смоделирована на некоем гигантском квантовом компьютере. Пифагор, возможно, был прав больше, чем мог предположить: если реальность описывается математикой, то не является ли она по своей сути математической же?

А что, если реальности нет и вовсе? Здесь на сцену выходит радикальный солипсизм, наиболее ярко сформулированный епископом Джорджем Беркли с его «esse est percipi» — «существовать значит быть воспринимаемым». Беркли утверждал, что материальный мир не существует независимо от нашего восприятия. Стол существует, только пока я на него смотрю или кто-то другой его видит; в противном случае его существование поддерживается восприятием Бога. В контексте цифровой эры эта идея преображается: а что, если «Бог» — это не божество, а сверхмощный процессор, рендерящий реальность только в тот момент, когда на нее «смотрит» наблюдатель? Это элегантно решает проблему вычислительной нагрузки гипотетической симуляции — незачем просчитывать каждую частицу в глубине далекой звезды, если там нет никого, кто мог бы это наблюдать.

XX и XXI века свели все эти нити воедино. Фильм «Матрица» стал поп-культурным воплощением платоновской пещеры. А оксфордский философ- трансгуманист Ник Бостром придал этим догадкам форму строгой, хотя и спекулятивной, логической конструкции — гипотезы симуляции. Его рассуждение, основанное на вероятности, гласит: если хотя бы одна цивилизация достигнет технологической сингулярности и получит возможность создавать правдоподобные симуляции с сознательными аватарами, то таких симуляций будет создано огромное, возможно, бесконечное число. Следовательно, статистически вероятнее, что мы находимся внутри одной из таких симуляций, а не в базовой, «первородной» реальности.

И вот здесь мы возвращаемся к моей идее, к теории матрешки. Гипотеза симуляции Бострома кажется мне лишь первым, самым внешним слоем. Она слишком антропоцентрична и технологически детерминирована. Почему творение виртуальных реальностей должно быть прерогативой далекого будущего? Я считаю, что это фундаментальный принцип существования разумного сознания — творение новых миров. Мы уже делаем это: наши миры — это литература, кино, мифология, видеоигры, которые становятся все сложнее и иммерсивнее. Скоро это будут полноценные виртуальные вселенные с их собственными законами. И что мешает предположить, что обитатели той симуляции, в которой находимся мы, тоже обладают этим стремлением? Они, наши потенциальные создатели, на своем уровне тоже создадут свои симуляции, и так далее. Цепочка уходит вверх и вниз до бесконечности. Нет ни верха, ни низа. Нет начала и, возможно, нет конца. Только бесконечная рекурсия симулированных реальностей, каждая из которых для ее обитателей является единственной и подлинной.

И тогда самый главный вопрос уже не в том, находимся ли мы в симуляции. Вопрос в том, а существует ли вообще та самая, базовая, объективно существующая реальность? Если цепочка матрешек бесконечна в обе стороны, то понятие «базовой реальности» теряет всякий смысл. Она становится таким же философским идеалом, как платоновский мир идей — недостижимым, умозрительным абсолютом. Любая реальность оказывается виртуальной относительно предыдущего уровня и подлинной для последующего. Мы одновременно и аватары в чьей-то игре, и боги, творящие свои миры.

Это осознание не должно приводить к отчаянию или нигилизму. Напротив, оно наделяет нас колоссальной ответственностью и творческой свободой. Если наш мир — это сложная, но все же конструкция, то ее законы, этика и смысл — это не данность, а задание. Наша задача — не просто разгадать код, но и написать его продолжение, создавая внутри себя те миры, которые будут хоть на каплю справедливее, прекраснее и осмысленнее той реальности, в которой нам довелось проснуться.